– Вперед! – Гекко рукой указал вдоль реки.
Он не стал предупреждать, что кричать бесполезно. Здесь криком нельзя было спугнуть даже ворон, но запросто – человека, оказавшегося в зоне слышимости.
От Харламовой ничего не скрывали, даже позволили бы снимать на камеру, если бы она оказалась у нее под рукой. Это в равной степени касалось Вострикова и его подчиненного. Они были в наручниках и стояли особняком.
Гекко-старший лично занялся номерами. Он присел на одно колено, положив рядом «родной» номер «Ауди», и стал откручивать «флажковый». Другой спецназовец освободил салон от занавески, а крышу – от «мигалки».
От нее ничего не скрывали.«Плохо дело».
Ирина сделала десяток шагов, прежде чем ее обогнал сам Гекко-младший, «Фавн» этих мест, и пошел впереди. За ней последовало еще три человека. Они конвоировали телохранителей.
Путь по бездорожью занял семь-восемь минут.
Гекко остановился... на крышке чугунного люка, за которой, возможно, грохотала вода. Постояв на нем, как на основании колонны, он сошел с него и, нашарив в кустах металлический крюк, сдвинул им в сторону тяжелую крышку.
Ирина замотала головой:
– Можете делать со мной...
Влад не дал ей договорить. Он схватил ее за плечи, тряхнул, как тряпичную куклу, и, приподняв, опустил в колодец – до середины туловища, пока ему было удобно удерживать ее.
– Там внизу ступеньки. Нащупай ногами и спускайся.
– Нет!
– У тебя два варианта: или ты спускаешься сама, и мы составим тебе компанию, или я сброшу тебя, и ты останешься в коллекторе... с крысами. Сколько ты продержишься, когда над тобой поработают сотни острых зубов?
Гекко отпустил женщину, и по его губам пробежала усмешка; он бы разочаровался, услышав крик и вслед за ним всплеск от падения тела в воду.
Узкая юбка мешала спускаться, и Ирина приподняла ее. Три, пять, семь ступенек. Она спустилась по металлической лестнице на глубину трех с половиной метров. Ее ноги коснулись воды, и она, закрыв глаза и преодолев страх перед темнотой, водой, копошащимися в слизи тварями, ступила на дно коллектора. Душа ее ушла в пятки, когда в нескольких сантиметрах от ее лица вспыхнул огонек зажигалки. Он осветил только нижнюю часть лица человека; если он хотел произвести на нее впечатление, ему это удалось.
– За мной, – тихо позвал он. Его голос утонул в звуках капели.
На этот раз он включил фонарик и, держа его у плеча «обратным хватом», пошел впереди, показывая дорогу.
Вода была холодной. Родниковой, пришло к Ирине сравнение. Она спросила:
– Нам долго еще идти?
И снова вздрогнула, когда ответ раздался у нее за спиной:
– Скоро уже. Почти пришли.
– Вы допустили ошибку. Вам следовало завязать мне глаза.
Гекко негромко рассмеялся.
Дверь на пути следования оказалась для Ирины неожиданностью. Ей казалось, тоннель бесконечный, а выйти наружу можно было только через колодец. И вот – дверь. На которой, что удивительно, сохранились следы краски. И – новые ассоциации. Эта часть подземелья с коммуникациями, с водой под ногами, с низким сводом навела ее на мысль о затонувшем корабле. Для полноты ощущений не хватало лишь крена.
Головной спецназовец потянул рычаг, и кремальера плавно вытянула вертикальные запоры. Открыл дверь и посторонился.
Гекко оттер Харламову плечом и продолжил идти первым. Они прошли не больше пятнадцати шагов, как позади раздался натужный скрежет: дверь, открывшаяся почти бесшумно, закрылась с трудом.
Еще одна дверь. Она вела в «жилое» помещение. Этакий аппендикс в общей системе коллектора.
В помещении горел свет. Вполнакала. Здесь было относительно сухо. На кирпичном полу были видны мокрые следы, в самом центре этого помещения стояла лужа, будто натекло после дождя через дырявую крышу.
Гекко вошел первым и сразу же указал заложнице ее место – за ширмой. Это была самая настоящая ширма, старая, как в балагане, за которой переодевались уродцы и клоуны... «Может, – подумала Харламова, заходя за нее, – эту ширму с рисунками из жизни гейши похитители притащили сюда со свалки?»
Ирина оказалась абсолютно права. Это Гном нашел ширму на свалке. Он был ответственным за обустройство этого помещения и постарался сделать так, чтобы, по его представлению, «заложница не чувствовала себя здесь оторванной от остального мира».
Гном несколько дней провел в подземелье. Не сказать, что ему здесь понравилось, но он научился понимать этот мрачный мир.
Также он присмотрел со свалки гибрид тахты и оттоманки: довольно узкий, с валиками.
Стена, вплотную к которой стояла тахта, была задрапирована белой тканью. И первое, что сделал Гекко, зайдя на «женскую половину», – это включил лампу, также работавшую от аккумулятора, и направил ее на заложницу.
– Садись, – велел он ей. – Поработаешь немного моделью. Веди себя естественно. По моей команде возьмешь газету и будешь держать перед собой.
Он сам включил видеокамеру и направил ее на объект съемки. Несколько секунд, и он взял Ирину крупным планом, затем снял только ее лицо. «Отъехав», сделал отмашку, удерживая портативную камеру одной рукой. Ирина взяла газету и сделала так, как сказал ей Гекко. Он взял крупным планом название и заголовок.
– Для чего это? – не удержалась от вопроса Ирина. – Ведь ясно, когда меня... похитили, – с небольшой задержкой закончила она.
– Это для того, – пояснил Гекко, выключив камеру, – чтобы у твоего мужа не возникло сомнений в том, в какой именно день была сделана съемка. Завтра я принесу свежую прессу, – усмехнулся он.
– Завтра?!
– Все будет зависеть от сговорчивости, расторопности, но главное – благоразумия твоего мужа. Пить, есть хочешь? Гном! – позвал он товарища, не дожидаясь ответа и не отрывая от заложницы глаз.
Когда за ширму заглянул Гном, Гекко продолжил:
– Обойдешься кастеляном.
Гном действительно походил на роль смотрителя этого подземелья.
Гекко ушел. Ему предстояло привести в коллектор телохранителей Харламова, но только разместить их в другой части коллектора. Гном остался. Он вынул из картонной коробки бутылку минеральной воды и выставил ее на стол. Из другой коробки достал сандвич, пиццу, упаковку салфеток. Указал в угол, где стояло ведро со стульчаком.
– Удобства там. Руки лучше всего мыть минералкой. Лично я набираю воду в рот и сливаю потихоньку на руки. Но вы можете позвать меня. Я полью из бутылки. Больше никаких вопросов, – предостерег он заложницу. – Мы будем вас информировать обо всем, что происходит наверху.
Он ушел. Ирина встала с тахты и выключила лампу. Теперь свет падал только с «мужской половины».
* * *Ахмед Кушев опустил небольшой, но мощный бинокль и покачал головой. Этот жест заключал в себе и недоверие, и восхищение. До этой самой минуты он, находящийся на территории военного городка, отделенного от «театра боевых действий» Чермянкой, не верил, что «вольные стрелки» способны организовать похищение жены вице-премьера. Но вот он собственными глазами увидел заключительный акт этого действия: три машины остановились, поднимая пыль; из глубины этого облака словно соткалась заложница. И снова, как в сказке. Как только машины уехали, за ними сразу же начали заметать следы. Это была все та же пятерка спецназовцев, которая, на взгляд Ахмеда, сделала невозможное: всего за полтора-два часа расчистила дорогу в этой помойке. Он был уверен, что она снова станет непроходимой меньше чем за час.
Он набрал номер телефона Сараева и доложил в американском ключе:
– Они сделали это.
Лично он встретил бы это известие по-русски: «Ух ты!»; Муса Сараев же промычал что-то нечленораздельное. Как будто наблюдатель, доложивший ему хорошие новости, был другого роду-племени.
Сараев в это время находился в состоянии «как на иголках». Он не мог вмешаться в чужой процесс, мог лишь ждать и надеяться. И вот его отпустило. Сараев вошел в кабинет шефа и с порога отвесил комплимент Разлогову:
– А он кое-что может.
– Что, все идет по плану? – спросил Вейсберг.
– Думаю, да.
Вейсбергу, чтобы обрести прежнее равновесие, стоило дождаться подтверждения из другого источника, и таковым был генерал Разлогов. Но тот не соизволит предупредить компаньона. Так что Вейсберг сам набрал его номер.
Сараев не слышал, что сказал генерал шефу, но губы Вейсберга растянулись в улыбке.
Глава 31. Аффект
В настройках телефона на номер Харламова Цыплаков повесил тяжеловатую мелодию «набат» – отличную от других и мгновенно распознаваемую, хотя и не рассчитывал на звонок от шефа. И вот сегодня этот сигнал тревоги раздался в его холостяцкой квартире. Он оповещал его о каком-то бедствии. Согласно определению набата, от Цыплакова требовалось срочное вмешательство в личные дела Харламова, и почему именно в личные, понять он не мог.
– Да? Алло! – привычно выдал он «мобильную» серию. Не совсем внятно, потому что набат выгнал его из ванной, где он чистил зубы. Изо рта у него валила пена, и он был похож на биатлониста на финише или эпилептика на старте. Он вытер губы полотенцем, которое висело у него через плечо, и повторил: – Да? Алло?
– Здравствуй, Павел, – услышал он ровный, как всегда, спокойный голос Харламова. И подумал о том, что мелодию на телефоне надо менять, поставить на номер босса что-нибудь релаксационное.
– Здравствуйте, Сергей Васильевич!
– Внизу тебя ждет машина. – И Харламов прервал связь.
Ровно через три минуты Цыплаков, выйдя из подъезда, с недоумением окинул забитый машинами двор, но харламовского «Ауди» там не было. Оглянувшись, в конце двора он увидел неброский «Форд «Мондео» белого цвета. Тот тронулся с места и будто Цыплаков направил на него пульт дистанционного управления, затормозил в полуметре. Задняя дверца распахнулась, из салона раздался голос Харламова:
– Давай, Паша!
«Давай, Паша?!» – опешил Цыплаков.
Конечно, он видел босса и таким, но только на трибуне стадиона, переживающим за своих: «Давай, Миша! Давай, Паша!»
– Что-то случилось? – спросил Цыплаков, заняв место в машине.
– Случилось. Поехали, Алексей.
За рулем сидел Алексей Грошев, похожий на кого угодно, только не на телохранителя. Он был одет в рубашку расцветки «джангл», бейсболка повернута козырьком назад. Что касается Харламова, одет он был в голубую рубашку с галстуком, пиджак был перекинут через спинку переднего сиденья.
– Я попал в сложную ситуацию, – начал Харламов заметно подсевшим голосом. – Даже не могу объяснить ни тебе, ни себе, почему выбор пал на тебя. Хотя первое, что мне следовало сделать... – Он выдержал паузу. – Куда бы обратился ты, если бы у тебя похитили жену?
– Вы шутите!..
– Сегодня в половине восьмого Ирина Михайловна, как обычно по субботам, поехала в Раменское к родителям. В половине десятого ровно мне поступил звонок. Неизвестный сообщил следующее: «Ваша жена у нас. Мы свяжемся с вами по этому номеру ровно через час. Если вам дорога жизнь вашей жены, не сообщайте о нашем разговоре в милицию, прокуратуру, ФСБ, СКВР...»
– СКВР? – переспросил Цыплаков. – Он так и сказал?
– Да.
«Каждую субботу в половине восьмого – в восемь Ирина Харламова выходит из дома. Внизу ее ждет машина, чтобы отвезти к родителям в Раменское. Адрес: Советская улица, дом номер 8».
На миг ему показалось, что Харламов знает о его предательстве и посадил в машину только за тем, чтобы вывести за город и шлепнуть там под березой. Впрочем, предательство предательству рознь. По большому счету, Цыплаков имел лицензию на предательство.
Его мысли переключились, собственно, на похищение. «За каким чертом генералу Разлогову лезть на рожон?»
Цыплаков бросил взгляд на часы: до означенного похитителем срока оставалось двадцать минут. То же самое сделал и Харламов. Они переглянулись, прочитав мысли друг друга.
– Им нужен этот военный городок, как воздух, – прервал молчание Харламов. – Под эту сделку были созданы две фирмы и зарегистрированы ровно семь дней тому назад. В регистрационных документах указан один адрес...
Харламов вдруг выругался. Цыплаков стало жалко этого человека – со связями, наделенного большими полномочиями, посвященного в государственные тайны и прочее, прочее. И вот вдруг он остается один на один со своей проблемой. Страх за самого близкого человека вяжет его по рукам и ногам.Он падет с высоты своего положения и станет в один ряд с простым смертным.Ищет защиту в том месте, на которое еще вчера не упал бы его взгляд. Он в полной растерянности и не верит могущественным правоохранительным органам, потому что обращение к ним может лишь спровоцировать похитителей. Он берет ответственность на себя. Он верит в свои силы. Точнее, он надеется только на себя. Он не может оставаться один и подсознательно выбирает одного из «людей-Х». Состояние эмоционального переживания, сопровождающееся потерей контроля над собой, пройдет. Возможно, он будет клясть себя последними словами – почему не обратился в ФСБ, прокуратуру, милицию... Все это называлось аффектом растерянности. Человек не понимает ситуации и своего состояния, он представляет их необычными, с новым для него, расплывчатым смыслом.
– Уверен, – начал Цыплаков, – что за похищением стоит Разлогов. На этой сделке он заработает столько... Легче сказать, сколько он потеряет, если сделка не состоится. У него обязательства перед другими сторонами, и если он не выполнит своих условий, ему этого не простят.
Сотовый телефон, который Сергей Харламов держал в руке, дал о себе знать. Взгляд на экран. На нем высветился незнакомый ему номер. О похищении ему сообщили с другого телефона.
– Они, – сказал Харламов и, включив громкую связь, нажал на клавишу. – Да, слушаю вас.
– Здравствуйте еще раз, Сергей Васильевич.
И Цыплаков проглотил комок, подкативший к горлу: по голосу он узнал Сергея Глумова.
– Здравствуйте. Слушаю вас, – проявил завидное хладнокровие Харламов.
– Я назову вам место, где вы через час сможете забрать флешку с записью и удостовериться, что мы свое обещание держим.
– С моей женой все в порядке?
– Вам не о чем беспокоиться, пока вы выполняете наши приказы. Наши условия очень просты и понятны. От вас зависит судьба военного городка. Не дайте торгам провалиться, и вечером вы снова обнимете вашу жену.
– Это все?
– Да, это единственное требование с нашей стороны. Но есть еще и пожелания, о которых я уже сказал: не обращаться в правоохранительные органы. Не будите лиха, пока оно тихо. А теперь запоминайте место, где вы сможете найти карту памяти.
Глумов, это был Глумов, как заклинание повторял Цыплаков. И качал головой. Харламов не спросил, узнал ли он голос звонившего, а сам Цыплаков не стал проявлять инициативу. «Руки у меня должны быть развязаны». Он сотни раз видел, как наезжали на людей, сам наезжал и по праву считал себя специалистом в этом деле. Его часто сравнивали с музыкантом Сергеем Челобановым. Внешне – да, соглашался он. Оба были боксеры. У Цыплакова были длинные волосы, мощный подбородок, глаза – два сверла. «Муж он отвратительный, отец – никудышный, да и денег особых нет». Это была цитата.
– Что собираетесь делать, Сергей Васильевич?
– А что бы сделал ты на моем месте?
– Выполнил бы все условия похитителей. Я-то их знаю. Для них человека убить, что высморкаться. Отвезите меня в отделение милиции, ну, где мне предъявили обвинения в убийстве. Все равно вам по пути.
Цыплаков сказал это таким тоном, будто Харламов ехал покупать спиннинг, а не забирать карту памяти с записью.
Он представился дежурному и выложил на «прилавок» свое удостоверение:
– Капитан Ворошилов у себя?
– Был у себя. – С этими словами дежурный снял трубку телефона и набрал короткий внутренний номер, сказал «да», зачитал в трубку реквизиты прибывшего в отделение, снова сказал «да» и повесил трубку. – Третья дверь направо.
Это была команда к действию, и Цыплаков не стал стоять истуканом.
С недавнего времени он стал обращать внимание на двери. Когда увидел дверь с табличкой «15», ему в голову пришла дикая мысль – это Ворошилов поменялся дверями с покойным Мирковичем: тот же дерматин, бронзовые шляпки гвоздей на обивке, их матовый блеск. Не было только «глазка».
Он постучал и, не дожидаясь разрешения, вошел.
Ворошилов, не поднимая на вошедшего глаз, предостерегающим жестом остановил его на пороге. Секунда, другая, и он наконец-то оторвал взгляд от монитора.
– Отправилось, – сказал он.
– Отправилось что? – уточнил Цыплаков.
– Сообщение. Переписываюсь с одноклассником.
– Ты сообщил ему о моем визите? Тогда мне следует задержаться и почитать ответ. Вместе посмеемся. Кстати, ты не можешь встать с места?
– Зачем?
– Давно мечтаю съездить тебе по роже.
Цыплаков был быстрее и сильнее Ворошилова. Он выбросил руки вперед и открытыми ладонями ударил опера по ушам. Тот застонал, но негромко, потому что страшная боль отдавалась у него в ушах, пульсировала в голове. Пока он скулил, Цыплаков закрыл дверь на ключ и оставил его там же, где он и был: в замке.
– Слушай меня внимательно, – дважды повторил он, схватив Ворошилова за грудки. – Уроды, на которых тебе выпало счастье пахать, сегодня перешли рубеж. Знаешь, что сделал урод Глумов по приказу урода Разлогова? Он похитил жену Харламова. Он выдвинул ему условия, удерживая женщину в качестве заложницы. Я не жду от тебя помощи. Надеюсь, что крыша у тебя не съехала окончательно. Если ты будешь мне мешать, я убью тебя.
– Сука! – простонал Ворошилов что-то знакомое. – Придурок! Да делай, что хочешь! Хоть пирсинг в задницу! Как я тебе могу помешать, а? Вот скотина!..