К обеду он вернулся, переоделся и зашел к герцогу, чтобы узнать, нет ли каких распоряжений и обнаружил в его комнате неожиданного гостя — рыжего конопатого мальчишку лет тринадцати-четырнадцати на вид. На рыжем был донельзя грязный и оборванный охотничий костюм с оторванным рукавом и замызганные, но дорогие сапоги, из чего Саннио заключил, что это отпрыск благородной семьи. Паренек посмотрел на Саннио злыми желто-карими глазами и выпятил полную нижнюю губу. Самого Гоэллона в комнате не было.
Саннио не стал спрашивать у сердитого мальчишки, кто он такой и что делает в комнате герцога. Едва ли это был воришка: парень просто сидел на краю кровати, ничего не трогая. На всякий случай Саннио уселся на стул и принялся дожидаться Гоэллона. Тот появился довольно быстро. Секретарь взглянул на него и удивился: о недавней апатии речи больше не шло. Герцог был деятелен и даже слегка на взводе.
— Так-так-так, — кивнул он. — Вы уже познакомились?
— Нет, — сказал рыжий мальчишка. — А что это за чучело?
Саннио, который, в отличие от нахала, был одет в чистое платье, умыт и причесан, не стал реагировать на оскорбление. Вместо этого он поднялся, уступая единственный стул герцогу, и вопросительно на него посмотрел. Тот сочувственно улыбнулся и подмигнул секретарю.
— Этот доброязычный благородный отрок — Бориан Саура. Он многое перенес, а потому мы будем снисходительны к его словам, не правда ли, Саннио?
Секретарь кивнул, лихорадочно обдумывая услышанное. Саура, один из семьи казненного графа. Должно быть, ухитрился убежать и потому уцелел. Неудивительно, что мальчишка похож на оборванца. Но зачем он понадобился Гоэллону? Неужели герцог приехал на север, чтобы поймать и доставить в столицу тех, кто чудом избежал королевского правосудия?
— Приведите отрока в надлежащий вид. Ваша одежда ему не подойдет, возьмите что-нибудь у мэтра Гоба.
— Пойдем, доброязычный отрок, — усмехнулся Саннио.
На заднем дворе располагалась маленькая купальня. Там стояли три бочки с водой, лохани и ведра. Саннио распорядился нагреть воды, заставил владельца постоялого двора перерыть сундуки и найти подходящего размера чулки, рубаху, котту и панталоны. Вещи были ношеными, но чистыми. Грязный костюм графского сынка Саннио распорядился выбросить, а сапоги отдал мэтру Гобу, чтобы тот привел их в порядок. Отмытый дочиста сначала песком, а потом настоем мыльного корня, рыжий юнец оказался еще противнее, чем до того. Одежду он обозвал крестьянскими обносками и наотрез отказывался ее надевать, пока Саннио не пригрозил, что выгонит его из купальни вон, как есть без одежды. После мытья жесткие рыжие волосы торчали дыбом, и секретарю пришлось немало потрудиться, чтобы подстричь их кружком. При этом мальчишка обещал, что будет кусаться, и, действительно едва не тяпнул Саннио за палец.
Пришлось взять его двумя пальцами за нос и свободной рукой навешать оплеух. Юноше не впервой было справляться с подобными скандалистами, младшие ребятишки в приюте, которых подбирали на городских улицах порой вели себя и похлеще, но он всегда славился умением совладать с самыми вредными.
— Если будешь брыкаться, могу тебе глаз выколоть. Ненароком. А дядюшка меня простит, я тебе точно говорю.
Страшным обещаниям Бориан явно не поверил, но притих, и секретарю удалось сделать из него подобие приличного мальчишки. По крайней мере, он был чист и аккуратно подстрижен. С такой рыжей щетиной, как у юного Саура, отращивать волосы ниже плеч, по столичной моде, явно не стоило. В коричневой котте и серых панталонах он смотрелся не так уж и плохо.
— Благодарю, Саннио, — оценил результат трудов герцог. — Так определенно лучше. Теперь осталось его накормить, и все будет в порядке.
После сытного обеда мальчишка заснул. Гоэллон указал Саннио на дверь и сам вышел за ним следом. Дверь он предусмотрительно закрыл на засов. В комнате секретаря он развалился на кровати и похлопал юноше по свободному месту.
— Не знаю, как вас, а меня этот отрок успел хорошенько утомить. Я уж думал, что надо бы его связать, да и о кляпе начал мечтать…
— Обычный мальчишка, балованный немного, а так ничего страшного, — улыбнулся Саннио. — Я и не с такими справлялся.
— Надеюсь, справитесь и с тремя. Да ложитесь вы…
— С тремя… дядюшка? — удивился Саннио, укладываясь затылком на откинутую руку Гоэллона. — Что ж, справлюсь и с тремя.
— Вы молодец, Саннио, я вами доволен. — Герцог притянул его к себе и похлопал по плечу.
Юноша вспомнил, как испугался, когда в кабинете мэтра Тейна герцог взял его за подбородок и заставил повернуть голову. Старшие ученики любили пугать друг друга рассказами о господах-извращенцах, и Саннио был уверен, что попал именно к такому. Но герцог не притронулся к нему и пальцем: он вообще избегал чужих прикосновений, брезгливо передергиваясь, когда кто-то ненароком задевал его локтем или плечом. Сейчас мимолетная ласка удивила, но не напугала. Саннио улыбнулся, а потом вспомнил про рыжего мальчишку, помрачнел и с трудом сдержал вздох.
— Спрашивайте, мой юный друг; я же вижу, что вас опять одолели и воображение, и любопытство. — Герцог смотрел в низкий потолок и улыбался. Тепло руки, по прежнему лежавшей на плече, чувствовалось даже через рукав камизолы.
— Те двое… они тоже будут из семей мятежников?
— Вы угадали, Саннио.
— Что с ними будет?
— Вы имеете в виду, что я собираюсь с ними сделать, и не планирую ли отдать королю детей, которые уже один раз чудом избежали смерти? Нет, не планирую. Я возьму их под свою защиту, а потом устрою их судьбу наиболее безопасным для них образом. Вы удовлетворены, Саннио?
— А… откуда вы узнали, что они живы?
— Я все-таки королевский прорицатель. Хотите, предскажу и вашу судьбу? — усмехнулся герцог.
— Если вас не затруднит, дядюшка…
— Дайте мне обе руки.
Саннио извернулся и сел, протянув герцогу ладони. Гоэллон поочередно рассматривал то одну, то другую ладонь, заставлял юношу сгибать пальцы, водил ногтями по линиям. Серьезная бесстрастность лица заставляла предполагать, что секретаря ожидает очередная шутка.
— Наука хиромантия, иначе же гадание по руке, позволяет нам прочесть и то, с чем человек родился, и то, как он использовал свои задатки. Желая узнать, каков человек сам по себе, мы смотрим на его левую руку, желая узнать, что он сделал — на правую. Также большое значение имеет форма руки. Вот у вас, скажем, рука мала и изящна, ладонь узкая и стройная, пальцы без узлов, длинные и тонкие. Это указывает на то, что ваша духовная жизнь во всех отношениях побеждает телесную, и хотя телесно вы не особенно сильны, но энергия духа в вас такова, что из вас выйдет либо святой мученик, либо выдающийся учитель, если идеализм и оторванность от всего мирского не погубят вас раньше, чем ваши дарования раскроются во всей полноте.
Саннио покраснел и с недоверием посмотрел на герцога, однако, тот равнодушно, словно читая по книге, продолжал:
— Развитость холмов и выраженность некоторых линий позволяет мне с уверенностью заключить, что судьба вас ждет незаурядная, более того, вы разумным образом не ожидаете от нее подарков и прилагаете все усилия к совершенствованию своих дарований. Однако же, фаланга воли, — Гоэллон ухватил большой палец Саннио и больно стиснул, — заметно преобладает над фалангой логики, что говорит о том, что вами всю жизнь будут править чувства и сиюминутные порывы. На линии разума у вас небольшой разрыв, что указывает на возможность потери рассудка, однако ж, на правой его уже нет, а, значит, вы успешно избежали беды…
— Я болел горячкой. Говорили, что я мог остаться слабоумным, — кивнул юноша.
— Вот видите, хиромантия — не худшая из наук. Что же касается вашей ближайшей судьбы — вам определенно уготована дорога, многочисленные хлопоты и некоторые потрясения. Впрочем, — герцог усмехнулся, — об этом я могу сказать, не глядя на ваши руки. Так что ложитесь и давайте переваривать обед, как велят нам светила науки — в покое и неспешных приятных размышлениях. Пока не проснулся юный Саура, тут-то и начнутся хлопоты с потрясениями.
Секретарь понял, что его опять разыграли, и улыбнулся. Он улегся и прикрыл глаза, думая, как будет справляться с рыжим хулиганом. Если все трое окажутся такими, как Бориан, то герцог прав — хлопот не миновать, причем таких, которым секретарь предпочел бы и работу переписчика, и очистку конюшен.
Хлопоты начались, едва он успел задремать. Из-за соседней стены послышался такой стук и грохот, что Саннио едва не свалился с постели.
— Идите, проведайте парня, пока он не пробил дыру в полу, — посоветовал герцог, поворачиваясь на бок лицом к стене.
Едва Саннио отодвинул засов и приоткрыл дверь, в него полетел поднос, а затем и тарелка. Тарелку юноша поймал на лету, ему уже было не привыкать. Прикрыв за собой дверь, он вошел в комнату и остановился в шаге от хулигана. У того в руках была тяжелая глиняная чашка, и он явно намеревался засветить ей секретарю в голову. Выспавшееся дитя стало вдвое злее и нахальнее. Саннио зевнул напоказ и скорчил сердитую рожу.
Хлопоты начались, едва он успел задремать. Из-за соседней стены послышался такой стук и грохот, что Саннио едва не свалился с постели.
— Идите, проведайте парня, пока он не пробил дыру в полу, — посоветовал герцог, поворачиваясь на бок лицом к стене.
Едва Саннио отодвинул засов и приоткрыл дверь, в него полетел поднос, а затем и тарелка. Тарелку юноша поймал на лету, ему уже было не привыкать. Прикрыв за собой дверь, он вошел в комнату и остановился в шаге от хулигана. У того в руках была тяжелая глиняная чашка, и он явно намеревался засветить ей секретарю в голову. Выспавшееся дитя стало вдвое злее и нахальнее. Саннио зевнул напоказ и скорчил сердитую рожу.
— Ты что буянишь? Дай честным людям поспать после обеда. Проснулся — так и сиди тихо, чего тебе не хватает? Горшок в углу.
— Сам ты горшок, — ответствовал рыжий. — И то, что в горшке.
— Ты просто гордость своего рода. Это тебя отец с матерью так отвечать научили?
— Не трогай моих родителей, ты… — набычилось рыжее наказание.
— А ты их не позорь, — пожал плечами Саннио. — Если хочешь, чтоб твоих родителей считали неблагодарными грубиянами — продолжай в том же духе. Если не хочешь — думай, что говоришь и делаешь.
— Они умерли, им все равно! — завопил Бориан, мгновенно краснея.
— Если все равно, то, конечно, можно и вести себя, как последняя шваль, — кивнул секретарь. — Ну, давай, кидай свою кружку. Потом возьмись за стул. Тебе все можно, ты ведь маленький невоспитанный дурак, а вовсе не графский сын.
— Сам дурак, — ответил мальчишка, но пыла у него поубавилось.
— Конечно, дурак, — еще раз кивнул Саннио. — Умный вообще не стал бы с тобой разговаривать, пока ты брызжешь слюной и бранишься, как обокраденный попрошайка.
— Ну ладно, я понял. — Парень поставил кружку на стол и уселся на кровать. — Вы кто такие?
— Меня зовут Саннио, моего дядю — Руи. Мы увезем тебя отсюда в более безопасное место.
— И что я там буду делать?
— Об этом тебе расскажет дядя. И не мешай ему, пожалуйста, спать. Он устал. Посиди тихо, ты ведь не маленький.
— Я не хочу сидеть один, — признался Бориан.
— Я посижу с тобой, — вздохнул Саннио, — если ты будешь вести себя прилично. Не ругаться, не шуметь, не швыряться…
— Да понял я, понял! — яростно болтая ногами, сказал мальчишка, потом вскочил и принялся ходить по комнате, отчаянно топая.
— Сядь, — приказал Саннио, и сам сел на постель. — Сядь и расскажи мне, что с тобой случилось.
Рыжий сел. Видно было, что ему трудно сидеть спокойно, он то размахивал руками, то принимался грызть и без того объеденные под корень ногти, то кивал головой. Успокоился он не сразу. Тогда Саннио начал задавать ему вопросы, и постепенно смог представить, что случилось с мальчиком и его семьей.
Сам Бориан, Бори, как его называли дома, был четвертым сыном. Отец отправил его к одному из своих вассалов, чтобы там мальчик рос в окружении ровесников. Полгода он прожил там, ни о чем не подозревая, пока в замок не примчался гонец, сообщивший о том, что замок графа захвачен королевской армией, а все родичи арестованы по обвинению в мятеже. Бориана решили спрятать в лесу, в охотничьем доме, но дотуда мальчишка не добрался — маленький отряд нарвался на разъезд королевской армии. Двух спутников Бориана убили в бою, его самого ударили по голове — мальчишка гордо показал почти выцветший кровоподтек на затылке, — и связали, но ночью он ухитрился перегрызть веревки.
В последнем Саннио не сомневался. Рассказывая об этом эпизоде, Бори показал такие белые и крупные зубы, что ими впору было колоть орехи. Удивился он только беспечности солдат, не связавших рыжему хулигану руки за спиной; на их месте секретарь еще и связал бы мальчишке ноги, а потом привязал его к дереву. Бориан удрал в лес, прошатался там три-четыре дня, точно он не помнил, потому что от голода ослабел и плохо запоминал происходящее. Он решил пробираться в родной замок.
Сначала он прикинулся оруженосцем, сбежавшим из осажденного замка, и прибился к торговцам зерном, которые ехали на юг, чтобы продать фураж королевской армии; потом шел пешком — один и с бродячими монахами. На шестой день он сбил себе ноги и отравился речной водой, а потому его оставили в придорожном трактире. Добросердечная хозяйка вылечила мальчишку от поноса и приставила помогать по хозяйству, но, когда в трактир приехали солдаты, пришлось удирать в лес — они искали рыжих мальчишек возраста Бориана, и баба, смекнув, что к чему, дала ему еды и через дворы вывела к околице.
За следующий десяток дней Бориан побывал у крестьян, которые после разорения их домов решили попробовать себя на разбойничьей стезе, у пастухов, угонявших скот на дальние пастбища подальше от рыщущих повсюду фуражиров, и, наконец, попался на дороге всаднику, который пообещал довезти его до замка, а вместо этого связал (гораздо надежнее, чем солдаты) и привез к Гоэллону.
— Мне не нужно в безопасное место, — закончил рассказ Бориан. — Мне нужно в замок.
— Там нет ничего, кроме воронья и трупов, — жестко сказал Саннио. — Тебе туда уже не нужно.
— Нужно!
— И что же ты там будешь делать? — спросил секретарь, чувствуя, как невольно сбивается на холодную иронию Гоэллона. — Мстить всем?
— Да!
— Голыми руками? Без оружия? Один?
— Я возьму людей у вассалов.
— Значит, вас всех казнят. И тебя, и людей, которых ты поведешь. Пойми, мальчик, с королевской армией тебе не тягаться.
— А что мне делать? — вытаращил удивленные глаза Бориан.
— Ты поедешь с моим дядюшкой, куда он скажет.
— А он даст мне солдат?
"По шее он тебе даст", — хотел сказать Саннио, но подобный ответ явно вызвал бы новый бунт. Мальчишка и так корчил такую рожу, словно прямо сейчас был готов бежать и драться со всей королевской армией сразу, должно быть, при помощи глиняной кружки и подноса.
— Там видно будет… — уклончиво ответил Саннио. — А теперь будь добр, посиди один.
За окном уже темнело. Саннио подумал, что нужно разбудить герцога, но, как оказалось, тот и не спал, а валялся на постели, закинув ногу на ногу, и что-то читал. Юноша вспомнил, что пока он слушал печальную историю странствий Бориана, по коридору кто-то проходил туда и обратно, да и внизу ржала лошадь и что-то ворчал мэтр Гоб.
— Потрясен вашим талантом воспитателя, мой юный друг, — помахал рукой Гоэллон. — Без шуток, это было весьма достойно.
— Вы все слышали? — удивился Саннио. Он говорил нарочито тихо, копируя манеру мэтра Тейна.
— Сотворившие подшутили надо мной, наделив слухом намного более острым, чем у других людей. Так что ваши разговоры не остались для меня тайной.
Саннио передернулся. Сам он тоже отличался хорошим слухом, и это доставляло ему массу неприятностей. Он слишком легко просыпался, уставал, находясь в толпе; то, что другим казалось незначительным шумом, заставляло его подскакивать. Так было с самого детства, и юноша постепенно отучился дергаться на каждый звук и обращать внимание на чужие разговоры и перешептывания, которые волей-неволей слышал, но тише и приятнее они от этого не стали. Если у герцога слух такой же или еще лучше, его остается только пожалеть.
— Завтра у нас будет пополнение, а потом мы уедем на северо-запад, — сообщил Гоэллон. — Крепитесь, Саннио…
Секретарь вздохнул про себя и коротко, но горячо помолился Сотворившим о том, чтобы остальные двое оказались потише. Особо жаркую молитву он вознес Оамне, Матери всего сущего — она, как мать, должна была понимать, что такое трое шаловливых детишек, и не могла оставить Саннио в его беде.
Мио оглядела накрытый к завтраку стол в беседке и украдкой вздохнула. После ночного бреда кусок не лез в горло, но перед прогулкой нужно было перекусить. Верховая езда натощак — не лучшее развлечение, так можно и превратиться в сушеную каракатицу. Герцогиня плеснула в чашку сливок и принялась пить мелкими глотками, надеясь на то, что аппетит придет вслед за едой, однако ж нахал игнорировал приглашение.
Его явно не привлекали ни изящно накрытый стол, ни уютная беседка с коваными решетками, по которым вился виноград, почти неотличимый от живого, ни две очаровательные дамы в утренних туалетах нежнейших оттенков.
— Анна… — Герцогиня подняла глаза на приятельницу. — Тебе снятся сны?
Долговязая графиня не страдала недостатком аппетита; впрочем, на фигуре это никак не отражалось. Мио так и не удалось откормить ее до подобающей девице округлости.
— Снятся, конечно, — кивнула та, отправляя в рот очередную булочку. — Разве кому-нибудь не снятся?
— Не знаю, — пожала плечами Мио и поежилась. — Я, наверное, их забываю. Но сегодня…
— Это был какой-нибудь особенный сон? — Анна наконец-то подняла глаза и перестала жевать.