– Да, господин?
– Вызови Карла, – велел он, – и сразу Франца. Пусть Франц захватит доверенных электриков. Это срочно!
– Да, господин, – ответила она и неслышно выскользнула в свою комнату.
Эсфирь покосилась на мое неподвижное лицо.
– Пора бросать автомобиль.
– Еще пару кварталов, – сказал я, – я просто вторым мозгом чувствую, что пока что нас еще не ищут.
– Вторым мозгом? – спросила она. – У нас говорят, жопой.
– А у нас, – ответил я, – задницей. Потому что мы культурные.
– Какая разница, – сказала она, – второе утолщение мозга у всех там.
– Потому динозавры и проиграли, – сообщил я новейшие научные данные, – не ту часть спинного мозга начали развивать, будто женщины… Вон там и остановимся!
Она молча следила, как я умело загнал во двор и спрятал за сараями, чтобы не только полицейские с улицы не увидели, но и во дворе никому не мешал. А кому и помешает, то посмотрит на сам авто и отделку салона и не захочет связываться с таким богатым владельцем, потому что богатство – это сила, грубость и демонстрация превосходства.
Через два часа кружными путями и постоянно проверяя насчет слежки, подошли к ее дому. Она сразу направилась в ванную, а я не стал интересоваться, насиловали ее в плену или не успели, в наше время это такая мелочь, теперь никто не поймет, почему всего сто лет назад из-за такой ерунды женщины топились, вешались, резали себе вены и вообще расставались с жизнью, будто в чем-то виноваты они, а не насильники.
Я все еще водил пальцем по экрану планшета, когда она вышла, шлепая мокрыми босыми ступнями по полу, уже в длинном роскошном халате и с высокой чалмой на голове.
– Ах-ха, – сказала она с неодобрением. – Работает он!.. Нет чтобы, как настоящий мужчина, уже хлопотать на кухне!..
– Кофе почти уже, – ответил я, не поднимая головы, – гренки сейчас еще почтии… или ужее? А вообще, постоянно жрать вредно. Не корова вроде бы. Хотя если вот в профиль…
– При нашей жизни не вредно, – ответила она. – Что накопал? Или нарыл?
– Сперва нанесем визит господину Хиггинсу, – сказал я. – А вот и кофе готов… Или готово, как говорят самые продвинутые.
Я переставил на стол обе чашки, тут же щелкнула пружина тостера, и два подрумяненных ломтика ароматно пахнущего хлеба выпрыгнули из горячих объятий на свободу.
Она положила один на блюдце мне, второй взяла себе и тут же забыла о нем, глаза непонимающие.
– Зачем? – спросила настороженно. – Хочешь дожать?
– Напротив, – ответил я. – Он теперь уверен, что ему ничего не угрожает. Самое время сделать выдирку.
Она не стала переспрашивать, что такое выдирка, только посмотрела удивленно и с тревогой в глазах.
– Но вы же договорились?.. Он теперь служит тебе?
– Да как сказать тебе, чтобы не как женщине…
Она всмотрелась в мое лицо.
– Что-то не так?
– Увы.
– Ты нарочито заключал договор?
– Не совсем, – признался я. – Просто лажанулся. Я лажанулся. Он сперва вроде бы принял мои условия, в самом деле принял, я в таких вопросах разбираюсь, но потом мужское эго взяло верх. Не знаю, объясняли вам или нет на кратких шпионских курсах Моссада, что мы, самцы, очень не любим подчиняться!.. В каждом сидит маленький лидер, у некоторых еще и лежит, а в других, напротив, сразу активно рвется к доминированию… Да ты пей кофе, остынет!
Она спохватилась, захрустела краешком поджаренного хлебца, все еще не отводя взгляда от моего лица.
– Да, Хиггинс не из тех, кто так легко сдастся.
– Я ошибся, – ответил я без охоты, – сделав ставку на разумность. Разум ему велел подчиниться, но годы царствования на вершине империи дали перевес эмоциональному эго. Он хоть и понимает, что действует себе во вред, но уже не может остановиться.
Она сделала первый глоток, буркнула:
– Да, это как скандал. Начать легко, остановиться трудно… И что теперь собираешься?
– Изъять, – сообщил я. – Из общества… Хороший кофе, но это не тот, что в прошлый раз.
Она отмахнулась.
– Да какая разница! Сыплю те зерна, какие в шкафчике. И куда изъять? В тюрьму?
– В тюрьме тоже общество, – напомнил я. – Изъять из бытия. Если загробная жизнь существует, как полагают в Израиле, то пусть он там разворачивается как хочет. Но не здесь.
Она огрызнулась:
– В Израиле ему не место!
– Почему? – удивился я. – Он же в деньгах купается, а евреи деньги любят.
– Арабские шейхи тоже в деньгах купаются, – напомнила она.
– Тоже евреи, – сказал я уверенно.
– Уверен?
– Абсолютно, – заверил я. – Разве арабы и евреи не братья по отцу?.. Ну вот.
– Тогда и вы все евреи, – сказала она сердито. – Десять колен, что значит, племен Израилевых ушли в земли России и там поселились! Когда никакой России еще не было, даже Скифия была не то Киммерией, где гулял козак Конан, не то чем-то еще страшнее…
– Только украинцам такое не брякни, – предупредил я. – У ваших служб есть какие-то данные о Хашиме из Йемена?
Она задержала чашку у самых губ, взгляд ее поверх фарфорового края стал совсем подозрительным.
– А кто он?
– Вот уж еврейская привычка отвечать на вопрос вопросом, – сказал я с неудовольствием. – Я вот тоже хочу знать. Странно, о нем ничего не известно…
– О многих ничего не известно, – отрезала она. – В основном это те двуногие, как ты их называешь. На твой высококультурный взгляд, они уже лишние на этой планете?
– Абсолютно, – подтвердил я, – но мы придумываем, как избавиться… Если не заметила, уже начали это нужное и полезное дело.
Я неспешно сделал долгий глоток, она неотрывно следит за моим лицом, но, думаю, теперь хрен что поймет, я быстро осваиваю свои скудные ресурсы.
– Это тоже двуногий, – согласился я, – но с ним связано что-то не совсем законное, что еще ладно, мы все нарушители, но еще и не совсем хорошее… Вернее, нехорошее и опасное…
Она поинтересовалась сварливо:
– А где о нем должно быть известно?
– Там, – ответил я туманно, – куда можно дотянуться. Но нет ни у нас, ни в Лэнгли, ни, как догадываюсь, даже в Моссаде. Либо это одноразовый псевдоним, либо вообще не знаю, что такое. Но что-то с ним связано нехорошее…
Она выпрямилась, стегнула по мне взглядом.
– А ты откуда такое взял?..
– По непроверенным, – сказал я, – но заслуживающим доверия данным нашей энкавэдэшной агентуры. У меня есть предположение, но слишком зыбкое…
– Говори, – потребовала она. – Не можешь же ошибаться подряд так грубо дважды?
– Надеюсь…
– Вообще-то можешь, – уточнила она безжалостно, – еще как можешь, но не захочешь же позориться перед женщиной!
– Перед женщинами как раз и ляпаются мордами в грязь, – сообщил я, – когда переоценивают силы, стараясь блеснуть… А ты в самом деле женщина?
– Еще не рассмотрел?
Я сдвинул плечами.
– А вдруг ты только в теле женщины?.. Ладно, если хочешь поучаствовать, то дорого не возьму, собирайся. Когда говорю «собирайся», это не значит красить губы и ресницы. Кофе уже выпила, гренки сожрала, а больше не дам. И так корова.
– А что значит? – спросила она ядовито.
– Да, – сказал я, – ты в самом деле женщина.
Через несколько секунд она встала передо мной одетая, готовая к выходу и с традиционным платком на плечах.
– А ресницы? – спросил я.
– У меня недостаточно длинные? – спросила она с вызовом. – Или редкие?
– Нет, – признался я. – Ты само совершенство. В какой-то мере даже опасное для моего исполинского и всесокрушающего разума.
– В какой?
– Где-то в районе полутора процентов.
– У тебя только эго исполинское, – сообщила она кротко. – И самомнение. А где сейчас Хиггинс?
Я двинул плечами.
– Как у большинства мультимиллионеров, у него несколько роскошных дворцов в разных концах света. Но сейчас он в Арабских Эмиратах. Недалеко от Дубая, кстати.
– И ты знаешь в каком?
Я кивнул.
– Да, конечно.
Она спросила с подозрением:
– А откуда узнал?
Я ответил самодовольно:
– Тебя снабжает и подстраховывает, если успевает, твоя группа, а меня – своя. Люди под глубоким прикрытием, показываться им нельзя, слишком дорого стоило внедрение. Думаю, Игорь с его группой тоже не единственные агенты Моссада в Арабских Эмиратах?
Она поджала губы и не ответила. Я вывел на экран планшета полученный со спутников общий вид здания с обширным двором и хозяйственными постройками, окрестностей, а затем раскрыл файлы с детальными чертежами.
– Вариантов много, – сказал я, – но все ходы-выходы перекрыты, везде охрана. В двух местах вообще автоматизированные системы огня… можно бы попытаться там, но пока рассматриваю вариант насчет шахты лифта. Здесь один грузовой и два пассажирских. В смысле, там один грузовой и два пассажирских…
Она сказала сердито:
– Это я понять могу, не уточняй. Но… как?
– Лучше грузовым, – пояснил я.
Она посмотрела с недоверием.
– А как туда попадешь?
– Лучше грузовым, – пояснил я.
Она посмотрела с недоверием.
– А как туда попадешь?
– Хороший вопрос, – похвалил я. – Деловой.
– Ну, знаешь!.. Я хотела сказать, это безумие!
– Карте место, – ответил я.
– Так как?
– На месте решим, – ответил я легкомысленно.
Глава 7
Она посмотрела с недоверием, легкий тон вроде бы не вяжется с моей занудной серьезностью ученого, но, с другой стороны, какой мужчина рядом с красивой женщиной не становится легкомысленным?
Я подумал с невеселой иронией, что нам предстоит то, что эвфемистично называется зачисткой. Сперва зачистить коридор, что значит перебить всех на хрен, затем зачистить лестницу, залив ее кровью и завалив трупами, а дальше весь второй этаж, убивая любого выскочившего навстречу, будь это боевик или перепуганная служанка, потому что все обязаны лечь на пол и не двигаться.
Проклятые красивости языка, что позволяют творить убийства, оправдывая их или хотя бы нивелируя. Мы не убиваем, а всего лишь зачищаем. Словно с веником прошлись.
– До ночи еще не скоро, – сказала она строго и, перехватив мой взгляд, сразу ощетинилась, – ты чего? Днем туда переть – безумие!
– Да, – согласился я. – Это по-женски. А вот ночью – красиво и романтично.
– Это практично, – оборвала она с той же надменностью постоянной воюющей за женские права феминистки. – Днем охрана начнет стрелять в любого, если тот не сам эмир Умар ибн аль-Хаттаб!
– А ты точно не эмирша? – поинтересовался я. – На восточную принцессу тянешь с избытком. Если не обликом, хотя и с ним в порядке, то замашками так и вовсе царица Савская.
– У меня ничего не в избытке, – заявила она и прошлась ладонями по бокам. – И я не чернокожая, как та царица с козьими ногами. Можно вздремнуть вечером, чтобы потом в форме…
– Поставь будильник, – предложил я, – а то и забудем о такой ерунде, как убийство Хиггинса и его охраны.
Она сказала сердито:
– Не убийство, не убийство!.. Справедливое наказание.
– По суду?
– Ты что, – изумилась она, – себе не веришь? Готов уничтожить восемь миллиардов человек, а этого мерзавца…
– Для эволюции нет такого понятия, – напомнил я. – Есть успешные и неуспешные особи. Успешные должны выжить, давать потомство и вытеснять неуспешных. Род людской пресекся бы в самом начале, если бы в нем не было таких хиггинсов.
Она что-то щебечет, но практически не слушаю, хотя у нее не щебет, а скорее клекот орлицы, но в нашем понимании все женщины щебечут и чирикают, а за рулем – обезьяны с гранатой, так жить удобнее, и я одновременно серфил в инете, приглядывал за своими в офисе, особенно за Гаврошем, что много умничает и старается поднять статус, наконец углубился в расчеты с вариантами корректировки генов.
То, что удалось сделать с моими генами, теперь с гораздо меньшим риском можно повторить с другими людьми. А еще год-два – и риск можно исключить практически полностью.
С другой стороны, такой человек приобретает огромную мощь и власть, которой очень захочет воспользоваться. Я и то жажду как-то насвинячить, но воздерживаюсь, а как другие? Смогут ли?
Если нет, то даже не представляю, что будет. Стоит хорошенько взвесить.
Я перехватил на себе ее строгий взгляд.
– Что?
– О чем задумался? – спросила она с подозрением. – У тебя такое лицо…
Я отмахнулся.
– Да о ерунде всякой.
– Какой?
– О тебе, – ответил я любезно. – О чем воспитанный мужчина обязан думать даже после случки?.. Хотя, конечно, не думает, но говорить любезности самке пока еще никто не отменял.
Она поморщилась.
– Перестань хамить, меня не собьешь.
– Че, правда?
– Я тебя, паразита, – сообщила она, – насквозь вижу. Да, ГРУ – мощная разведка, если такие важные данные добывает и снабжает, никак перехватить не удается…
– А зачем? – спросил я с мягким укором. – Мы на одной стороне.
– Сейчас на одной, – согласилась она, – но кто знает, что будет завтра? Стоит на тебя посмотреть…
Я ответил твердо:
– Завтра будет сингулярность. А она решит все нынешние вопросы. Сразу. Во мгновение ока. Хрюкнуть не успеешь. И даже пискнуть.
– И ты даже знаешь, когда это случится?
– Увы, – сказал я, – говоря политкорректно, я человек с ограниченными возможностями.
– А-а, – сказала она понимающе, – женат?
– Нет, – сообщил я, – у меня другие ограничения.
– Серьезные?
– Не очень, но все равно как-то не радующие… Хотя кто из нас любит ограничения?.. О дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить…
Она фыркнула и ушла в другую комнату, как же, тайны мадридского двора, вот прям ничего и не услышу, о чем говорит. Даже вижу, кто как сидит там в наполненной компьютерной техникой последнего поколения комнатушке, о чем говорят еще между собой, какие графики на стенах и какая помада у женщины рядом с Игорем, что принял от меня атомные заряды.
В демократическом мире все новостные каналы ориентированы на удовлетворение запросов быдла, которому больше всего интересно, кто с кем спит и сколько мячей собираются закатить в сетку ворот во всякого рода футболах и прочей хрени, потому эти я просто отсекаю сразу, потому как нормальные люди вообще не подключают спортивные или так называемые развлекательные каналы.
В каналах, что именуются научными, девяносто процентов шлака, перепевов, обещаний будущих прорывов, но остальные десять просматриваю просто с наслаждением.
Вот Мацанюк, нигде не афишируя, вложил еще семь миллиардов долларов в новый вариант программы генных модификаций. Для этого еще и устроил настоящую охоту за перспективными молодыми гениями, его люди отлавливают их еще с первых курсов вузов, назначают повышенные стипендии, решают их проблемы, чтобы ничего не отвлекало от работы и творчества, но попутно связывают обязательствами работать в его Центре биотехнологий.
За это же время Ицков сумел привлечь интерес богатых инвесторов к его программе разработки машинного интеллекта по программе «Россия-2045», догнал аналогичные штатовские и кое в чем начал обходить на прямой, хотя еще и длинной дороге к финишу. Даже знаменитые Силико и Айби-Класс, у которых в портфеле почти триллион долларов инвестиций, во многом начали уступать ему лидерство.
Но гигантские суммы далеко не всегда дают преимущество. На строительство штатовских суперавианосцев стоимостью в сотни миллиардов долларов российские умельцы ответили созданием крохотных гиперзвуковых ракет, неуловимых для радаров, одна такая штучка способна с ходу уничтожить авианосец со всем окружающим флотом сопровождения.
Да что там гиперзвуковые ракеты: американцы до сих пор запускают своих космонавтов даже не на российских, а еще на советских двигателях РД-180 и пока не в состоянии создать хоть какую-то замену!
Так что да, Мацанюк с его миллиардами может добиться большего успеха, чем конкурирующие штатовцы с их триллионами, а Ицков, умело привлекая чужие деньги, в состоянии обогнать их же, что и прекрасно, и тревожно. Открытия теперь часто свершаются раньше, чем успеваем подготовиться, это еще ладно, а то не успеваем даже просчитать последствия, что в современных условиях катастрофично…
Она вошла в комнату, смартфон еще в ладони, взглянула с вопросом в серьезных глазах.
– Почему не на кухне?
– Сколько можно жрать? – спросил я.
Она сдвинула плечами.
– Я о тебе забочусь. Вы, мужчины, либо жрете, либо…
– Пьете, – досказал я. – Давай все-таки проедемся по окрестностям. Надо посмотреть пути отхода. Да и на гнездышко Хиггинса взглянем издали, вдруг что еще увидим.
– Я только «за», – ответила она, – однако это может быть слишком… Мы стали заметными, не находишь? Ориентировка на обоих могла поступить в полицию. А то и тем, кто посерьезнее.
– Здесь Восток, – ответил я. – Жизнь течет неторопливо.
Она взглянула на меня с пренебрежением.
– Говоришь так, будто сам потер о нас все записи!.. Ладно, я рискнуть готова. Ставки слишком высоки.
Я кивнул молча, женская интуиция – сила, даже если женщина сама не догадывается, насколько ее нелепости бывают верны. Конечно же, я слежу, что о нас говорят, и вовремя корректирую, а что-то и вовсе стираю в момент поступления, но дернулся, когда она сказанула такое…
Задержались только затем, чтобы выпить по чашке кофе, я его пью в любом случае, в усталости и бодрости, счастье и горе, болезни и здоровье, и вообще без всякого случая, а просто потому, что нравится.
Чашки Эсфирь мыть не стала, сложила в раковину и повернулась, красивая и надменная.
– Все, больше не наувиливаешься!
– А еще по чашечке?
– Нет!
– По маленькой?
– Нет, – отрезала она. – Пойдем. Почему все мужчины такие ленивцы?
У подъезда ждет неприметный «Ниссан», мышиного цвета и смотрится как-то чучундристо, что меня вполне устраивает, разведчики все чучундры, чучундрость как раз и обеспечивает успех в большинстве случаев…