Мы заказали еду, а пока половой принес нам кувшин пива и карасей, жаренных в сметане. В углу сразу же заказали несколько кувшинов вина. Ему только вина и не хватало – и так заносчив и задирчив сверх меры.
Слуга принес нам гречневой каши, жареную курицу, все поставил на стол и опрометью бросился за пряженцами с квасом. Сидевший на краю скамьи один из слуг боярского сына подставил ногу, и половой упал, разбив лицо. Трактирщик неодобрительно покачал головой, но пенять гостям не стал.
Голоса за этим столом звучали все громче. Сидевшие по соседству мастеровые, явно почуяв сгущавшуюся атмосферу агрессии, быстро расплатились и ушли. Федька тоже было дернулся уйти, но я приказал:
– Сиди и ешь спокойно, я боярин, а не смерд.
Сидевшие за столом молодые нахалы стали осмеивать купцов. Пожилой купец возмутился:
– Ты бы уважал мои седины, недоросль.
– Как ты меня назвал, пень трухлявый? – привстал из-за стола боярский сын.
Мне надоело смотреть на выходки пьяной компании. Почему постояльцы должны терпеть поношения? Из оружия у меня были только нож на поясе да кистень в рукаве. С боевым оружием приходить в общественное место было не принято.
Я встал, подошел к столу забияк.
– Сам извинишься перед купцом или тебя принудить?
– Да кто ты таков? Боярин из худородных, что…
Он не успел договорить. Себя поносить я и раньше не позволял. Я резко выбросил вперед ребро ладони и ударил его в шею. Нахал обмяк, осел на лавку. Холопы его вскочили, схватились за ножи. Я бросил кистень в ближайшего ко мне холопа, угодив ему в локтевой сустав. Холоп взвыл от боли, уронив нож. Со мной рядом возник Федор с ножом в руке. Нас было двое против двоих оставшихся холопов, но за мной – перевес. Я – боярин, пусть и не знатного рода, а он – всего лишь холоп. В любом суде мое слово весомее будет. Да и позиция для драки у них проигрышная – они сидят на лавках за столом, из-за которого еще выбраться надо, я же – на ногах.
Холопы задвинули ножи в ножны.
– Так, берете своего недоросля и все – вон с постоялого двора, не то рассержусь, тогда пожалеете. Хозяин! Сколько они задолжали за еду?
– Две полушки.
Я указал на холопа:
– Отдай деньги!
Он кивнул на боярского сына:
– У него деньги.
– Так возьми.
Холоп открыл поясной кошель, отсчитал хозяину деньги.
– Выводи своих коней, забирай хозяина и катитесь отсюда, куда хотите, чтоб духу вашего здесь не было.
Холопы молча поднялись, подхватили под руки молодого боярина и вывели его из трактира.
Мы уселись за стол, доели и допили. А как же? Нам завтра в седло, чай – не дома, кушать надо. Мы расплатились с трактирщиком.
– Господин хороший! Поостерегся бы ты. Знаю я эту публику. Мстить будут.
– Подавятся – не таким рога обламывал.
Трактирщик лишь пожал плечами – мол, я предупредил, мое дело маленькое.
Купцы тоже встали из-за стола, подошли, поблагодарили.
Мы отлично выспались, поели щей с пирогами, творожных ватрушек с парным молоком, сели в седла и выехали со двора. Уже проскакали версты две-три, как Федька предупредил:
– Боярин, не иначе – впереди засада, вчерашние забияки мстить собрались.
– С чего решил?
– Смотри сам – впереди, за поворотом, птицы над лесом летают. С чего бы? Кто-то вспугнул.
– Приготовься, коли с оружием они – руби сразу, не жди, когда они нападут.
И точно – только мы проехали поворот, как увидели посреди дороги стоящего коня и на нем – боярского сына. Он оглаживал рукой обнаженную саблю, лежавшую поперек седла. Холопов рядом с ним не было.
– Федька, холопы наверняка в лесу – сзади нападать будут, присмотри.
Когда мы сблизились, противник мой тронул коня и стал разгонять его. Сабля в его руке была наготове для удара.
Я выхватил обе сабли, провернул в руках. Увидев перед собой обоерукого, противник мой как-то замешкался, но расстояние было уже столь мало, что уйти в сторону или просто остановиться он не успевал. Недоросль взмахнул саблей и остался без руки. Убивать я его не стал, пожалел – русский все-таки, но руку с саблей отсек, чтобы всю жизнь помнил урок.
Конь со всадником промчался мимо, я резко остановил свою лошадь, развернулся и бросился вдогон. Как там Федька? А он уже бился с обступившими его холопами. Туго ему приходилось – одному против троих.
Я мигом подлетел и сбоку полоснул саблей по груди одного холопа, левой рукой уколол в живот другого. Оставшийся в одиночестве против двоих противников холоп бросил саблю на землю, поднял руки.
– Не виноват я – хозяин велел.
– Собери все оружие, отдай ему, – кивнул я на Федьку.
Холоп соскочил на землю, подобрал свою саблю, оружие убитых и все отдал Федьке.
– Иди – вон там, на дороге, подбери саблю хозяина, принеси! – распорядился я.
Холоп послушно побежал по дороге, вернулся с серым лицом.
– Там…
– Говори яснее.
– Сабля на дороге с рукой лежит.
– Это рука хозяина твоего; мне она не нужна, а саблю неси.
– Боюсь я, – замялся холоп.
– А со спины, ровно тать лесной, нападать не боялся? Сгинь с дороги, предупреждал вас вчера, чтобы на глаза более не попадались. Срубить бы тебе башку, да видак нужен, коли хозяин твой жаловаться начнет.
Мы тронули коней, доехали до сабли молодого боярина. Она и впрямь лежала в пыли, а рукоять ее сжимала кисть отрубленной по локоть руки.
– Федька, подними. Сабля вроде неплохая, только дураку досталась. Не дело оружию в пыли лежать.
Федька спрыгнул, прижал ногой обрубок, выдернул из пальцев саблю.
– Эх, жаль, что ножен нету.
– Ты что, хозяина догнать хочешь да ножны попросить? Съезди, я подожду, думаю – он сильно возражать не будет.
Я засмеялся. Федька обмотал саблю тряпьем и сунул все четыре сабли в переметную суму. Мы поехали дальше.
Когда мы еще только выезжали с постоялого двора, нечто подобное я предполагал. Обычно такие людишки злопамятны, коварны и стараются напакостить, особенно когда имеют численное превосходство. Достоинство, вишь ли, у них выросло, только мозги сильно отстали. За нападение на дороге я мог убить всех, и ни один суд меня бы не осудил, да перестраховался – оставил недоумка в живых, да еще и с видаком в придачу.
Дальше мы ехали спокойно, и вскоре впереди показалась Москва.
– Ну что, Федька, давай переночуем в столице, глядишь – завтра утром на торгу и ножны подобрать сможем. Продавать сабли не хочу, привезу трофеи, думка есть – еще людей набрать.
– Ты хозяин справный, боярин, почему бы и не набрать, – деликатно ответил Федя.
В саму Москву мы не въехали – все ведущие в город дороги оказались запружены телегами с товаром. К вечеру все старались успеть попасть в город. Пробка была, как на Садовом кольце в наше время в час пик.
– Боярин, а может – ну ее, эту Москву? Мы же верхом, махнем напрямки – по полям да перелескам, выберемся на Ярославский или Тверской тракт, там и заночуем.
И действительно – что мы в Москве не видели?
Я решительно съехал с дороги. Федор – за мной. Дышится в полях хорошо – не то что на дороге: пыль столбом стоит, вдохнуть полной грудью невозможно, сразу кашель забивает.
Часа через два, перейдя вброд пару речушек, мы выехали на широкую, укатанную дорогу.
– По-моему, тракт на Ярославль, – неуверенно сказал Федька.
– Давай доберемся до постоялого двора, переночуем – там и узнаем.
Вскоре на перекрестке дорог показался постоялый двор.
Сытно поужинав и узнав про дорогу, мы улеглись спать. Мне показалось, что спал я всего ничего и проснулся оттого, что меня тормошит Федька.
– Боярин, боярин, просыпайся.
– Чего баламутишь – за окном еще темно. Дай поспать.
– Неладно что-то, боярин. Лошади копытами стучали, потом ровно вскрикнул кто-то.
– Тебе не примнилось?
Федька перекрестился, хоть и было темно.
– Так, обуваемся, одеваемся, вещи оставляем в комнате, опоясывайся саблей.
Мы обулись-оделись. Я перепоясался поясом с саблей, заткнул за пояс пистолет. Подошел к двери, прислушался. Тихо. Да нет, в коридоре послышались осторожные шаги, причем – двух человек, невнятный шепот. Я достал пистолет, отошел немного от двери. Федька, глядя на меня, медленно вытащил саблю. Нельзя ее в тишине быстро из ножен тащить – зашелестит, ночью этот звук четко слышен.
От сильного удара дверь соскочила с деревянных петель и рухнула в комнату. В проеме возникла темная фигура, слегка подсвеченная тусклым светом масляного светильника, что висел в коридоре на стене.
Я приподнял пистолет и выстрелил. В тесной комнате среди полной тишины громыхнуло так, что заложило уши. Непрошеный гость еще падал, как Федька ужом скользнул в дверной проем, и тут же раздался чей-то вскрик.
Я выхватил саблю и выпрыгнул в коридор. Федька стоял с окровавленной саблей, а на полу валялся убитый. Я схватил труп нападавшего за волосы, поднял голову: похоже – татарин или ногаец, кто их разберет, да и свет тусклый. Мне вот что было подозрительно. Пистолетный выстрел был громкий, на такой звук уж точно хозяин прибежал бы сам или прислал бы слугу, а тут – никого. И двери соседних номеров закрыты, никто не выглянул даже.
Я выхватил саблю и выпрыгнул в коридор. Федька стоял с окровавленной саблей, а на полу валялся убитый. Я схватил труп нападавшего за волосы, поднял голову: похоже – татарин или ногаец, кто их разберет, да и свет тусклый. Мне вот что было подозрительно. Пистолетный выстрел был громкий, на такой звук уж точно хозяин прибежал бы сам или прислал бы слугу, а тут – никого. И двери соседних номеров закрыты, никто не выглянул даже.
– Федька, неладно что-то. Вниз, в трапезную, спускаться рискованно – давай через окно во двор выберемся, разузнаем.
Я вернулся в комнату, распахнул створки слюдяного оконца. Маловато оконце – только протиснуться.
Я вылез из окна, встал на выступающий край бревна, затем схватился за него руками, повис в воздухе и спрыгнул во двор. Земля оказалась близко.
– Федька! – Я махнул рукой.
Громко говорить нельзя – я шипел, как гусь. Вот и Федька приземлился рядом.
– Идем вдоль стены.
Мы прижались к стене избы, осторожно ступая, направились к выходу. Со стороны конюшни показались две тени, тянущие за собой на поводу по две лошади. Не наших ли лошадей крадут?
Я обернулся к Федьке:
– Нападаем – только молча. Ближний – твой!
Мы скользнули до угла, таким же тенями, как и конокрады, выскочили им наперерез. Я в три прыжка оказался напротив противника и саблей ударил его по шее. Такой же чавкающий звук раздался рядом.
– Готово, боярин.
– Бери лошадей, надо их в конюшню вернуть.
Мы завели лошадей в конюшню и вернулись во двор. За ноги оттащили убитых в темный угол. Я всмотрелся в лицо убитого – узкие глаза, усы свисают до подбородка. Тоже татарин. Как они здесь оказались? Если бы война началась, нападение татарское, мы бы знали. Только вчера были под Москвой, и никто словом не обмолвился. Да и войск, суеты среди населения не наблюдалось – уж я бы заметил. Главный вопрос: сколько их? И что им надо?
– Федька, давай – заходи с главного входа. Надо поглядеть, почему обслуги и постояльцев не видно.
Федька опрометью метнулся к двери, приоткрыл ее, прислушался и проник в трактир. Я стоял за углом, в тени дома. Никого нигде не было видно. Может, это залетная шайка татарская? Почему они так далеко зашли, почему тактика странная? Обычно они налетали с визгом и шумом, окружали усадьбу – скрываться, тихушничать и не думали. Наоборот – напугать, подавить моральный дух, сломить сопротивление жителей, захватив при этом пленных, – вот их любимая тактика.
Из дома вынырнул Федька.
– Боярин, в доме – никого.
– Как – никого, куда же они делись?
– Ой, извини, не так сказал. Живых никого, все убиты. Кровищи везде полно. И слуги, и постояльцы убиты. Похоже – во сне зарезаны.
Час от часу не легче. Какие-то татары странные. А может, и не татары это вовсе? Так же выглядят те же ногаи, башкиры и некоторые другие степные народы.
– Федя, залезь на крышу конюшни и посмотри, что за забором делается. Не нравится мне эта тишина. Или они только вчетвером напали?
– Сделаю, боярин.
Федька исчез и минут через пятнадцать появился рядом со мной.
– Перед воротами веревку поперек дороги натянули, двоих сам видел. Может, и еще кто есть, так темно, не видно ничего.
Так я и предполагал. Не могут они без пакостей мирно жить.
– Федя, давай так. Ты снова лезешь справа, со стороны конюшни, я – слева, от подклетей. Заходим им сзади, по моему сигналу нападаем и рубим.
– Каков сигнал?
– Крякну уточкой.
– И стрелу в бок получишь. Ты что, боярин, какая уточка ночью крякает? Тогда уж филином ухни – самая что ни на есть ночная птица.
Я признался, что не умею. Федька вызвался крикнуть филином сам. На том и порешили.
Я полез на подклети для продуктов слева от постоялого двора, Федька полез на крышу конюшни. Я перелез через крышу, повис на руках, спрыгнул на землю. Прижался к забору, двинулся в сторону ворот. До смутно мелькающих теней было метров семь-восемь.
Я медленно стал вытаскивать саблю, потом передумал, взял в руку кистень. Надо оглушить и попытаться взять пленного. Убить, напав сзади, – просто, но важнее выяснить – кто такие и сколько их. Ну почему не подает сигнал Федька?
Что-то ухнуло поодаль – наверное, это и есть крик филина. Я лично никогда не слышал крика этой ночной птицы.
Я выскочил из-за угла забора, в три прыжка оказался за спиной противника и метнул в него грузик кистеня. Послышался тупой звук удара, и враг упал. Я расстегнул на нем пояс, перевернул его на живот и связал ремнем руки. Так спокойнее.
Из темноты возник Федька.
– Ты как, барин?
– Пленного вяжу.
– А я своего прирезал, – с гордостью сообщил холоп.
– Бери татарина за ноги, поволокли в избу – допросим.
Я взял пленника за руки, Федька – за ноги, и мы потащили его в избу. Там бросили на пол, как куль.
– Федор, запри дверь.
Федор громыхнул запорами. Так оно надежнее.
На столе стоял кувшин с недопитым постояльцами квасом. Я вылил его на лицо пленника. Татарин – или кто он там был – завертел головой, открыл глаза.
– Ты кто такой?
Татарин попробовал пошевелить руками. Я пнул его в живот.
– Оглох? Думаешь – я церемониться с тобой буду? После того как твои дружки всех постояльцев и прислугу перерезали?
Татарин завертел по сторонам головой. Интересно, что он хотел увидеть – убитую прислугу?
Я вытащил нож, вонзил его в плечо пленнику. Татарин взвизгнул, затем тонко завыл.
– Заткнись, не то обстругаю, как Буратино.
Вмешался Федька.
– Как кого обстругаешь?
– Ты лучше за окнами поглядывай, не ровен час – еще гости пожалуют.
– Сколько вас было? – Я пнул пленника.
– Десяток, – процедил сквозь зубы татарин.
Оп-па! Шестерых мы с Федькой положили, значит, четверо еще где-то пакостничают.
– Где они?
– В соседней деревне, до утра сюда подойдут.
– Кто вы такие, как здесь оказались?
– Из улуса мурзы Ахмеда.
– Казанского ханства?
Татарин кивнул.
По большому счету, я узнал, что хотел. Время не терпит, вскоре должны заявиться остальные. Теперь понятно, зачем пришли – пограбить. Да ведь как нагло – Москва совсем рядом, в часе езды на лошади. Меня это поразило.
– Деньги искали? Пленных хотели захватить?
– Как получится, урус.
– Кроме вашего десятка, еще татары есть поблизости?
Татарин отвернулся. Ну – ты сам выбрал свою дорогу. Я вонзил ему нож в грудь.
– Федь, слышал – еще четверо должны подъехать. На коне бы их встретить – так темно и неизвестно, с какой стороны заявятся. Что думаешь?
– О мушкете думаю. Зря не взяли.
– Сам об этом подумал. Вот что. Я пойду пистолет заряжу, а ты пошарь в комнате хозяина.
Федька вскинулся:
– Я не тать.
– Не деньги искать тебя прошу. Не может быть, чтобы хозяин для защиты ничего не имел. Может, пистолет найдешь или самострел.
– А, понял.
– Оружие ищи. Ножи, сабли брать не надо – у нас у самих этого добра навалом.
Я поднялся наверх. Двери в комнаты постояльцев были распахнуты, кое-где сорваны с петель. Заходить я туда не стал – зрелище не из приятных. Молодец, Федька, упредил татар, иначе и нам лежать бы с перерезанными глотками.
Я зарядил пистолет, повесил на пояс вторую саблю. Перевернул убитого татарина. Нет, пистолета у него не было – пара кривых ножей да сабля. Я поколебался, но снял с его пояса ножи и подвесил себе. На худой конец – метнуть в противника можно; не жалко – чужие.
Спустившись по ступенькам вниз, я увидел Федьку. Вид у него был чрезвычайно довольный.
– Гляди, боярин.
Холоп поднял со стола арбалет, называемый на Руси «самострелом».
– Отлично! А болты к нему есть?
– Аж три штуки нашел.
– Три штуки мало.
Федька пожал плечами – сколько было, не на осаду же хозяин рассчитывал.
– Пользоваться умеешь?
– Обижаешь, боярин.
Федька умело потянул рычаг взвода, называемый за свою форму «козьей ножкой», наложил болт.
– Вот что, Федя, думаю – в избе обороняться будем. Окна небольшие, быстро в них не пролезть, да и мы дремать не станем. Наше дело – до утра живыми остаться и по возможности супостата побить. Эко обнаглели, на исконно русской земле разбойничают.
Федор приложил палец к губам:
– Тс-с!..
Я задул светильник. Не то мы были бы видны, как на сцене.
Послышался стук копыт, и во двор въехали конные. Не ошибиться бы в темноте. А ну как припозднившиеся путники приехали? А мы их живота лишим?
Сомнения развеялись сразу, когда один из верховых заорал.
– Талгат! Юсуп! Где вы?
– Стреляй, – прошипел я Федьке.
Холоп ударом руки распахнул створку окна и нажал спуск. Болт с пяти метров вошел татарину в грудь весь, по оперение. Я выстрелил тоже. Трапезную заволокло дымом. Снаружи послышались крики.
Федька своего точно поразил. Думаю, я тоже не промахнулся – дистанция невелика. Правда, в темноте и за дымом не разглядишь.
На улице тенькнула тетива, Федька отшатнулся от окна.
– Пригнись, боярин, он мне чуть ухо стрелой не оторвал.