– Ну, Жора, если бы не моя находчивость… – хвалила она себя, протискиваясь в джип. – Гони к «Спорттоварам».
Бродский Юрий Валентинович действительно сидел дома и сосредоточенно болел. Это было видно по целой гвардии лекарств, которые стройными рядами расположились на прикроватной тумбочке.
– Юрий Валентинович? – приветливо улыбнулся Жора, как только хозяин открыл двери.
Доктор даже не ответил. Лишь взглянув на перекосившуюся скулу гостя, он молча отошел вглубь комнаты, приглашая пройти.
– А мы ведь к вам с вопросами… – улыбаясь, как добрая деревенская тетушка с гостинцами, заворковала Клавдия. – У нас ведь несчастье, вот к вам и приехали.
– Вообще-то я на дому не практикую… Однако я никакого несчастья тут не вижу, мое вмешательство не потребуется, обыкновенные ссадины.
– Ой, вы про Жору? – всплеснула руками Клавдия. – Да не обращайте внимания! В него и не надо вмешиваться! Заживет как на собаке! Мы к вам по другому…
Бродский изумленно вздернул брови.
– Понимаете, – начала Клавдия Сидоровна, комкая край пальто. – Я… родственница Лилечки Распузон.
– Ага, она свекровь, – подтвердил Жора.
И совершенно напрасно, потому что Клавдия специально не говорила, что она свекровь, чтобы не ворошить сердечную рану хирурга, если он все еще любит ее невестку, незачем ему напоминать, что она замужем. А то, чего доброго, замкнется.
– Вы ведь помните Лилю Распузон? Она с вами в одном классе училась. Замечательно красивая девочка!
– Распузон? С такой смешной фамилией у нас Лиль не было, – покачал головой Юрий.
– Были! Но только она теперь Распузон, а раньше она была Антипова! Ну? Вспоминаете? – наседала Клавдия.
Юрий Бродский печально усмехнулся одним уголком губ.
– Как же, как же… Да вы раздевайтесь! – вдруг опомнился Бродский. – Проходите! Одежду можно туда повесить. Я, видите ли, долго стоять не могу, мне сейчас лежать полагается. Пройдемте в комнату!
Клавдия вежливо кивнула, сбросила тяжелое пальто и плавно прошествовала туда, куда приглашал хозяин. Бродский же улегся в кровать прямо в халате, хлебнул какой-то отравы из пузырька и блаженно расплылся в мечтательной улыбке:
– Вспоминаю Лилечку. Еще влюблен в нее был продолжительное время. И как меня угораздило в нее влюбиться? Ведь все девчонки в классе за мной бегали, а я вдруг взял и втюрился в Лилю. А любовь – это ведь как корь, чем позже подхватишь, тем тяжелее болеешь.
– Умно сказано, – оценила Клавдия.
– Это не я сказал, это Дуглас Джерролд. А кстати, что, собственно, случилось?
– Да, собственно, ничего. Только она взяла и пропала, – с горьким вздохом объяснила Клавдия. – Я вот хотела спросить… а у вас ее нет?
Юрий выпучил глаза, поперхнулся, а потом лихо опрокинул в себя еще одну бутылочку с лекарством.
– Вы напрасно ее здесь ищете, я с ней после не встречался, – вздохнул он. – Видите ли, я специально ее избегаю, любовь побеждается только бегством. Это тоже не я сказал, это Пьетро Бембо.
– Ну чего уж вы так, чуть влюбились – и сразу бежать? – посочувствовала Клавдия. – Можно было и встретиться, поговорить, а то вот вы все носитесь черт-те где, а мы теперь и не знаем, где нам искать Лилю.
– Встречаться? Зачем? Она вышла замуж, она счастлива, любит мужа, а я… так, побежденный. Нет, женщины любят побежденных, но изменяют им с победителями. Это Теннесси Уильямс, – скорбно просветил Юрий.
У Клавдии уже в голове кашей перемешались имена великих, а Бродский все сыпал и сыпал цитатами, но ничего дельного так и не сказал.
– А вы не знаете, к кому она могла бы обратиться в трудную минуту? У нее какие-то проблемы, она убежала, а нам просто позарез надо ее найти! – принялась она объяснять положение вещей. – Вы ведь врач, должны помочь!
– Как же я помогу? – всерьез удивился Юрий. – Я ее столько лет не видел!
– А это кто сказал? – послушно раскрыла рот Клавдия.
Юрий оглянулся.
– Никто. Это я сам! Выразился. Я, конечно, очень печалюсь, что Лиля сбежала. Но… видимо, я немного ошибался, она была в браке не настолько счастлива, – поджал он губы.
Клавдия его уже и не слушала. Куда больше ее занимал Жора. Он как-то странно прохаживался по комнате, потом вдруг слишком фальшиво «спотыкался», долго валялся на полу, нехотя поднимался и снова топтался по ковру, сильно вытягивая шею. При этом он еще умудрялся строить Клавдии страшные рожи.
– Жора… – окликнула его Клавдия. – Чего это с тобой?
– Да это он у меня Лилю высматривает, – просто пояснил Юрий Бродский. – Молодой человек, вы еще в кладовку не заглядывали, она там, возле туалета.
– Спасибо, – вежливо качнул всем телом Жорж и потрусил в кладовку.
Естественно, там Лили тоже не наблюдалось, и Жора предстал пред очами собеседников с самым унылым видом.
– Ну? Нет ее? А вы хорошо смотрели? – с неподдельным интересом спросил Бродский. – Я примерно так и думал. Вы знаете, – обратился он к Клавдии. – Лиле наверняка наскучил ваш сын… это же он, если я не ошибаюсь? – кивнул он на Жору.
У Клавдии Сидоровны от возмущения грудь раздулась, как кузнечные мехи:
– Чего это вы оскорбляете моего сына? И вовсе даже это не Даня! Это так… мой близкий друг – Жора!
– Жора… М-да… Что-то такое я и полагал, – откинулся на подушки Юрий. – Мне кажется, только ваш сын сам сможет найти свою жену. Если они еще нужны друг другу.
– А это кто сказал? – снова уставилась в рот Бродского Клавдия.
– Это тоже я. Вы что же, думаете, я сам-то и вовсе говорить не умею? – обиделся тот.
– Что-то такое я и предполагала, – язвительно ухмыльнулась Клавдия, поблагодарила за встречу и стала прощаться.
Они ехали в машине молча и были страшно недовольны друг другом.
– Ну и скажи мне, великий конспиратор, на кой черт ты валился на пол посреди комнаты? – не выдержала Клавдия. – Столько неловкости из-за тебя натерпелась.
– Да? А чего вы все кругалями бродите? «Ах, не встречались ли случайно?» – кипятился горячий детектив. – Какое там случайно?! Надо было сразу в лоб: «Куда Лилю спрятал, поганец?» У него же на роже написано, что он ее спрятал!
Клавдия хотела ему объяснить, что так опросы не проводятся, что надо расти в профессиональном плане, но посмотрела на сдвинутые брови спутника и только вздохнула:
– Ах, Жорж, если бы ты видел, что написано на твоей роже! Хорошо, что ты не умеешь читать.
Как бы там ни было, расстались они уже вполне миролюбиво.
– Ничего, – успокаивала себя и Георгия Клавдия. – Ничего. Это хорошо, что Лили там не оказалось. Вот был бы номер, если бы ты ее обнаружил в кладовке, возле туалета. Не скоро бы Даня сумел ее простить. А так…
– Чего хорошего-то? У этого больного врача ее нет, а где она тогда может быть-то? – похоже, Жора всерьез надеялся девушку обнаружить в пристанище одинокого мужчины. С другим вариантом у него теперь никак не выплясывалось.
Клавдия на секунду задумалась, а потом вдруг сурово уткнулась взглядом Жоре в переносицу:
– Скажи мне, Георгий, отчего ты не выспросил у этой Шейкиной какие-то другие адреса одноклассников?
Жора поперхнулся, а потом вызывающе ответил:
– Потому что я был занят! Я охранял вас! Между прочим, там чуть вам в сумку не залезли, а я ка-а-ак рыкнул, и все – похититель испарился. А вот почему вы так отнеслись к допросу? Пока никого не было, только и делали, что кричали, а уж когда туча народу на эти прилавки кинулась, вы давай допрашивать! И теперь получается, что мы ни фига не знаем!
– Ну так уж и ни фига, – дернулась Клавдия. – Во-первых, у нас есть еще один адрес – строительной компании Сони Ранет. Завтра и поедем, а потом у нас еще ресторан, клуб этот бильярдный. У меня на него огромные надежды.
Тут Жора оживился:
– Точно! У меня тоже на все кабаки такие надежды! Ни разу еще без девчонки не ушел! А вы на кого… кхм… Я все понял, – посерьезнел он, увидев, как окаменело лицо коллеги. – Так где, вы говорите, компания находится?
– Еще не знаю. Мне только название известно – «Шило на мыло» называется.
Жора недоверчиво сморщил нос:
– Чего-то я такой строительной фирмы не припомню… Может, все же «Шик-блеск»?
– Какая разница? Не умничай, Жора! Завтра нам нужны твои незагруженные мозги, – фыркнула Клавдия и вывалилась из машины.
Она шла домой, и душа ее пела. Ну и что, что они сегодня так ничего нового и не узнали, зато они уже все ближе к разгадке, потому что круг смыкается все плотнее. Не может Лиля испариться, у кого-то да обнаружится. Завтра она спокойно займется Соней Ранет, и не надо будет ни от кого убегать – Катерина Михайловна теперь не поплетется следом. И Петр Антонович не станет поучать скрипучим голосом. И можно вполне спокойно смотреть ток-шоу.
Дверь ей открыл Акакий. Вид у него был какой-то виновато-задумчивый.
– Что? Не взяли? – упало сердце у Клавдии.
– Кого? Маменьку и Петра Антоновича? Взяли, еще как. Конечно, после того, как маманя заявила, что ей необходим в палате крохотный бассейн и зеркало в четверть стены, они засомневались – стоит ли ее определять, но я сообщил, что у маменьки это нервное, и они смирились.
– Кого? Маменьку и Петра Антоновича? Взяли, еще как. Конечно, после того, как маманя заявила, что ей необходим в палате крохотный бассейн и зеркало в четверть стены, они засомневались – стоит ли ее определять, но я сообщил, что у маменьки это нервное, и они смирились.
– Напугал, – выдохнула Клавдия и прошагала в комнату.
Там-то она и поняла причину Какиной задумчивости. На диване, с ногами, сидела давняя поклонница мужа и хозяйка чахлой герани Оленька, с красными от слез глазами и утирала нос наволочкой из нового подарочного гарнитура.
– Не по-ня-ла, – уставилась Клавдия на супруга. – А это что за декорация?
– Клавдия, ты не ошиблась, это Оленька, – торжественно-печально начал Акакий Игоревич, по-ленински заложив пальцы за подтяжки и качаясь с пятки на носок. – Клавдия! Мы тебя ждем с самого утра, чтобы сообщить важную новость…
У Клавдии сердце ухнуло в пятки. Так и есть – старый негодник решил ее бросить, привел в дом молодую любовницу, и Клавдию теперь собираются вышвырнуть, как пластиковую бутылку!
– Да! Крепись, Клавдия. Но… мы с Оленькой решили… что нам надо ее удочерить! – Как Акакий ни крепился, но при последних словах отпрыгнул подальше от грозной жены.
Клавдия выдохнула. У нее даже появилось игривое настроение.
– Ах, удочерить?! А вот я больше хочу сыночка! Кого ты предлагаешь усыновить? Жору?
Акакий задумался. С одной стороны, Жору бы и неплохо, парень всегда при деньгах, нежадный. Но с другой… через две недели вернется маманя, что она скажет, когда увидит в их маленькой комнате такой «детсад»?
– Мы не можем Жору, – наконец решил он. – У него и без нас великолепные прожиточные условия. А вот Оленька… Ее выгнали родители! Ей негде жить, нечего кушать, не с кем спать и нечего надеть, – грустно хлопал ресницами старый ловелас.
Оленька наконец ожила. Она еще раз убедительно шмыгнула носом и начала горькую повесть:
– Акакий Игоревич прав. Мои родители совсем ошалели, напились до чертиков и вышвырнули меня из дома. Ах, Клавдия Сидоровна! Я понимаю – у вас не так много места, вам не прокормить еще один рот, но… Если бы у меня были хоть какие-то средства! Ну скажите же, как вырваться несчастной девушке из оков бедности?! – С этими словами девушка весьма театрально ухватилась за идеальную прическу, закинула голову, как раненая утка, сквасила личико, согласно тексту, и с ожиданием уставилась на грозную хозяйку квартиры.
– А работать несчастная девушка не пробовала? – наивно поинтересовалась Клавдия. – Говорят, сейчас даже кое-где общежитие дают.
Оленька нервно дернула ногой, поправила локоны и скривилась:
– Ой, ну вы прям как скажете – работать! И где вы мне предлагаете? В табачном киоске, чтобы я вся пропахла куревом? Или в павильоне – сутки через сутки, чтобы я платила недостачу больше, чем зарабатываю? Хватит, знаем уже. И потом, отчего вы решили, что я не тружусь? Я, между прочим, творческий работник-надомник. Я вышиваю гобелены. Ну, знаете, яблочки там разные, кур мертвых, индюков… Натюрморты, то есть. Ой, только не надо так поджимать губки, вы сразу такой старой делаетесь! Мои гобелены знаете как ценятся? По курсу валюты! Только вот последнюю мою работу отец продал и пропил. Столько, паразит, водки купил, чуть не скончался от перепою. А мне – шиш! А на новый гобелен надо покупать материал, а он тоже денег стоит!
– Можно устроиться на завод, там общежитие дают, – гнула свое Клавдия.
Тут за гостью вступился Акакий Игоревич:
– Клавочка, ну что тебя прямо заклинило на этом общежитии?! Ты посмотри – девочка такая нежная! Молоденькая! Хорошенькая! Фигурка такая… кхм… Так я и говорю – какое ей общежитие? Хочешь, чтобы из нее там сделали грубиянку?
– Можно подумать, в общаге одни халды живут! – накинулась на мужа Клавдия Сидоровна, повысив голос на две октавы. – А ты, я так понимаю, меня туда сплавить хочешь?! Сначала мамашу со своим супругом военизированным на меня натравил, теперь вот девушку подобрал!
Оленька скорбно собрала бровки на лбу домиком.
– Да я не против общежития! Но его кому дают-то? У кого никакой жилплощади нет, а я, между прочим, имею прописку в полуторке! Только никого не интересует, что в этой полуторке проживает мать-алкоголичка, отец – хронический пьяница, бабка, которая уже и не помнит, как можно провести день без бутылки самогона, да еще брат с женой, которые пьют немножко меньше, зато ежедневно дерутся, потому что братец страшно ревнует жену к их мастеру! А та и рада стараться – бьет, значит, любит, вот она ему и подкидывает каждый раз новые поводы для ревности. И никого не трогает, что в этой драке достается не только этой самой жене, но и всем жителям полуторки. И не спрятаться никуда! Поэтому мы и решили – а чего бы вам меня не удочерить?
Такая откровенная бесцеремонность ввела Клавдию в ступор.
– Ну что ж… поживи пока… до вечера, – позволила она. – Но потом – уж извини, сегодня мы будем спать с мужем одни! Я не могу расслабиться, когда в доме посторонние.
И вместо того, чтобы после тяжелого детективного труда завалиться в теплую ванну, а потом мирно, по-семейному, поить Каку слабительным чаем, Клавдия уселась к телефону. Зато уже через полчаса она удовлетворенно потирала широкие ладони.
– Ну все, Оленька! Считай, что тебе сказочно повезло! Наша соседка – Вероника Дмитриевна, она как раз под нами живет, сдает комнату. Берет совсем недорого. Ах, не беспокойся, мы тебе все оплатим! Ты, главное, собирайся, она уже двери открыла – ждет.
– Клавочка, но у Вероники же китайцы живут! – вспомнил Акакий.
– И что ты имеешь против этой трудолюбивой нации? – вздернула голову супруга. – Оленька будет вышивать на гобеленах своих потрошеных индюков, а китайцы – продавать. Я думаю, у них получится славный бизнес.
Девушка нехотя скинула с дивана ножки и, лениво кряхтя, поплелась в прихожую.
В теплую ванну уже не хотелось, Клавдия рухнула в кровать и тут же уснула.
Утром она пробудилась от веселого девичьего пения. На кухне гневно шипела сковорода, и по всей комнате плавали ароматы печеного теста. Клавдия заглянула на кухню и поежилась – возле плиты скакала Оленька, пекла пироги и упражнялась в вокале. Рядом суетился Акакий Игоревич, взбивал миксером сметану и увлеченно рассказывал что-то из жизни растений.
– Кака, немедленно позвони матери и скажи, что ты через полчаса выезжаешь ее навестить, – строго проговорила Клавдия, оставив пироги без должного внимания.
Акакий мило улыбнулся Оленьке и загадочно заиграл глазками:
– Клавочка, а мы не можем сейчас ехать. У нас тут в духовке еще брусничный пирог, ведь да, Оленька?
Оленька в ответ только хихикнула и еще старательней принялась что-то лепить и месить.
– Нет уж, будь добр, собирайся, – повысила голос грозная супруга. – Там прием только в утренние часы. Если ты не приедешь утром, вечером они сами заявятся. И потом – пирог старичкам совсем не нужен, он тяжел для их пищеварения. Достаточно и этих, маленьких пирожков.
– Но…
– За меня не волнуйся, Оленька сама угостит меня своим произведением.
– А меня? – начал обиженно пыхтеть Акакий Игоревич.
– Боже, Кака! Это с твоим-то желудком?! У тебя же гастрит! А еще поджелудочная железа! И воспаленные лимфоузлы! И старческая мигрень! – сурово, как статьи из Уголовного кодекса, перечисляла безжалостная Клавдия. – Я, конечно, неуклонно пекусь о твоем здоровье, но и ты не должен расслабляться. Ступай.
Акакий Игоревич, проклиная всех и вся, принялся засовывать ноги в длинные штанины, которые заботливая супруга всегда покупала ему на вырост. От отчаяния он решился на неслыханную дерзость – заглянул к дамам в кухню и спросил:
– Оленька, а ты не хочешь со мной прокатиться? До больницы и обратно.
– Заманчивый круиз, – фыркнула Клавдия. – Но, думаю, ты торопишься. И потом – ты забыл? Тебе теперь не на чем кататься. А на трамвае… И потом, я думаю, мамаша будет против, мы еще не удочерили твою протеже, чтобы знакомить ее с родственниками.
Демонстративно не застегнув куртку на верхнюю пуговицу, Акакий Игоревич выскочил из дома.
В его отсутствие Оленька с Клавдией вела себя достаточно любезно.
– Вы не представляете, как храпят эти китайцы! – вовсю делилась она самым сокровенным. – Мне было так неуютно!
– Ну, наверняка не хуже, чем дома – с дебоширом братцем, – успокаивала ее, как могла, Клавдия Сидоровна. – И потом, ты еще не слышала, как храпит Акакий Игоревич. Но думаю, тебе это слушать и не надо…
Милую беседу двух дам прервал телефонный звонок.
– Клавдия Сидрна! – кричал в трубку Жора так, будто хотел вживую докричаться до абонента. – Я ить нашел эту стройконтору, ага! Все, договорился, сама Софья Степанна со мной беседовала. Я все как есть ей обсказал, она обещала самолично к вам на допрос приехать после обеда.
– Жора! Ты с ума сошел! – ужаснулась Клавдия Сидоровна. – Неужели ты ей так и сказал, что на допрос?