Акакий ухватился за голову, вроде все на месте – уши там всякие, нос…
– Пап, кто тебя стриг? Руки бы тому…
– Это я, дядь Даня! – высунула мордочку из комнаты Яночка. – Пока деда спал, я его немножко… у него не получалось хорошая стрижка, у него совсем волос мало. А ножницы ровно не стригут.
Дед медленно побледнел, потом еще раз, уже с большим вниманием ощупал голову и рванул в ванную.
Из зеркала на него глянул немолодой уже человек с печально вздернутыми бровями и совершенно дикой прической. По всему черепу растянулась просторная блестящая гладь, Клава называет ее плешью, по краям, грубо говоря, плеши топорщились чахлые кустики седых волосин, неровно выстриженных детской рукой. С такой прической Акакий напоминал сильно запущенного больного.
– Клавдия!! – с диким ревом выскочил он из ванной. – Почему за ребенком не следишь?! Это кто у меня вместо головы бардак сотворил, я тебя спрашиваю?! Тебе доверили дитя, а ты за ребенком усмотреть не можешь!!
Клавдия только затрясла подбородком, и отчего-то глаза ее наполнились влагой.
– Стара я стала, Кака, – всхлипнула она, и оба мужчины раскрыли рты – так непривычны были для Клавдии слезы. – Не могу за своими детьми уследить, где уж мне за Аниным… Одна дочь ребенка бросает, на работу несется, врет матери… Другой каких-то баб по ночам домой таскает… Разве меня кто слушает, Кака? Вот и тебя тоже – сколько раз к сыночку домой бегал, а тебе даже двери не открыли! Так что, чего уж на Яночку сердиться… А ты, Кака, не печалься, завтра я тебя сама налысо побрею, да и все. Чего уж по волосам плакать, по детям своим надо…
Даниил перестал фальшиво улыбаться, уселся за стол и положил перед собой руки.
– Пап, говорили мне, что ты приходил… – начал он, насупясь. – Яночка, иди-ка, включи телевизор, там сейчас про Маугли показывают. И вытащи зайцев из коробки, к ним еще игра какая-то прилагается.
Девочка швыркнула носом, однако ослушаться не решилась, да и игра еще не была найдена. И, звонко топая, она унеслась в комнату.
– Пап, я знаю, что ты ко мне приходил, мне говорили. Только меня не было дома.
– А кто? Кто тогда был у тебя дома? Грабители? Воры? – не выдержала Клавдия.
– Ну почему сразу воры? – удивился сын. – Просто у нас к Мишке приехали родственницы, сестра жены, кажется, с дочерьми, а они еще ремонт не успели доделать. Хотели как лучше – к приезду родственников, а им с полами затянули. Ну я и предложил им пока у меня пожить. Ну, чего зря по гостиницам маяться. А сам я в дом перебрался.
У сына действительно имелся еще и дом в двадцати километрах от города. Совсем недавно он продал роскошную дачу, кое-что добавил и купил особнячок в три этажа. Дом был уже готов принять новых хозяев, да те как-то пока не торопились – Лилечка докупала кое-что по мелочам, Даня задумал сад и фонтаны, переезжать же было решено летом. А вот, оказывается, домик раньше сгодился.
– А чего ж они – не могли двери открыть? – с обидой бубнил Акакий Игоревич, все еще ощупывая исковерканную прическу.
– Так старшие днем по магазинам бегают, а младшую – десять лет девчонке – дома оставляют одну, она от телевизора ни на шаг. Ну и, понятное дело, строго-настрого ей запрещено не только открывать, даже близко к двери подходить. Пап, мама, ну неужели вы думаете, я бы вам не открыл? Или Лиля, если бы вернулась? – Сын растерянно смотрел на родителей.
Клавдия утерла полотенцем нос, тут же смахнула этим же полотенчиком волоски с головы супруга и проворчала:
– Думаем мы… Мы не думаем, нам твоя сестрица так прямо и сказала: мол, вернулась Лиля домой, живет с мужем в счастливом браке, так что не волнуйтесь, дорогие родители. Врала, конечно.
У Дани вытянулось лицо.
– Нет, ну… если Аня сама так сказала… Ага… стало быть, вернулась… в браке мы с ней проживаем, и в очень даже счастливом.
– Ой, я тебя умоляю, – поморщилась Клавдия. – Ты вроде что-то отцу притащил? Наливай и пей. Врут все и врут… сколько уже можно?
Что-то ворча, она удалилась в комнату и через минуту мужчины уже слышали, как бабушка с внучкой раскладывают новую игру.
Всю ночь Клавдия ворочалась с боку на бок и дико завидовала Каке, который сочно захрапел, едва добрался до подушки.
– Вот сурок, – вздыхала она. – Весь вечер продрых, а ночью храпит, надрывается. А тут…
В голову лезли всякие мысли и не давали уснуть. Это, значит, что получается? Даня с Лилей поссорились, девчонка взбрыкнула и понеслась в клуб сниматься в рекламном ролике. Что никакого ролика никто не собирался снимать, это ясно, как дважды три. Неясно только, кому это жутко понадобилось. Ведь это надо суметь все так провернуть – и тебе клуб бильярдный, и тебе убитая собеседница, и какой-то пузырек с ядом в сумочке несчастной Лили… Завтра обязательно надо пойти в клуб и прошерстить всех работников. Ну, хорошо, случилось в этом клубе ЧП, хотя, конечно, для Лили ничего хорошего. И что? Девчонка сначала спряталась, потом Клавдия ее убедила вернуться, она дико обрадовалась, собрала чемодан и… уехала к однокласснику. Которого, оказывается, любила все эти годы. А он ее – нет. Из-за немодного платья. Чертовщина какая-то. В разговорах с одноклассницами Лили ни одна не упомянула об одежде. Вот о том, что Лиля хорошо училась, Софья сказала, про то, что в артиста влюбилась, девчонки тоже сказали, а про одежду… Тут Лиля врет, никаких сомнений. И потом, как бы там ни было, Ирина всегда одевала своих детей не хуже других. Не лучше – да, но и не хуже. Клавдия сама видела детские фотографии невестки и брата ее – Гаврилы, чистенькие детки, аккуратные. У Клавдии, например, Кака хуже одет был, чем они. И потом, когда Лиля жила с братом в городе, мать не скупилась на деньги – у ребят всегда были наличные. Не могла Лиля тайно страдать от того, что она выглядела хуже других. И никакой любви у нее в школе не намечалось. И про дачу матери наплела. Если она у подруги безвылазно, откуда же узнала, что Ирина в больнице кожу натягивает? Да, совершенно понятно – врет девчонка. Только для чего? Что же случилось за те несколько часов, пока Клавдия добиралась домой? Ясно одно: Лиле могли только позвонить… а почему только позвонить? Ее мог кто-нибудь встретить в подъезде, на улице, на остановке, в конце концов…
Клавдия перевернулась на другой бок, и в голове зашевелились другие мысли.
Интересно, тому, кто все это подстроил, нужна была сама Лиля? Или просто на нее напали случайно? А может, это происки Даниных конкурентов? Хотя конкуренты тут ни при чем, это люди серьезные, и Даниил не президент республики. Даже не губернатор края. И насолить он никому не мог до такой степени. Тогда, может быть… Вот отчего-то не дает покоя тот портрет Бродского в спальне Софьи Ранет. Может – ревность? Тогда зачем Лилю красть? Убили бы, да и все. А девчонка, слава богу, живая, Ирина же говорила – звонила ей. А может… Да, а почему нет? Может, это и не Лилю вовсе ревнуют, а Даню. Убрали с глаз долой, чтобы потом женить парня на себе. И все по закону. То есть – Лиля жива, придраться не к чему, но Даня думает, что она с любовником черт-те где, не может ее простить, а потому берет и… женится на другой. Вот это уже версия. Кстати, сюда совершенно идеально вписывается вся история с убийством в ресторане.
Сначала выставляют Лилю как убийцу, а когда понимают, что на Лилю никаких подозрений нет, просто ее крадут, а она говорит, что уехала с любовником к морю. Естественно, Даниил дико звереет и начинает ухлестывать за кем попало. Кстати, это могла провернуть именно та девица, которая и превратилась в «мертвую»! А чего? Позвонила Лиле, договорилась о встрече, сама же на эту встречу пришла, а потом – шлепс! И рухнула бездыханная! Естественно, наняла кого следует, за ней приехали под видом санитаров, увезли, а на Даниной жене пятно! Зато теперь она же может смело охмурять одинокого безнадзорного бизнесмена. Кстати, надо будет пронаблюдать – не крутится ли возле сына какая подозрительная особа? Версия исключительно простая и складная. Одно только не складывается – кто мог заставить Лилю позвонить Дане и сообщить, что она уехала с другим мужчиной? Нет, заставить, конечно, можно. Есть куча способов – пистолет к виску, и она сообщит все, что угодно. Но как заставить любящую жену при этих словах еще и быть счастливой, вот ведь в чем загвоздка? А то что Лиля совершенно не печалилась, отмечала и Ирина, и сам Даниил. Неужели правда? Полюбила другого? И все же версию с ревностью к Дане надо проверить. А вот просто так – взять и прийти, посмотреть, кто там крутится сейчас возле одинокого мужчины? Прямо завтра и… Нет, надо послезавтра. Завтра еще, может быть, они с Жорой посетят-таки клуб. Далее Клавдия переключилась на приятные мысли о том, как чудесно она будет выглядеть в своем новом платье, как она здорово накрасится, и искренне погоревала, что не успела сделать маникюр. Еще подумала, как завтра посмотрит в глаза лживой Анечке, когда та придет за дочерью. Потом мысли ее затуманились, и долгожданный сон прикрыл ее веки.
Утром на Анечку посмотреть не получилось, просто потому, что за Яной пришел Володя.
– Ну как новоселье? – ехидно поинтересовалась Клавдия, собирая внучку.
– Чье? – растерянно спросил зять.
– Ой, пап, да это мама вчера бабе Клаве придумала, что вы на новоселье были, – пояснила дочка.
– А-а, новоселье… нормально, – не особенно вникая, кивнул зять.
– И что же вы подарили? – не отступала теща.
– Кому?
– Так новоселам же!
– Ой, господи, Клавдия Сидоровна, я вот сегодня только что от компьютера оторвался и сразу за Яной. Устал как лошадь. Аня еще и вовсе с работы домой не возвращалась, а вы с каким-то новосельем! – разнервничался Володя. – Ключи им подарили, наверное, от квартиры, что же еще? Яна, одевайся быстрее, нам еще добираться. Клавдия Сидоровна, если надо, я сейчас домой приду, у Ани спрошу, что говорить надо, если она дома, а потом вам перезвоню.
Клавдия дружески шлепнула зятя по плечу и неизвестно кому сообщила:
– Вот за что я его люблю, так это за честность!
Володя присел от неожиданной тещиной ласки и ошалело вытаращился. И Володя, и Клавдия прекрасно знали: теща именно за сермяжную правду зятя не могла терпеть. Потому что только он мог ляпнуть, что в новом платье она выглядит, как корова на продаже, потому что только он мог встать на дне рождения прелестной Клавдии Сидоровны и четко озвучить ее возраст, потому что, наконец, он всегда повторял, что если бы Анечка пошла в мать, он бы на всю жизнь постригся в монахи.
Однако сейчас Володя действительно устал, поэтому не кинулся уточнять, откуда на него свалилась такая благость – сердечность тещи. Он только еще раз поблагодарил родственников за помощь и поспешил в машину.
Клавдия теперь ни минуты не сомневалась: все не так безоблачно, расслабляться рано. Это подтвердила и Оленька. Конечно же, с первым лучом солнца, ну хорошо, пусть со вторым, она уже принеслась к Распузонам и теперь бамкала на кухне сковородками.
– Скажи, детка, а что, у тебя в самом деле сильные чувства? – сочувственно поинтересовалась Клавдия, видя, как девчонка ловко кромсает картошку. Сама-то она покрыла ногти лаком и теперь плавала по квартире, широко растопырив пальцы.
– К кому? – зарделась та и мельком стрельнула глазами на еще сонного Акакия.
Акакий Игоревич только что вылез из-под одеяла и был не совсем в форме. Вчерашние искромсанные волосы торчали упрямыми кочками над сивыми проплешинами, глаза от непробудного спанья заплыли, а на щеке четко отпечаталась пятерня – он все еще, как в детстве, подкладывал ладошку под щеку, когда спал.
– Господи, девочка, что же у тебя со вкусом? – сочувственно произнесла Клавдия. – Меня бы сейчас вот под пистолетом… Кака! Ну надень же халат! Вон хоть мой возьми, в цветочек!.. Нет, Оленька, я тебя запишу к психологу. Кстати, у тебя там что-то горит.
Пока девчонка воевала с жареной картошкой, Клавдия Сидоровна уселась возле телефона:
– Алло, Жора? Жора, это я, твой сердечный друг, ну конечно, Клавдия Сидоровна!.. Жора, сегодня мы идем в клуб… Нет, ничего не изменилось… Не нашлась… Не нашлась, говорю! Меня пытались ввести в заблуждение! А я не ввелась… Не на ту, говорю, напали!.. Ага… в восемь заедешь… Да, Жор, я платьице себе купила… как ты говорил… Я помню, что черное маленькое, только… только… куда я, к черту, маленькое натяну?!! Ага, и в синенькое проскальзываю… с трудом… Нет, я уже и сейчас замечательно выгляжу, а вечером… Да зачем нам Кака? Нет, и Оленьку не… Хорошо, договорились… Я еще перезвоню.
Клавдия поспешила бросить трубку, потому что перед ней уже стоял гневный Кака с увесистым томом «Политэкономии» в руках и Оленька с большим половником.
– Вы чего это… прям боевые все такие… – хрюкнула Клавдия, сдерживая смех.
– Эт-то почему «зачем вам Кака», а? – гневно сощурил опухшие глазки Акакий Игоревич. – Это, значит, сами в клуб, а мы тут одни волноваться будем, да?
Клавдия с сожалением смотрела на супруга:
– Кака, ты бы хоть побрился. Вот, как стоишь, так ступай и немедленно побрейся, прямо с головой. Ну стыдно, честное слово, у тебя жена красавица, а за собой совершенно не следишь. И сними мой халат! Сколько уже раз говорить – он женский! Оленька, не размахивай поварешкой, с нее капает… Никто не видел мои бигуди? Кака, ты не брал?
Началась подготовка к предстоящему вечеру.
Ровно в восемь раздался звонок в дверь, и на пороге появился Жора.
– Уй! – молочным поросенком взвизгнула Клавдия и унеслась в ванную – она была еще не совсем одета, да и голова еще не приведена в порядок.
По ее меркам, она собиралась недолго. Однако когда вышла, все уже стояли одетые в прихожей, и на лицах явно читалось недовольство.
– А эти куда? – ткнула наманикюренным пальчиком Клавдия в живот супруга.
– А мы потому что – тоже! Да! – петушком наскочил на нее Акакий Игоревич. – И вообще – я для прикрытия! Потому что ты даже ни разу кия в руках не держала! Да вот! Хи-хи! Жора! Она же не отличит кий от бильярдного стола!
– Оленька, и ты с нами? – поморщилась Клавдия. – Лелей свои чувства дома, дитя мое!
– А я, между прочим, всегда в рулетку выигрываю, – зарумянилась упертая девица. – Знаю, на что ставить. Меня всегда берут, когда по-крупному хотят выиграть…
– Она со мной, – мигом сориентировался Кака и по-отечески приобнял удачливую девчонку.
Жора уже нервничал:
– Клавдия Сидрна, ну вы уже скорее платье надевайте, да поедем, время же!
– А… я уже надела платье, – глянула на себя в зеркало Клавдия Сидоровна.
Ей казалось, что она выглядит сногсшибательно. Платьице немножко маловато, зато она в нем не смотрится кулем, а эдакой… эдакой… Ну, в общем, есть что показать – и грудь, и бедра, и складки на жи… Нет, туда не надо смотреть!.. И туда тоже… И здесь лучше отвернуться… Ай, да какие проблемы! Возьмем эту шелковую шаль Катерины Михайловны, и все!
С шалью было намного лучше. Правда, немного портила настроение мысль, что на платье Клавдия могла и вообще не тратиться – платок закрывал его целиком, ну да стоит ли из-за этого переживать, когда впереди такие события!
В клуб они заявились какой-то несолидной галдящей группой. Жора все время объяснял спутникам, куда нужно садиться, что и чем есть и на весь зал предупреждал, что в «дурака» здесь играть не принято. А если Акакий Игрич будет мухлевать в бильярд, то его могут побить. Акакий Игоревич старался показать себя человеком бывалым – выпячивал живот, не вытаскивал руки из карманов и криво усмехался неизвестно чему. Его сизая свежевыбритая голова вертелась во все стороны и даже изредка кому-то кивала, так он притворялся, что у него и здесь есть знакомые. Клавдия чувствовала себя королевой и огромной шалью постоянно сшибала со столиков солонки. И только Оленька вела себя достойно, как истинная леди – ни слова лишнего, ни взгляда любопытного, ни суеты.
Наконец Жора усадил всю компанию за отдельный столик, и возле них сразу появился молоденький паренек с блокнотиком. Пока Жора что-то заказывал, Клавдия оглядела зал. Интересно, где здесь сидела Лиля? А вон в те двери наверняка унесли несчастную, когда той стало плохо…
– Ну-ка, выкинь немедленно! – вдруг накинулась она на Оленьку, видя, как та сунула в рот сигарету. – Убери изо рта эту дрянь!
– Да вы что! Здесь все так делают! – вытаращилась на нее девчонка.
– Все? – недоверчиво переспросила Клавдия и обернулась.
Действительно, все девушки в этом заведении сидели с сигаретами. А одна даже с толстой сигарой.
– Хорошо, – собрав волю в кулак, решилась Клавдия Сидоровна. – Дай и мне тоже. Только не поджигай, я так ее во рту подержу, чтоб влиться в массы.
Девчонка пожала плечами и выудила из сумочки сигарету. Почтенная мать семейства неумело сунула ее себе в рот и заскучала. Она уже заметила – именно с таким выражением сидели здесь все дамы.
– Пожалте! – резво подскочил к ней молоденький паренек с блокнотиком и щелкнул зажигалкой.
– Шпащибо, мне не надо, – сквозь зубы отозвалась дама.
– Прошу, прошу… – настаивал парнишка, и огонек китайской зажигалки безжалостно лизнул ему пальцы.
Мысленно перекрестившись, Клавдия запыхтела сигаретой, и дым пошел вроде бы из ушей.
В это самое время Акакий Игоревич уже подскакивал на месте.
– Жора, ну чего сидим-то? Чего сидим, я спрашиваю? Пойдем хоть шары погоняем!
– Не, ну надо ж маленько подождать, куда торопиться-то? – бубнил Жора.
– Ага – куда! А нам еще с Оленькой надо успеть крупный куш в рулетку взять! О! Гляньте! У Клавдии от жадности глаза на лоб полезли. Я первый с ней играю, я еще дома забил! – совершенно несерьезно выкрикнул он и снова принялся тормошить Жору.
Клавдия прокляла все на свете. Ее душил ужасный кашель, и она боялась раскрыть рот, чтобы не разразиться оглушительными раскатами, всем же ясно: сыщики должны оставаться незаметными.
Но с каждой минутой это получалось все хуже. Уже через час возле Оленьки стали кружиться небольшими стайками мужчины, и девица отбивалась от них трехэтажными фразами. Акакий с Жорой уже прыгали возле бильярдного стола, и пока Жора, изогнувшись с кием, седьмую минуту гипнотизировал шар, Кака локотком пытался спихнуть несколько шариков в лузу. Клавдия наконец справилась с кашлем, выкинула сигарету и теперь ждала момента, чтобы один на один переговорить с молодым пареньком, который порхал над их столом.