Капитал в XXI веке - Томас Пикетти 12 стр.

Рост в таком случае становится довольно абстрактным понятием, чисто математическим и статистическим построением. Однако в масштабах одного поколения, т. е. за 30 лет, которые мы воспринимаем как более значимый временной интервал для оценки изменений, происходящих в данном обществе, этот же рост обеспечивает увеличение более чем на треть, что представляет собой очень серьезное изменение. Это не так впечатляет, как рост в 2–2,5 % в год, который приводит к удвоению в масштабах каждого поколения, но этого достаточно для глубокого и постоянного обновления общества и для его радикальной трансформации в очень долгосрочной перспективе.

Закон кумулятивного роста в своей основе идентичен так называемому закону кумулятивной доходности, в соответствии с которым ежегодная доходность, равная нескольким процентам, в течение нескольких десятилетий автоматически приводит к очень существенному увеличению начального капитала — разумеется, при условии, что полученная прибыль постоянно вновь вкладывается в производство или по крайней мере что владелец капитала потребляет не очень большую его долю по сравнению с темпами роста данной компании.

Ключевой тезис этой книги как раз и заключается в том, что небольшое на первый взгляд расхождение между доходностью капитала и темпами роста в долгосрочной перспективе может привести к очень серьезным последствиям, дестабилизирующим структуру и динамику неравенства в данном обществе. Все это в определенном смысле, проистекает из законов кумулятивного роста и доходности, поэтому будет полезно уже сейчас усвоить эти понятия.

Вернемся к исследованию роста мирового населения.

Если бы в эпоху античности темпы демографического роста были такими же, как и в период с 1700 по 2012 год, т. е. в среднем 0,8 % в год, то с 1 до 1700 года мировое население увеличилось бы почти в 100 тысяч раз. Если учесть, что в 1700 году население предположительно составляло около 600 миллионов человек, то в таком случае следует предположить, что в эпоху Христа население было ничтожно малым (меньше 10 тысяч человек на всей планете). Даже рост в 0,2 % на протяжении 1700 лет означал бы, что в начале нашей эры население мира должно было бы составлять всего 20 миллионов человек, в то время как, согласно имеющимся у нас данным, оно превышало 200 миллионов человек, из которых около 50 миллионов проживало в одной только Римской империи. Сколь бы ненадежны ни были исторические источники и расчеты численности населения в 1 и в 1700 годах, нет никакого сомнения в том, что средний демографический рост в этот период был ниже 0,2 % в год и скорее всего ниже 0,1 %.

Вопреки расхожему представлению этот мальтузианский режим очень низкого роста не означал демографической стагнации. Конечно, увеличение населения шло очень медленными темпами и рост, накопленный за несколько поколений, часто уничтожался за несколько лет в результате эпидемии и продовольственного кризиса[76]. Тем не менее население увеличилось на четверть с 1 по 1000 год, затем на половину с 1000 по 1500 год и еще на половину с 1500 по 1700 год, когда темпы роста населения приблизились к 0,2 %. Ускорение демографического роста, очевидно, является процессом очень постепенным и определяется прогрессом в медицинских знаниях и улучшением санитарных условий существования, т. е. протекает очень медленно.

Судя по всему, с 1700 года демографический рост резко ускорился: его темпы составляли в среднем 0,4 % в XVIII веке и 0,6 % в XIX веке. В Европе (включая американские зависимые территории) самый быстрый демографический рост наблюдался с 1700 по 1913 год, но в XX веке процесс двинулся в обратном направлении: темпы роста европейского населения сократились вдвое — с 0,8 % между 1820 и 1913 годами до 0,4 % между 1913 и 2012 годами. Речь идет о хорошо известном явлении демографического перехода: в определенный момент постоянного увеличения продолжительности жизни становится недостаточно для того, чтобы компенсировать падение рождаемости, вследствие чего происходит медленное возвращение к низким темпам роста населения.

Однако в Азии и Африке рождаемость остается высокой намного дольше, чем в Европе, в результате чего демографический рост в XX веке достиг головокружительных масштабов — 1,5–2 % в год. Это привело к тому, что за столетие население там увеличилось в пять раз и далее больше. В начале XX века в Египте проживало немногим больше 10 миллионов человек; сегодня там насчитывается более 80 миллионов жителей. В Нигерии или в Пакистане население едва превышало отметку в 20 миллионов человек; сегодня и там, и там оно составляет более 160 миллионов.

Интересно отметить, что темпы демографического роста, достигнутые в Азии и Африке в XX веке, т. е. 1,5–2 % в год, приблизительно равны тем, что наблюдались в Америке в XIX–XX веках (см. таблицу 2.3). Население Соединенных Штатов выросло с менее чем трех миллионов жителей в 1780-е годы до 100 миллионов в 1910-е годы и до более чем 300 миллионов в 2010-е годы — иными словами, оно увеличилось более чем в 100 раз за два столетия с небольшим. Ключевая разница, разумеется, заключается в том, что демографический рост в Новом Свете в значительной степени объясняется миграцией с других континентов, прежде всего из Европы, в то время как 1,5–2 % ежегодного демографического роста в Азии и Африке в XX веке обеспечивались исключительно за счет естественного прироста (превышения рождаемости над смертностью).

Результатом этого стремительного демографического роста стало то, что в XX веке увеличение населения в мировом масштабе достигло рекордной цифры в 1,4 % в год, тогда как в XVIII–XIX веках составляло всего 0,4–0,6 % (см. таблицу 2.3).

Важно понимать, что мы пока только выходим из этого процесса неограниченного ускорения темпов демографического роста. С 1970 по 1990 год мировое население увеличивалось более чем на 1,8 % в год, т. е. почти с такой же скоростью, как с 1950 по 1970 год, когда был поставлен абсолютный исторический рекорд (1,9 %). С 1990 по 2012 год темпы достигали 1,3 % в год, что тоже очень много[77].

Согласно официальным прогнозам, демографический переход в мировом масштабе, т. е. стабилизация численности населения планеты, теперь должен ускориться. В соответствии с основным сценарием ООН темпы роста численности населения должны упасть ниже 0,4 % к 2030-2040-м годам и закрепиться на уровне 0,1 % к 2070-2080-м годам. Если эти прогнозы осуществятся, то произойдет возвращение к режиму очень слабого демографического роста, существовавшему до 1700 года. В таком случае темпы демографического роста планеты в период с 1700 по 2100 год проследуют по графику колоколообразной кривой с высшей точкой между 1950 и 1990 годом, когда они доходили почти до 2 % в год (см. график 2.2).

График 2.2

Темпы роста численности мирового населения с античных времен до 2100 года.

ордината: Темпы роста мирового населения, %.

Примечание. Темпы роста численности мирового населения превышали 1 % в год с 1950 по 2012 год и должны вернуться к 0 % к концу XXI века.

Источники: piketty.pse.ens.fr/capital21с

Следует уточнить, что слабый демографический рост, который предусматривается во второй половине столетия (0,2 % между 2050 и 2100 годами), будет полностью обеспечен Африканским континентом (где темпы будут составлять 1 % в год). На трех других континентах население будет либо сохраняться на прежнем уровне (0,0 % в Америке), либо уменьшаться (-0,1 % в Европе и -0,2 % в Азии). Длительный отрицательный рост в мирное время станет новым феноменом, прежде в истории не наблюдавшимся (см. таблицу 2.3).

Следует уточнить, что слабый демографический рост, который предусматривается во второй половине столетия (0,2 % между 2050 и 2100 годами), будет полностью обеспечен Африканским континентом (где темпы будут составлять 1 % в год). На трех других континентах население будет либо сохраняться на прежнем уровне (0,0 % в Америке), либо уменьшаться (-0,1 % в Европе и -0,2 % в Азии). Длительный отрицательный рост в мирное время станет новым феноменом, прежде в истории не наблюдавшимся (см. таблицу 2.3).

Разумеется, эти прогнозы довольно неточны. Они зависят, с одной стороны, от изменений в продолжительности жизни (а значит, отчасти от научных открытий в медицинской области), а с другой — от того, каким будет уровень фертильности у следующих поколений. При определенной продолжительности жизни демографический рост зависит от уровня фертильности. Важно учитывать, что небольшие колебания в количестве детей, которое решает иметь та или иная семья, могут привести к значительным последствиям в масштабах всего общества[78].

Вся демографическая история показывает, что решения такого рода предсказать очень трудно. Они зависят от культурных, экономических, психологических и личных предпосылок, связанных с жизненными целями, которые ставят перед собой индивиды. Они также могут зависеть от материальных условий, которые обеспечивают или не обеспечивают различные страны для того, чтобы семейная жизнь гармонично сочеталась с жизнью профессиональной (школы, ясли, равенство полов и т. д.). Вопрос, который, без сомнения, будет иметь все большее значение в общественных дебатах и в государственной политике в XXI веке. За рамками общей линии развития, описанной выше, в истории народонаселения мы наблюдаем разнообразные региональные особенности и впечатляющие повороты, часто связанные со спецификой истории каждой страны[79].

Самый впечатляющий поворот, бесспорно, произошел в Европе и в Америке. В 1780-е годы, когда в странах Западной Европы уже проживало более 100 миллионов человек, а в Северной Америке — всего три миллиона, никому бы и в голову не пришло, что баланс между ними изменится настолько сильно. В начале 2010-х годов население Западной Европы насчитывает немногим больше 410 миллионов, в то время как в Северной Америке проживает 350 миллионов человек. По прогнозам ООН, процесс наверстывания завершится к 2050 году, когда в Западной Европе население едва будет достигать 430 миллионов, а в Северной Америке превысит 450 миллионов. Интересно отметить, что этот поворот объясняется не только миграционными потоками, но и более высоким уровнем рождаемости в Новом Свете по сравнению со старушкой Европой, — эта разница, сохраняющаяся и по сей день, в том числе и среди населения европейского происхождения, остается загадкой для демографов. Причем более высокий уровень рождаемости в Америке не объясняется более щедрой государственной политикой в области поддержки семьи: на том берегу Атлантики она практически отсутствует.

Стоит ли видеть в этом феномене большую веру в будущее, оптимизм, присущий Новому Свету, большую склонность самому добиваться успеха в постоянно растущем мире и подталкивать к этому детей? Поскольку речь идет о решениях столь же сложных, как и выбор, касающийся количества детей, здесь нельзя априори исключать ни одного психологического или культурного объяснения. И ничего нельзя предугадать заранее: демографический рост в Америке постоянно сокращается, и все может измениться, если миграционные потоки, направляющиеся в Европейский союз, продолжат расти, если фертильность увеличится или если Европа сократит отставание от Америки в продолжительности жизни. Прогнозы ООН не являются окончательно установленными истинами.

Подобные впечатляющие демографические изменения мы обнаруживаем даже в рамках каждого континента. В Европе Франция была самой населенной страной в XVIII веке (как мы уже отмечали, Юнг и Мальтус усматривали в этом причину нищеты французской деревни и даже Революции). Затем в XIX веке в ней произошел очень ранний демографический переход, который сопровождался падением рождаемости и фактическим прекращением роста населения (этот феномен связывают со столь же ранним ослаблением христианства). В XX веке он сменился столь же необычным всплеском рождаемости (часто его объясняют мерами, предпринятыми после военных конфликтов и поражения 1940 года). Эта ставка, судя по всему, сыграла, поскольку, согласно прогнозам ООН, население Франции должно превысить население Германии в 2050-е годы, хотя причины этого поворота — экономические, политические, культурные, психологические — до конца не ясны[80].

Если говорить о более крупных масштабах, то всем известны последствия китайской политики одного ребенка (которая была введена в 1970-е годы, когда существовали опасения, что страна не сможет преодолеть отсталость, и в настоящее время смягчается). В настоящее время Индия почти догнала Китай по численности населения, тогда как к моменту введения этой политики китайское население превышало индийское на 50 %. Согласно данным ООН, Индия будет самой густонаселенной страной в мире в период с 2020 по 2100 год. Однако и здесь нельзя быть полностью уверенным: в истории народонаселения всегда будут смешиваться решения отдельных людей, стратегии развития и национальная психология, личные побуждения и великодержавные устремления. Никто не может предвидеть, какие демографические повороты произойдут в XXI веке.

Именно поэтому было бы слишком опрометчиво считать официальные прогнозы ООН чем-то большим, чем «основным сценарием». К тому же ООН разработало два других прогноза, и расхождения между разными сценариями, прогнозирующими ситуацию в 2100 году, как и следовало ожидать, оказались очень серьезными[81].

Как бы то ни было, если исходить из имеющихся у нас на данный момент знаний, основной сценарий остается самым вероятным. С 1990 по 2012 год европейское население практически не росло, а во многих странах уменьшалось. В 2000-е годы коэффициент фертильности в Германии, Италии, Испании и Польше опустился ниже отметки в 1,5 ребенка на одну женщину, и лишь увеличение продолжительности жизни вкупе с сильным миграционным притоком позволило избежать большого сокращения населения.

В этих условиях сделанный ООН прогноз о нулевом демографическом росте в Европе до 2030 года и слабых отрицательных показателях роста после 2030 года не кажется чрезмерным и выглядит вполне разумным. То же касается предполагаемого развития демографической ситуации в Азии и на других континентах: поколения, рождающиеся сейчас в Японии или в Китае, приблизительно на треть меньше, чем те, которые появились на свет в 1990-е годы. Демографический переход во многом уже завершился. Изменения в принятии индивидуальных решений и последовательная политика, бесспорно, могут несколько скорректировать эти процессы — например, слабоотрицательные показатели (как в Японии или в Германии) могут стать слабоположительными (как во Франции или в Скандинавских странах), что само по себе уже является значительной разницей, но не очень серьезной, по крайней мере в ближайшие несколько десятилетий.

Что касается очень долгосрочной перспективы, то здесь, разумеется, все еще менее ясно. Однако можно вспомнить, что в том случае, если те темпы демографического роста, которые наблюдались с 1700 по 2012 год, т. е. 0,8 % в год, сохранятся в грядущие столетия, то это приведет к увеличению численности населения мира примерно до 70 миллиардов человек к 2300 году. Конечно, ничего нельзя исключать, идет ли речь о решении рожать ребенка или о технологических новинках (которые, возможно, однажды смогут обеспечить рост, намного меньше загрязняющий окружающую среду, чем можно представить сегодня, за счет полностью дематериализованных новых товаров и услуг и возобновляемых источников энергии, не оставляющих углеродного следа). Однако не будет преувеличением сказать, что на нынешнем этапе численность мирового населения в 70 миллиардов человек не представляется ни правдоподобной, ни желательной. Согласно наиболее вероятной гипотезе, темпы роста мирового населения в ближайшие столетия будут точно ниже 0,8 %. Официальный прогноз, предполагающий положительный, но слабый демографический рост (0,1–0,2 % в год), в очень долгой перспективе априори выглядит довольно правдоподобным.

В любом случае, задача этой книги состоит не в том, чтобы делать демографические прогнозы, а скорее в том, чтобы учесть различные возможные сценарии и исследовать их влияние на эволюцию распределения богатства. Ведь демографический рост воздействует не только на развитие и сравнительное могущество государств — он также заметно влияет на структуру неравенства. Вместе с тем при прочих равных сильный демографический рост, как правило, играет уравнивающую роль, поскольку уменьшает значение накопленного в прошлом и наследственного имущества: каждое новое поколение должно, в определенном смысле, ставить себя на ноги самостоятельно.