— Почему только наши? — Возразил Акела, — ты же классный хакер, Панда! Тебе что, бабки не нужны?
— А при чем тут хакер?
— Так в этом вся суть, — он усмехнулся, — откуда, по-твоему можно узнать, где и что пошло в сундучок Дэви Джонса?
— Да. Затупила, — согласилась она, — нормальная тема.
— Вот то-то и оно! Ну, пошли купаться, если только вам доктор не запретил.
— Вы плавать умеете? — на всякий случай спросил Спарк, когда они подошли к берегу.
— Да уж получше некоторых, — фыркнула Келли, — а вот как тут на счет акул?
— За акулами надо плыть вон туда, — Спарк махнул рукой в сторону едва видимой отсюда горловины лагуны, — ловить лучше сразу после заката, а приманивать можно на рана-рагу, это такая светящаяся ерунда вроде каракатицы.
— А если акула захочет поймать нас? — спросила она.
— Я же объясняю, в лагуне их нет.
— Это радует… Да, надеюсь, купальники тут не обязательны?
— Старики говорят, что людей в купальниках тут видели в эпоху колониализма, — сообщил Акела, освобождаясь от одежды, — правда, достаточно надежными доказательствами этого факта, историческая наука не располагает.
— Это просто миф из эпоса здешних утафоа, — добавил Спарк и, пробежав метров пять по воде, красиво нырнул.
Через пару минут в воде были уже все четверо. Потом Акела и Спарк решили сплавать до катера, дрейфующего в паре сотен метров от них, ближе к средине лагуны. Судя по всему, с него ловили рыбу. «Мы быстро, только перекинемся с ними парой слов, и назад».
— Для дворовой команды, они неплохо двигаются, — лениво заметила Санди, глядя на две быстро удаляющиеся фигуры.
— Еще бы, — согласилась Келли, переворачиваясь на спину и глядя в яркое безоблачное, будто бы нарисованное, небо, — Если вокруг одна только вода, и ничего, кроме воды. В этом что-то есть. Может, это и к лучшему, что мы сюда вписались.
— Вот как? Эй, Келли, а кто утром говорил, что мы в полной заднице?
— Я от своих слов не отказываюсь. Но иногда человеку надо побыть в заднице.
Санди фыркнула, нырнула, сделала кувырок под водой, и, вернувшись на поверхность, объявила подруге:
— Я шокирована твоей аскетической ориентацией.
— С ориентацией у меня все ОК, — ответила Келли, приняв на пару секунд такую позу, фото которой неминуемо попало бы в категорию XXX, — аскетизмом пока не страдаю. И, если ты заметила, мальчики тут есть. Вполне такие… Короче, я про задницу в другом смысле.
— Это в каком, интересно?
— Ну, как объяснить? Представь: ты босс плохих парней. Попробуй, достань нас здесь.
— Это, конечно, да, — после некоторого размышления, согласилась Санди, — Я оценила, как тут морская полиция работает. Бац, плюх, и к стенке. Но, с другой стороны, нам теперь отсюда носа не высунуть. Мне не очень понятно, как при таком раскладе подгрести кучу баксов, про которую мы болтали с этим доктором… Или колдуном, черт его разберет.
Келли повернулась на бок, сделала несколько ленивых гребков, снова перевернулась на спину и спросила:
— А что бы мы здесь делали, ну, хотя бы, с миллионом баксов? Вот прикинь, сидим мы на этом атолле, с кучей денег. Ну, и…?
— Виллу купить, — предложила Санди.
— Хижину из бетона, бамбука и алюминиевых трубок. Тут других не строят. Дальше что?
— Может, яхту?
— Ну, да. Вот такую, примерно, — Келли махнула рукой в сторону катера, рядом с которым уже плавали Спарк и Акела, — Тут, похоже, других не держат.
— Мда… Слушай, а ты это к чему?
— К тому. Я знала одного типа, они с напарником шлепнули в Майами трех колумбийцев и подломили просто гору денег. А потом 13 лет отсиживались на Кубе, в хижине из фанеры с тростниковой крышей. Мешки с баксами им годились только вместо кресел, потому что нормальных кресел там не было. Одни табуретки.
— Намекаешь, что нам здесь придется отсиживаться столько же?
— И на это, и на то, что пока мы отсюда не можем высунуть носа, деньги нам все равно не нужны. В смысле, нужны, но… Те парни за все 13 лет на Кубе потратили чуть больше 20 тысяч долларов на двоих.
— Вообще-то, — сказала Санди, — у нас сейчас даже хижины из фанеры нет. Так что давай будем решать задачи в порядке приоритетов. Ну, типа, сначала разберемся с бытом, а уж потом подумаем про золото и бриллианты. Кстати, вот, наши компаньоны возвращаются. Попробую при случае у них поинтересоваться.
…Через четверть часа вся компания вылезла из воды и расположилась на груде старых бамбуковых циновок.
— Ну, как водные процедуры? — спросил Спарк.
— То, что надо, — Санди зевнула и потянулась, — но беспокоит сугубо практический вопрос: где мы будем здесь жить.
— У нас, где же еще.
— Не беспокойтесь, — добавил Акела, — второй этаж у нас сразу был задуман, как гостевой. Так что располагайтесь там, как нравится. Мы вам туда ТВ поставим, комп, ну и мебель какую-нибудь, если надо.
— Парни, а как на счет небольшого кредита? — спросила Келли, — в счет будущих золотых гор? Ну, баксов 500, хотя бы. На тряпки и булавки.
— На кухне во втором ящике буфета, — сказал Акела, — берите, сколько надо. Сверху там лежит блокнот, записывайте сколько взяли. Это у нас со Спарком наподобие семейной бухгалтерии.
— Гм… — буркнула она, — ребята, а так, в порядке любопытства… Вы pinks?
— Розовые? — переспросил Спарк, — да нет, это у тебя просто глаза к нашему солнцу еще не привыкли. Надо вам бленды купить, а то еще сетчатку сожжете. На фиг надо.
— Э… Я не в этом смысле. Я имела в виду…
— «Pink» у янки значит то же, что «gay», в смысле гомосексуалист, — встрял Акела.
— Так бы и говорили. Нет, мы гетеро. А что?
— Ну, вы просто сказали про семейную бухгалтерию, я и подумала…
— А вот он — кибер-гетеро, — Санди кивнула на Акелу и хихикнула, — мы с ним в секс-чате познакомились.
— Да, мы там лихо зажигали, — подтвердил он.
— Еще как! — подхватила она, — Кстати, где твоя квадратная челюсть, плечи классического борца, рельефные мышцы живота и 10-дюймовый член?
— Примерно там же, где твои полные чувственные губы, пышные упругие груди, покрытые ровно-золотистым загаром, осиная талия и крутые бедра индийской танцовщицы.
— Увы, — вздохнула Санди, — весь этот тюнинг мне пришлось бросить на Гавайях вместе с фамильными бриллиантами и вишневым «Феррари».
— Хрен 10 дюймов это перебор, — авторитетно заявила Келли, — я вот как-то раз в Хьюстоне склеила парня, танзанийца, как раз примерно с таким. Не буду особо распространяться, но в общем, это уже извращение.
— Вот-вот, — поддержал Спарк, — я ему говорю: пиши 8, а его заклинило на круглых числах.
— Кстати, о круглых числах, — сказала Санди, — объясните нам, наивным девушкам, как вы намерены снять с проекта «erectus» 200 миллионов баксов.
— Может, за обедом это обсудим? — спросил Акела, — меня что-то пробило на жор.
— Опять бекон и яичница? — подозрительно спросила Келли.
— За кого ты нас держишь? Будет свежий групер, тушеный в кокосовом вине. Групер это рыба такая, — пояснил он на всякий случай.
…План, изложенный Акелой, был прост, как мычание: дать знать хозяевам консорциума, что не все потеряно, и объявить цену. Сумма в 200 миллионов долларов обосновывалась им так. Месяц назад в пресс-релизах консорциума Atlinc писали, что проект «erectus» будет давать около 2 миллиардов долларов в год, а аналитики полагали что, речь идет о гораздо большей сумме, но это скрывают, чтобы создать эффект внезапности удара по медицинскому рынку.
— Еще бы, — говорил Акела, — если каких-то сраных таблеток от импотенции продается на 5 миллиардов баксов в год, химических контрацептивов — на 10 миллиардов, первобытного аспирина и парацетамола — на 20 миллиардов, паршивых витаминов — на 40 миллиардов. Чтобы запустить какой-нибудь новый тип таблеток тратится минимум по миллиарду. На планете больше 6 миллиардов людей, они ежегодно сжирают прорву всяких таблеток. Тут пахнет триллионами баксов! А мы требуем за спасение мегапроекта всего каких-то 200 миллионов. Это просто даром, честное слово!
В заключение своей речи, он предложил всем подумать над технической проблемой:
Надо было передать сообщение так, чтобы оно не попало в чужие руки, а если, все же, попадет, то никто, кроме адресатов, не смог бы понять, о чем оно. На роль передаточного звена был выбран доктор Джералд Винсмарт. Только он один обладал тремя свойствами: ему можно было доверять, его домашний e-mail был известен, и он точно имел личный контакт с кем-то из центральных фигур консорциума. Оставалось придумать текст, из которого адресат, несмотря на расплывчатость содержания, во-первых, точно понял бы, о чем ему сообщают, а во-вторых, поверил в достоверность сообщаемой информации. «Нас так качественно грохнули, что наше воскрешение не так-то просто доказать» — заметила по этому поводу Келли. Как пояснил Акела, решением этой проблемы занимается док Рау, а он точно что-нибудь придумает. Правда, неизвестно, как скоро у него это получится.
После обеда Келли и Санди отобрали у Акелы ноутбук (у него оказалось штук пять старых моделей на выбор) и уединились с тем, чтобы составить соглашение о дележке будущих золотых гор. После трех часов отчаянных умственных усилий, они родили две страницы текста. Акела и Спарк добросовестно прочли этот литературный шедевр вслух, после чего Акела сказал «ну, нормально», а Спарк добавил «круто!». Вечером все четверо отправились, как выразился Спарк «на офисную тусовку».
Офиса, как такового, у партнерства «HTOPO» не было, его роль играл первый этаж дома директора, Оливии Минго. Это была стройная, подвижная креолка на вид лет 35–40, с обманчиво-открытым лицом и огромными, обманчиво-честными глазами редкого для смуглых брюнеток сине-зеленого цвета (вообще-то она напарит кого угодно, — между делом сообщил Акела, — но свои могут ей доверять на все сто). Оливии принадлежала идея искать клады по такому же принципу, как ищут полезные ископаемые или рыбные банки. В историю она вошла афоризмом «кораблекрушения это систематический природный процесс накопления материальных ценностей на дне морей и океанов». В сексе Оливия была кошкой, которая гуляет сама по себе. С мужчинами сходилась легко, а расходилась еще легче. Сын, Аркадио (любимая ошибка молодости) учился на 1 курсе инженерного колледжа и жил у ее родителей на Акорера. Оливия ездила туда на выходные, и вообще при любой оказии, а на каникулы привозила его на Тероа «отдохнуть от цивилизации».
Похожий на каторжника Уэсли Роббер, известный также, как Факир Слай, выполнял функции суперкарго. Он разбирался в любых изделиях, которые хоть каким-то боком касались морского дела, а кроме того отличался исключительным умением давать взятки чиновникам любого режима, будь то китайский социализм, австралийская буржуазная демократия, латиноамериканская хунта или индонезийская застенчиво-военная диктатура. Если бы на Землю прилетели инопланетяне, Слай бы и с их чиновниками договорился, и наверняка купил бы по дешевке «за откат» пару-тройку летающих тарелок. Увы, UFO пока оставались фантастикой, и талант Слая не мог раскрыться в полной мере. Отдельная тема — это женщины и дети Слая. Их было много, они обитали в разных уголках планеты, причем Слай искренне любил их всех — такое у него было доброе, открытое сердце.
Кван Ше, симпатичная молодая женщина, похожая на античную китайскую статуэтку и такая же невозмутимая (если, конечно, речь не идет о деньгах, как сообщил Акела), в прошлой жизни была снайпером. В кого и на какой войне она стреляла, Акела не знал, да и не считал это важным. На Тероа Кван Ше попала несколько лет назад, будучи подобрана Слаем где-то в океане. Привязавшись к двум пустым канистрам, она плавала, как Офелия в пруду, с осколочным ранением в правый бок. Доктор Рау возился с ней недели три, и привел в норму. Так она и осталась здесь, вероятно, по привычке всегда быть в какой-нибудь команде. Кроме умения пользоваться всеми видами огнестрельного оружия, она отличалась крайней аккуратностью и потому ей поручили вести бухгалтерию партнерства. Из-за какой-то нехорошей истории в ранней юности, Кван Ше была предельно скрытна в личных симпатиях. Периодически ее, якобы наблюдали выскальзовавшей ранним утром из дома доктора Рау, но лезть в ее и в его секреты никому не хотелось. Какой смысл?
Вот в такую странную компанию попали Санди и Келли. По случаю официального сбора партнеров, было выпито море кофе, подробно заслушана история эксперимента «эректус» и последующего бегства, всесторонне оценены перспективы авантюры на медицинском рынке и подписано предложенное соглашение. Разошлись далеко за полночь, и то лишь после того, как док Рау внушительно сказал:
— Олив, как, по-твоему, сколько часов в сутки надо спать беременной женщине?
— Я услышала. Ребята, в виду очевидных обстоятельств, все остальное завтра, ОК?
Вот так для Санди и Келли прошел первый день на атолле Тероа. Спали они, как убитые, а проснувшись утром, пришли к выводу, что здесь, в общем, не так уж плохо. Конечно, это не Сан-Франциско, штат Калифорния, и даже не база Махукона-2, Гавайи. Объективно глядя на вещи, можно сказать, что это самые, что ни на есть, дальние выселки планеты Земля. Но выселки довольно-таки обустроенные и по-своему благополучные.
… 6 июня. Алюминиевая революция. Мамаша Джимбо. Исторический экскурс.После завтрака (на этот раз, выдержанного в духе рекомендаций дока Рау), водных процедур и зарядки (также предписанной доктором), Акела и Спарк повели девушек в лавочку мамаши Джимбо. Собственно, это была не лавочка, а, выражаясь по-европейски, развлекательно-коммерческий центр атолла. Здесь можно было попить (или выпить), а также поесть (или закусить) в маленьком кафе под навесом, можно было обсудить все сплетни по поводу событий в тихоокеанской акватории, пофлиртовать (если найдется с кем) и даже потанцевать (музыка на любой вкус). Кроме того, здесь можно было купить все необходимое для нехитрого островного хозяйства — от продуктов, бытовых мелочей и тряпок до аквалангов, запчастей к двигателям катеров и самолетов, оружия и патронов. Если чего-то не было сегодня, это можно было заказать и оно появлялось через 48 часов.
Что касается самой мамаши Джимбо, грубоватой, но исключительно доброжелательной и по-своему симпатичной дамы лет 50, то история ее появления на Тероа была настолько трагична, что об этом старались не слишком распространяться. Было время, когда она с мужем и двумя детьми, жила на острове Панджонг. Муж работал в американо-японской концессии, денег хватало, ничто не предвещало ни неприятностей, ни серьезных проблем. Тут разразилась Алюминиевая революция. Минная война на острове Тинтунгг, а тем более в столице, Лантоне, была достаточно ужасна, но не шла ни в какое сравнение с тем, что произошло на Панджонге. Революционные наемники из движения Tupak-Amaru, не сумев сходу подавить сопротивление охраны и военного гарнизона, ночью подогнали баржу, груженую смесью алюминиего порошка с аммиачной селитрой, и подорвали ее на рейде.
И промышленные здания, и маленький порт, и поселок оказались буквально стерты с лица земли. Из-под обломков сумели выбраться лишь несколько человек с ранениями, ожогами и контузиями, но живые. Среди них была и мамаша Джимбо (тогда Жазмина Боугартен). Из ее семьи не уцелел никто. Дальше — ожидание: когда-нибудь должна прийти помощь. Никто не приходил. Остатки запасов консервов сокращались, пресную воду приходилось брать из единственного ручья, мелкого и довольно грязного. Так прошла неделя, и тут Жазмина поняла: никто никогда не придет, и можно рассчитывать только на себя.
Она погрузила в одну из оставшихся моторных лодок канистру воды, канистру топлива, несколько банок консервов, и отплыла с Панджонга в сторону (как ей казалось) острова Халанг. Имея лишь приблизительное представление о том, как ходить на лодке по океану, она промахнулась градусов на 15 и неминуемо должна была погибнуть. Но ей повезло, и на четвертый день безнадежного плаванья на ее лодку наткнулись рыбаки из живущей на Тероа семьи Пиакари. Так она узнала, что, во-первых, шла не в ту сторону, во-вторых, что на Халанг ей идти нечего, там хозяйничают те же наемники, которые были на Панджонге, а в-третьих, что Алюминиевая революция распространяется по архипелагам со скоростью пожара. Под давлением этих обстоятельств, Жазмина отправилась с рыбаками на Тероа.
В то время, кроме двух семей аборигенов-утафоа — Пиакари и Иннилоо, — на атолле никто не жил. Хозяйство было почти натуральным: аборигены покупали только запчасти для моторных лодок и ветряков, да кое-что из вещей и одежды (с учетом климата и обычаев, сущую мелочь). Топливный спирт для моторов гнали из перебродившего планктона на старом ректификаторе, украденном неизвестно у кого еще предыдущими поколениями.
Недели три Жазмина была, как говорят военврачи, в протяженном шоковом состоянии. Она жила в одном из больших домов Пиакари, ела, спала, механически помогала другим женщинам делать простые хозяйственные работы, когда догадывалась, что именно надо делать. Потом она постепенно начала немного общаться с ними на лингва-франка (в пределах коротких фраз в не более пяти слов). Когда работы не было, она шла на берег, и подолгу сидела там, разговаривая с мужем и детьми. Это продолжалось еще несколько недель. Утафоа понимали часть того, что она говорит, и догадывались, что она говорит с умершими. Европейцы сочли бы Жазмину сумасшедшей, но для утафоа общение с духами умерших предков было в порядке вещей. Они немного удивлялись, что молодая женщина тратит на это так много времени, но они рассуждали в том смысле, что у нее могут быть к тому веские причины, и им даже в голову не приходило мешать ей.
Наверное, прошло около года, прежде чем Жазмина «оттаяла». Она, наконец, поняла, где находится и каково действительное положение вещей в окружающем мире. Постепенно она начала знакомиться с окружающими людьми (до этого они были для нее совершенно одинаковыми и безликими). По мере общения, она заново научилась болтать о том, о сем, улыбаться, радоваться, проявлять осознанный интерес к человеческим делам. Утафоа и это восприняли, как должное, только удивлялись, что она не сходится ни с кем из мужчин.