Без всякой привязки к свойствам характера, просто для различения.
– Это всего лишь проверка, – проговорил Лахов почти жалобно. – Надолго мы вас не задержим...
Острый взгляд стражника уже нашел на одежде феев круглые значки. Надпись на них в полутьме было не разобрать.
– Они честные парни, начальник, – пробулькала высящаяся за стойкой груда плоти. Лахов едва не упал от обрушившейся на него вони выгребной ямы, через которую пробивался запах хвои.
Толстый Маззи использовал освежитель дыхания. С таким же успехом можно было надевать на топор ласты.
– Может, не стоит? – ротовое отверстие хозяина таверны, расположенное где-то на середине высоты, сложилось во что-то вроде улыбки. – И все будет тихо, мирно и хорошо...
Бульканье трудно сделать угрожающим, но Толстому Маззи это удалось.
Краем уха Лахов слышал негромкое рычание, треск суставов, неприятный шелест, с которым извлекаются из ножен клинки, а также тяжелые шлепки, наводящие на мысли об очень большой лягушке.
Если вся эта орава бросится на стражников, то ее не остановить никаким оружием. Настал момент прибегнуть к хитрости.
– Учтите, – сказал Лахов громко, – что о нашем визите сюда поставлены в известность активисты лиги «Чистый город». И если мы не выйдем отсюда, то они нанесут вам визит. Вооружившись топорами, вилами и достаточным количеством горючих материалов...
В таверне стало тихо.
Лига «Чистый город» объединяла агрессивных сумасшедших, считающих, что в Ква-Ква должны жить только люди. О слове «милосердие» ее члены могли сказать лишь, что оно состоит из десяти букв.
Завидев на улице обычного эльфа или гнома, они скрипели зубами. А от таверны «У Толстого Маззи», где собирались представители не столь гуманоидных рас, они оставили бы груду залитых кровью углей.
Если бы только узнали, что тут был убит или ранен человек.
– Ладно, – булькнул выползень, отшатнувшись, – это не наше дело. Особенно если это только проверка...
Лахов перевел дыхание – его блеф удался. На самом деле «Чистый город» слыхом не слыхивал о троих Торопливых.
– Пошли, – буркнул злой фей, сам протягивая руки, чтобы на них можно было надеть наручники, – и побыстрее.
Добрый повиновался молча. Активистов лиги феи боялись куда больше, чем стражи.
Пока они шли до выхода, никто не осмелился преградить Торопливым путь или бросить в них чем-нибудь, хотя судя по доносящимся из полумрака звукам, многим хотелось. Ну а к полным ненависти и презрения взглядам стражникам было не привыкать.
Кузнец Пых был могуч, будто средних размеров вулкан. Впечатление усиливало доносящееся из широкой груди пыхтение. Тяжелый молот в руке смотрелся словно изящный инструмент ювелира.
На фартуке висел значок с надписью: «Кросота – страшшная сила!». К самому кузнецу надпись не имела никакого отношения, рябое лицо симпатичным назвал бы только слепой.
– Что, стража? – спросил кузнец, поворачиваясь. Торопливые дружно отступили на шаг. Калис неожиданно заподозрил, что его арбалеты тут окажутся бесполезны.
– Да, – повторил Лахов, – следуй за нами... Ибо, эта... подозреваешься!
– В чем? – удивился кузнец.
–В преступлении! – доходчиво объяснил лейтенант, На всякий случай отодвигаясь еще на шаг.– В каком?
– В противозаконном! – пискнул Ргов, на мгновение высунувшись из-за спины Лахова.
Подобный аргумент заставил Пыха задуматься. В городе Ква-Ква имелось столько всяких противоречащих друг другу законов, что всех не знал никто. Ни один из горожан не мог быть уверен в том, что не является злостным нарушителем какого-либо закона.
Хотя бы того, который регламентировал правила использования городского воздуха.
– Ну, – кузнец положил молот, Торопливые дружно испустили вздох облегчения, – ладно...
Надевать на задержанного наручники стражники не стали – металлические браслеты не были рассчитаны на столь толстые запястья, да и сдержали бы они Пыха примерно так же, как взбесившегося медведя – гнилая веревка.
– Уф, – сказал Калис, когда кузнец был упрятан в Место Временного Тишайшего Отдохновения, – и почему нам всегда достаются такие задержания, на которых одна морока? То за тем сбрендившим сапожником с прозрачным мечом бегали, теперь вот эти... феи... и кузнецы!
– Это ничего, – мрачно ответил Лахов, – нам еще гнома арестовывать идти... Как его там? Большая Кирка... Он держит лавку на улице Жирной Мыши.
– Это же самый гномий квартал! – ужаснулся Ргов. – Нас там на завтрак съедят!
– Гномы не едят людей, – Дука Калис всю жизнь считал, что метафора – это такая бабочка с темно-синими крыльями.
– Зато эти мелкие засранцы очень неплохо рубят их в капусту! Как налетят с воплем «Ургх!», и ты неожиданно обнаруживаешь, что в животе у тебя застрял топор! – лейтенант сделал все, чтобы морально разложить подчиненных. – Ну что, пошли?
– Куда? – голос Ргова слегка дрожал.
– В гномий квартал. И не забывайте время от времени пересчитывать конечности, а то глазом моргнуть не успеете, как останетесь без руки или без ноги!
– Дикие существа, – вздохнул Калис.
– Дети гор, – обреченно согласился Ргов.
Вопреки распространенному заблуждению тайные дела лучше всего обсуждать в местах людных и общедоступных. Где-нибудь в глухомани, в лесной чащобе или в подземелье, даже на необитаемом острове непременно отыщется существо (не обязательно разумное, но это ничего не меняет), которое все подслушает и запомнит.
И вскоре секрет станет известен всем.
Если же обсуждать тайны там, где тебя видит всякий, то никому и в голову не придет подслушивать.
Арс выбрал для серьезного разговора ночную берлогу «Три поросенка».
Менее подходящее место трудно было придумать. Во-первых, в ночных берлогах, большей частью располагающихся в душных и сырых подвалах, разговаривать вообще трудно – из-за того шума, который здесь по недоразумению называют музыкой.
Во-вторых, в берлогах вечно царит дружелюбная толкучка и найти укромное место можно разве что в каком-нибудь темном углу (при условии, что там уже не лежит перебравший любитель ночных развлечений).
Но Арс и не собирался искать укромный уголок. Разговор он начал прямо у стойки, а если учесть, что его собеседниками были Рыггантропов, чей интеллект нельзя было оценить даже как «слабый», и Тили-Тили, наличие рассудка у которого вовсе не было доказано, то никто бы не подумал, что речь идет о чем-то другом, кроме девиц.
На самом деле обсуждались исключительно важные вещи.
– Надо что-то делать! – сказал Арс довольно громко.
Длинные мохнатые уши Тили-Тили удивленно зашевелились, а на том месте, где у Рыггантропова располагалось лицо, появилось изумленное выражение.
– Типа, пиво тебя не устраивает? – спросил он, поглядев на кружку в руке. – Хочешь выпить чего покрепче... или покурить?
В ночных берлогах, называемых в приличном обществе не иначе как «вертепами», можно с куда большей легкостью, чем кусок хлеба, достать любое из запрещенных веществ, после выкуривания, нюханья, заглатывания или выпивания делающих мир чуточку красочнее.
– Нет! – Арс был суров и серьезен. – Шнор и Нил просто сошли с ума! Мы не можем это так оставить!
Тили-Тили тревожно засвистел.
– А... да... – согласился Рыгтантропов. – Они, в натуре, ведут себя как-то странно...
– Странно! – Арс едва не подавился пивом. – Да Шнор на этот хренолайф почти молится! Только о нем разговаривает! Даже на девчонок внимание перестал обращать!
– О!
Последний симптом был самым тревожным. Если молодой человек прекращает уделять внимание противоположному полу, то у него что-то повернулось в мозгах, и явно не в ту сторону.
– А еще, —'Арс изобразил на лице настоящий ужас, – иногда он не помнит, что делал!
Тили-Тили так вытаращил глаза, что стало страшно, как бы они не вывалились.
– Это как? – нахмурился Рыггантропов.
– А вот так. Уйдет куда-то и приходит через час или два, глаза безумные и бормочет чего-то. А спросишь потом, где он был, так он отвечает «Как где? Ты меня не видел, что ли? Я же тут сидел!».
– Да... надо что-то делать! – согласился Рыггантропов. – Может быть, кому-нибудь морду набьем?
– Кому? – поспешно возразил Арс. Рыггантропов, выросший в Дырах, от всей души предлагал то, что умел делать хорошо, и даже очень хорошо (с этим соглашались и те, кого Рыггантропов избил. После того, как к ним возвращалась способность говорить). – Нет, мне тут помогли найти отличное заклинание, которое возвращает рассудок тем, кто его утратил!
Тили-Тили выразил одобрение целой серией шипящих звуков.
– Но чтобы оно подействовало, человека нужно держать на одном месте полчаса! Так что Шнора и Нила придется оглушить и похитить!
– Ага, типа все одно почти как морды бить! – обрадовался Рыггантропов.
– Без вашей помощи мне никак не обойтись, – вздохнул Топыряк. – Ну что, поможете?
– Ага, типа все одно почти как морды бить! – обрадовался Рыггантропов.
– Без вашей помощи мне никак не обойтись, – вздохнул Топыряк. – Ну что, поможете?
– Нема базару, – довольно невнятно выразился Рыггантропов. Тили-Тили просто кивнул.
– Признавайся, каменная башка! – сержант Калис предпочитал вести допрос в стиле «говори-а-не-то-по-поч-кам». – Это ты сделал?
– Это у троллей головы каменные! – сидящий на стуле маленький, но очень бородатый гном воинственно выпятил невидимый под рыжими волосами подбородок. – И в чем я должен признаваться?
– Во всем! – посоветовал Лахов. – Чистосердечное признание облегчает вину!
Ргов с удивлением посмотрел на командира. Самая умная фраза, на которую до сего дня был способен лейтенант, звучала примерно так: «Эйты, ещепива, побольшеипобыстрее!».
– А какую вину? – несмотря на отсутствие под рукой топора, гном не собирался сдаваться.
– Свою! – рявкнул Калис, нависая над гномом. Сегодня сержант нацепил клетчатую юбку – традиционную одежду обитателей Лоскута Низкие горы, и торчащие из-под нее кривые волосатые ноги выглядели настоящим орудием уст-Ращения.
– Да ни в чем я не виноват! – гном несколько оторопел.
– Это ты так думаешь! – вновь вступил в дело лейтенант. – А вот мы уверены в обратном! Что ты делал вечером того дня?
– Какого дня?
– Ну и тупые задержанные пошли! – сокрушенно вздохнул Лахов. – Тебе что, в детстве на голову булыжник упал? Того дня, в который ты совершил преступление!
– Да какое? – гном по имени Большая Кирка, судя по всему, готов был зарыдать. – И на голову мне упала вагонетка с рудой, а не булыжник!
– Признавайся сам! – Калис порылся где-то под плащом, который носил постоянно, и с легким звяканьем извлек большой и очень кривой нож. – А не то мы перестанем разговаривать с тобой... как это называется?., вежливо, и перейдем к настоящему допросу!
– А что был за день, в который я совершил преступление? – завидев нож, Большая Кирка решил пойти навстречу страже.
– А ты не знаешь? – удивился Лахов.
– Я... эээ, забыл!
– День Изящного Слизняка.
– Да я в тот день из лавки не выходил! Чем хотите поклянусь!
– Точно? – Калис вытащил из-под плаща устрашающего вида щипцы и попытался с их помощью откусить заусенец. С таким же успехом можно было использовать лом в качестве иголки.
– Да! Да! Никуда не выходил!
Стражники удивленно переглянулись. Одним из навыков их профессии было умение отличать ложь, даже тонко спрятанную. И каждый из них готов был поклясться, что Большая Кирка не врет.
Мало кто осмелится врать, завидев инструменты Калиса.
Гном был уверен, что в тот вечер не выходил из лавки. Но в то же самое время его видели среди толпы, громившей храм. Большинство гномов для людей на одно лицо, и Лахов мог заподозрить, что жрецы просто ошиблись. Но Большая Кирка благодаря рыжей бородище выделялся сильнее, чем баран в волчьей стае.
– Ладно, – сказал лейтенант Калису. – Давай этого назад в камеру и тащи сюда этих феев...
– Отпустите! Я ни в чем не виноват! Не хочу в камеру! – вопли гнома стихли в коридоре, а Калис вскоре вернулся. Сержант из тюремной охраны вел за ним скованных одной цепью феев.
Надпись на значке каждого из них гласила: «Хочишь пахудеть? Спраси меня – КАК!».
– И что, люди спрашивали у вас «как»? – полюбопытствовал Ргов, глядя на существ, больше всего похожих на голодающих дистрофиков с крыльями.
– Почему только люди? – обидчиво вскинулся злой фей. – И все прочие тоже! Даже Толстый Маззи!
Ргов поперхнулся.
– Ладно, это к делу не относится, – Лахов наклонился вперед, – а ну-ка скажите мне, что вы делали в храмовом квартале в день Изящного Слизняка?
Лейтенант примерно догадывался, каким будет ответ, и до ужаса боялся, что он именно таким и окажется.
Правила, которым обязаны следовать решившие пообщаться главные жрецы разных божеств, куда сложнее, чем этикет взаимоотношений между матерью чернокожего императора Дагомеи и его второй женой.
Ошибка тут будет стоить потери репутации, а среди жрецов лишиться ее куда хуже, чем утратить жизнь.
Войти на территорию чужого храма для главного жреца считалось не просто неприличным, а УЖАСНО неприличным, поэтому Зубост Дерг некоторое время прогуливался около открытых ворот святилища Одной Бабы, пока его не заметил один из ее младших служителей.
Внутри храма закипела суета и вскоре на улицу выбрался крошечный человечек, облаченный в оранжевую рясу. Он Уставился куда-то в небеса и тонким голосом проговорил:
– Неплохая нынче погода...
Зубост Дерг, который за время «прогулки» успел оценить царящий на улице мороз (теми частями тела, которые не были прикрыты одеждой), поглядел на затянутый тучами Небосвод и заметил:
– Несомненно, – и только после этого служитель Бевса-Патера; Отца Богов (звание номинальное) повернулся к человеку к оранжевой мантии: – О, господин Пуфик Нал? Как приятно вас встретить так неожиданно!
– Да-да, – обладатель тонкого голоса сделал вид, что только что заметил Зубоста Дерга. – Исключительно приятно... Как поживаете?
– Великолепно, – уныло ответил служитель Бевса-Патера, разглядывая проломленную стену святилища Одной Бабы. – А вы?
– Все отлично, – Пуфик Нал, главный жрец Одной Бабы, проследил за взглядом Зубоста Дерга и поперхнулся.
Можно было предположить, что главному женскому божеству Лоскутного мира служат жрицы, но на самом деле Одна Баба исключительно ревнива, и в храмах ее подвизаются только мужчины.
Лишенные, правда, некоторых существенных частей тела.
– Может быть, обойдемся без вежливости? – шепотом предложил Зубост Дерг, предварительно оглядевшись. – Поговорим нормально?
Пуфик Нал вздрогнул, на его лице, размерами не превосходящем кулак, отразился ужас.
– Ладно, давай, – выдавил он через силу.
– На вас тоже напали? – быстро спросил Зубост Дерг. – Разгромили все, а сила богини не помогла? А на воззвания она не ответила?
– Ответила, но лучше бы не отвечала, – жрец Одной Бабы поперхнулся еще раз, – я некоторые новые слова узнал...
– Представь себе, то же самое у Турнепса, Раздины, Мили-Пили-Хлопса и даже у Вяжи...
– Ого! И у Вяжи?
– И у него, – кивнул жрец Бевса-Патера. – Боги оставили нас и почему-то не могут или не хотят помочь! Но если мы не остановим этих святотатцев, то разрушения будут продолжаться! Так что надо действовать самим!
– Что же ты предлагаешь? – Пуфик Нал сгорбился, став еще ниже, и Зубосту Дергу приходилось опасно наклоняться, чтобы собеседник слышал его шепот.
– Обратиться к магам! – отрывисто бросил служитель Отца Богов.
– Что? – Пуфик Нал так подпрыгнул, словно ему дали хорошего пинка под зад. – Ты с ума сошел? К этим надутым тупым индюкам?
– А кто еще в состоянии нам помочь?
– Ну, стража, – без особой уверенности предположил жрец Одной Бабы.
– Надеюсь, это была шутка, – ледяным тоном проговорил Зубост Дерг.
– Да... и не очень удачная... к магам?
– Я понимаю, что это стыдно, но что же делать! Не погибать же?
– Но мы не можем пойти туда вдвоем! – выпалил Пуфик Нал. – Не можем говорить от лица всех!
– Это верно, – кивнул Зубост Дерг. – Но нам нужно уговорить лишь с десяток самых влиятельных. Остальные никуда не денутся!
Пуфик Нал мрачно посмотрел на собеседника.
Предложенный тем план ему не нравился. Но не нравился куда меньше, чем перспектива регулярно подвергаться набегам одержимых страстью к разрушению горожан.
– Ладно, – сдался жрец Одной Бабы. – К кому пойдешь ты?
Глава 4
Магия – донельзя опасная штука. По сравнению с ней водородные бомбы, смертоносные бациллы и ядовитые газы – детские игрушки. Они способны лишь умертвить некоторое (пусть очень большое) количество живых существ и отравить некоторый (пусть даже обширный) кусок пространства. Выброс магической энергии может запросто оставить в ткани реальности дыру, через которую, подобно пасте из тюбика, полезет радостно облизывающийся хаос. После этого реальности останется лишь жалобно всхлипнуть на его зубах. Хаос не ограничится куском, он сожрет все, если, конечно, его не остановить. С помощью той же магии. Магический Университет расположен на окраине не по той причине, что земля тут дешевле. Когда университет основали, город был куда как меньше и маги отстроились посреди чистого поля.
На то имелись веские основания.
В те давние времена никто не придумал правил магической безопасности, и время от времени происходили несчастные (мягко говоря) случаи, после которых от университета оставалась груда горелых обломков или – что еще хуже – маленькая дырка в реальности, через которую тут же заглядывал ужасный зрачок хаоса.
Жить рядом с таким местом согласился бы только сумасшедший, да и то – за большие деньги.
Потом придумали магические заземлители, приспособили к делу оборзит – камень, гасящий волшебство, и разрушения прекратились – точнее говоря, стали менее заметными. Несколько обрушившихся комнат или трещина в стене куда меньше впечатляют, чем воронка в сотню метров глубиной или фонтан пламени, поднявшийся до облаков...