После ажиотажа первых дней, проведенных в Гатаи, Солли вдруг поняла, насколько ей необходимы разговоры с Реве. Служанка оказалась единственной женщиной, с которой она могла поговорить. Все гатайские аристократки жили в своих безах – женских половинах Домов. Им запрещалось выходить оттуда и уж тем более принимать в гостях посторонних людей. А рабыни, которых Солли встречала на улицах, являлись чьим-нибудь имуществом и боялись общаться со странной чужеземкой. За исключением Реве, ее окружали только мужчины – причем многие из них оказались евнухами.
Это была еще одна особенность, в которую Солли поверила с трудом. Она не понимала, как могли такие красивые и видные мужчины добровольно отказаться от своей стати и потенции в обмен на должности и более высокое социальное положение. Тем не менее она постоянно встречала их при дворе короля Хотата. Некоторые из них, родившись имуществом, становились отпущенниками и добивались значительных постов в структуре государственной власти. К примеру, евнух Таяндан, дворцовый мажордом, подчинялся только королю и главенствовал над Советом. Совет состоял из хозяев различных рангов и сословий, но касту жрецов в нем представляли только туалиты. Камье поклонялись теперь лишь рабы, хотя первоначально он был главой божественного пантеона Гатаи. Век назад, когда к власти пришли туалиты, религию предков предали запрету и забвению.
Если бы Солли спросили, что ей больше всего не нравится в этом мире, кроме рабства и махрового патриархата, она остановилась бы на религии. Песни о Туал Милосердной были такими же прекрасными, как ее статуи и огромные храмы в Вое-Део. И «Аркамье» казалось доброй и трогательной историей, хотя и немного раздутой. Но откуда тогда брались эти самодовольные, нетерпимые и глупые жрецы? Откуда появлялись их отвратительные доктрины, которые оправдывали любую жестокость, совершенную во имя веры? Иногда она даже спрашивала себя: а что может нравиться на Уэреле свободолюбивому человеку?
И всегда отвечала: я люблю этот мир! Я люблю это странное и яркое солнце, куски распадающейся луны, огромные горы, которые сияют, как ледяные стены, и людей – людей с черными глазами без белков, похожими на глаза животных, глазами из темного стекла, из темной воды, таинственными и притягательными… Я люблю этих людей. Я хочу узнать их ближе. Я хочу дотянуться до их сердец!
Однако ей пришлось признать, что руководители посольства оказались правы в одном: жизнь женщины на Уэреле неимоверно трудна. Она нигде не чувствовала себя на своем месте. Обладая независимостью и высоким общественным положением, Солли воплощала для гатайцев возмутительное противоречие: ведь настоящие женщины сидели по домам и носа оттуда не показывали. Только рабыни ходили по улицам, встречались с посторонними людьми и трудились на общественных работах. Она вела себя как служанка и совершенно не походила на собственницу. Тем не менее к ней относились с величайшим уважением. Она была посланницей желанного союза Экумены, к которому хотела присоединиться гатайская знать. Вот почему ее боялись обидеть. Вот почему официальные лица, бизнесмены и придворные, с которыми она обсуждала дела Экумены, обходились с ней как с равной, то есть как с мужчиной. Это притворство никогда не бывало полным и часто легко нарушалось. Старик-король прилежно ощупывал Солли и каждый раз оправдывался тем, что ошибочно принял ее за одну из своих постельных грелок. Однажды в небольшой полемике она возразила лорду Гатуйо, и тот с минуту смотрел на нее такими изумленными глазами, словно с ним заговорил его комнатный башмак. Конечно, в тот миг он думал о ней как о женщине. Но, в общем-то, бесполые отношения приносили неплохие плоды и позволяли ей работать в этом женоненавистническом обществе.
Солли начала приспосабливаться к игре и с помощью своей служанки придумывала наряды, которые почти во всем напоминали одежду гатайских богачей. Она специально избегала женственных линий и стремилась воссоздать мужской силуэт. Реве оказалась умелой и искусной портнихой. Яркие, тяжелые и тугие брюки были не только приличными, но и практичными, а вышитые жакеты вместе с роскошным внешним видом дарили благодатное тепло. Такая одежда даже нравилась Солли. Однако в общении с мужчинами она все чаще чувствовала себя бесполым существом и огорчалась, когда люди принимали ее за некое подобие евнуха. Вот почему ей так хотелось пообщаться с гатайскими женщинами.
Она попыталась встретиться с аристократками через их мужей, но натолкнулась на стену вежливости без дверей и щелочек. Какая прекрасная идея, говорили ей. Мы обязательно устроим такой визит, когда погода станет лучше! Как я польщен подобной честью! Ах, вы хотите принять у себя леди Майойо и ее дочерей? Вот только жаль, что мои провинциальные глупышки так непростительно застенчивы. Я прошу прощения и умоляю понять меня… О да! Конечно, конечно! Прогулка по внутреннему саду! Но лучше не сейчас. Лоза еще не зацвела! Давайте подождем до весны.
Ей не с кем было поговорить до тех самых пор, пока она не встретила макила Батикама.
Гастролирующая труппа из Вое-Део стала театральным событием года. Лишь немногие артисты приезжали с концертами в маленькую горную столицу Гатаи. В основном это были храмовые танцоры – исключительно мужчины – или посредственные актеры со слащавыми постановками, которые анонсировались в афишах как лучшие драмы Уэрела. Солли упорно ходила на эти сырые пьесы, надеясь уловить в них намек на «домашнюю жизнь» местных женщин. Но ей уже претили истеричные девы, падавшие в обморок от любви, пока их упрямые герои-придурки умирали в великих битвах. Они все как один походили на «майора», и Туал Милосердная спускалась к ним с небес, чтобы с улыбкой принять их смерть. Ее глаза слегка косили, и выкрашенные белки выдавались за знак божественности.
Солли заметила, что мужчины Уэрела никогда не смотрели этих драм по телесети. Теперь она знала причину подобного пренебрежения. Однако приемы во дворце и вечеринки, которые устраивали в ее честь хозяева, оказались довольно скучными развлечениями: всегда и везде одни мужчины! Очевидно, им запретили приводить рабынь для забав на те мероприятия, где присутствовала посланница. Солли не смела флиртовать со стройными красавцами, поскольку это напомнило бы им о том, что она простая женщина, которая ведет себя совершенно не так, как подобает леди. Одним словом, ее восторг первых дней уже сошел на нет, когда в Гатаи приехала труппа макилов.
Солли спросила у Сана, своего надежного и учтивого гида, не нарушит ли она каких-либо обычаев, посетив постановку макилов. Тот смущенно покашлял, немного помялся и наконец с елейной деликатностью дал понять, что все будет нормально, если она оденется как мужчина.
– Как вы знаете, наши женщины не появляются на публике. Но иногда им тоже хочется посмотреть какое-нибудь представление. К примеру, леди Аматай ходит с мужем в театр, одевшись в его военную форму. Это известно всем, однако никто ничего не говорит. А вам, такой значительной и важной персоне, тем более нечего бояться. Никто и слова не скажет. Все будет чинно и прилично. К тому же мы с регой составим вам компанию. Просто как друзья, понимаете? Три хороших приятеля забрели посмотреть представление. Ну как? Годится?
– Годится, – покорно ответила она. – Мне даже будет веселее!
Это неплохая цена, подумала Солли, за возможность увидеть макилов. Их никогда не показывали по телесети. Как резонно сообщил Сан, некоторые представления макилов имели непристойное содержание и правительство не хотело смущать юных дев, смотревших развлекательные телепрограммы. Такие выступления проводились только в театрах. Клоуны, танцоры и проститутки, актеры, музыканты и макилы образовывали особый подкласс имущества, которое никому особо не принадлежало. Корпорация развлечений скупала у собственников талантливых мальчиков-рабов, обучала подростков и опекала их на протяжении всей жизни, получая при этом неплохую прибыль.
Солли и двое мужчин отправились в театр, который находился за шесть или семь улиц. Она забыла, что макилы были трансвеститами. Она не вспомнила об этом даже тогда, когда увидела их на сцене. Стройные юноши носились в страстном танце, кружились и взлетали вверх в мятежных прыжках, напоминая силой и грацией больших свободных птиц. Она смотрела на них, ни о чем не думая, увлеченная красотой и подлинным искусством. Но музыка вдруг изменилась, и на сцену вышли клоуны: один, черный как ночь, олицетворял собственника, а другой был одет в цветастую юбку с длинным шлейфом. Он томно сжимал фантастически большие, торчащие груди, украшенные блестками, и напевал высоким, тонким и дрожащим голосом: «Ах, не насилуйте меня, пожалуйста, добрый хозяин. О, нет-нет, прошу вас! Только не сейчас!» И тогда по ходу действия, давясь от хохота и смущенно прикрывая ладонями лицо, Солли вспомнила, что это были за мужчины. Но затем на сцене появился Батикам и начал читать удивительно прекрасный, щемящий душу монолог. К тому времени, когда он закончил свой звездный выход, Солли стала его поклонницей.
– Я хочу увидеться с ним, – сказала она Сану в антракте. – Я хочу поговорить с Батикамом.
Гид вежливо улыбнулся и лукаво закусил губу, показывая, что за небольшую сумму он может устроить такую встречу. Но «майор», как всегда, был начеку. Прямой и чопорный, словно большая дубина, он медленно развернулся на каблуках и посмотрел на Сана. Выражение лица гида тут же изменилось.
Солли почувствовала гнев. Если бы ее предложение шло вразрез с какими-то правилами, Сан намекнул бы ей об этом или ответил вежливым отказом. Напыщенный «майор», приставленный к ней соглядатаем, опять пытался надеть на нее узду, как на одну из «своих» женщин, и на этот раз его вмешательство граничило с оскорблением. Солли посмотрела ему прямо в глаза и раздраженно сказала:
– Рега Тейео, я понимаю, что вы выполняете данный вам приказ и стараетесь держать меня под каблуком. Но если вы хотите, чтобы я и Сан повиновались вашим указаниям, потрудитесь высказывать их вслух, объясняя нам суть своих претензий. Я не желаю подчиняться вашим кивкам, ухмылочкам и подмигиваниям!
Наступившая пауза принесла ей искреннее удовлетворение. Холодная усмешка «майора» не изменилась. Во всяком случае, тусклый свет театра скрывал выражение его черного лица. Тем не менее ледяная неподвижность в позе охранника подсказала Солли, что она остановила этого тупого солдафона. Он прочистил горло и сказал:
– Я уполномочен защищать вас, посланница.
– А разве мне угрожают макилы? Неужели вы видите какую-то опасность в том, что посланница Экумены поблагодарит одного из величайших артистов Уэрела?
И вновь наступило долгое молчание.
– Нет, – наконец ответил он.
– Тогда я прошу вас сопровождать меня после выступления за кулисы. Я хочу увидеться с макилом Батикамом.
Один жесткий кивок. Один сердитый кивок поражения. Очередное очко в ее пользу. Сев на свое место, Солли с удовольствием следила за мастерами пантомимы, эротическими танцами и трогательной драмой, которая завершала вечернее представление. Пьеса исполнялась на почти непонятном языке архаической поэзии, но от красоты актеров и проникновенной трепетности их голосов на глаза Солли наворачивались слезы.
– Жаль, что макилы всегда используют только «Аркамье», – с ханжеским осуждением произнес Убаттат.
Он не принадлежал к гатайской знати. И фактически не располагал имуществом. Тем не менее Сан считался собственником, и ему нравилось выдавать себя за фанатичного туалита.
– Для нашей образованной публики больше подошли бы сцены из «Инкарнации Туал».
– Я думаю, рега полностью согласен с вами, – отозвалась Солли, наслаждаясь своей иронией.
– Не со всем, – ответил страж, причем с такой невыразительной вежливостью, что Солли поначалу даже не поняла, что он сказал.
Однако позже, проталкиваясь к сцене и договариваясь о разрешении пройти за кулисы в костюмерную исполнителей, она забыла о том небольшом смущении, в которое ее вверг рега Тейео.
Узнав, какая важная особа посетила их театр, управляющий хотел вывести из комнаты других актеров и оставить ее наедине с Батикамом (и, конечно же, с гидом и охранником), но Солли сказала:
– Нет-нет, эти замечательные артисты нам не помешают. Просто позвольте мне поблагодарить Батикама за его прекрасный монолог.
Она стояла среди ошалевших костюмеров и полуголых людей, перепачканных гримом, среди смеха и всеобщего расслабления, которое наступает после выступления за любыми кулисами любого мира. Она говорила с умным впечатляющим человеком, одетым в женский наряд из далекой изысканной эры. С человеком, который понравился ей с первого взгляда.
– Не могли бы вы прийти ко мне домой? – спросила она.
– С удовольствием, – ответил Батикам, ни разу не взглянув на Сана и «майора».
Он был первым рабом, который не выпрашивал у ее гида и охранника позволения говорить или совершать какие-то действия. Солли быстро повернулась, чтобы посмотреть, насколько они шокированы. Сан смущенно хихикал, как при тайном сговоре. Взгляд «майора» застыл на точке левее ее головы.
– Мы встретимся немного позже, – сказал Батикам. – Я должен изменить свой вид.
Они обменялись улыбками, и Солли ушла. За ее спиной затихли голоса восторженных актеров. Неимоверно близкие звезды сияли в небе гроздьями, словно огненный виноград. Куски луны кувыркались по небу через заснеженные горные пики, а один из них раскачивался взад и вперед, как кривобокий фонарь, подвешенный над ажурными башнями дворца. Солли шагала по темной улице, радуясь теплу и свободе своей мужской накидки. Сан почти бежал, стараясь угнаться за ней. Длинноногий «майор» без видимых усилий шел рядом. Внезапно за ее спиной раздался высокий вибрирующий голос:
– Посланница! Подождите!
Солли с улыбкой повернулась и замерла на месте, увидев, что «майор» набросился на какого-то человека, стоявшего в тени портика. Мужчина вырвался и отпрыгнул в сторону. Охранник без слов схватил Солли за руку и, сильно дернув, заставил ее перейти на бег.
– Отпустите меня! – закричала она, отчаянно сопротивляясь.
Ей не хотелось прибегать к айджи, а слова убеждений до «майора» просто не доходили. Рега рывком увлек ее за собой на темную аллею, и, чтобы не упасть, она побежала рядом с ним, позволив ему держать себя за руку. Неожиданно они оказались на знакомой улице перед воротами дома посланницы. Открыв дверь кодовым словом, «майор» втолкнул Солли в прихожую и быстро вставил в паз широкий металлический засов.
– Что все это значит? – строго спросила она, растирая запястье, где жесткие пальцы могли оставить синяки.
Заметив на лице «майора» последний след веселой улыбки, Солли даже затопала ногами от возмущения.
– Вы не пострадали? – переведя дыхание, спросил он.
– Пострадала? Ну разве что от ваших грубых рук! И что же вы сейчас сделали?
– Отогнал от вас того парня.
– Какого парня?
Он обиженно промолчал.
– Того, который позвал меня? А что, если он просто хотел поговорить со мной?
Подумав минуту, «майор» ответил:
– Возможно, вы правы. Однако он стоял в тени. Мне показалось, что я увидел у него в руках оружие. Извините, но я должен выйти и отыскать Сана Убаттата. До моего возвращения держите дверь закрытой на замок.
Отдав этот дерзкий приказ, он вышел и захлопнул дверь. Солли даже не успела слова произнести. Ей оставалось только ждать и негодовать от ярости. Неужели этот болван считает, что она не может позаботиться о себе? Почему он так рьяно вмешивается в ее дела и пинает рабов, якобы защищая жизнь своей подопечной? Может быть, стоило показать ему айджи? Он сильный и ловкий, но ничего не знает о лучшем стиле рукопашного боя. Да, с этим дилетантством пора кончать. Она не потерпит амбиций тупого вояки. Надо будет отправить в посольство еще один протест.
Когда «майор» втащил в дом перепуганного и дрожащего Сана, Солли устроила ему настоящий разнос:
– Вы открыли мою дверь кодовым словом. Почему меня не информировали о том, что у вас есть право доступа в мой дом не только днем, но и ночью?
Он тут же опустил забрало невозмутимой вежливости.
– Не имею понятия, мэм.
– Вы больше никогда не будете действовать подобным образом! Я запрещаю вам хватать меня за руки и препятствовать моему общению с другими людьми! Если же вы попытаетесь проделать это вновь, я покалечу вас, рега! Предупреждаю, что вы шутите с огнем! Если вас что-то встревожит, скажите об этом мне, и я сама найду решение любой проблемы. Теперь же прошу вас удалиться.
– С огромной радостью, мэм, – ответил он и вышел из комнаты, печатая шаг.
– Ах, леди… Ах, посланница, – заскулил Убаттат. – Это очень опасный тип. Они все опасные люди. Я прошу прощения за это слово: бесстыдные!
И он что-то забормотал на своем языке. Солли поинтересовалась, кем, по мнению Сана, был человек, встретившийся им на улице: религиозным раскольником, патриотом или одним из староверов. Последние, насколько она успела узнать, придерживались исконной гатайской религии и испытывали лютую ненависть ко всем чужакам и иноверцам.
– Мне показалось, что это был какой-то раб, – добавила она, и ее слова шокировали гида-переводчика.
– О, нет-нет! Это был настоящий мужчина! Пусть самый заблудший и фанатичный из всех язычников, но мужчина! Эти люди называют себя кинжальщиками. Но вам нечего бояться, леди… Извините, посланница. Он определенно был мужчиной!
Мысль о том, что какой-то раб мог коснуться посланницы Экумены, тревожила его сильнее, чем сама попытка покушения. Если только это действительно было покушение.
Обдумав ситуацию, Солли пришла к заключению, что нападавший мог оказаться помощником «майора». После того как она отчитала охранника в театре, рега решил поквитаться с ней и поставить ее на место, «защитив» от так называемого кинжальщика. Ничего! Если он попытается проделать это снова, она протрет им все стены и пол!