Дарья Зарубина ЖЗЛ
– Не, чувак, реально в пузе жжет, – снова скорчился Витюха. – Прям все кишки скоптило.
– Не гунди, Тюха, главное, прорвались, – Герыч потер ушибленное плечо и потрогал щеку. Глаз заплыл и обещал наутро порадовать хорошим бланшем. Леха зло посмотрел на одноглазого Герку, поплотнее запахнул куртку.
Они перебежали желтый круг фонарного света на асфальте. Прижимаясь к холодному камню моста, спустились по скользкой от грязи траве вниз, к помойным бакам, за которыми открывался черный тоннель: по словам Лехи, вход в канализацию. Там можно было переждать.
– Ну и че, – наконец проговорил он. – Прорвались, и дальше? Думаешь, пересидим в дерьме, и порядок? Это реальные мужики. Они эту фигню из нас по-любому достанут. Тут в деле, верняк, такие бабки крутятся, что за них…
– Жжет, – снова застонал Витюха.
– Я тя щас урою, Вит, задолбал уже, – рыкнул Герыч и торопливо припустил за широко шагающим впереди Лехой.
Герка с самого начала чувствовал, что не надо браться. Тухлое дело. Но парни, что подкинули дельце, дали хороший задаток. И вообще выглядели прилично, неброско и дорого. Наркоторговцы таких костюмов не носят. Да если бы вопрос был в наркоте – Герка бы даже не задумался, отказался. А тут – и не наркота вроде. «Интеллектуальная собственность».
Думали, раз собственность интеллектуальная и дядька в пиджаке, так бить не будут? Отдадут бабло, как обещали, и отпустят? Не тут-то было. Встречали их с товаром уже в других костюмах, спортивных. Руки в карманах. Герка как глянул на эти карманы, сразу понял, что конец без вариантов и курьеров в живых оставлять не велено.
И Леха парень умный. Увидел то же, что и Герка. Поэтому рванули оба, в разные стороны. Только Леха поволок за собой обалдевшего от внезапности Витюху. Будь на парнях те дорогие тройки, как в первый раз, и не будь Витька растяпой – удрали бы без вопросов. Но Витька поскользнулся на газовой разводке, и в тот же момент Леха получил кастетом в висок.
Герыч забыл про все. Мчался так, что в ушах свистело. Обратно мчался. Одного из амбалов вырубил – огрел трубой по спине. Второму Леха двинул в пах, а в третьего вцепился так, что казалось, удавит голыми руками. Извернулся, ударил пальцами в ноздри. Бабий удар. Только когда свою задницу спасать приходится, сойдет и бабий. Лишь бы вырваться, а не лежать в кустах с потрошеным брюхом.
Герка уволок блюющего Тюху.
Хорошо места были свои, знакомые. С детства. Они тут с Лехой все как крысы излазили, знали, где пересидеть.
Герыч пригляделся к другу и увидел, что куртка у него на плече порвана и свисает лоскутами, скула ссажена, а волосы над правым виском потемнели от запекшейся крови и висели сосульками.
– Э, парни, мне отлить надо, – жалобно причитал Витюха. – Не бегите, а! Вы чего, бросить меня хотите?
– Да надо бы, – пробубнил Леха. – Подождем, иди, куда хотел.
Витька, согнувшись в три погибели, побежал за мусорные баки, на ходу расстегивая джинсы. Видимо, не на шутку худо было. Лицо у Витьки сделалось почти серым, рыжие вихры слиплись от пота.
Леха присел возле стены.
– Что-то мне, брателло, тоже того… Фигово… – прошептал он, стирая грязной ладонью выступившую на лбу испарину.
– Слушай, чувак, – забеспокоился Герыч. Было от чего. Леха никогда ни на что не жаловался, даже когда Мишка Кучерявый сильно порезал его в прошлом сентябре. – Ты чего? Может, нам в больничку?
– Ага, – огрызнулся Леха, тяжело дыша. – В больничку? А там мы что скажем? Даденьки-врачи, приболели мы малость, нас нехорошие мужики убить хотели.
– Что-нибудь скажем, – пробормотал Герыч. – Только вид у тебя, как у трупняка. У тебя, брат, даже губы синие.
– Иди ты… – Леха сполз по стене, улегся на заплеванный асфальт, опрокинулся на спину, потирая рукой грудь. – Короче, так… Бери Витьку и валите. У Гриши посиди денек-другой. Он мне должен. И смотри, чтобы Рыжий бабке своей не звонил. К родным они в первое дело сунутся…
Не договорил, задышал часто и шумно. И Герка почувствовал, как от страха мерзнут пальцы.
– Леш, ты чего, Леш, ты вставай… – почти умоляюще забормотал Герыч. Попытался поднять, но Леха только застонал да бессвязно выругался.
– Витоха, мать твою, тащи сюда свою тушу дизентерийную, Лешке совсем плохо. Нашел время по углам тошнотиться… – Гера приподнял Лехину голову, попытался положить к себе на колени, но ничего не вышло. Вместо этого Лешка еще раз приложился затылком об асфальт и замер.
Витоха не отвечал. За мусорными баками что-то завозилось и стихло.
– Витоха, блин, ты где? Леш, вставай! – выкрикивал Герыч, крутя головой. Что-то изменилось вокруг. Придвинулась темнота. Нестерпимый холод снизу, из-под асфальта, от скрытой под ним земли, пробрался Герке в кеды. Ноги заледенели в одну минуту. Словно ниоткуда взявшийся ветер подхватил несколько рваных газет и потащил их в черноту под мостом. И та еле слышно, но гулко и тоскливо завыла в ответ.
Герыч вскочил, озираясь.
– Витька! – вскрикнул он. – Твою…
– Даже в аду не стоит так выражаться, молодой человек, имейте достоинство, – проговорили совсем рядом. Голос был знакомым. Голос был Витькин. А вот интонации этого голоса Витьке в жизни бы даже не приснились.
– Помогите же мне, юноша, – грозно потребовал новый, странный Витька.
Он склонился на Лехой и уверенными и четкими движениями ощупывал грудь и живот лежащего. Заглянул под веки. Снова положил цепкие пальцы на грудь.
– Нож, – бросил так уверенно и повелительно, что Герка словно в оцепенении вытащил финку, вложил в руку незнакомому Витьке. Тот ловко срезал с Лехи куртку, принялся простукивать грудную клетку. Правая половина, казавшаяся намного больше левой, наверное, из-за полутьмы в тоннеле, издала гадкий, пустой, какой-то барабанный звук. Витька нахмурился. С неожиданно явившейся силой поднял Леху и усадил к стене. Тот попытался завалиться на бок, но Витька подпер его коленом.
– Ему необходимо сидячее положение. Давление на легкие будет меньше. У вас здесь есть алкоголь?
– Нет, – недоуменно отозвался Гера. – Ты ж сам в самолете стонал, что выпить охота, чтоб лететь не страшно было.
Витоха недоуменно посмотрел на Герку из-под сведенных бровей. Потом словно бы прислушался к чему-то и принялся торопливо хлопать по карманам, в одном из которых обнаружилась бутылочка вискаря.
– Спер-таки, фокусник, рыжая морда? – спросил Герыч, не ожидая ответа – скорее как дань Витькиной ловкости.
– Определенно, – с досадой пробормотал чужой Витоха. – И возможно, благодаря этому мы сумеем спасти вашего товарища. Поддержите его.
Витька убрал колено. Леха пополз по стене, и Герка подхватил его.
– У вас… хотя откуда… – начал Витька, осекся, мгновение подумав. – Впрочем, у вас есть шприц?
Гера виновато вытащил из заднего кармана одноразовый шприц. В завязке давно, а шприц все равно в кармане. Узнает Леха – башку сшибет.
– Мал, – сказал Рыжий.
Он, бурча, снял с себя куртку и футболку. Вывернул, расстелил на земле. Вдвоем они уложили на нее Лешку. Витька разорвал упаковку шприца, снял и выбросил иголку, быстро распорол Лехину рубашку на груди, плеснул вискарем на кожу и рукав рубашки. Вытер этим рукавом финку.
Герка едва успел предупредить следующее движение ненормального Витохи.
– Ты что, придурок, делаешь? Зарежешь! – крикнул он, удерживая сильную и твердую как камень руку Витьки над самыми ребрами Лехи.
– Я был хирургом дольше, чем вы, юноша, пробыли на этом свете, – тихо и угрожающе четко проговорил Рыжий. – И даже в не самом крепком и совершенном теле вашего рыжего друга я способен не убить человека, чью жизнь пытаюсь спасти!
От этой гневной тирады ничего не понимающий Герка ослабил хватку. Витоха высвободил руку, осторожно проткнул ножом кожу между ребрами, нажал сильнее. Ввел в отверстие шприц. Шприц засвистел, вторя вою ветра в темноте.
Правая сторона Лехиной груди стала опадать, почти уравнявшись с левой.
– Дышите, молодой человек, дышите, – потребовал Витька.
И только сейчас Герка понял, что страшило его в этой полутьме. Не свист и шорох в туннеле, не поднимавшийся по ногам холод, а тихое и хриплое, будто предсмертное дыхание Лехи. Теперь, по команде одержимого Витьки, вдохнули оба: и Лешка, и Герка. Первый – глубоко и жадно, второй – удивленно и испуганно.
– Вашего друга необходимо срочно доставить в госпиталь. Здесь есть врачи? – с сомнением спросил Витоха, оглядывая разбросанный мусор, загаженный асфальт и черную дыру тоннеля.
– Нам нельзя в больницу, – слабо запротестовал Герыч.
– А в морг? – резко осведомился Витька. – Срочно найдите врача!
Герка достал мобильник и принялся звонить в «Скорую».
– Что это? – спросил странный Рыжий, оторвавшись от прослушивания и простукивания Лешки.
– Мобила… телефон мобильный, ну… я врача вызвал… – будто оправдываясь, ответил Герка.
– И врач вас услышал? – неподдельно удивился Витька. – У вас здесь все потрясающе странно устроено, друг мой.
– Где – здесь? – спросил Герка; тоже, будто впервые, огляделся.
– В аду, – спокойно ответил Витька. – Я, правда, не предполагал, что мне предстоит именно ад… Я думал, что все-таки что-то да сделал для людей… Но, возможно, это какое-то другое место. Между жизнью и небытием. Место, где решается, будет ли жить человек или умрет. Поскольку ваш друг определенно жив сейчас и, надеюсь, переживет пневмоторакс и сотрясение мозга, если мы скоро переместим его в госпиталь. А вы живы, молодой человек?
– Да, – Герыч не мог стряхнуть с себя странное оцепенение, которое владело им с самого появления чужого Витьки. Да и Витька ли это был. – А ты?
– Вы, юноша, – поправил его Витоха, – к старшим следует обращаться на «вы». Я определенно мертв. Во всяком случае, был мертв, пока не оказался в теле этого мальчика, по-видимому, вашего друга. Я помню, как умирал, а потом пришел в себя здесь, у вас. Кстати, совершенно вылетело из головы… Зовут меня Николаем Ивановичем, – Витька церемонно склонил голову. Герка уловил какое-то странное движение Витькиного плеча, словно тот хотел подать руку, но в последний момент передумал. – Нижайше прошу простить меня, что не представился ранее. Признаться, сам был несколько выбит из колеи столь внезапным воскресением. Хотя можно ли назвать воскресением загробную жизнь?..
– Да это и не ад, – пробормотал Герка.
– Ну, знаете, молодой человек, если вы намекаете, что подобное место может оказаться Раем! Я вырос в набожной семье и такого… – Витька задохнулся от возмущения.
– Нет, это просто Подмосковье.
– Не лгите мне, милейший, – разгневался Витоха. – Вы звали врача, приложив руку к уху. На вас, да и на мне самом, странная одежда. И вы пытаетесь уверить меня, что это… – Витька обвел горящим взглядом помойку: груду пластиковых бутылок и жестянок, пакеты из супермаркета и железные короба с надписью «МУП САЖХ». – Подмосковье?!
– Ну да, – пожал плечами Герка, – Подмосковье. А вы, Николай Иваныч, в каком году умерли?
– В 1881-м, – недоумение на лице Витохи сделало его почти прежним. Он приложил ладонь к рыжим вихрам.
– А сейчас две тысячи сороковой, – злорадно проговорил Герка, – и это ни фига не ад.
– Тогда почему я тут?! – Николай Иванович впервые повысил голос. И в его гневном окрике прозвучало что-то такое, что заставило Герку вжать голову в плечи и виновато опустить глаза.
– Мы вас украли, – тихо прошептал он.
– Как можно украсть живого человека? – Несмотря на вопросительную интонацию, это был не вопрос. Укор. А если и было в нем вопрошание, то ответа спросивший ждал точно не от собеседника. Николай Иванович поднял глаза вверх, туда, где над ржавым железом и земляной насыпью было небо, потом пристально и строго, как завуч, посмотрел в глаза Герке.
Далеко в шуме машин прорезался крик сирены «Скорой помощи». Герка что-то прошептал, но Николай Иванович не расслышал.
– Что? – переспросил он.
– Мертвого, – громче повторил Герка. – Мы украли мертвого. Кто же знал, что вы живой.
– А как вы меня украли? – грозно прищурился мертвец, сверля Герку пронизывающим взглядом.
– Не совсем мы, – извиняющимся тоном проговорил Герыч, – из лаборатории опытные образцы другие вынесли. Нам их только перед самолетом дали, сказали – проглотить капсулы. Потом выйдет… ну… по старинке. Отдадим, бабки получим… Я пару раз с коксом летал, хорошо подзаработал. Матери на операцию. И тут думали, отдадим, и все. Но те парни оказались круче некуда. Еле отбились. Они Леху сильно приложили. А Витька в живот получил. Видимо, капсула от этого… ну… развалилась, типа. И вы оказались… немертвый. Внутри Витьки…
Герка совсем сбился и замолчал, но Николаю Ивановичу оказалось достаточно и такого путаного объяснения. Его больше волновало другое.
– А как мне…
Он не успел договорить. Полыхнули совсем рядом синие огни «Скорой». Трое в форменных куртках спустились вниз, посветили фонариками.
– Закрытый пневмоторакс. Клапан! – крикнул Николай Иванович, перекрывая вой сирены.
Медики переложили Леху на носилки. Герыч вспрыгнул в «Скорую» первым, за ним поднялся Рыжий.
– Куда? – запротестовала медсестра. – Не маршрутка, все не влезете.
– Вы же сестра милосердия, голубушка! Этому мальчику тоже необходима помощь, – вежливо, но безапелляционно и чуть укоризненно возразил Николай Иванович.
– Этому, – девушка с подозрением глянула на заплывший Геркин глаз.
– Нет, этому, – спокойно ответил Николай Иванович, указывая на собственное тело, – острое отравление. В организме этого ребенка открылась капсула с чужой личностью.
– Чьей же? – насмешливо произнес из-за плеча медсестры молоденький усатый врач.
– Николая Ивановича Пирогова, уважаемый, – строго ответил суровый Витоха.
– Украденный Пирогов?! – задохнулся то ли от страха, то ли от восторга врачишка. – Ксюша, звони в приемное!
– Вашу м… – изумленно прошептала Ксюша.
– Так, дорогуша, не стоит выражаться даже в аду, – строго глянул на нее Николай Иванович.
– Простите, Алексей Дмитриевич, за все эти вопросы. Не всякий день приходится бывать на полтора столетия впереди своего времени. Грешен, любопытен. Хотелось узнать, до чего дошла медицинская наука, и, признаюсь, удивлен и восхищен вами и вашими коллегами. Каким счастьем было бы работать с вами! Каких новых высот мы можем достичь! А сколько жизней можно было бы спасти, будь у меня тогда в Крыму, под Севастополем, хоть малая толика того, что есть у врачей в ваше время. Простите, мысли скачут…
Главврач, Алексей Дмитриевич Ковров, сидел на высоком никелированном стуле. На кушетке напротив него восхищенно жестикулировал рыжий мальчик. Он то и дело спрашивал, и Алексей Дмитриевич отвечал полно и четко, как на экзамене в академии. И мальчик в восторге хлопал себя ладонями по бедрам. И Коврову почему-то становилось невероятно приятно.
– А теперь расскажите мне, милейший друг мой Алексей Дмитриевич, как же все-таки эти дети сумели меня воскресить?
– Не они, – рассмеялся Ковров. – Целый институт работал над этим. И не один год. Сгущение личности из ноосферы? Как вам идейка, Николай Иванович? Хорошо. Каждого из нас по нескольким индивидуальным точкам можно собрать из информационной мантии, окружающей планету. И переселить эту личность в компьютер. Или, как случайно выяснили ваши юные друзья, в донора.
– Это же бессмертие, милейший! – Николай Иванович подался вперед, повинуясь желанию обнять собеседника. – Как хотел бы я познакомиться с теми удивительными людьми, которые сделали это! Но… нельзя ли мне будет перейти в тело, более приличное возрасту и положению? Пусть вся слава моя осталась далеко в прошлом, но я человек в летах, и мне совестно отнимать тело и, почитай, саму жизнь у этого мальчика.
Алексей Дмитриевич заерзал на своем блестящем стуле, глаза его сами собой устремились с лица Николая Иванович на белый полог за его спиной, а после – на синий кафель под его ногами.
– Нет, – робко уронил Ковров, словно надеясь, что собеседник сам наполнит это короткое слово содержанием. Но тот не пожелал:
– В каком смысле, Алексей Дмитриевич? Мне нельзя покинуть это тело?
– Видите ли, Николай Иванович, – Ковров совсем опустил голову, его голос звучал глухо, падая прямо на холодный блестящий пол. – Сгущение личности – процесс очень дорогостоящий. За десять лет получено четыре достойных образца. Три из них были украдены. Их и перевозили курьеры. Два мы благополучно извлекли. Они отправятся обратно в институт. Но… вы… Вас нам уже не вернуть…
– Как это? Я же здесь. Беседую с вами. – Николай Иванович вгляделся в виноватое лицо главврача широко открытыми Витькиными глазами.
– Препарат-носитель скоро выйдет из организма вместе с каловыми массами в процессе дефекации. Остальное выведем клизмой. Очистим кровь… Извините.
– Как – клизмой? – Это было только удивление, пока еще удивление. Николай Иванович в просительно-вопрошающем жесте протянул вперед открытую ладонь. – Но ведь можно отфильтровать, переместить в другого носителя? В человека или в… этот… компьютер?
– Нет, – снова смалодушничал Ковров. – Это… слишком дорого. Наша больница…
– То есть, – перебил его собеседник. Тонкая пленка удивления лопнула. Николай Петрович окатил главврача едва сдерживаемым презрением. – В двадцать первом веке слишком дорого… отделить человека от… экскрементов?
Детский голос дрогнул.
Главврач потер пальцами покрасневшие веки.
– Значит, я снова умру? – спросил рыжий пациент ровным, ничего не выражающим голосом.
– Да.
– Совсем?
– Скорее всего, – Ковров провел рукой по лбу и волосам, словно стараясь спрятаться от проницательных глаз следившего за ним великого хирурга. – Из-за кражи и шумихи вокруг нее программа заморожена…. и… когда…