- Мы здесь!
Кирпичи зашевелились, длиннобородый, помогая кому-то, стал вытаскивать их из прохода. Потом полез в лаз. Я двинулся следом. Кто-то снизу подхватил меня и я оказался в бункере среди людей - десятка людей. Свет проникал сверху и его было достаточно. Обросшие, исхудавшие, в самой невообразимой одежде (на одном был даже камзол времен Екатерины), они тесно обступили меня, трясли за руки, и улыбались, при этом никто из них не проронил ни слова. Странное молчание нарушил невысокий, лысый, в очках человек, выступивший вперед.
- Здравствуйте, - сказал он. - Я - Александр Александрович.
Вы, конечно, голодны? Знаю, знаю. Мы узнали о вас ночью, когда началась облава. Молодец! Ловко вы обманули вампиров!
Вампирами они называли елов. Стекло в его очках было треснуто и трещина неприятно сверкнула.
Мы прошли в глубину помещения, там был накрыт настоящий стол, правда, посуда тоже была самой разнообразной - от сервизных фарфоровых чашечек до армейских алюминиевых кружек. Вместо стульев стояли длинные скамьи.
Все расселись. Передо мной оказалась большая тарелка жареного мяса, от его запаха мгновенно засосало под ложечкой, и я съел все, кажется, мгновенно. И снова передо мной появилась полная тарелка.
- Кушайте, кушайте, - ласково приговаривал Александр Александрович. - У нас сегодня праздничный обед - в вашу честь. Мы всегда отмечаем прибытие новеньких. Вам ведь нравится мясо?
Он мигнул при этом. Я перехватил его взгляд, и вдруг почувствовал, как все присуствующие напряглись. Кусок затрял у меня в горле, но думать было некогда: хотелось есть.
- Очень, очень вкусно, - ворковал Александр Александрович. - Выпейте вот это.
Я выпил кисленькой водички.
Александр Александрович отрыгнул и отодвинулся от стола. И все тотчас же отодвинулись тоже.
- Ну, а теперь рассказывайте.
Я стал рассказывать, увлекся, и рассказал все, даже то, о чем хотелось бы пока умолчать. Впрочем, Александр Александрович дополнял мой рассказ, иногда делал пояснения, так что кое-что стало проясняться. Так, когда я рассказал о том, что видел в торговом центре, присутствующие заволновались и Александр Александрович сказал с жаром:
- Да-да, они пожирают детей! О, вы их еще не знаете!
При этом он облизнулся и очень странно посмотрел на меня.
- Вот куда пропадают наши дети, - добавил он. - Вы понимаете?
О, сколько людей пропадает из нашего мира - и почти все они оказываются жертвами этих ненасытных тварей.
Александр Александрович рассказал, что сам он попал сюда много лет назад. Ему удалось бежать от елов, потом он встретил Прежних - так он называл людей, ушедших под землю после прихода елов. Прежние научили его скрываться, добывать пропитание, выискивать и укрывать беглецов.
- Тех, прежних, уже не осталось: кто попал в лапы вампиров, кто погиб от наводнений, кто умер и своей смертью. Все, кого вы видите здесь бывшие жители нашего мира, попавшие сюда и сбежавшие от вампиров, говорил Александр Александрович.
Я спросил о виденном мною в торговом центре, и предводитель прежних подтвердил, что елы питаются теми, кого мы считаем без вести пропавшими. Видимо, пропадающих без вести достаточно для того, чтобы жуткая цивилизация елов могла существовать.
- Я даже не знаю, который сейчас год, - сообщил Александр Александрович. - Здесь нет смены времен года, и мы ведем счет не годам, а потерям.
Длиннобородый, сидевший рядом с нами, схватился за голову и застонал.
- Он самый старый из нас, - пояснил Александр Александрович. - Он помнит многих из прежних, поскольку попал сюда раньше меня.
Почти год он прожил среди вампиров. У него, видите ли, редкая специальность, и вампиры оставили его в живых.
- А какая у него специальность? - спросил я.
Мне никто не ответил. Длиннобородый глухо выговорил:
- Я попал сюда сорок лет назад. Я все забыл. Вампы многих изрубили на моих глазах.
Помолчали.
- Нас не так уж мало, - снова заговорил А. А. - Конспирация.
Мы никогда не собираемся числом больше десяти. Кстати, сейчас вы одиннадцатый.
Длиннобородый поднял голову:
- Время одиннадцатого.
- Что?
- Время одиннадцатого человека.
Мне очень не понравились его слова. Но вмешался А. А.:
- У нас есть подземные убежища и переходы; весь метрополитен, за исключением нескольких центральных станций - наш. А кроме того - подвалы, старые кладбища, канализация... Вампы панически боятся всего, что находится ниже уровня земли. И нас они, кстати, называют Нижними.
- А вампы - верхние? - спросил я, уже не надеясь получить ответ: кажется, никто здесь не отвечал на вопросы.
- Вампы - не люди! - закричал А. А. Трещина в очках сверкнула, словно ударила молния.
Я неожиданно для себя вскочил на ноги. Они тоже вскочили, их тени отделились от стен и придвинулись ко мне.
- Мы ведь вам объяснили, - вкрадчиво проговорил А. А. - Вы - среди друзей. Почему вы нам не доверяете? Я откровенно говорю с вами, ничего не утаиваю... Информацию надо усваивать постепенно. Десять человек предельная норма. Одиннадцатого быть не должно. Но больно вам не будет.
Голова у меня пошла кругом, я подумал, что верхним есть чего опасаться здесь, внизу.
- Чье мясо мы сейчас ели? - задыхаясь, спросил я.
- Мясо?.. - переспросил Александр Александрович. - А действительно, чье?
Он снял очки, покрутил ими в воздухе так, что молнии засверкали, сливаясь в ослепительный круг.
Я молчал. Мне уже ничего не хотелось - не хотелось даже вырваться из этого круговорота кошмаров.
- Вы действительно хотите это знать? - с нажимом спросил А. А.
- Ну, так хотите или нет?
Он сделал шаг ко мне. Над его лысиной столбом стояла золотая пыль.
- Хочу!
- Хорошо. Слышали? - А. А. повернулся к остальным.
Длиннобородый вдруг зарыдал, протягивая ко мне руки:
- Одиннадцатый! Как жалко!..
И тут же Александр Александрович схватил мою руку и впился в нее зубами. Я ударил его кулаком в очки. Хрустнула дужка, посыпались осколки. Александр Александрович выпустил руку, я отскочил к стене и схватил скамейку. Из прокушенной руки текла кровь.
С дикими воплями они скопом кинулись на меня. Я отбился скамейкой, прыгнул на стол. А. А. погрозил мне длинным пальцем. Длиннобородый оказался в опасной близости от меня и скамейка опустилась ему на голову. Что-то хрустнуло у него в шее, голова неестественно склонилась набок и длиннобородый упал. Скамейка выпала у меня из рук, а нижние, вопя и толкаясь, бросились на длиннобородого, запуская пальцы ему в уши, ноздри, глазницы. Брызнула кровь.
Я подпрыгнул, зацепился за край лаза, подтянулся. Кто-то из нижних попытался схватить меня за ноги, но я отбился и через секунду уже был снаружи. Побежал к заводскому корпусу, потом долго брел вдоль ржавых выгнутых рельсов, а потом, наконец, на меня дохнула свежесть большой реки.
Долго-долго шел я вдоль берега к западу, к центру этого огромного города. Перебирался через завалы кирпичей, обходил выброшенные на берег речные теплоходики, полузатонувшие плавучие пристани. Присаживался отдохнуть, пытался перебинтовать израненные ноги и снова плелся на запад под мерный плеск мертвых волн.
До сумерек я просидел среди старых кораблей, все время боясь нападения елов или нижних людей. В сумерках я начал строить плот. Чайки кричали надо мной в меркнущем небе, и казалось, что чайки тоже жаждут моей крови.
К ночи плот - сооружение из досок и спасательных кругов, снятых с баржи - был готов. Помогая себе багром, я столкнул плот в воду, вскочил на него и отчалил. Река медленно подхватила меня и понесла на запад.
Я лег и долго смотрел на проплывающие мимо руины великолепных дворцов и соборов, и уснул под мирный плеск волн.
Я проснулся от чувства тревоги. Уже светало, кричали чайки, пахло рыбой и водорослями. Река вынесла меня в море.
Далеко-далеко на востоке торчали в сиреневое небо скелеты высотных ярусных домов.
Я покинул обреченный город. Но не знал, радоваться мне или грустить.
Взошло солнце и море стало синим и прозрачным, как акварельная краска. Легкий ветерок сносил меня все дальше в море и берег вскоре скрылся из глаз.
Потом стало жарко. Я лежал на спине, наполовину в воде, закрыв руками лицо. Голова кружилась, мучила жажда. В такт волнам перед глазами вспыхивали разноцветные шары.
Я пытался поймать рыбу и пил морскую воду. Воду, разбавленную рекой.
Я очнулся на закате. Плот приближался к острову со стороны дамбы. Потом, размокший и разваливающийся на части, плот застыл на гниющем мелководье. Я сполз с него и побрел к берегу, едва перебирая ногами в слое загустевшего ила. На берегу чернели коробки домов, а над ними пламенел в последних лучах солнца наполовину облупленный, когда-то белоснежный купол огромного собора.
Добравшись, наконец, до берега, я упал в траву. В глазах рябило от бесконечного мельтешения солнечных бликов, и меня качало, качало, качало. Не знаю, сколько времени прошло, пока я увидел людей, идущих по воде. В полной тишине, с длинными палками в руках, они рядами двигались по мелководью и отражения в воде удлиняли их фигуры, делая их похожими на призраков с рисунков Ярослава Панушки. Я думал, что они мне снятся, и даже не пытался их позвать. Потом они приблизились, я услышал плеск воды и негромкий разговор. Они выходили на берег, а им навстречу из-за заборов и гаражей шли женщины и дети.
Добравшись, наконец, до берега, я упал в траву. В глазах рябило от бесконечного мельтешения солнечных бликов, и меня качало, качало, качало. Не знаю, сколько времени прошло, пока я увидел людей, идущих по воде. В полной тишине, с длинными палками в руках, они рядами двигались по мелководью и отражения в воде удлиняли их фигуры, делая их похожими на призраков с рисунков Ярослава Панушки. Я думал, что они мне снятся, и даже не пытался их позвать. Потом они приблизились, я услышал плеск воды и негромкий разговор. Они выходили на берег, а им навстречу из-за заборов и гаражей шли женщины и дети.
- Эй... сюда... я здесь... - прошептал я. Они не слышали.
Я приподнялся и пополз к ним, слизывая кровь, сочившуюся из треснувших губ.
Они заметили меня.
Подхватили, перевели через зловонную, залитую водой низину и подвели к костру. Здесь сидели люди в старых матросских бушлатах. Мне дали воды и позволили отдохнуть. И мы снова пошли вперед, мимо полуразрушенных девятиэтажек, вошли в город, потом под арку в кирпичной стене и по лестнице спустились вниз. Здесь мне дали еды и бутылку с водой. Я поел и улегся на казенный матрац.
Меня разбудили двое в бушлатах и велели идти за ними.
Мы поднялись по лестнице, вошли в мрачную длинную комнату, где за столом сидели несколько человек. Один из них был в форме морского офицера.
- Ты приплыл из Города? - спросил он.
- Да.
- Зачем?
- Спасался от вампиров.
- В Городе давно уже нет людей. Откуда ты?
- Я из другого мира.
Они переглянулись и один из них сказал:
- Он врет. Это лазутчик. Его подослали.
- Нет, я не лазутчик! Я сделал плот, чтобы не попасть в лапы вампиров и тех, нижних людей. На плоту я уснул и река вынесла меня в море.
- Это правда, плот нашли, - произнес кто-то за моей спиной.
- Мы не можем верить тому, кто приплыл оттуда, - покачал головой офицер. - Эта болезнь заразна и неизлечима. Он может заразить всех нас. Остров погибнет.
- Но ведь есть еще... - произнес тот же голос.
- Замолчи! Никто ничего не знает.
Они зашумели все разом, а меня повели назад. Снова была камера с окном под потолком - быть может, это была бывшая комендатура, - мне дали поесть и ничего не объяснили.
Так прошло несколько дней. Меня выводили во двор. Там, среди штабелей проржавевших торпедных корпусов я прогуливался под надзором матроса. Из обрывков разговоров я понял, что здесь укрылись те, которые называли себя Последними.
Прошло еще несколько дней и меня, наконец, перестали стеречь.
Я мог свободно выходить в город, гулять сколько влезет. На ночь я возвращался в комендатуру. Я обошел весь остров. Я видел обычную жизнь обычного провинциального городка - правда, городка, находящегося в осадном положении. На улицах было малолюдно, свободные клочки земли были засажены картошкой. В обветшавших зданиях в центре завывал ветер, знаменитая чугунная мостовая заросла травой. И маленькая пушка больше не стреляла в полдень, и мертвые корабли ржавели в сухих доках.
Остров был по-прежнему красив, как когда-то. И памятник погибшему адмиралу стоял на прежнем месте, хотя буйно разросшиеся кусты забили постамент. В доках цвела зеленая вода.
Последние занимались своими делами - ловили рыбу, копали картошку. На берегу стояли отряды вооруженной стражи. А над фортами по ночам взвмвалось пламя костров, передававших сигналы: все в порядке, опасности нет. Но однажды ночью меня разбудили раскаты. Спросонья их можно было принять за неистовые удары грома, но в промежутках между раскатами слышался характерный треск. И я понял: стреляли пушки, еще, видимо, сохраняемые Последними, и еще - трещали автоматы. Вопли и шум доносились с восточной оконечности острова - как раз оттуда, где стража была особенно блительна.
Охранник вбежал в мою камеру и молча протянул диковатое оружие - что-то вроде копья с невозвратным наконечником.
- Что там такое? - спросил я.
- Они плывут! - кратко ответил охранник и выбежал из камеры.
Я поспешил следом. При свете факелов по улицам бегали люди.
Плкали дети, кричали женщины. Пушка палила с короткими перерывами и ее раскаты гулко и жутко отдавались от стен.
Мужчины спешили в сторону бывшего военного порта и я побежал вместе с ними.
Во тьме, разрываемой выстрелами берегового орудия, кипела ожесточенная схватка. Закованные в железо вампы с ножницами наперевес высаживались с катеров, лодок, пассажирских теплоходиков и бросались в бой. Наверху, у бетонных парапетов их встречали копья островитян. Пушка, послав во тьму последний снаряд, умолкла. Вампы огласили остров радостными воплями. Кое -где им уже удалось прорваться на берег и бой кипел в приморском парке, возле памятника Петру. Хищно щелкали ножницы, скрежетали наконечники копий о металлические нагрудники вампов. Где-то включили сирену и ее раскатистый плачущий крик заглушил шум битвы. Горстку островитян, защищавших парк, окружили вампы. В свете факелов я хорошо видел, как падали защитники острова, сраженные маленькими ножницами, которые вампы метали с большой ловкостью.
Одни из этих ножниц полетели в меня, и я едва успел подставить копье. Ножницы раскрылись, завертелись и улетели вбок. И тут факела почему-то погасли. Во тьме люди слипались в темные кдубки, распадались, бежали куда-то, падали, и казалось, в темноте происходит какая-то жутковатая, непонятная игра.
Кто-то дернул меня за ноги, я упал, ударившись головой о ржавый металлический бордюр. Я лежал и думал лишь об одном - чтобы кто-нибудь наконец выключил эту проклятую, рвавшую душу сирену.
Я не знаю, когда прекратился вой. Подняв голову, я увидел, что уже брезжит рассвет и легкий туман клубится над травой и над телами Последних, раскиданных по кровавой траве.
Я привстал и на четвереньках пополз к берегу. Вокруг стояла глубокая тишина, в пелене тумана высились стройные стволы деревьев, которые можно было принять за замершие фигуры людей.
Потом выплыл и исчез Петр, а впереди показался пирс и корабли, приплывшие из города.
Я подумал, что, может быть, стоит попытаться угнать один из кораблей. Куда? Не знаю, но море бесконечно, не у финнов, так у шведов, не у них, так у немцев, может быть, можно будет найти приют. А нет - так плыви себе дальше, по воле ветра и волн.
Я поднялся на ноги и пошел к пирсу. Ветер быстро разгонял туман. Я перешагивал через трупы, пронзенные вертикально торчавшими копьями, порубленными ножницами, но чем дальше, тем больше вокруг становилось трупов. В конце концов я остановился, не решаясь пойти прямо по телам.
На дальнем конце пирса раздались гвалт и клекот: чайки распробовали человчину и слетелись отовсюду, образовав настоящую птичью кучу-малу.
Я повернулся и побежал прочь. Мне больше не хотелось ни бежать, ни видеть, ни слышать. Человек - скотина, и скотина довольно выносливая и неприхотливая. Можно привыкнуть и к человечине. Но я не хотел быть скотиной.
Мне стало холодно, очень холодно. В ближайшей подворотне я остановился, пересек двор и вошел в двустворчатую дверь.
Широкая лестница вела в небольшой вестибюль. Окна были забраны решетками, и я не сразу освоился в полутьме. Сначала я их услышал, и только потом увидел: нескольких детей, одетых кое-как, большей частью во взрослые обноски. Они сбились в кучку в дальнем углу вестибюля и глядели на меня, как голодные птенцы. Рядом с ними - я не сразу разглядел - была женщина.
Она поднялась с пола, сделала шаг мне навстречу. Она была в старой телогрейке, с платочком на голове, и в армейских сапогах. В руке она держала что-то, что показалось мне и знакомым, и незнакомым одновременно. Это был электрошокер, но я не сразу разглядел это, и даже инстинктивно выставил вперед свое копье с обломанным древком. Какое-то время мы глядели друг на друга, потом она сказала:
- Ты - тот, кто привел их сюда? - она кивнула за окно, и я понял, что она говорит о вампах.
- Нет, я не приводил. Я только убегал от них...
- Они следили за тобой, - сказала женщина. - Они видели твой плот и чувствовали твой запах... Впрочем, рано или поздно, но они добрались бы до острова...
- Все погибли? - спросил я.
- Нет. Кажется, на этот раз островитяне отбились. Просто кончились снаряды и патроны, поэтому так тихо. Бой шел там, у штаба, - она махнула рукой.
Потом обернулась к детям, покосившись на меня, спрятала шокер под телогрейкой и сказала голосом строгой воспитательницы в детском саду:
- Идемте, дети.
Дети поднялись и послушно двинулись к дверям. Она шла следом и замедлила шаг возле меня:
- И ты тоже.
- Куда? - спросил я.
- Ты же знаешь, куда, - ответила она.
Я не знал, но двинулся за ней.
Мы вышли во двор, потом - на улицу. Туман снова сгустился, передо мной маячил силуэт женщины в нелепой телогрейке с закатанными рукавами. Дети шли рядом с ней, сбившись в стайку.
И эта картина почему-то показалась мне страшно знакомой.