Вдали, где остался вожак их стаи, Скорп, звучали тихие разговоры, перемежающиеся усталой бранью. Там потрескивало два костра. И в небо тянулись сизые столбики сигаретного дыма.
– Дир! Ну что ты тут? Сильно пострадал? Скины ублюдки…
– А… Скорп… Да в норме я… Нос разбит вроде, и рёбра болят. Я был чертовски плох сегодня.
– Учитывая, что против тебя оказался дыбилоид в два твоих роста, и с габаритами шкафа-купе, ты отлично справился.
– Ну да… Заставил его бить себя пока вы не подошли, и не завалили быдлана втроём.
– Быдлан, Дир… Правильное слово. А ведь и мы тоже… Быдланы. Не считаешь? – Скорп вскинул голову вверх, где в разрывах облаков показалась полная, будто кровью облитая луна.
– Да ну, наврядли. У нас мечта есть. У всех нас мечта. Твоя мечта. Помнишь её?
– Ещё бы. Я хотел… Да и сейчас хочу, чтоб было тут тихо и спокойно. А-то, понимаешь, шастает всякое отродье, к девчонкам пристаёт. Парней местных чмырит… а что мы, не район? Вон у Алексеевских всё пучком. На ХТЗ ни одна крыса не сунется. Боятся. А мы вечно. Как передовая. Мы и центр. Но с центром ясно всё. Там уже давно не поймёшь, кто где тусит, и чьи где владения.
– Луна… Луна сегодня красивая, Скорп. А по делу… Немышлянские тоже рано или поздно к нам сунутся. Вон косятся как нехорошо. Только найдут повод. Хоть бы дали недельку. Ребята вымотались сегодня. Все на взводе.
– Слушай, Дир… а что тебя грызёт-то? Вижу ведь, что неспокойно тебе. И Чердак говорит: «Иди дохтура глянь, вааще он плохой. Мот приболел чучкаря?».
– Да нет, нормально всё… Слушай Скорп… я глупый совсем, да?
– Брось. Поумнее многих. Так что с тобой? Говори? Или мы не друзья?
– Я вот думаю… А когда это кончится? Хотел бы верить, мол, двадцатник, и всё. И цивильно, тихо. Без разборок. И не верится. А кажется, вот разменяем двадцать – и всё только усугубится. И вечно так.
– Вечно? – Скорп хитро улыбнулся. – Дай краба, Дир!
Дирижёр протянул руку. И друзья обменялись долгим, крепким, почтительным рукопожатием. Скорп сильнее сжал пальцы. Суставы Дира хрустнули, но его лицо оставалось серым, недвижным.
– Дир! Смотри! Смотри внимательно! Что ты видишь? Что видишь твою налево!? – зло прошипел Скорп.
– Кровь вижу. По локоть. У обоих, – сквозь зубы процедил Дирижёр.
– Верно. Кровь. И брось свои сопливые мысли. Этой крови ещё будет много. И до двадцати, и после! Пропащие мы, смекаешь? Пропащие нафиг! Хочешь тишины? Хочешь покоя да? Так вот, НЕ БУДЕТ!!! Тишина и покой – это для богатеньких где-нибудь в Европе. А тут тебе не Европа…
– А что тут? Что?!
– Тут пекло. А мы черти. Знай, покуда у тебя лапки в крови, счастья тебе не видать. Да и потом, как отмоешься… Кошмары мучать будут. Или с ума сойдёшь. Вот мне семнадцать. А я уже всё в этой жизни видел. Ты видел почти всё. Нужно нам это. Тебе, мне, ребятам. Поверь, лучше чем дурь по вене пускать. Лучше чем эмблемки и магнитолы с тачек свинчивать. Наш бой! Наши улицы! Наш дом! И никому, слышишь, Дир! Никому ЭТОГО у нас не отнять, ЭТОГО из нас не выбить. Ты всё ещё веришь в мою мечту?
– Я… Прости, Скорп… Я верю в твою… в нашу мечту.
– Вот и славно! – сказал Скорп, и, наконец, прервал это жестокое рукопожатие.
Прошли годы. Как водится, не все щенки становятся псами. И их не минула чаша сия. Чердак сгинул где-то в кабацкой драке, нарвавшись на перо. Скорп истёк кровью после очередной потасовки. Только Дирижёр часто приходил по осени к трубам ТЭЦ. Брал с собой чекушку водки. И выливал на сырую, холодную землю, в дань памяти по погибшим друзьям, которые даже до восемнадцати не дожили. Их мечта не сбылась. На районе так и остались толпы мрази.
Но они старались всё равно. Из последних сил старались. Иногда Дир брал с собой пару старых, ещё с тех времён, друганов, немногих уцелевших, и бродил по улицам, где власть уже поставила фонари… По улицам ныне светлым, но всё таким же опасным. Дир был вожаком остатков стаи. Он боялся. Он вообще много и часто боялся. Постоянно боялся за друзей и близких. В этом и была его сила.
И не соврал тогда Скорп... Дира мучали кошмары. Он видел свои руки, испачканные кровью. Часто. Очень часто. И нередко Дир видел тени ушедших друзей в случайных прохожих. Дир слушал. Он не хотел даже мысли допустить, что больше не в силах слышать Город. Дир слушал. Он знал. Город однажды позовёт снова. Как тогда. Так же громко. И всё повторится. А когда настанет его, Дира, время покинуть эти земли навсегда... Найдутся другие дети. Новые игрушки в холодных руках Города...
Найти любовь. Глава 2 (отрывок из романа)
Ольга Кошелева
Я проснулась от яркого солнечного света и, постаравшись спрятаться от назойливых лучей, прикрыла глаза ладонью.
Голова гудела, как улей, но, слава Богу, не болела. Странно. А я ведь даже не помню, как добралась домой.
Я повернула голову на бок, и мое сердце ошарашено подпрыгнуло в груди.
Рядом со мной, обхватив подушку руками, мирно спал вчерашний знакомый.
Я резко села, от чего все вокруг поплыло.
О черт!!!
Я что? Я… Не может этого быть!
Я, наконец, огляделась.
Нет, я не была дома.
Светлая просторная спальня, вся в постельных тонах с некоторыми вставками серебра и голубых оттенков, занавески из органзы небесного цвета, спокойно путешествующие по комнате из-за открытого балкона, огромный платяной шкаф с открытой дверцей, в котором я увидела множество мужских костюмов и рубашек, отглаженных и аккуратно висящих по цветам, и мое отражение в огромном зеркале в серебряной раме – испуганное, но такое, не побоюсь этого слова, сексуальное. Грудь прикрывала почти прозрачная простыня, обрисовывая силуэт моего тела, волосы растрепались и запутались в лирическом хаосе, губы припухли от поцелуев, а глаза… глаза сияли, как у ребенка в рождественскую ночь.
Неужели я это сделала?
Я осторожно стала сползать с постели, но она была настолько мягкая, что каждое мое движение моментально отдавалось на другой половине, и мой знакомый пошевелился во сне, скинув с себя часть простыни.
Я затаила дыхание, не в силах оторвать глаз от его прекрасного тела. Широкая грудь спокойно вздымалась во сне, рельефные мышцы живота напрягались от каждого вдоха, ниже… Посмотрев ниже, я вспыхнула до кончиков волос и улыбнулась, как кошка… Неужели все это принадлежало сегодня мне?
Мне хотелось увидеть его лицо, губы, которые сегодня так неистово целовали меня, но он был отвернут от меня.
Перед глазами вспыхнули яркие образы нашей ночи. Страстные объятия сначала в ресторане, потом в автомобиле, потом в лифте, потом в коридоре квартиры. Мы срывали друг с друга одежду, забыв обо всем на свете. Его поцелуи до сих пор горели на моих губах, я до сих пор слышала его шепот, и ответом ему были мои стоны наслаждения, которого я не испытывала очень давно…
Теперь я уже покраснела от стыда. Что он обо мне подумал? Легкомысленная дешевка на ночь…
Я на мгновение закрыла глаза.
Я должна уйти отсюда. Как можно скорее! Я не смогу смотреть ему в глаза, если он проснется.
Я как можно аккуратнее сползла с постели на пол и на четвереньках стала собирать разбросанную одежду.
Сердце разрывалось.
Вот я опять наглупила и сделала самой себе больно.
Для него я девушка на ночь, а мне он теперь запал в душу, будь он не ладен!
Найдя все свои аксессуары, кроме главного – трусиков, я чертыхнулась.
Они, скорее всего, закопаны где-нибудь в постели.
Я стукнула себя ладошкой по лбу.
Вот идиотка!
Я последний раз взглянула на Александра и выскочила из спальни, оказавшись в просторной гостиной, которую я даже не заметила вчера.
Роскошно, красиво, современно и ничего лишнего. Огромное окно, кожаный диван и пара кресел в центре вокруг черного стеклянного столика, у стены громоздился огромный книжный шкаф – видимо он любил читать; вдоль другой стены висели достижения современной техники в виде ЖК-телевизора и акустической системы. Все было спокойно и по-мужски. Я повернулась к коридору, и меня окатило ушатом холодной воды. На меня смотрел портрет просто немыслимой красоты девушки в летнем ярком сарафане с охапкой полевых цветов. Она весело смеялась, примеряя на себя венок из ромашек, и вся светилась, как солнышко.
Вот так. Глупо было надеяться, что этот мужчина свободен.
Да и кто он, собственно, что я вдруг пересмотрела свое отношение к жизни и стала уже строить планы на него.
В этом вся женщина. Стоит симпатичному и обаятельному парню показать, что ты его хоть в чем-то заинтересовала, она уже начинает строить грандиозные планы о вашем совместном будущем.
Нет. Хватит! Настроила уже целую гору? И что? То же самое и с ним, с одним «но» – ты узнала о другой девушке на второй день после знакомства, а не через пять лет встреч и не перед алтарем.
Я вздохнула и, не оглядываясь, выскочила из квартиры, держа свои туфли в руках.
Спускаясь по лестнице, я набирала номер подруги.
– Кир!
– Где ты, черт возьми? – ответила сонная подруга.
– Не спрашивай, – выдохнула я.
– Почему? – удивилась она.
– Потому что я не знаю, – фыркнула я.
– Стоп! Стоп! Стоп!.. Ты?.. Не знаешь, где ты провела ночь?
Отличная постановка вопроса, а главное правильная.
– Именно! – меня аж передернуло от отвращения к себе.
– Кхе-кхе, милая, надеюсь, ты была с мужчиной? – на той стороне явно развеселились.
– Заткнись! – прошипела я.
– Ты действительно была с мужчиной! – Кира взвизгнула. – Кто он?
Я, наконец, добралась до первого этажа и остановилась, как вкопанная. Впереди меня был просторный холл элитной многоэтажки, и, конечно же, он был с консьержем.
– Тут консьерж… – обреченно прошептала я в трубку.
– Консьерж? Ты была с консьержем? – подруга явно проснулась и теперь от души забавлялась надо мной.
– Кир, не тупи! Как мне его пройти, что бы он меня не заметил? – мне безумно хотелось плакать и провалиться сквозь землю от стыда.
– Блин, ну как-как? Морду тяпкой! Доброе утро! No pasaran! – хмыкнула подруга.
– Легко сказать… – прошептала я.
– Господи, да чего ты стыдишься? Ты же не в мотеле каком-нибудь! И спала не с бомжем… я надеюсь… – добавила она, хмыкнув.
Про себя решив, что убью подругу при встрече, я решилась.
– Ладно… – прошептала я. – Будь на связи!
Я обула туфли, оправила платье, взъерошила волосы и, глянув на себя последний раз в отражение кафельной плитки, твердым шагом направилась на выход.
– Доброе утро! – поздоровался со мной приятный старичок.
– Доброе… – я кивнула, закусив губу и спрятав глаза. Я старалась выглядеть как можно спокойнее и достойнее, но я чувствовала взгляд на себе, и от этого было безумно неловко.
Выйдя за дверь, я, наконец, свободно выдохнула.
– Кир!?
– Тут я… – буркнула подруга. – Где ты находишься?
Я огляделась.
– Кажется на Пресненской…
– Ого! – присвистнула Кира, – Не дурно… И как звать нашего мачо?
– Александр… – прошептала я.
– Интересненько. Давай-ка руки в ноги и ко мне.
Я хлопнула дверью и, быстро сбросив обувь, прошла вслед за сонной подругой в гостиную.
Кира зевнула и, удобно устроившись с ногами на кресле, посмотрела на меня.
– Ну и?
Я села на диван и виновато посмотрела на нее.
– Что? – я стала ковырять пальцем кромку платья.
Кира закатила глаза.
– Слушай, тебе 28 лет и то, что ты переспала с первым попавшимся парнем на вечеринке – не грозит тебе гильотиной или сжиганием на костре!
– Я понимаю, но просто это так мне не свойственно… Я потеряла голову!
– Это же отлично! Кто он? – Кира довольно потерла руки в предвкушении рассказа.
Я пожала плечами.
– Не знаю.
Брови подруги медленно поползли вверх.
– Ну хоть имя узнала, уже хорошо… – она хихикнула.
– Иди ты! – я насупилась.
– Да ладно тебе, не злись. Вам было… э-э-э… хорошо?
Я улыбнулась.
– Безумно! У меня первый раз в жизни была такая ночь…
Кира улыбнулась в ответ.
– Вот с этого и стоило начинать. Ничего, мы узнаем, кто он. Попрошу Маринку поднять списки гостей, – Кира загорелась идеей и уже вскочила с места.
– Не надо! – я схватила ее за руку.
– Почему? – она удивленно посмотрела на меня.
– Я не смогу видеть этого человека. Как я ему в глаза смотреть буду? Он наверно думает, что я …
– Ты отстала от жизни… – перебила меня Кира.
– У него есть девушка… – обреченно вздохнула я.
– С чего ты взяла? Он сказал? – Кира подозрительно прищурилась.
– Нет. Я видела ее портрет у него в гостиной, красивая… – я с завистью закусила губу.
– Ну… портрет… фигня! – Кира была в своей манере.
– Нет… – я покачала головой… – Не надо… Я не хочу больше обжигаться.
– Послушай! – Кира взяла меня за руку и внимательно посмотрела мне в глаза. – Если ты не будешь пробовать, то ничего не получится. Надо рисковать!
– Я знаю… – я кивнула. – Но пока рано об этом говорить. Может быть, мы с ним еще встретимся, и тогда я уже буду знать, что возможно стоит рискнуть.
Я вошла в здание редакции и прошла на свое рабочее место.
– Ксения! – ко мне спешил наш редактор.
– Да?
– Говорят, ты вчера была на открытии «Fashion day»?
Я пожала плечами.
– Ну да…
– Где материал? – он удивленно посмотрел на меня.
– Виктор Иванович, это была закрытая вечеринка… – начала я.
Он замахал головой и руками:
– Ничего не хочу слышать! Это была прекрасная возможность! Такой материал! А ты все профукала!
Я смотрела на разъяренного начальника с удивлением.
– Я уже говорил тебе, по поводу перевода тебя в другой отдел! Будешь печатать истории о памятниках культуры, которые никто не читает, и ездить в глушь!
– Виктор Иванович…
– Еще один такой прокол – и держись! – он резко развернулся и, бросив кипу бумаг мне на стол, удалился.
– Что это с ним? – ко мне через перегородку перегнулась Маша из отдела новостей.
– Не с той ноги встал… – я вздохнула.
– Ну как там было? Расскажи! – она сгорала от любопытства. – Кто был?
– Да все те же… – я хмыкнула.
– Ой, и Андрюша Малахов? – она закатила глаза.
– Куда же без него… – я улыбнулась. Все в редакции знали, что Машка мечтает о знакомстве с Малаховым, но ее не пускают на съемку.
– Везет же тебе… – завистливо протянула она.
– Да ладно, какое уж тут везение… Мне до жути надоели эти тусовки, я хотела бы заниматься чем-то более серьезным… – вздохнула я.
– Каждому свое, – она повела плечиком.
– Мария! – взревел голос начальника, – Где материал по вчерашнему взрыву!
– Сейчас будет, Виктор Иванович! – она моментально испарилась.
Я подставила кулачки под подбородок и уставилась на груду бумаг.
И почему Машка делает репортажи о серьезных проблемах, ездит в разные части страны, берет интервью у беженцев, военных… а я сижу на дурацких вечеринках и слушаю сплетни о том, кто с кем спал?
Мои мысли невольно вернулись к вчерашнему знакомому и безумной ночи.
Что он подумал, когда проснулся и не увидел меня?
Что он вообще подумал обо мне?
Кто эта девушка с портрета?
Куча вопросов крутилась в голове, и не на один не было ответа.
– Ксения, займитесь делом! – очередная гора бумаг свалилась на стол. – Завтра будет вечеринка в честь дня рождения Николая Баскова. Если репортаж будет хорошим, мы подумаем о вашем продвижении по карьерной лестнице.
Я просияла. Это означало, что я смогу выбрать определенный вид работы или даже направление.
– Да, Виктор Иванович!
– Ну, где она? – Кира уже в который раз смотрела на часы и нервно стучала наманикюриными пальчиками по столу.
– Она всегда опаздывает, – я отпила глоток любимого черного кофе. – Зачем такая срочность? – я подозрительно покосилась на подругу. – Ты все-таки позвонила ей!
– Ну не могла я просто так оставить это дело! – Кира исподлобья бросила на меня виноватый взгляд. – Она обещала притащить помимо списка гостей своего нового кавалера.
Я закатила глаза.
– Опять? Она меняет их как перчатки… – я обреченно покачала головой.
– Она сказала, что этот, цитирую: «ОН!», – Кира хмыкнула.
Я рассмеялась.
– Ну посмотрим, что же там за Чудо-Юдо! – Кира отхлебнула своего травяного чая. – А, вот и они!
Я повернула голову, и мое сердце гулко провалилось вниз.
Звезды зажигаются над нами
Александр Винничук
Звезды зажигаются над нами,
Не тревожит ветер сон листвы.
Беззаконными твердит словами
Море о закате и любви.
Побегу, как в детстве, до утеса
Посмотреть на алый блеск воды,
Вдалеке услышу шепот весел,
А в волнах – вечерних птиц следы.
Вечеров томительные своды,
Счастья больше неоткуда ждать…
Точно кто-то вдруг позвал кого-то,
Не меня ль закат во храм встречать?
И не то, что б это храм природы,
Наша жизнь – вот самый верный храм:
Дружбы нет, так призрачна свобода,
Можно лишь молиться по слогам.
2010
Абсурд
Людмила Григоращук
Иногда мы, торопясь жить, не замечаем, как накапливается в собственной жизни нелепость, бессмыслица, и она как-то постепенно становится абсурдной. Почему это происходит с нами – не думаем. Некогда анализировать свои отношения, свои поступки или вдруг заметить изменившиеся к тебе чувства человека, которому раньше доверял безоговорочно. Очевидно, ритм жизни такой – не успеваем.
Ей казалось, всегда будет небосклон их любви безоблачным и прекрасным. Они оба знали, как нужны друг другу: радовались встречам, пусть кратковременным; письмам, которые писали друг другу; тихим вечерам вдвоем. И страсти, которая накрывала их, как волна, и не отпускала.