– Откуда будете-то?
– Из Москвы.
Он присвистнул:
– А куда?
В принципе, на этот вопрос я мог не отвечать.
Не его дело.
Но мужик мне понравился.
– В Сочи.
– Кур-р-рортники… – Мужик несколько ошалело помотал башкой. – Твою мать.
И на этом, кажется, успокоился.
Нам повезло.
Это действительно были фермеры.
Нас пропустили через основательно обустроенный пост и даже дали сопровождающего на лошади.
Я не знаю почему, но в России всегда, даже в самые голодные и неустроенные времена, находятся места, где живут толковые мужики.
Деревня была большой и явно не голодной.
Нас за вполне разумную плату покормили пресными домашними лепешками и картошкой со сметаной, а тот самый угрюмый мужик, через некоторое время сменившийся с блокпоста, притащил трехлитровый молочный бидон с мутной картофельной самогонкой.
Чуть попозже на окраину, где мы встали лагерем, подтянулись и остальные туземцы со своей отнюдь не пустой посудой.
Началось массовое братание.
Радушие аборигенов и никакими травками не перебиваемое обилие сивушных масел в продукте местных умельцев говорило, что завтра мы всё равно все будем далеко не в оптимальной форме.
И я решительно скомандовал дневку.
Лучше опережать события, чем плестись у них в хвосте, не так ли, господа?
Вот и я тоже так думаю, если уж совсем честно.
Ага.
Деревня, как выяснилось, жила натуральным хозяйством. Приезжали за продуктами редкие «гонцы» из Липецка или Воронежа (из Москвы – еще ни разу, я это сразу же взял на заметку, потом может и пригодиться, надо только выяснить, что у них есть на обмен, маршрут-то не самый сложный), но раза два в год, не больше.
Привозили в основном оружие да патроны, но не воинскую справу (этого добра и у самих хватало), а исключительно охотничью – зверья в окрестных лесах водилось с избытком.
Иногда «гонцам» заказывали всякую домашнюю и сельскохозяйственную утварь, но выходило это так дорого, что недавно поставили свою кузню, благо железяк по окрестностям пока еще валялось даже больше, чем нужно.
Растили картошку, пшеницу, держали скот, охотились, рыбачили.
Грибы, правда, не собирали – сказывалась близость радиационной зоны, слишком много народу потравилось.
Угрюмый мужик оказался бывшим учителем из Тулы, бежавшим от радиации и Новомосковской отравы.
Подпив, он жаловался, что никто, кроме него, не хочет учить своих детей грамоте.
Над ним даже посмеивались: мол, ты-то, Семеныч, что, больно счастлив стал со своими книжками?
То-то драпал от самой Тулы, только пятки сверкали.
Так что лучше б спасибо сказал, что приютили почти что бесполезного, по нынешним временам, городского грамотея с семейством, чем пытаться тут свои никому не нужные порядки устанавливать…
Семеныч злился и пил стакан за стаканом.
Я встал и пошел, проверил посты.
Все было спокойно.
Даже слишком спокойно.
Боюсь, что впереди нас ждали очень серьезные неприятности.
Это типа примета такая.
Всегда, кстати, работала…
…Наутро отряд молча мучился похмельем.
Тяжелым таким похмельем.
Правильным.
Сердобольные деревенские девки принесли, правда, густого капустного рассолу, но против туземного самогона не сработало бы, боюсь, даже и куда более серьезное средство.
Я решил лечить похмелье через пот, и отряд начал наворачивать круги до блокпоста и обратно.
В полной боевой выкладке.
Мужики выли, но бежали.
Знали – так надо.
После третьего круга (каждый где-то километров по восемь) они были уже куда свежее, чем во время утреннего подъема.
Правда, в спарринг вставать я бы сейчас ни с кем из них не рискнул.
Могли и не утерпеть.
Ага…
…Потом пришел Семеныч и повел нас купаться на деревенское «озеро» размером с небольшой плавательный бассейн.
Метров тридцать на сорок, вот и все тебе водное зеркало.
Даже смешно.
«Озеро», правда, оказалось глубоким, а вода – холодной и чистой. Так что к завтраку нам уже было почти что совсем хорошо.
Завтракали, кстати, знатно.
Надо сказать, я уже давненько так не ел.
Домашний хлеб.
Вареные вкрутую яйца.
Лук с грядки.
Густое и теплое парное молоко, заботливо процеженное через чистую белую тряпицу.
Деревенским мы явно понравились.
После завтрака я объявил отдых, а потом отряд занялся боевой.
Это в городе мы еще имели право на какую-то расслабленность.
Здесь убеждать в необходимости дисциплины не нужно было никого.
В конце концов, не первый раз замужем…
…Вспомнить эту нехитрую заповедь выживания в походных условиях, пришлось, к сожалению, еще до обеда.
С дальнего блокпоста на взмыленной лошади прискакал один из дозорных.
Его полузадушенное сообщение-выдох содержало только одно слово:
– Байкеры!
Глядя на несуетные движения фермерского «ополчения», я понял, что они в принципе могли бы справиться и сами.
Видимо, нападения здесь были явлением если уж и не редким, то явно не исключительным.
Жизнь есть жизнь.
Но мы были их гостями, ели их хлеб, и я, естественно, скомандовал тревогу. Потом подошел поближе к делающему более подробный «доклад» гонцу.
– Большая стая?
Он посмотрел на меня с недоумением. Скорее всего, еще не знал, что в деревне чужие.
Но все же ответил:
– Здоровая. Человек двести на байках и с десяток машин. Здесь будут скоро, мы еле ноги унесли. Там на дороге крюк километров с пятьдесят. Ребята ушли напрямик на ближний блокпост, меня сюда отправили…
– Понял. Далеко ближний?
– Да километра с полтора, – вмешался Семеныч. И с надеждой в голосе добавил: – Поможешь, капитан?
Я хмыкнул.
А что я, по-твоему, здесь делаю, друг любезный, – опарышей на рыбалку собираю?
Но вслух это произносить не стал.
Серьезный вообще-то мужик.
Справный.
Ага.
Махнул ребятам рукой:
– Выступаем…
…Шли они красиво.
Впереди здоровенный амбал на «Харлее» с закрепленным сзади кроваво-красным флагом с ярко белыми иероглифами, за ним пара броневичков, в которых комфортно расположились «идеологи чучхе».
Потом все остальные, по четыре в ряд.
Н-да-а-а…
Нам крупно повезло, что мы не встретили их на трассе.
«Революционные воины чучхе» были самыми крутыми отморозками, о каких я когда-либо слышал. Имбецил, зараженный идеологией, знаете ли, пострашнее, чем просто имбецил.
А если их целая стая, да еще под красным знаменем – это мы уже, кажется, где-то проходили.
Вот только не припомню где.
Похоже, слишком поздно родился.
Ну, и слава Богу…
…В переговоры с такими вступать – совершенно пустое занятие.
Их надо просто отстреливать.
Как бешеных собак, прости меня Господи.
Господин Корн, неожиданно появившийся рядом со мной на позиции, видимо, по каким-то своим причинам придерживался точно такого же мнения.
У него даже щека задергалась.
Все-таки надо отдать должное Крыльям: с явными подонками они стараются не связываться.
Скорее всего – элементарная брезгливость, Орден все-таки придумывали интеллектуалы, а не мелкие лавочники.
Что ж, нам сейчас пригодится любая помощь.
Даже такая.
Но командовать я ему, конечно, все равно не позволю.
Хоть он и старше по званию.
Был.
Но это – мой отряд.
Только мой.
Он не служит ни государству, ни политикам.
Он вообще никому не служит.
Я закрепил наушник и дужку мобильной связи.
Пора.
– Гурам, прижмись к их флангу. Бейте в упор. Веточка, президента их видишь?
Веточка должен был быть где-то в районе рощи.
Скорее всего, на дереве.
Лучшего снайпера в моем распоряжении просто не было.
– Пока нет, Кэп. Не ссы, хрен он куда денется…
– Когда разденется, – хмыкаю в дужку. – Ты там давай, не расслабляйся, дитя природы. Твоя задача – этот ублюдок. Только он. Представляешь, какая честь завалить президента стаи? Вот и пользуйся, пока я добрый. Гурам, теперь к тебе. Как только они втянутся вон в ту ложбину, коси. Остальных – потом. Хвост видишь?
– Пока нет, капитан. Увижу – сразу услышишь, не беспокойся…
Самое главное, накрыть сразу, не дать этим ублюдкам успеть рассредоточиться.
Потом вылавливай их по окрестным лесам…
До вечера не управимся.
– Чарли, как у тебя?
– Могу их накрыть прямо сейчас, босс. Жду сигнала.
Фермеры удобно расположились в заранее отрытых в две линии окопчиках.
Да, отогнать отморозков они могли и без нашей помощи.
Вот только у меня была другая задача.
Не отогнать.
Уничтожить.
Ненавижу всякую мразь, мотающуюся без моего разрешения по моей трассе.
Были бы это «честные» байкеры, попробовали бы договориться.
А с этими не получится.
Слишком уж на разных языках разговариваем.
В наушнике раздался певучий Веточкин тенорок:
– Вижу, Кэп! Президента их вижу, в смысле. Прямо в оптику. Ну и рожа, кстати. Я б таких еще при рождении усыплял…
– Снимай! По Веточкиному выстрелу работают остальные. Гурам, хвост?
– Вползает…
– Веточка, не тяни!
– Далековато, Кэп. И ветерок… порывистый.
– Напрягись!
– Понял. Ща я тебя, дорогуша…
В наушниках – сухой треск. Один. Другой…
– Кэп, я его достал! Достал, суку! Это рекорд, бля! Вторым выстрелом, с восьмисот метров, при боковом, с порывами, так не бывает! Я – лучший!! Гурам, работай!!!
Однако первым сработал Чарли.
Бронированный грузовичок резво рванул вперед, поливая отморозков из спарки.
И только потом заработали пулеметчики и гранаты Гурама.
Даже я не ожидал, что парни Гурама подберутся так близко!
Это был не бой.
Обычное избиение.
Впрочем, эти ублюдки по любому недостойны честного боя.
Не олимпийские игры, в конце концов…
…Фермеры так ни разу и не выстрелили.
Дело закончила моя команда на трех джипаках.
Правда, Андрон, которому я поручил командовать мотоциклистами вместо Заики, провозился еще минут пятнадцать, гоняясь за теми, кому таки удалось вырваться из мешка.
Но ведь это его первый бой в новом качестве, не так ли?
Привыкнет еще.
Обучится.
Если не убьют, разумеется.
Жизнь…
…Фермерам вместо хорошей драки достались вполне себе даже неплохие трофеи.
Мы лишь слили часть горючки из баков да слегка пополнили боезапас.
Мужики же, получив десятка три вполне исправных байков и кучу самого разнообразного оружия, радовались как дети.
Вопрос об оплате дневки больше не стоял.
Впрочем, почему только одной?
По глазам своих ребят я видел, что они не прочь провести здесь недельку-другую.
Куда торопиться-то?
На тот свет всегда успеем.
Ага.
Но надо было уходить. Гостеприимство хозяев слишком уж расхолаживало бойцов.
А мне нужны были волки, голодные и злые.
Только так можно выжить в этом сучьем мире.
Особенно с нашей профессией.
Скрепя сердце, я объявил, что завтра готовим матчасть, а послезавтра уходим.
Отряд поворчал, но уговаривать меня никто не стал.
Хороший знак.
Вечером опять пришли аборигены со своим самогоном. В принципе, стоило объявить сухой закон, но не после драки же.
Парни могут и не понять.
Мы с Машей пошли гулять на околицу.
Я, кстати, никак не мог понять, почему мне с ней так спокойно. Ведь – сучка, стукачка, которая спала со мной только для того, чтобы потом упрятать далеко и надолго.
А то и шлепнуть.
Любопытно, какой я у нее по счету?
При таком ее нежном возрасте…
…Но мне было хорошо с ней молчать.
А это – редкость.
Мы уселись на берегу деревенского озерца, у кустиков.
Я закурил, а она неторопливо и деловито принялась раскладывать прихваченную с собой снедь.
Неожиданно в кустах затрещало, и оттуда, предупредительно подняв руки вверх (я, естественно, тут же схватился за «Стеблина»), нарисовался Семеныч.
Молча подошел к нам, уселся, достал из одного кармана ватника стакан, протер полою, и только потом извлек из другого бутылку первача.
Я вздохнул.
Пить не хотелось совершенно, потому и ушли, но сам Семеныч мне нравился. Пришлось протянуть руку за наполненным до половины стаканом.
– Не, – протянул бывший учитель. – Сперва дама.
Красотуля неодобрительно покосилась на содержимое, но стакан все-таки взяла.
Понюхала недоверчиво да и хлопнула одним махом.
Ну, да ладно.
А вот теперь, думаю, пришла и моя очередь…
Закусили хрусткими малосольными огурчиками. Соль в деревню завозили по осени воронежские «гонцы».
Откуда они ее брали – хрен ее знает.
Наверное, с юга…
– Слышь, капитан, – выдыхает, натужно морщась, Семеныч. – Я ведь здесь не просто так. Меня мужики послали…
А то я, думаю, не понял.
Ага.
– И что хотят?
Молчит.
Мнется.
Прямо как девочка…
– Ну, это. Короче, оставались бы вы. У нас тут три усадьбы, короче, а деретесь вы классно. Сами бы в Воронеж с товаром и ездили, а о прокорме можете не беспокоиться…
Н-да…
Вот так они, значит, и зарождаются, эти самые средневековые феодальные отношения.
Приходит, понимаешь, странствующий князь с дружиной, его и берут на прокорм…
А он им за это супостатов молотит да торговлю потихоньку налаживает.
А ведь молодцы фермеры!
Я думал, что у них всего одна деревня, а ведь ишь ты – аж три усадьбы.
Не хухры-мухры…
– Сейчас у нас дело, – закуриваю. – А на обратном пути заскочим – обмозгуем.
– Так я передам мужикам, что вернетесь?!
Машу руками, протягиваю ему самодельную сигарету.
Вот только этого счастья мне не надо, ага.
Пожалуйста…
– Семеныч, тормози, – качаю башкой. – Я же сказал «обмозгуем», а не выдал тебе согласие за подписью и печатью…
Напрасно обнадеживать аборигенов тоже не хотелось.
Мы, волки, звери вольные.
Идем куда захотим.
Хотя базу здесь иметь, в принципе, было бы неплохо…
Жратвы – от пуза.
С одной стороны – Зона.
Радиация.
Другую перекроем – так, так и так.
Хрен кто пролезет.
Я поймал себя на мысли, что уже прикидываю план обороны, и прогнал эту мысль подальше.
– Давай-ка, – вздыхаю, – лучше выпьем…
– Давай, – легко соглашается ходок.
Выпить в русской деревне – это всегда пожалуйста.
От таких предложений только блаженные какие отказываются, а блаженные, по нынешним временам, не выживают.
Если они, разумеется, не в Тройках.
Меня аж передернуло от одного только воспоминания.
Очень, знаете ли, неприятно, осознавать, что совсем неподалеку есть нечто, вообще не поддающееся никакому твоему контролю и осмыслению.
То, чего не должно быть вообще.
А оно есть, и очень, сука такая, даже и неплохо себя чувствует.
Не, ну их, простите, на фиг, такие мысли.
Да еще на ночь глядя.
Лучше уж о чем-нибудь земном.
И по возможности – приятном…
…Мы еще раз выпили по полстакана теплой мутной жидкости, и через некоторое время Семеныч, даже, вроде, немного краснея, – откланялся.
Мы остались вдвоем.
Стало прохладно, я собрал сушняк и затеплил небольшой, мерцающий костерок.
Огонь как всегда успокаивал и гнал ненужные мысли об оседлости.
Красотуля потянулась:
– Скажи… А ты действительно мог бы здесь остаться?
Я пожал плечами.
Однако заданный вопрос требовал ответа.
Не люблю повисшие в воздухе вопросы, врать не буду.
Они дурно пахнут.
– Не знаю. А что?
– Знаешь… Я бы тогда, наверное, осталась с тобой. Если бы не прогнал, разумеется.
Она даже улыбнулась.
Но неуверенно и как-то нервно.
Я промолчал…
…Выступать решили все-таки утром.
Повеселились, и ладно.
Колонна, фырча и плюясь сизыми выхлопами соляры, пошла дальше, к Ростову…
Глава 8. Воронеж
…Шли ходко.
Мимо проплывали заросшие гигантскими сорняками поля, разрастающиеся в разные стороны подлеском лесополосы, покинутые и постепенно разваливающиеся от времени и непогоды поселки.
Везде – одно и то же.
Но в сторону Астрахани, куда мы обычно ходили, места были более или менее живые и понятные: нахоженный контрабандистский маршрут, как и любая дорога, обрастал своей собственной инфраструктурой.
Не так далеко, к примеру, от страшных промышленных руин Волгограда один вышедший на покой байкер даже держал дорожный мотель.
Отчаянный парень, конечно.
Еще одно доказательство того неоспоримого факта, что человек ко всему приспособится.
Хуже любой кошки.
Тем не менее, там хотя бы была жизнь.
А здесь – просто какая-то терра инкогнита…
…Повеселил проржавевший указатель: «Нижний Мамон».
Кое-кто предложил поискать Верхний, за что сразу же был отправлен в дозор.
Шутки шутками, а выглядели покинутые жилища, скажем так, несколько жутковато.
Когда-то здесь была жизнь, кто-то ссорился, женился, разводился, рожал детей, умирал, хоронил близких.
И ладно бы еще война.
После войны люди как правило отстраиваются, обживаются.
А тут – никому ничего не надо.
Те, кто еще пытается жить, на самом деле не живут, а или доживают, или выживают.
В самом прямом смысле этого слова.
На ночевку встали в Задонске.
Чарли с Гурамом сделали положняковые радиационные замеры и пошли ловить рыбу, пообещав всех накормить настоящей тройной ухой, – река, к их непомерному удивлению, оказалась чистой.
Шуточки с гранатами я им, правда, запретил, – нечего лишнее внимание привлекать.
Вдруг сидят, понимаешь, в местных лесочках какие-нибудь партизаны, может, еще с какой той войны…
Конечно, как придут, так и уйдут, только – зачем?
Нам и без них хорошо…
К нашему с Красотулей костерку присоединились Андрей Ильич и Боб Костенко. Я боялся, что снова начнут агитировать в Крылья, но нет, обошлось…
Может, настроение не то было, а может, решили взять на измор.
В осаду, так сказать.
Говорили мы вообще мало, что Андрею Ильичу в общем-то не свойственно. Распили припасенную Бобом фляжку коньяка (неплохо, надо сказать, живут Крылья – фляжечка-то явно не последняя), перебросились парочкой бородатых анекдотов.