Песчаные короли - Уиндем Джон Паркс Лукас Бейнон Харрис 11 стр.


Дело в том, что некоторые хитрости моей системы защиты заслуживают наивысшей похвалы. А задание облегчается еще одним: левая рука на Флит-стрит не знает, что творит правая, и “А” явно разошлось с “Б”.

Извините за поспешность.

Ваша Диана Брекли”.

Удивленный Френсис развернул лист. Как оказалось, это была страничка из газеты “Санди Радар” с отмеченными отдельными местами красными крестиками; наверху были помещены четыре пары фотографий и заголовок: “Секрет красоты открыт читателям “Радара”.

Под ним Френсис прочитал:

“Неслыханная новость для всех, всех, всех. Подтверждается истина, что за деньги всего не купишь. Улыбка любимой, утренняя или вечерняя заря — на них нет ярлыка с ценой, и именно в этом их ценность. Но всем известно, что в нашем современном мире деньги намного облегчают жизнь… Взгляните-ка только на фотографии красавиц, помещенные вверху, и вы поймете, что я имею в виду. Каждое верхнее фото показывает, как данная особа выглядела десять лет назад, а соответствующее нижнее — как она выглядит сейчас. А теперь сравните свое фото десятилетней давности со своим отражением в зеркале. Ну и как? Куда большая разница, чем между фотографиями на этой странице?

И разве трудно высокопоставленной особе добиться, чтобы и десять лет не оставили на ее лице никакого следа? Наши леди считают, что за это не жаль заплатить в салоне красоты на Мейфере триста-четыреста и больше фунтов в год.

Однако большинство наших читателей задумается и скажет, что нужно быть большим счастливчиком, чтобы позволить себе такое. Но на этот раз они не правы. Благодаря “Радару” каждый — да, каждый! — может достичь этого”.

Дальше статья возвещала, что специалисты “Радара” открыли секрет сохранения красоты, который используют в этом салоне; стоит это совсем не триста фунтов в год, вполне достаточно и трехсот пенсов. И теперь они хотят рассказать об этом своим читателям.

“Серия специальных статей, которую “Санди Радар” начнет публиковать со следующей недели, откроет все секреты и расскажет каждой читательнице, как сберечь свою молодость.

Итак, следите за газетой на протяжении следующей недели, и мы откроем вам то, что вы хотите знать!”

Френсис с чувством обманутого человека отложил газету в сторону: интересно, сколько еще статей выпустит “Радар”, прежде чем дойдет до сути?

Он развернул другую статью — немного скромнее, всего на две колонки. Она тоже открывалась контрастными фото, но меньшего формата, и изображали они лишь две пары лиц. Это были не те люди, что в предыдущем квартете из “Радара”….

На этот раз заголовок был такой: “Старости не будет!..” А ниже, сбоку — подпись: “Джеральд Марлин”. Статья начиналась так:

“Ни для кого не секрет, что некий салон красоты на Мейфере скорее согласится выплатить щедрую компенсацию за причиненный ущерб, чем раскрыть свою деятельность перед судом. Итак, честь высших сфер и на этот раз спасена.

Аллергия — неприятная вещь, она возникает внезапно и иногда очень болезненна. Поэтому наши симпатии должны быть на стороне леди, которой пришлось страдать физически, к тому же в одиночестве, без поддержки мужа, ибо неотложные дела еще год назад вызвали его в Южную Америку и не дали возможности в трудную минуту находиться возле жены, не говоря уж о том, чтобы вернуться навсегда. Однако она заслуживает не только наших симпатий, но и поздравлений: все это пошло ей на пользу.

Но аллергия поражает не только того, кто имеет к ней склонность; тот, кто довел до нее человека, тоже чувствует себя плохо, особенно, если это фирма со стойкой и солидной репутацией, которая помогает знатным дамам скрывать свой возраст, и, как об этом красноречиво свидетельствуют помещенные вверху фотографии, весьма успешно. Несчастные случаи, конечно, случаются везде, но в элегантных салонах стремятся, чтобы все, что там происходит, скрывалось под завесой тайны. С одной стороны, лучше не волновать щедрых клиентов, а с другой — все профессии имеют свои секреты, и было бы безумством публично признать, что источником немалых прибылей является не экзотический продукт из Аравии или какое-то другое редкостное вещество, а нечто совсем обычное, что растет буквально возле вашего порога….”

Френсис Саксовер, несколько устав от выспреннего стиля мистера Марлина, пропустил все, кроме последнего абзаца.

“Причину аллергии клиентка так и не узнала. Кажется несправедливым, что женщину оставили в состоянии постоянного беспокойства, ведь в любую минуту она может снова натолкнуться на вещество, которое вызовет аллергию, причем на этот раз болезнь может оказаться не такой уж легкой. И вот из сочувствия к страданиям этой женщины мы можем посоветовать ей: если уважаемой миссис придется побывать в бухте Голвей, пусть избегает купания там или, вернее, остерегается одного вида растущих там морских водорослей. Эта простая рекомендация полностью оправдает себя, если, конечно, не случится так, что и другие косметологи поддадутся искушению добывать свои богатства из еще какой-нибудь магической водоросли…”

После завтрака Френсис не пошел, как обычно, в свою лабораторию, а направился в кабинет. Положив руку на телефон, он минуту раздумывал и, решив, что Диана, очевидно, уже на работе, набрал номер. Он не ошибся.

— Спасибо за газетные вырезки, Диана, — сказал Френсис. — Если принять во внимание, что до сих пор еще никто не поинтересовался, почему у миссис Уилбери аллергия на грибы в результате лечения водорослями, то, по-видимому, все сделано чисто.

— А никто и не будет интересоваться, — ответила Диана. — Аллергия — слишком удивительное и загадочное явление, чтобы это вызвало какое-нибудь подозрение. Но я не согласна со словом “по-видимому”. Это произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Все мои ненавистные конкуренты провели вчера целый день у телефонов, пытаясь разузнать чуть-чуть побольше. Мистеру Марлину предлагают целые состояния за подробности. Меня в приемной ждут представительницы почти всех женских газет, а девушка на коммутаторе говорит, что нам нужно купить попугая, который отвечал бы всем: “Никаких комментариев”. Мне известно, что есть запрос из министерства сельского хозяйства и рыболовства, имею ли я разрешение от министерства торговли на импорт морских водорослей из Ирландии.

— Интересно, — проговорил Френсис. — Вряд ли у них было время развернуть такую деятельность исходя только из сообщений воскресных газет. Наверное, об этом еще откуда-то узнали.

— Конечно, — согласилась Диана. — Еще неделю назад я постаралась, чтобы это под величайшим секретом дошло до ушей трех моих самых болтливых девушек. К этому времени слухи могли уже разойтись. Кажется, это будет весьма забавно.

— Послушайте, Диана, боюсь, что здесь я с вами не согласен. Но, думаю, лучше об этом не говорить, потому что я собираюсь сегодня в Лондон. Нам нужно встретиться. Вы согласны пообедать со мной? В восемь тридцать у Клериджа вам подойдет?

— Время — да, место — нет. Сейчас очень важно, чтобы ваше имя не связывали с моим. Я становлюсь заметной женщиной благодаря всему этому, а потому вам лучше не появляться там со мной. Я предлагаю встретиться в небольшом ресторане “Атониум” на Шарлотта-стрит. Вряд ли там нас кто-нибудь увидит.

— Я тоже так думаю — согласился Френсис. — Итак, “Атониум”, восемь тридцать.

— Отлично, — отозвалась Диана, — с нетерпением жду встречи после стольких лет. Мне так хочется с вами поговорить и многое объяснить. — Она помолчала и затем добавила: — Ваш голос… Это очень серьезно, Френсис?

— Да. Боюсь, что так, — ответил он.

— О, это ты? — спросил редактор. — Ты, кажется, весьма доволен собой?

— Конечно, — довольно улыбнулся Джеральд Марлин.

— Тут Уилкиз из “Радара” страшно ругался по телефону. Ты расстроил все его планы.

— Очень плохо, очень плохо, — бодро проговорил Джеральд.

— Что случилось?

— Как я уже тебе говорил, если учесть сумму, которую они заплатили этой Уилбери, там что-то было, чего они не хотели разглашать. И я не удивляюсь. Невероятно, но это заведение и в самом деле творит чудеса со своими клиентками. Во всяком случае, я разыскал девицу, невинную на вид, которая очень любит икру и шампанское, но торгуется, как барышник. Я подумал, что ресторанчик Квоглино — наиболее подходящее место, но когда мы туда зашли, я увидел молодую женщину, которая сидела в шезлонге и как-то испуганно посмотрела на мою спутницу, а потом сделала вид, что не замечает ее. Моя девица немного смешалась, и я спросил, в чем дело. Она объяснила мне, что та, другая, тоже из “Нефертити”. Как раз в это время к той подошел и поздоровался… Фредди Рамер из “Радара”, если хочешь знать. Я отвернулся, чтобы он не узнал меня. И когда они спокойненько отправились в зал, мы решили пообедать в другом месте.

Из разных слухов я понял, что “Радар” планирует серию статей о том, как собственными силами стать королевой красоты, и сразу же догадался, в чем дело. Это был почти удар. Я считал, что неплохо было бы подождать с этим еще немного и попытаться получить разрешение на сбор водорослей в бухте Голвей. Но ждать стало невозможно, и, дав делу ход, я позвонил другу в Дублин, чтобы он разузнал о существующих порядках — что там говорят ирландские законы относительно водорослей.

Редактор покачал головой:

— Тебе, очевидно, придется послать петицию на имя папы. Договориться с ирландцами будет весьма тяжело. Они же едят эту гадость.

— Они… что?

— Едят се. Считают эту водоросль съедобной.

Джеральд тоже покачал головой, то ли удивляясь, то ли сочувствуя ирландцам.

— Во всяком случае, — продолжал он, — было уже поздно. Мне оставалось либо позволить “Радару” обойти нас, либо сорвать их планы. Моего несчастного друга там, в Ирландии, должно быть, уже растоптали. Я не единственный, кто догадался сделать заявку на водоросль как можно быстрее. Можешь представить себе, какое зрелище сегодня утром представляет собой Дублин, битком набитый транспортными средствами, рвущимися из города на запад.

— Что ты мелешь, черт возьми? — воскликнул редактор.

— Золотая лихорадка, дружище. — И он тихонько замурлыкал себе под нос: — “Мне говорили, много золота есть на берегу залива Голвей, о!”. Могу тебе сказать, — продолжил он, — у меня есть пай в нескольких процветающих предприятиях. Почти все косметологи королевства, за исключением, ясное дело, “Нефертити”, звонили мне вчера, стремясь разузнать побольше. Я сделал все возможное, чтобы обеспечить себе выгоду, но боюсь, это довольно рискованно. Единственное, что мешает мне спать, — признался он, — это отсутствие какого-либо представления, какая же из доброго десятка разных водорослей на берегах Голвея чудодейственна. А это как раз самое важное. Если “Радар” уже установил нужный вид, они обойдут нас.

Редактор “Санди Проул”, подумав минуту, сказал:

— Нет. Уилкиз не разволновался бы так, если б знал… Он, возможно, тоже думает, что мы уже все раскрыли и держим наготове. Во всяком случае, лучше попробовать. Что нам нужно сделать — это разузнать, где обрабатывают сырье, и определить нужный вид водоросли. Это многое даст нашим читательницам…


Диана отодвинула в сторону толстую красную свечу, которая стояла между ними. В ее свете они изучали друг друга. Диана почувствовала, что ее рука на столе дрожит, и спрятала ее, чтобы Френсис ничего не заметил. С некоторым усилием она спросила:

— Вы сердитесь на меня, Френсис?

— Уже нет. Теперь мне даже стыдно. Это навсегда останется пятном на моей совести. Нет, я не сержусь, я чувствую себя виноватым. И не только…

Он замолчал, почувствовав прикосновение к своей руке.

— В чем дело?

Официант протянул меню.

— Ох, немного поздней, — бросил Френсис раздраженно. — Принесите хереса, сухого. О чем я говорил? — обернулся он снова к Диане.

Диана не смогла ему помочь: она не слышала почти ни слова из того, что он сказал. Они продолжали смотреть друг на друга. Наконец он спросил:

— Вы не замужем?

— Нет, — ответила она.

Френсис обескураженно взглянул на нее.

— Я должен был подумать… — начал он и осекся.

— О чем вы должны думать?

— Я не совсем уверен… я считаю…

— Я знала только одного человека, за кого действительно хотела выйти замуж, — сказала она и затем, отвлекаясь от личного, добавила: — Меня все время интересует, насколько изменится супружество в новых условиях. Думаю, лишь немногие люди смогут любить друг друга на протяжении двухсот — трехсот лет.

Френсис улыбнулся:

— Диана, милая, поговорим о вас.

Диана замерла. Затем несколько раз быстро моргнула.

— Я… — начала она и вдруг резко встала. — Я вернусь через минуту.

И когда Френсис пришел в себя, она была уже на середине зала.

Он сидел, пил херес, смотря невидящими глазами на накидку, покрывающую спинку пустого стула. Снова подошел официант и молча положил перед ним меню. Френсис снова заказал херес. Через десять минут вернулась Дана.

— А не сделать ли нам заказ? — предложил Френсис.

Официант, закрыв свой блокнот, ушел. Наступило молчание, которое угрожало затянуться. Диана повернула красную свечку, чтобы воск капал с другого бока. Потом она проговорила несколько живее:

— Вы слышали последние новости?

Френсис не слышал.

— В таком случае, чтобы вы знали, министерство сельского хозяйства Ирландии опубликовало указ, который запрещает экспорт водорослей, если нет лицензии…

Она помолчала.

— Лицензии, — добавила она после паузы, — начнут выдавать, очевидно, когда установят наивысшую пошлину на этот вид товара. И снова начнется забава для всех.

— Кроме, разве, несчастных женщин, которые находятся в состоянии крайнего возбуждения, ожидая чудес от этой водоросли, — вставил Френсис.

— Они тоже не очень удивятся, — заверила его Диана. — “Чудеса” — излюбленное слово всех женских газет. Никто не вкладывает в него настоящего содержания. Это что-то типа яркой упаковки для гнилых товаров. Чтобы не исчезали надежды.

— А чего вы хотите от всего этого шума вокруг водорослей?

— Отвлечь внимание, — ответила Диана. — Мои конкуренты — весьма доверчивые люди. Пока они по-настоящему уверятся, что в водорослях нет ничего, клиенты будут делать заявки на крем из водорослей, лосьон из водорослей, завтрак из водорослей и так далее, так что прибыли будут. Я приготовила несколько рекламных статей для газет. В одной из них говорится, что водоросли — это, по сути, старинное средство, заново открытое; образ Венеры, рождающейся из морских волн, подтверждает, что водоросли использовали еще в Древней Греции. Неплохо, правда? Я считаю, пройдет минимум два года, а может, даже и четыре, прежде чем кто-нибудь поймет, что полученные результаты совсем не такие, как у “Нефертити”. А тогда выяснится, что “Нефертити” использует абсолютно новый электронный прибор, который благодаря ультразвуковой стимуляции деления клеток под эпидермой обновляет упругость тканей, в чем и кроется секрет настоящей красоты. О, мне хватит таких штучек на десятки лет, если в этом будет нужда. Не волнуйтесь, настоящий источник раскроется еще не так скоро.

Френсис медленно покачал головой.

— Гениально придумано, — согласился он, — но боюсь, все это напрасно, Диана.

— О, нет! — воскликнула она, уловив что-то в его тоне. — Френсис, что случилось?

Френсис оглянулся. Уверившись, что их никто не может услышать, он сказал:

— Так вот, то, что я хотел бы вам сообщить, касается моей невестки.

— Знаю. Зефани говорила мне о ней. Пол все же отважился рассказать ей?

— Да, — подтвердил Френсис. — Он посчитал это своей обязанностью. Как я понял, разговор велся на повышенных тонах. Они оба были раздражены, и в результате Пол не может вспомнить, как много он ей сказал. Но он назвал лейкнин и вспомнил о вас.

Диана сцепила пальцы.

— Вся эта история с ними была не нужна. Но, очевидно, раз он уже начал, то считал, что опирается на мое решение рассказать ему и Зефани обо всем.

Диана передернула плечами.

— А что случилось потом?

— Джейн несколько дней все обдумывала, а потом заявилась в Дарр, чтобы встретиться со мной.

Френсис рассказал Диане про визит Джейн.

Диана нахмурилась.

— Иначе говоря, она предприняла штурм. Не очень приятная молодая особа.

— Да, — честно признал Френсис. — В первую очередь, она взбунтовалась против того, что ее, жену моего сына, безосновательно лишили этого дара. Но ее поведение было… э… э… далеким от тактичного.

— И вы удовлетворили ее требование? Дали ей лейкнин?

Френсис кивнул:

— Конечно, ей запросто можно было подсунуть на некоторое время нечто совсем другое, однако это не принесло бы особой пользы. Мне пришлось бы в последствии самому признаться в этом, либо она сама что-нибудь заподозрила бы. Во всяком случае, это только обострило бы отношения. Главная беда уже случилась, и я подумал, что она все равно уже все знает. Потому и ввел ей лейкнин. Вы, кажется, используете инъекции, а я подсаживаю таблетки, которые потом рассасываются. Так я делал и Полу, и Зефани. О, как бы я хотел, чтобы всевышний надоумил меня тогда сделать ей инъекцию!

— Не понимаю, что это изменило бы?

— Многое. Когда она вернулась домой, то рассказала Полу, что была у меня. Она решила, что так будет лучше, ведь он мог спросить, откуда у нее повязка на руке. Пол догадался, как она вела себя со мной, и рассердился. А увидев повязку, он сразу понял, что это не моя работа. У него еще перед этим возникло подозрение… Он потребовал, чтобы она показала разрез… ну, и таблетки там не оказалось. Джейн упрямо твердила, что лейкнин, очевидно, выпал, когда она делала новую повязку. Сущая глупость: разрез, конечно, кто-то вскрывал, таблетку вынули, потом ранку зашили несколькими стежками, как и раньше. Но Джейн держалась своей версии. Наконец она бросилась в спальню и заперлась там. Пол провел ночь в гостиной. Когда утром он проснулся, она уже исчезла с двумя чемоданами… С тех пор ее никто не видел.

Назад Дальше