На следующий день Диана добилась разговора с Френсисом и сообщила ему, что хочет покинуть Даррхауз в конце августа.
Френсис глубоко вздохнул. Затем взглянул на ее левую руку и явно удивился.
— О! — воскликнул он. — Значит, это не из-за банальной причины?
Она заметила его взгляд.
— Нет.
— Вам следовало бы одолжить у кого-нибудь обручальное кольцо, — сказал он. — Это дало бы мне возможность поспорить с вами.
— Я не хочу спорить, — ответила Диана.
— Но вы просто обязаны. Меня знают как человека, который всегда спорит с ценными работниками, когда Гименей стоит у них на пороге. И когда его нет, я тоже спорю. Так что же случилось? Что мы такого сделали, или… не делаем?
Этот разговор, который, как надеялась Диана, должен был быть просто формальностью, несколько затянулся. Диана объяснила, что получила небольшое наследство и хотела бы совершить кругосветное путешествие.
— Хорошая идея, — похвалил он ее. — У вас будет возможность увидеть собственными глазами действие некоторых наших тропических препаратов в природе. Считайте это своеобразным отпуском.
— Нет, — решительно возразила Диана. — Мне не нужен отпуск.
— Вы не собираетесь сюда возвращаться? А мне хотелось бы, чтобы вы вернулись. Нам будет не хватать вас, понимаете? Я имею в виду не только профессиональные интересы.
— А, не в этом дело, — проговорила она с несчастным видом. — Я… я… — В горле у нее пересохло, и она замолчала, глядя ему в глаза.
— Или кто-то предложил вам лучшую работу?
— О, нет, нет. Я бросаю всякую работу.
— Вы имеете в виду — исследовательскую работу? Она кивнула.
— Но это же абсурд, Диана. С вашими способностями… — Он продолжал еще что-то говорить, но вдруг замолчал, вглядевшись в ее серые глаза, ибо понял, что она не слышала ни одного его слова. — Это совсем не похоже на вас. Тут должна быть какая-то очень важная причина, — предположил он.
Диане стало не по себе, она заколебалась, почувствовав опасность, словно оказалась на краю пропасти.
— Я… — начала она и тут же замолчала, словно задохнувшись.
Она глядела на Френсиса через стол. Он заметил, что она дрожит, и пока обдумывал, как ей помочь, какая-то болезненная гримаса промелькнула по ее всегда спокойному лицу, словно в душе ее шла страшная борьба.
Он поднялся, чтобы обойти стол и приблизиться к ней, но она уже до некоторой степени овладела собой. Почти задыхаясь, она быстро проговорила:
— Нет, нет! Вы должны меня отпустить, Френсис! Должны!
И выскочила из комнаты, прежде чем он успел задержать ее.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
— Я рад, что вам обоим удалось вырваться, — сказал Френсис своим детям.
— Я мог бы и не приходить, — заметил Пол, — но для тебя это, видимо, очень важно.
— Несомненно, это очень важное дело, а насколько срочное — об этом еще можно поспорить. У меня лично нет на этот счет никаких сомнений, но вот четвертый член нашего квартета опаздывает. Не знаю, помните ли вы ее. Она покинула Дарр около четырнадцати лет назад. Диана Брекли.
— Я, кажется, помню, — задумался Пол. — Высокая, элегантная, правда?
— Ну а я, конечно, помню ее очень хорошо, — вставила Зефани. — Я была влюблена в нее. Всегда думала, что она самая красивая и умная на свете, после тебя, папочка. Я очень по ней скучала, когда она уехала.
— Это было так давно. Не понимаю, что она так срочно хочет сообщить нам? — поинтересовался Пол.
— Я должен вам кое-что пояснить, — ответил ему Френсис. — Поэтому, может, и лучше, что она задерживается.
Он критически посмотрел на сына и дочь. Полу двадцать семь лет, он инженер, но выглядит совсем мальчишкой, и даже его борода не придет ему солидности. Зефани выросла гораздо более красивой, чем можно было предполагать. Она унаследовала от матери золотые вьющиеся волосы, лицом удивительно напоминала отца, правда, ее черты были значительно мягче, чем у него, а вот темно-карие глаза достались ей неизвестно от кого. Сейчас в своем ситцевом летнем платье, с растрепавшимися еще с дороги волосами она больше походила на девочку, заканчивающую школу, нежели на аспирантку одного из университетов.
— Вы, наверное, подумаете, что я должен был рассказать вам все гораздо раньше. Возможно, так оно и есть, но мне казалось, что существует немало причин молчать. Я надеюсь, вы поймете, когда хорошенько все обдумаете.
— О, папочка, это звучит как-то зловеще. Мы, случаем, не подкидыши или что-то подобное? — спросила Зефани.
— Да нет, конечно же, нет. Однако это длинная история, и, чтобы вы все лучше поняли, я начну с самого начала и постараюсь говорить только самое главное. Это началось в июле того года, когда умерла ваша мама…
Он коротко рассказал им, как было найдено пятно лишайника в тарелочке с молоком, а потом продолжил:
— Я взял посудину с лишайником в свою лабораторию, чтобы исследовать его. Вскоре после этого умерла ваша мать. Я тогда чуть не сошел с ума. Проснувшись однажды утром, я вдруг понял: если не возьмусь за какую-нибудь работу, способную захватить меня, то совсем пропаду. И я пошел в лабораторию. Там меня ожидали десятки дел, и я работал над ними дни и ночи, чтобы голова была все время занята. Одним из этих дел был лишайник, который я принес от Дианы.
Лишайник — удивительное растение. Это не единый организм, это фактически две формы жизни, сосуществующие в симбиозе, — плесень и водоросль. Они зависят друг от друга. Долгое время считалось, что от лишайников нет никакой пользы, разве что один вид служит кормом для оленей, а другой дает краску. Однако сравнительно недавно открыли, что некоторые лишайники обладают свойствами антибиотиков, но над ними еще нужно много работать.
Конечно, сначала я был уверен, что ищу именно такой антибиотик. И, казалось, в какой-то степени у этого лишайника были такие свойства, но об этом как-нибудь в другой раз. Главное же состояло в том, что немного погодя я убедился: это не антибиотик, а нечто совсем другое. У него даже не существовало названия. Поэтому мне и пришлось его придумать. Я назвал это антигероном.
Пол был удивлен. Зефани сразу же спросила:
— Что это означает, папа?
— Анти — против, герон — возраст, или, буквально, старый человек. Кажется, теперь никто не обращает внимания на смешивание латинского и греческого корней, так пусть будет антигерон. Можно было бы дать более точное название, однако и это неплохо.
Активный концентрат, выделенный из лишайника, я назвал просто лейкнином. Физико-химическое воздействие его на человеческий организм чрезвычайно сложны и их еще придется изучать, однако его общий эффект выражен явно — это вещество замедляет обычную скорость обмена веществ в организме.
Его дочь и сын молчали, напряженно обдумывая услышанное. Зефани первая нарушила молчание.
— Папочка, папа, ты хочешь сказать, что ты нашел… о нет, этого не может быть!
— Однако это так, дочка. Именно так, — подтвердил Френсис.
Зефани сидела неподвижно, всматриваясь в отца, не в состоянии высказать то, что она чувствовала.
— Ты, папочка, ты… — проговорила она, все еще не веря.
Френсис улыбнулся:
— Я, моя дорогая, но ты не должна приписывать мне слишком много заслуг. Кто-то должен был наткнуться на это — раньше или позже. И случилось так, что этим кем-то стал я.
— Так просто и стал, — сказала Зефани. — Именно так, как другим кем-то был Флемминг, открывший пенициллин. Ох, папочка, мне даже страшно…
Она встала, несколько неуверенным шагом подошла к окну и остановилась, прижавшись лбом к холодному стеклу и глядя в парк.
Пол, волнуясь, произнес:
— Извини, папа, но, боюсь, я чего-то не понял. Это известие, кажется, совсем ошарашило Зеф, значит, тут что-то должно быть, но я только обычный инженер-строитель, не забывай.
— Не так уж и тяжело это понять, труднее в это поверить, — начал объяснять Френсис. — Возьмем процесс деления и роста клеток.
Зефани у окна как-то внезапно напряглась. Она резко повернулась к отцу и впилась взглядом в его профиль. Потом взглянула на большую, оправленную в рамку фотографию Френсиса — он был сфотографирован вместе с Каролиной за несколько месяцев до ее смерти — потом снова на Френсиса. Глаза ее расширились. С интересом наполовину проснувшегося человека она подошла к зеркалу на стене и стала в него всматриваться.
Френсис прервал на полуслове свои объяснения и повернул голову, следя за Зефани. Оба замерли на несколько секунд. Глаза Зефани немного сузились, она заговорила, не отрываясь от зеркала:
— Как долго?
Френсис не ответил. Он мог и не слышать ее. Взгляд его задержался на портрете жены.
Зефани внезапно задержала дыхание и обернулась с неожиданной злостью. Напряжение всего тела передалось и ее голосу.
— Я спросила, как долго? — повторила она. — Как долго я буду жить?
Френсис снова взглянул на нее. Их глаза на долгий миг встретились, и затем он отвел взгляд. Несколько секунд он внимательно изучал свои руки, потом снова поднял глаза. Какой-то странный педантизм сгладил всякие эмоции в его голосе, когда он ответил:
— По моим предположениям — двести двадцать лет.
Во время паузы, наступившей за этим заявлением, послышался стук в дверь. На пороге появилась мисс Бирчет, секретарша Френсиса.
— Мисс Брекли из Лондона на линии, сэр. Она хочет сообщить что-то важное.
Френсис кивнул и вышел из комнаты, оставив своих детей, которые напряженно смотрели ему вслед.
— Неужели это правда? — воскликнул Пол.
— О, Пол! Разве можешь ты представить себе, чтобы отец сказал что-то подобное, если бы это не было правдой?
— Думаю, нет. — И добавил в замешательстве: — И я тоже?
— Конечно. Только немножко меньше, — ответила ему Зефани.
Она подошла к одному из кресел и резко села.
— Не понимаю, как ты смогла все так быстро понять, — проговорил Пол с нотками подозрения.
— Еще не все. Это напоминает головоломку. Он сделал определенные намеки, и все вдруг встало на свои места.
— Что встало на свои места?
— О, детали. Много отдельных деталей.
— Но я не понимаю. Все, что он сказал…
Пол замолчал, потому что дверь отворилась и Френсис вошел в комнату.
— Диана не приедет, — сообщил бы. — Опасность миновала.
— Какая опасность? — спросила Зефани.
— Я еще толком не знаю, в чем там дело, только ей казалось, что про это могут дознаться, и она хотела меня предупредить. Поэтому я и решил, что настало время рассказать вам все.
— Однако я не понимаю, при чем тут Диана? Она что, твой агент? — спросила Зефани.
Френсис покачал головой:
— Нет, она не мой агент. Еще несколько дней назад я даже не догадывался, что еще кто-то знает об этом. Но она заявила достаточно определенно, что знает все, причем уже давно.
Пол насупился:
— И все же… Ты хочешь сказать, что она украла твое открытие?
— Нет, — ответил Френсис, — не думаю. Она говорит, что все исследовала сама и может показать мне свои лабораторные журналы, чтобы доказать это. Я склонен ей верить. Но даже в этом случае вопрос, кому по закону принадлежит открытие, касается совсем иной сферы.
— А что за опасность там была? — спросила Зефани.
— Насколько я понял, она использует лейкнин. Случилась какая-то неприятность, и на нее подали в суд, чтобы она компенсировала причиненный вред. Она боится, что, когда дело дойдет до суда, все откроется.
— А она не может или не хочет платить и желала бы занять у тебя денег, чтобы избежать суда? — предположил Пол.
— Не надо делать поспешных выводов, Пол. Ты не помнишь Диану, а я ее помню. Прежде всего, к суду привлекают не ее лично, а фирму, с которой она связана. Они могут заплатить, безусловно, однако, по ее собственным словам, они попали в ловушку. Требование оплатить убытки чересчур категорично и равнозначно шантажу. Если они заплатят, то это приохотит других тоже требовать немыслимые суммы; если не заплатят, то дело получит огласку. Очень неприятная ситуация.
— Я не понимаю… — начала Зефани и замолчала. — Ты хочешь сказать, что она давала это вещество…
— Лейкнин, Зефани.
— Лейкнин. Она давала его людям без их ведома?
— Наверное. Ведь если бы они об этом знали, то всему миру стало бы известно про лейкнин уже через пять минут? Как ты думаешь, почему я не рассказывал об этом даже вам вплоть до сегодняшнего дня?.. Чтобы использовать вещество без особых опасностей, я вынужден был прибегать ко всяким хитростям; очевидно, и ей приходилось делать то же самое.
— Наша иммунизация! — вдруг воскликнул Пол. — Так вот что это было!
Он вспомнил день — это было вскоре после его семнадцатилетия, когда Френсис достаточно подробно объяснил ему, что некоторые бактерии выработали иммунитет к обычным антибиотикам, и убедил его воспользоваться новым препаратом, который станет доступным для массового использования только через несколько лет. Пол не видел никаких причин для отказа, и они пошли в лабораторию. Там отец сделал ему небольшой разрез на руке и поместил в него пилюлю в форме маленького веретена, потом зашил ранку несколькими стежками и наложил повязку. “Этого хватит на год”, — сказал он, и с тех пор повторял эту процедуру ежегодно, обычно сразу же после дня рождения. Позднее, когда Зефани минуло шестнадцать, отец подверг ее такой же операции.
— Верно, — согласился Френсис.
Сын и дочь какое-то время сидели молча, внимательно глядя на отца.
— Все в порядке, папа. Мы — это мы, а ты — это ты, в этом нет ничего удивительного. Но совсем иное дело с Дианой. Как же она могла?..
Зефани вдруг замолчала, сраженная воспоминанием о том, как Диана истерически смеялась, прислонившись спиной к копне сена. Что она тогда сказала?.. “Я поняла наконец, что мне делать!..”
— А что это за фирма у Дианы? — спросила она.
Френсис точно не знал.
— Какое-то странное название, — ответил он. — Что-то египетское, но не “Клеопатра”.
— А случайно не “Нефертити”? — подсказала Зефани.
— Да, именно так. “Нефертити”.
— Боже мой! И Диана… Не удивительно, что она тогда так смеялась! — воскликнула Зефани.
— Фирма под названием “Нефертити” звучит для меня более абсурдно, чем странно, — сказал отец. — Чем она занимается?
— О милый папочка, где ты живешь? Это же один из самых известных салонов красоты в Лондоне. Страшно дорогой и фешенебельный.
Смысл сказанного не сразу дошел до Френсиса, но когда он все понял, на его лице отразилась борьба самых разнообразных чувств. Сначала он молча смотрел на дочку, словно мгновенно потерял дар речи. Наконец отвел взгляд. Потом вдруг наклонился вперед, закрыл лицо руками и начал смеяться, истерично всхлипывая.
Зефани и Пол встревоженно поглядели друг на друга. Затем Пол приблизился к отцу и положил ему руку на плечо. Френсис, казалось, ничего не заметил. Пол нажал сильнее и немного потряс.
— Папа! — позвал он. — Успокойся!
Зефани подошла к буфету, дрожащей рукой налила в бокал немного бренди и протянула его Френсису. Тот уже сидел прямо, по его щекам текли слезы. Он взял бокал и одним глотком выпил почти половину содержимого.
— Извините, — сказал он. — Но ведь смешно же, правда? Все эти годы… Все эти годы сохранять в тайне… Величайшее открытие столетия… никому ничего не говоря… И вдруг такое! Забота о красоте… Смешно, правда? Как вы считаете, ведь смешно?.. — Он снова начал смеяться.
Зефани обняла его и прижала к себе.
— Тс-с, папа. Ляг и попробуй расслабиться. Вот так, милый. Выпей еще глоток. Тебе станет лучше.
Френсис откинулся на спинку дивана. Поглядел на дочку. Поставил пустой бокал на пол и взял руку Зефани. Глядел на руку какую-то минуту. Потом поднес ее к губам и поцеловал. И сразу же посмотрел на портрет жены.
— О боже! — проговорил он и зарыдал.
Через полтора часа, после сытного ленча, Френсис полностью пришел в себя и снова повел своих детей в кабинет, чтобы рассказать им о своих исследованиях.
— Как я вам уже говорил, — начал он, — я внес в открытие лейкнина немного. Все началось со случайности, и Диана, как выяснилось, тоже сумела этой случайностью воспользоваться. Самое трудное началось, когда я понял, что именно открыл.
Сейчас на научном горизонте намечается с полдюжины важнейших открытий, однако ничего не делается, чтобы подготовить к ним человечество. Идея антигерона того или иного типа, наверное, уже давно возникла, однако я не слышал, чтобы кто-нибудь серьезно задумывался над теми проблемами, которые он с собой принесет. У меня самого не было ни малейшего представления, как поступить с антигероном, и чем больше я думал об этом, тем сильнее тревожился, ибо понимал, как огромен диапазон действия этого вещества. Оно не дает такого яркого зрелища, как атомный фейерверк, но, уверен, оно еще более взрывоопасно и одновременно куда важнее и потенциально благороднее…
Но представьте себе, какова будет реакция на обнародование такого материала… реакция на то, что найден способ продления человеческой жизни. Это будет то же самое, что пожар в прериях. Подумайте, как будут расписывать это газеты. “Одно из самых заветных мечтаний человечества наконец осуществилось!” Вообразите двадцать миллионов экземпляров газеты “Ридерс Компакт”, которые провозглашают на десятках языков: “Ты тоже можешь быть Мафусаилом!” Хитрости, интриги, подкупы, возможно, даже побоища — вот во что ударятся люди, чтобы первыми урвать хоть несколько добавочных лет, и хаос охватит мир, который и так уже перенаселен из-за высокой рождаемости. Перспективы были и остаются ужасными. Три или четыре столетия назад мы, возможно, могли бы противостоять и овладеть ситуацией, но теперь, в современном мире… Все это вызывало у меня ночные кошмары. Вызывает и теперь иногда…