— Интересные дела, — флегматично сказал Шурф. И, помолчав, спросил: — А что по этому поводу думает сэр Джуффин?
— Ничего не думает. Шеф не в курсе.
— Интересные дела, — повторил он.
Стороннему наблюдателю могло показаться, будто Лонли-Локли слушает меня только из вежливости. Но я-то видел, что он натурально лопается от любопытства. Хоть и непросто в это поверить.
— Значит так, — подытожил он. — Есть некоторая информация, которая, по твоему мнению, мне совершенно необходима. Однако разглашение этой информации чревато неприятностями с законом для какого-то третьего лица. И ты опасаешься, что моя потребность соблюдать правила может привести к печальным для этого лица последствиям. Так?
— Еще как опасаюсь.
— И, в общем, правильно делаешь. Подобная ситуация вполне возможна. Хотя вероятность ее далеко не столь велика, как ты наверняка воображаешь.
Лонли-Локли задумался. Наконец сказал:
— Не вижу особых проблем. Ты можешь наложить на меня одно из заклятий, препятствующих разглашению тайны. Нарушивший запрет немедленно погибает — в муках или без, в зависимости от выбранного заклинания. Следовательно, у меня не останется выбора. И, как все лишенные выбора, я стану совершенно свободен — от чувства долга, принципов, служебных обязательств и, по большому счету, от самого себя.
— Ну ничего себе, — опешил я. — С чего ты взял, что я смогу?
— Я знаю, что ты еще никогда ничего подобного не делал. Но это как раз довольно просто. Я тебя научу.
— Так я же сейчас ни на что не способен, — напомнил я.
— Я тоже так думал. До тех пор, пока ты не вытащил сигарету из Щели между Мирами — машинально, в ходе беседы. А потом еще одну, для меня. Кстати, я прекрасно помню, что прежде эти действия отнимали у тебя гораздо больше времени и внимания. Следовательно, твои способности восстановились настолько, что о сорок шестой или даже пятьдесят третьей ступени Очевидной магии — здесь, в непосредственной близости от Сердца Мира — можно не беспокоиться.
Мне бы его оптимизм.
— Все равно это как-то… — я замялся, не в силах подобрать точное определение, — чересчур ужасно. Накладывать на тебя заклятие, опасное для жизни, — нет, слушай, я так не могу.
— Есть альтернативное решение: пренебречь интересами неизвестного мне третьего лица и рассказать все, не накладывая никаких заклятий. Но я, конечно, не могу заранее твердо обещать, что непременно сохраню все в тайне. Это зависит от многих обстоятельств.
Я помотал головой.
— Так не пойдет.
— А других вариантов нет. Был момент, когда ты мог пойти на попятную, но его ты благополучно упустил три минуты назад, сказав, что мне жизненно необходимо узнать эту твою тайну. К подобным вещам я отношусь серьезно. Возможно, излишне серьезно — по твоим меркам.
Я лихорадочно размышлял. С одной стороны, сэр Шурф подсказал мне простое и остроумное решение. А с другой, вдруг его чувство долга сильнее, чем ему кажется? И как я буду, если он все-таки?.. Нет. Даже думать об этом не хочу. Не надо мне о таком думать.
— Похоже, ты до сих пор не знаешь обо мне самого главного, — мягко сказал Лонли-Локли. — Я чрезвычайно дорожу своей жизнью. И при любых обстоятельствах сделаю все возможное и невозможное, чтобы ее сохранить. Причин тому немало; как минимум две из них тебе известны. Во-первых, мой личный опыт встречи со смертью был гораздо страшнее, чем можно вообразить. Во-вторых, я одержим охотой за знаниями, а для удовлетворения этой страсти следует оставаться живым как можно дольше.
А вот тут ты как раз ошибаешься, — подумал я, вспомнив ораву мертвых библиотекарей, которые, если я правильно оценил размеры Незримого собрания, могут преспокойно удовлетворять страсть к новым знаниям еще много веков кряду.
Но вслух сказал:
— А как насчет Заклятия Тайного Запрета? Вроде бы оно совершенно не опасно для жизни. Ты его случайно не знаешь?
— Знаю, конечно. В свое время я чрезвычайно им интересовался и подробно изучил вопрос. И поэтому сомневаюсь, что оно будет полезно в нашей с тобой ситуации. По традиции считается, что человек, на которого накладывают Заклятие Тайного Запрета, не должен знать, что именно ему запрещено. Правда, в некоторых древних рукописях встречались и противоположные утверждения. Дескать, неосведомленность в интересах заколдованного только потому, что гарантирует ему душевный покой, а на эффективность заклятия это никак не влияет. Серьезной аргументации я не нашел ни у одной из сторон, однако склоняюсь к тому, что первая версия выглядит более логично. Сам посуди: когда заколдованному известно, в чем состоит запрет, его воля сознательно или бессознательно вступает в противоборство с заклятием. В некоторых случаях исход такой борьбы непредсказуем.
— А как же жители Уттари? — вспомнил я.
— Что ты имеешь в виду?
— Так на них же наложил Заклятие Тайного Запрета какой-то обидчивый Магистр… Черт, забыл, как его звали.
— Окока Науннах, — машинально подсказал Шурф.
— Точно. Как я понял, все жители Уттари уже давно в курсе, что именно из-за его заклятия не могут выругаться, как нормальные люди. А все равно не ругаются. Потому что по-прежнему не могут. И никакого противоборства воли.
— А откуда ты вообще знаешь про Уттари и Магистра Науннаха? — удивленно спросил Лонли-Локли. — Факт не то чтобы общеизвестный.
Я молча пожал плечами. Дескать, знаю, и ладно. Какая разница.
— Хорошо, это не имеет значения, — согласился он. — Пример, конечно, впечатляющий, что и говорить. В свое время эта история и меня заставила усомниться в необходимости сохранения тайны. Но ты учти, что далеко не всякая воля способна одолеть Заклятие Тайного Запрета. Боюсь, я к такому противоборству подготовлен несколько лучше, чем жители Уттари.
— Но наверняка ты не знаешь? И никогда не пробовал? В смысле, на тебя не накладывали Заклятие Тайного Запрета и ты его не преодолевал?
— Нет. Кстати, я в свое время очень хотел поставить подобный эксперимент. Однако сэр Джуффин наотрез отказался накладывать на меня заклятие. Сказал — у нас работы выше крыши, не отвлекайся на ерунду, мне нужна твоя ясная голова. А никому другому я бы не доверился.
— А мне?
— Излишний вопрос. Если уж я сам тебе предложил…
— Тогда вот он, вожделенный компромисс, — решил я. — Будет тебе эксперимент века. И моим подопечным если не гарантии безопасности, то по крайней мере неплохой шанс. И самое главное, ты останешься жив при любом исходе. А все остальное поправимо.
— Удивительно все же, что ты до такой степени дорожишь моей жизнью, — сказал Лонли-Локли. — Мне никогда прежде не приходилось сталкиваться с подобным отношением. Жив я или нет — это всегда касалось только меня. Ну, разве что сэр Джуффин на первом этапе меня опекал; иногда, как и ты, сверх меры. Но это как раз понятно: он много в меня вложил, рассчитывал на соответствующую отдачу и не собирался пускать это дело на самотек.
— Я тоже до хрена в тебя вложил, — усмехнулся я. — Особенно напитков и книг. К тому же человек, к которому можно прийти в гости среди ночи и получить не ведро кипящей смолы из окна, а, напротив, кружку горячего вина и одеяло, — это такая драгоценность, с которой я добровольно не расстанусь. Принудительно, впрочем, тоже не расстанусь, буду драться, как лев. Имей это в виду, пожалуйста, если тебя кто-нибудь станет обижать.
— Обижать? Меня?!
Несколько секунд Шурф внимательно меня разглядывал. И, возможно, тайком принюхивался, проверяя, не пора ли вызывать санитаров из Приюта Безумных. И вдруг рассмеялся. Коротко, отрывисто, а все же. Сам сэр Лонли-Локли, в здравом уме и твердой памяти, не где-нибудь на Темной Стороне и не в иной реальности, где делается сам на себя не похож, а в Ехо, в собственном кабинете. Беспрецедентное событие. Наверное, я все-таки гений. В смысле, кого угодно до цугундера доведу.
— И совершенно напрасно я смеюсь, — вдруг сказал Шурф. — Без твоей помощи я бы не справился с тем же Кибой Аццахом. А ведь он меня действительно «обижал». Насколько это вообще возможно.
— Что совершенно не отменяет нелепости моей формулировки, — улыбнулся я. — Ну что, научишь меня Заклятию Тайного Запрета? Или это долгое дело?
— Да нет, совсем не долгое. Но — сто седьмая ступень Белой магии. Поэтому нам придется воспользоваться одним из подвалов Дома у Моста. Допустить, чтобы ты колдовал вне специально отведенного для этого помещения, я, увы, не могу. Тут моя потребность соблюдать правила гораздо сильнее, чем нетерпение.
— Ну так поехали, — сказал я, выпутываясь из одеяла. — Пока я не взорвался от этой грешной тайны.
— Пока мы оба не взорвались, — флегматично откликнулся Шурф.
При этом он выглядел, как человек, неумело имитирующий любопытство, чтобы сделать приятное собеседнику. Но видели бы вы, как сияли его глаза. Нам, чтобы пройти к его амобилеру, даже фонари в саду зажигать не пришлось.
— Всего восемь слов, — сказал сэр Шурф. — Ни за что не поверю, что ты не способен их запомнить.
Мы сидели в одном из подвальных помещений Дома у Моста, своего рода бункере для желающих как следует поколдовать. Когда выяснилось, что применение высоких ступеней Очевидной магии опасно для равновесия и даже существования Мира, ребята из Ордена Семилистника обустроили для своих колдовских нужд кучу подвалов и подземелий. А хитроумный сэр Джуффин Халли в результате какой-то головокружительной интриги оттяпал часть полезных помещений в пользу Тайного Сыска. Не знаю, как именно это работает, но считается, что магические действия, произведенные снаружи, хоть немного, да изменяют весь Мир, а колдун, закрывшийся в подвале, воздействует исключительно на избранный им объект и ни на что больше. По крайней мере, мне так сто раз объясняли.
— Ну, наверное, способен, — сдался я. — Тем более, что всякое стоящее заклинание само себя произносит, я в курсе…
— Ты в курсе?! — изумился Шурф. — Интересные у тебя, должно быть, источники информации. Потому что я тебе этого точно не говорил. А сэр Джуффин уверен, что заклинаниям нельзя доверять — среди них попадаются зловредные и просто любители пошутить, будешь потом собирать себя по кусочкам, не понимая, что и как натворил. Он считает, что Очевидную магию следует держать под жестким контролем. И я с ним совершенно согласен.
— Вот и мне тоже так кажется, — кивнул я. — Обязательно держать под контролем. Именно поэтому я и прошу тебя записать это заклинание. Чтобы я читал, а не говорил, что в голову придет. Вряд ли я способен четко осознавать, где кончается моя память и начинается воля самого заклинания.
— С этой точки зрения я на вопрос не смотрел, — согласился Шурф. — Пусть будет по-твоему.
И наконец сделал то, чего я от него добивался: достал из кармана самопишущую табличку, приложил к ней руку и отдал табличку мне. Заклятие Тайного Запрета проявилось на поверхности крупными, четкими, как в детской книжке, буквами. Я был совершенно удовлетворен.
— Но вообще читать заклинания, подглядывая в конспект, очень некрасиво, — неожиданно сказал Лонли-Локли. — Низкий стиль. Постарайся к этому не привыкать.
— Ты бы еще заявил, что это уже сто лет не модно, — усмехнулся я.
— Совершенно верно, не модно, — невозмутимо подтвердил он. — Только не сто лет, а примерно полторы тысячи.
Я даже не нашелся, что на это ответить.
— И кстати, на твоем месте я бы записывал не текст заклинания, а собственно формулировку, — сказал Шурф. — Что именно ты собираешься мне запретить? Подумай хорошенько. А то ляпнешь что-нибудь не то, и я буду вести себя, как идиот, и тебе никакой пользы.
— Это я могу, да.
Я задумался. Действительно, как сформулировать? Первое, что пришло в голову: «ни с кем не говорить о Незримой Библиотеке». Но я тут же спохватился: «ни с кем, кроме меня». А то смеху будет, если Шурф наотрез откажется обсуждать со мной самые интересные вещи в мире. Но, поразмыслив, я отмел и эту формулировку. Теоретически, Лонли-Локли запросто может арестовать призраков самостоятельно, без предварительных обсуждений с начальством. Полномочий у него более чем достаточно.
— Похоже, я очень вовремя напомнил тебе о необходимости четко сформулировать запрет, — заметил Шурф.
Я только горько вздохнул.
В конце концов я нашел оптимальный вариант: «ничем не навредить ни Незримой Библиотеке, ни ее сотрудникам».
— Что дальше? — спросил я.
— Никак не могу решить. С одной стороны, для чистоты эксперимента мне следует остаться тут и услышать, что именно ты мне запрещаешь. Мне же только в общих чертах понятно: скорее всего, я не должен буду кого-нибудь убивать, арестовывать, отправлять в ссылку и так далее. Но о ком именно речь, я не знаю. С другой стороны, в твоих интересах, чтобы заклятие подействовало, а значит, мне лучше выйти. Что скажешь?
— Давай так, — подумав, сказал я. — Ты сейчас все-таки выйдешь. Я наложу заклятие, и мы посмотрим, как оно действует, пока ты точно не знаешь, чего именно тебе нельзя делать. А какое-то время спустя я скажу, какая была формулировка. И ты сможешь наблюдать, какие перемены произойдут после этого в твоем организме. Или не произойдут.
Я, конечно, не столько заботился об эксперименте, сколько расчитывал, что за это время сэр Шурф так глубоко увязнет в тайнах Незримой Библиотеки, что никаких заклятий не понадобится.
— Так лучше всего, — согласился мой друг. — Удивительно даже не то, что у тебя столь изворотливый ум — разные бывают таланты. Поразительно, как ловко ты скрываешь это большую часть времени. Ладно бы от окружающих, но мне кажется, что и от самого себя.
— Просто не люблю себя хитрого, — честно сказал я. — Неприятный тип. Но временами, как видишь, полезный. Ты лучше скажи, что мне делать после того, как ты выйдешь? Читать слова заклинания, потом формулировать запрет, и все?
— В обратном порядке. Сперва ты громко и четко говоришь, чего я не должен делать. При этом, разумеется, представляешь, что я стою перед тобой и внимательно слушаю — ну, как всегда в таких случаях. На высоких ступенях Белой магии без визуализации не обойтись. Кстати, имей в виду, что на данном этапе еще можно исправить ошибку. Если ты вдруг запнешься, или собьешься, или поймешь, что вместо меня нечаянно вообразил кого-то другого, просто скажи: «Нет!» — громко и яростно, как будто разговариваешь с незаслуживающим уважения врагом. Потом дай себе подзатыльник и начинай сначала.
— Подзатыльник обязательно? Или просто чтобы жизнь медом не казалась?
— Для новичка, вроде тебя, совершенно необходимо. Это простой и эффективный способ резко увести свое внимание от уже начавшегося процесса. Опытному колдуну это не нужно; впрочем, опытные и ошибок не делают. Если бы здесь был умывальник, я бы предложил тебе сунуть голову под струю воды, но подзатыльник — тоже неплохо. Впрочем, будем надеяться, что все это тебе не понадобится и ты благополучно дойдешь до второго этапа — собственно заклинания. Произнося его, следует одновременно представить, что слова накрывают меня, как тонкие одеяла, и постепенно растворяются в моем теле. Думаю, этот традиционный для Белой магии метод уже тоже тебе знаком.
— Представь себе, нет. Джуффин, обучая меня, так налегал на Истинную магию, что в Очевидной я до сих пор мало что смыслю.
— Пожалуй, в твоем случае оно и неплохо. Если уж живешь в Сердце Мира, Очевидная магия будет усваиваться сама собой, по мере надобности — вот как сейчас. Как думаешь, ты справишься? Потому что если вместо меня ты представишь себе кого-нибудь другого, выйдет довольно неловко.
— Справлюсь, — храбро сказал я.
А что еще мне оставалось.
Несколько минут спустя я вышел в коридор, страшно довольный собой. Ни разу не сбился, и сэр Шурф стоял перед моим внутренним взором, как живой. Ну и ощущение, что все получилось, которое всегда приходит после хорошо сделанной трудной работы, дорогого стоит. Когда оно есть, можно не спрашивать у окружающих: «Ну как?» И так ясно.
Но я, разумеется, все равно спросил:
— Ну как?
— Тебе виднее, — пожал плечами Лонли-Локли. — Лично я ничего особенного не почувствовал. Но и не должен был.
— Теперь я понимаю, почему считается почти невозможным наложить Заклятие Тайного Запрета на большую группу людей, — сказал я. — Это же, получается, их всех надо себе представить? До единого? Интересно, как Магистр Окока Науннах запомнил в лицо всех жителей Уттари? И совершенно не понимаю, как Чьйольве Майтохчи заколдовал весь Мир, причем не только своих современников, но и все будущие поколения.
— Магистр Чьйольве Майтохчи заколдовал весь Мир? — изумленно переспросил сэр Шурф. — С чего ты это взял? И что, интересно, Чьйольве Майтохчи запретил всему Миру?
— Писать романы, — торжествующе сказал я. — Вот тебе первая часть моей великой тайны. Вернее, совсем крошечный ее фрагмент. Пошли.
— Куда?
— Ко мне. В Мохнатый Дом. Все — там.
— Погоди, — попросил сэр Шурф. — Не понимаю, что со мной происходит. Какое-то странное, незнакомое ощущение… Нет, скорее, просто давно забытое. Стоп, я понял. У меня просто кружится голова. Ничего страшного, сейчас пройдет.
— Кружится голова? От моего заклинания? — переполошился я.
— От твоей информации.
Он стоял, прислонившись к стене, и очень медленно вдыхал воздух. А через несколько минут принялся так же медленно выдыхать. Я уж начал было думать, что к моменту его следующего вдоха успею если не умереть, то хотя бы поседеть от старости, но тут мой друг как ни в чем не бывало сказал:
— Можем идти.
Всю дорогу сэр Шурф молчал. И только уже в квартале от Мохнатого Дома вдруг сказал:
— Я читал, что когда Заклятие Тайного Запрета накладывают, к примеру, на жителей целого города, перед внутренним взором возникают не лица всех горожан от мала до велика, а сам город — как он выглядит, скажем, с высоты птичьего полета. Получится или нет — это скорее вопрос личного могущества, чем умения подробно и в деталях вообразить город. Хотя и оно, разумеется, тоже необходимо. Именно поэтому я совершенно не представляю, как Магистру Чьйольве Майтохчи удалось наложить заклятие на весь Мир. Даже если отставить в сторону вопрос о могуществе, для начала ему пришлось бы выяснить, как выглядит Мир целиком. Это на какое же расстояние ему пришлось бы отойти? Невообразимо. Думаешь, это правда?