Макс машинально отметил, что Игроков так и не сказал, какое задание получил от историка сам.
Маршруты меняли каждый год. Практика будущих пси-специалистов включала в себя долгие пешие переходы, ориентирование на местности, навыки выживания в дикой природе, уроки первой помощи и то, ради чего все было затеяно — поиск захоронений. Ну, а историк, узнав, что тропы частенько прокладывали мимо древних развалин, прибавил студентам работы. Теперь псионники должны были притаскивать какие-нибудь древние черепки и нудно о них разглагольствовать.
Если заглянуть в любой дневник практики, то записанное там вызовет слезу умиления даже у самых придирчивых учителей. Студенты усердно собирали растения, тренировали выносливость, изучали созвездия, учились форсировать реки. Разные варианты таких сочинений ежегодно пачками ложились на стол Нефедычу, и он давно уже ничего не читал, не глядя ставя подпись. В прошлом году Игрок на спор распечатал и сдал отрывок из пособия по сексуальным расстройствам, больше похожим на радости. И ничего, получил свой дневник практики назад с размашистой визой Куратора.
На деле они пили, купались, травили байки у костра, целовались и не только. Палатки обычно разговорчивостью не страдают, а слухи ходят всегда: не об этой парочке, так о другой. Но это в долгих переходах, а сегодня группам предстоял короткий. Часа четыре до развалин Солнечного, час на привал, четыре обратно, один в запасе — к ночи будут в лагере.
— Если идти все время на север, можно добраться до экспериментального бункера, — миниатюрная Наташка Мартынова присела, завязывая шнурок.
— Точно, а если на запад, то в Имперский, — добавил, проходя мимо девушки, Леха. — Представьте, что будет, если спуститься в шахты — ход к центру планеты найдем, не иначе.
— Да ну тебя, — фыркнула Натка, возвращаясь на тропу.
Макс монотонно шагал за Даном, замыкая цепочку из девяти человек. Ильин увел в горы десятерых. Два дня назад Машка простудилась и теперь весело проводила время в компании градусника и жаропонижающего, а Самарскому достался неполный десяток.
— Как вы думаете, нас бы туда пустили? — задумалась Светка Корсакова, сегодня ее светлая коса была забрана наверх.
— Не знаю, как вы, а я собираюсь выбрать экспериментальную псионнику[16] и следующую практику буду проходить уже там, — чопорно произнесла староста Ленка, топая сразу за Артемом, уводившим отряд в горы.
— А я в следаки подамся, — подал голос Сенька Соболев. — Те, что из Шоромы, классные мужики! Вот увидите, они живо найдут вора и…
Все повернулись и посмотрели на Грошева: кто-то мельком, кто-то с вызовом. Посмотрели и замолчали, словно произнесли вслух какую-то неловкость.
Макс достал из вещмешка флягу и глотнул воды. Дорога все время шла вверх, под ботинками твердая земля, над головой солнце. Вдоль широкой тропы тянулись старые заросшие травой рельсы, которые не потрудились разобрать после истощения месторождения.
— Я, — прервал неловкое молчание Самарский, — заявку в группу немедленного реагирования подал.
— Офигеть, — прокомментировал Игроков. — Чего ты там забыл? Обвал, эпидемия, авиакатастрофа, наводнение! По колено в трупах будешь.
— Мы все в них будем, — со вздохом добавил широкоскулый винииец Дан Тимирязев, шедший перед Грошем.
— Сам-то куда собрался? — спросила Светка.
— Не знаю, может, в моделирование или в аналитику, еще не решил, — пожал плечами Дан.
— А ты, Макс? — вдруг спросил Самарский, останавливаясь и доставая карту.
И снова взгляды, снова молчание, слишком явное, слишком осязаемое, чтобы списать на воображение. Лишь Леха состроил дебильную рожу, сведя глаза к переносице. Артем нахмурился.
— Мне плевать, — ответил парень.
Афанасьева фыркнула, сейчас в ее руках не было учебника, так что она предпочла просто отвернуться.
— Долго еще? — спросил Васька Кузнецов, еще один неразговорчивый парень, правда, не вызывавший в людях тех чувств, что Грошев. Может, из-за добродушного широкого лица, а, может, из-за готовности помогать. Все знали, если попросить Молчуна о помощи, то он не откажет.
Группа остановилась. Шесть мужчин, три девушки и девять рюкзаков с водой, сухим пайком и аптечками первой помощи.
— Здесь мы сходим с тропы, — сказал Самарский, указывая на северо-восток. — Час до Трепетного ручья, потом вверх по течению еще два, и мы выйдем на южную окраину Солнечного.
Макс задрал голову, солнце висело прямо над головой, на склоне не росло ни одного деревца. Прогулка будет жаркой.
К ручью они добрались даже раньше, чем планировали. И без происшествий, если не считать жука, забравшегося в волосы Афанасьевой. Она стойко держалась почти всю процедуру излечения, хотя Макс сразу достал нож и предложил срезать вместе с головой… тьфу, прядью.
По столь значительному поводу Артем объявил десятиминутный привал. Девчонки прыгали вокруг Ленки. Игрок — вокруг Натки. Дан бросил вещмешок на землю и сел рядом. Самарский решил пройти чуть выше по течению, чтобы наметить путь.
Ручей Трепетный был достаточно широким, чтобы претендовать на звание речушки. Изгибаясь, он полз по склону, огибая деревья и кусты, изредка натыкаясь на валуны, подныривая под камни. Макс скинул ботинки, сел на берег и окунул ноги в воду. В первый момент от холода даже перехватило дыхание — такой ледяной она оказалась. Трава на берегу была сочной и высокой, практически срывая его от сокурсников. Дно, усыпанное округлыми разноцветными камешками, прекрасно просматривалось. Грош закрыл глаза, откинулся на спину и позволил себе несколько минуть ничего не делать.
Из задумчивости его вывел тихий всплеск. Грош приподнял голову и, прищурившись, посмотрел на ручей. Сонливость слетела с парня в один миг. Он вскочил и побежал по воде, не обращая внимания на брызги, оседавшие на брюках. В траве, наполовину погруженное в воду, лежало тело. Черная форма, пегие неопределенного цвета волосы и залитая кровью рана на макушке. Течение у берега окрасилась красным.
Он подхватил упавшего, перевернул и выругался. Сенька Соболев. Еще минуту назад он слышал его голос, парень пытался что-то настойчиво втолковать Молчуну, изредка вставляющему реплики.
Рука дрогнула, когда он приложил пальцы к шее. Грошев облегченно выдохнул — под кожей уверенно бился пульс. Оглушенный ударом, он не успел полностью соскользнуть в воду.
Макс огляделся. Трава, кусты, справа большой валун, на котором веером осели брызги, когда Соболев упал, за ним корявая береза, сквозь листву мелькали черные пятна формы сокурсников. Засмеялась Натка, Игрок что-то сказал, и захохотали уже все. Берег пуст. Никого, кроме него и Сеньки. У самой кромки воды, рядом с колыхающейся от течения травой, лежал голыш. На первый взгляд, ничем не отличавшийся от тех, что на дне. За одним исключением — на камне подсыхала кровь.
Парень осторожно взял его двумя пальцами и поднес к глазам. Главный вопрос: Соболев неудачно навернулся сам, или камешек к его голове приложил кто-то другой? Их тут девять. Восемь, если вычесть Сеньку. Семь, если исключить себя.
Он услышал тихий звук и поднял голову. Там, где еще минуту назад лежал он сам, стояла староста Ленка. Девушка набрала в ладони воду, намереваясь то ли напиться, то ли умыться, но так и замерла с вытянутыми руками.
Соболев, которого он поддерживал, вдруг пошевелился и застонал. Афанасьева издала странный всхлип и попятилась. Девушка смотрела на камень в его руке, на кровь на нем, Сенька обхватил голову руками и, качнувшись, сел. Ленка открыла рот, чтобы заорать, и перевела взгляд куда-то Максу за спину. Ее глаза расширились, и парень понял, что сейчас заорет сам.
Он резко обернулся — лишенный опоры Соболев едва не опрокинулся в ручей.
— Что, черт возьми, происходит? — спросил Самарский. Он, как и Грош, снял ботинки и, связав их шнурками, перекинул через плечо, предпочитая прохладу ручья летнему зною.
Макс разжал пальцы. Все, включая Соболева, проследили, как камень опустился на дно. Кровь растворилась в светлой чистоте ручья.
— Урод, — простонал Сенька. — Ну все, Грошев, капец тебе!
— Да пошел ты, — огрызнулся Макс, поднимаясь.
Ленка испуганно переводила взгляд с одного на другого, но визжать вроде бы передумала. Соболев стал подниматься вслед за Максом. Лицо из белого стало зеленоватым, и он грузно осел обратно в воду, цепляясь за лодыжку и шипя сквозь зубы.
— Урод, — с надрывом повторил он, закатывая штанину, на светлой коже алел глубокий разрез.
— Так, — Артем снял с плеча армейский рюкзак и достал аптечку, — Ленка, хватит там топтаться, надо перевязать, — он подхватил Сеньку под руку и помог выбраться на берег.
Афанасьева, к которой возвращалось спокойствие, старательно обошла Гроша и занялась раненым, ловко орудуя бинтом и зеленкой.
Афанасьева, к которой возвращалось спокойствие, старательно обошла Гроша и занялась раненым, ловко орудуя бинтом и зеленкой.
Макс не шевельнулся, продолжая стоять по щиколотку в воде.
— За что тебя так? — спросил Артем.
— У него спроси, — поморщился Сенька, Ленка как раз обрабатывала рану на голове, — я к нему не лез, склонился башку сполоснуть, тут он меня и приложил.
— Тебя ударил Максим? — не поверил Самарский.
— Эй! — возмутился парень. — Я очнулся, а надо мной этот с камнем в руках. Чего еще надо?
— Видел?
— Нет, — процедил Сенька, бросая на Грошева злой взгляд.
— Ленка?
Девушка замотала головой, завязывая бинт на ноге.
— Значит, и говорить не о чем, — подвел итог Самарский.
— Как это? — Соболев ухватился за протянутую руку и все-таки встал. — Мне башку разбили и ногу разрезали, а мы просто все забудем?
— Ногу ты, скорей всего, сам о камень распахал, когда падал, — вставила Афанасьева.
— Макс, ты его ударил? — спросил Артем.
Грошев не ответил, продолжая оглядывать берег.
— Так он тебе и сказал.
— Макс?
— Чего ты от меня хочешь, отличник? — Грош подошел ближе. — Любой ответ — это всего лишь слово. Думаешь, если бы я его отоварил, то сознался бы?
Сенька фыркнул, он услышал именно то, что хотел.
— Это ты? — с нажимом переспросил Самарский.
— Нет, — парень выбрался на берег.
— Для меня этого достаточно.
— А для меня нет! — парень повысил голос, веселые разговоры, доносившиеся из-за дерева, стихли.
— Нам топать еще семь часов, — Артем повернулся к Соболеву. — Мне не нужны склоки в группе. Твоя принципиальность может подождать до конца маршрута? В лагере подашь рапорт, согласен?
Сенька дернул головой и нехотя кивнул. Грош его понимал. Соглашаться не хотелось, но если отказать, то будешь выглядеть принципиальным дураком, заботящимся только о себе.
— Эй, у вас там все в порядке? — крикнул Леха.
— Почти, — ответил за всех Артем. — Сенька в воду свалился, голову разбил и ногу порезал.
Послышались охи, остальные поспешили на берег.
— Где твой кад-арт? — вдруг спросила Ленка.
Соболев машинально поднял руку к груди. Муляжа кристалла не было.
— У него спроси, — злым шепотом ответил студент.
— Не вали с больной головы на здоровую, — дернул плечом Макс. — Сам где-то посеял.
— Ну, можно его обыскать, — задумчиво предложила староста.
Грош широко ухмыльнулся.
— Только если ты сделаешь это лично, — и, раскинув руки, шагнул к девушке.
Та покраснела. Рыжие вообще очень легко краснеют.
— Тихо, — скомандовал Артем. — Нашли, о чем переживать. Вернемся в лагерь, пробьешь по базе.
— Ага, — отвернулся Соболев, — искать в этих горах кад-арт бесполезно.
Как ни печально, но парень был прав. Власть держащие давно позаботились о сохранности защитников разума. Встроенная электронная начинка позволяла обнаружить местонахождение кад-арта с точностью от метра до пятидесяти (в зависимости от региона). Исключение — Инатарские горы, которые гасили любые сигналы, делая поиск невозможным.
— Ты уж определись, — сказал Макс, — либо камень украли, либо он валяется в горах.
— Блин, — высказалась выбежавшая на берег Светка. — Как тебя угораздило?
Соболев бросил на Макса очередной хмурый взгляд.
Группа пошла дальше, вяло присматриваясь к окрестностям, иногда останавливаясь и проверяя подозрительные скопления камней, сухих веток и небольших возвышенностей, которые легко могли оказаться древними курганами. О главной цели походов — обнаружения старых могильников — особо не распространялись. По официальной версии, перезахоронены были все, но шахтеры или туристы время от времени находили замурованные ниши и гибли. Но отнюдь не от атак блуждающих. Костям столько лет, что о них не сталось упоминаний даже в исторических хрониках, не говоря уж о людской памяти. Они умирали от того, что совали нос туда, куда не следовало, и проваливались в пустоты, составляя компанию древним покойникам. Иногда в одиночку, иногда целыми бригадами, группами или семьями.
Отряд псионников мог обнаружить такую нишу, потому что даже старые и некогда активные кости фонили. Едва ощутимо пахли кислятиной и тленом. Вот и гоняли по горам мобильные группы студентов туда-сюда. Если удавалось найти что-то стоящее, то есть с десяток покойников столетней давности, отличившиеся освобождались от зачета. И это, по мнению Макса, радовало преподов ничуть ни меньше, чем учащихся.
Как ни старался Артем, как ни скалил зубы Игрок, но к тому времени, как они вышли к развалинам Солнечного, напряженность, возникшую в группе, заметили все. Соболев начал хромать, с каждым шагом все сильнее и сильнее замедляя отряд. Макс заметил, как он морщился, когда приходилось опираться на раненую ногу, но лезть с советами не стал. Этот идиот молчал до самых развалин, где и свалился, не в силах скрыть гримасу боли.
— Показывай, — потребовал Самарский, бросая вещмешок на остатки выступающего из травы серо-белого фундамента.
Сенька закатал штанину. Лодыжка опухла и приобрела нездоровый красный цвет. Светка села рядом и, размотав бинт, присвистнула. Края пореза чуть разошлись, из раны потек светло-желтый гной, совсем немного, но выглядело это достаточно хреново.
— Предлагаю ввести антибиотик, — сказала Коса и положила руку на лоб Соболева, который тут же сбросил ее, как капризный мальчишка. — Жара пока нет.
— Давай, — скомандовал Самарский. — Вася, Дан, надо сделать носилки. Привал сокращаем до сорока минут. Света, останешься с ним. Остальным выполнять задания историка, потом меняемся и уходим.
— Н-да, — констатировал очевидное Игрок. — Прогулялись по летнему солнышку.
Развалины этого древнего города отличались от любых других формой. Центральная выложенная камнем площадь в форме круга, от которой во все стороны расходились лучи-улицы. От построек остались лишь взрытые корнями деревьев стены без крыш, дверей и окон: где-то разрушенные до основания, где-то поднимавшиеся выше человеческого роста. Белое чередовалось с зеленым, неподвижный обкрошившийся камень и колыхающаяся от ветра листва разросшегося кустарника. Никто не знал, как называли город древние интары, но историки окрестили развалины по тому, что видели, по форме застройки — Солнечным.
— Что произошло? — спросил идущий рядом Леха. — И не ври, что ничего. Паренек давно на тебя волком смотрел. Если он нарвался и схлопотал по голове так, что охромел, сам виноват.
— Интересное предположение, — Макс пошел вперед, внимательно смотря под ноги. Нужно найти этот чертов черепок для Володина. — Но я его не трогал.
— Сенька явно считает иначе, — Игрок пнул беловатый камень.
— Мне плевать, — Грош повернул и направился поперек луча-улицы. — Тебе-то что историк заказал?
— А, — Игроков махнул рукой, — я уже нашел. Образец гастрономии древних. Тоже мне задачка, они жрали всех и вся: от дождевых червей до горных коз.
— Ты червей накопал? Или козой обзавелся?
Впереди показалась высокая, местами обросшая мхом, стена.
— Зачем, — Леха достал из кармана увесистый булыжник и подбросил на ладони. — Подобрал у ручья.
Грош присмотрелся — камень оказался не совсем камнем, а образованием, в котором четко отпечаталась витая ракушка.
— Улиток они тоже жрали?
— Ага, на великосветских приемах у костра, — парень убрал находку обратно в карман.
Фраза про ручей неожиданно царапнула Макса, хотя они шли против течения два часа, а Леха мог подобрать находку где угодно. Макс поднял руку и взъерошил черные волосы. Хотелось бы встретиться с любителем ударов по затылкам…
— Посмотри! — Леха указал на высокую стену, которую Макс намеревался обойти.
В нижней ее части, ближе к краю, был нарисован жирный крест, а рядом, напротив горизонтальной перекладины, кто-то изобразил три галочки одну над другой. Детский рисунок елочки рядом с крестиком.
Игрок присел на корточки, отвел ветки кустарника в сторону и провел рукой по черным линиям, на пальцах остался темный след.
— Похоже на уголь, — пробормотал он.
— Ты говорил, что у интар не было письменности?
— Это не я говорил, — Леха встал и вытер руку о брюки. — Это дед, а ему, в отличие от историка, я склонен верить.
— Ты здесь родился?
— Нет, я с Сарачаевского кряжа[17], — он улыбнулся. — Пойду позову Натку, пусть сфоткает.
— Брось, в древний рисунок углем не поверит даже она.
— Спорим?
— Иди, — махнул рукой Макс, продолжая рассматривать равносторонний крест на стене.
Он видел рисунок впервые в жизни, но изображение что-то напоминало парню, однако он никак не мог понять, что именно. Грош нахмурился и, бросив последний взгляд на стену, пошел дальше.