Счастье в трудные времена - Эндрю Мэтьюз 5 стр.

Но у боли и страданий есть большой плюс: эго от них устает. Когда терпеть боль у нас нет уже никакой возможности, мы переключаемся из режима «я прав, потому что иначе на эту ситуацию не посмотришь!» в режим «все, больше не могу. наверно, надо попробовать посмотреть на все происходящее с какой-то иной точки зрения!»

Окиньте мысленным взглядом прошлую неделю и вспомните какое-нибудь расстроившее вас событие. Скажем, вас обхамили в автомобильной пробке, ваш парень обозвал вас толстухой, у вас сперли бумажник. А вспомнив, осознайте, что вас не столько обеспокоило само происшествие, сколько ваши собственные мысли по его поводу. «На моем месте любой бы расстроился», – скажете вы. И ошибетесь. Не любой, а всего лишь большинство людей.

На протяжении всей жизни нас приучают реагировать на окружающий мир и происходящие в нем события определенными мыслями. Именно эти мысли и делают нас несчастными. но нам вполне по силам эти мысли изменить.

КОРОЧЕ ГОВОРЯ

И с физической, и с душевной болью – одно и то же: болеть будет, покуда будешь продолжать действовать и думать по-прежнему!

Правда ли это?

Очень многому можно научиться у людей, сумевших выбраться из пучины отчаяния.

Байрон Кэти занималась частным бизнесом и растила троих детей. На протяжении десяти лет она не могла выйти из депрессии и избавиться от мыслей о самоубийстве. Она настолько ненавидела саму себя, что иногда неделями не вылезала из постели, не мылась и не чистила зубы. У нее настолько упала самооценка, что она даже перестала спать на кровати, предпочитая наказывать себя и спать на полу.

Именно лежа на полу и наблюдая за ползущим по ноге тараканом, она ощутила что-то вроде пробуждения. (Не пытайтесь повторить это дома!) Она внезапно осознала, что причиной всей этой боли была вовсе не сама ситуация, но мысли о той ситуации, в которой она оказалась. И беда была даже не в том, что у нее были эти мысли, а в том, что она в них верила. Иными словами:

• Несчастными нас делает не окружающий мир.

• Несчастными нас делают даже не мысли об окружающем мире.

• Несчастными мы становимся, поверив своим мыслям об окружающем мире.

Вы воскликнете: «Кэти могла бы узнать об этом из учения Будды!» Это так, но иногда, чтобы понять важные вещи, нам необходимо сначала пройти через страдания. Эти страдания вдохновили Кэти (теперь она известна всем под этим именем) на написание четырех вопросов, которые мы можем задавать себе, когда нас что-то сильно беспокоит:

• Истинна ли эта мысль?

• Можно ли с абсолютной уверенностью сказать, что мысль истинна?

• Как я реагирую, когда верю в эту мысль?

• Кем я мог бы быть без этой мысли?

Эти вопросы легли в основу ее книг и тренингов. Они представляют собой весьма полезный инструментарий для исследования реальных причин своего беспокойства. Как же им пользоваться?

Пример № 1

Кэти рассказывает историю одной женщины. назовем ее Джейн. Муж ушел от Джейн к женщине, живущей в соседнем доме. Для Джейн эта ситуация превратилась в постоянный кошмар. Она каждый вечер наблюдала, как он возвращается с работы и оказывается в объятиях другой женщины. Она видела, как они, обнявшись, сидят на соседнем крылечке. Исполнившись злобы и ненависти, она совсем махнула рукой и на собственную жизнь, и на жизнь своих детей.

Джейн сказала себе: «Я хочу только одного – чтобы муж вернулся домой». Через несколько месяцев этой добровольной пытки она наткнулась на эти четыре вопроса и спросила себя:

• Уверена ли я, что это абсолютная правда?

• Действительно ли я хочу, чтобы ко мне вернулся муж?

Ее на секунду словно осенило, и она вдруг осознала: может быть, это неправда. Она поняла, что, возможно, больше не хочет продолжать жить со своим супругом. Кроме того, она еще обнаружила, что ее расстраивает вовсе не муж, а мысли о муже. Она немного трансформировала мысль «я хочу, чтобы он вернулся домой» и задалась вопросом: «А не хочу ли я сама вернуться к себе домой?» Другими словами: «А не сама ли я должна начать заботиться о себе?»

Джейн перестала дожидаться от своего мужа любых действий. Она начала следить за собой и ухаживать за детьми. И тут вся ее жизнь в корне изменилась. Она обнаружила, что на самом деле очень даже счастлива – ведь теперь заботу о ее муже взяла на себя соседка! Она даже начала чувствовать благодарность к соседке!

Конечно, вы сейчас можете сказать: «Если б мой муж ушел к соседке, для меня высшим счастьем было бы переломать ему ноги!» Но дело-то вот в чем: в споре с реальностью верх всегда берет реальность. Что случилось, то случилось, сколько ни копи в себе ненависти и сколько ни повторяй, что «этого не должно было произойти!»

Будьте готовы поставить свои мысли под сомнение и задаться вопросом: «Правда ли то, что я думаю, или я просто делаю предположения?» Придуманные Кэти вопросы помогают нам отделить факты от убеждений. Факты следует принять как данность, а убеждения поставить под вопрос:

• «От меня ушел муж» – это факт.

• «Без мужа я не смогу быть счастливой» – это убеждение.

КОРОЧЕ ГОВОРЯ

Факты – это то, что есть. И первый шаг к счастью – принять то, что есть.

Пример № 2

Ваш сын попал в аварию. Он столкнулся с грузовиком – с его машины словно ножом срезало всю крышу. Он получил тяжелейшую травму мозга, впал в кому, и врачи даже не надеялись, что он дотянет до утра. В конечном счете ему удается выжить, но огромной ценой. У него парализована вся правая сторона тела, он частично потерял зрение, не может говорить, и у него отключен механизм краткосрочной памяти. Он не способен ни учиться, ни работать.

Откуда я взял этот пример?

Это история моего приемного сына Майкла. родного сына моей жены Джулии. Майкл врезался в тот грузовик в ноябре 1986 года. Как было бы легко верить: «Майкл никогда не будет счастлив, потому что никогда уже не сможет быть нормальным человеком. Мы больше не будем счастливы, потому что Майкл никогда уже не сможет быть таким, как прежде».

Но могли ли мы быть абсолютно уверены, что это правда?

• Множество абсолютно здоровых людей чувствуют себя несчастными.

• Многие люди с такими повреждениями мозга живут гораздо счастливее большинства остальных.

• Больше всего счастья и любви бывает в семьях, которым пришлось пройти через тяжелые испытания.

«Что случилось, то случилось, – сказала Джулия. – Будем жить одним днем». Наблюдая за Джулией все эти последние 20 лет, я понял и научился ценить силу материнской любви. Я до сих пор восхищаюсь ее отвагой и стойкостью. А позитивный настрой Майкла постоянно служит нам всем примером.

Мы нашли способ быть счастливыми. Но иногда это бывало очень нелегко.

КОРОЧЕ ГОВОРЯ

Как только в следующий раз захочется сказать: «Я не могу быть счастливым, потому что.», – задайтесь вопросом: «А есть ли у меня абсолютная уверенность в том, что это правда?»

Можно ли решить жить счастливо?

Я вырос с уверенностью в том, что счастье напрямую зависит от того, что с тобой происходит по жизни. «Я буду счастлив, когда у меня будет поменьше проблем!» – вычислил я для себя. Но потом я постепенно начал замечать, что у самых счастливых людей проблем даже больше, чем у меня!

Может, вы тоже обращали на это внимание: людям, получающим от жизни максимум, пришлось пережить большие тяготы.

Они теряли родных и близких, оставались без гроша, серьезно болели, их бросали и выгоняли с работы. мало того, скорее всего, у них и сегодня множество проблем! Но они счастливы, потому что в какой-то момент решили, что жить в счастье – это единственный способ жить вообще. Счастье не приходит «по случайности».

Двадцать пять лет назад у меня была соседка по имени Кэролайн. Более счастливого человека я, кажется, не встречал. Кэролайн по-настоящему ценила и любила людей. она получала удовольствие от общения с кем угодно, кем бы этот человек ни был и чем бы ни занимался.

– Тебе обязательно надо познакомиться с Россом, – говорила она мне. – Он просто чудесный! Он тебе ужасно понравится.

Или звала:

– Приходи ко мне, я тебя познакомлю с Шэрин. это одна из моих самых лучших подружек. Удивительный человечек.

Я шел знакомиться с официантом Россом, летчиком Плейсте-дом, садовником Джо или бывшим террористом Набилем, а потом думал: «Ну, приятные, конечно, люди. но ничего в них такого уж удивительного нет!» Я совершенно определенно не мог проникнуться ни к кому из них какой-то особой любовью.

А Кэролайн их просто любила. любила абсолютно искренне. И всегда была весела и жизнерадостна. Однажды, когда я встретился с ней, она только что похоронила мать, а муж сбежал от нее с женщиной постарше. Но и теперь она находила в жизни только хорошее.

А Кэролайн их просто любила. любила абсолютно искренне. И всегда была весела и жизнерадостна. Однажды, когда я встретился с ней, она только что похоронила мать, а муж сбежал от нее с женщиной постарше. Но и теперь она находила в жизни только хорошее.

Кэролайн ездила на маленьком белом «мини», и как-то по дороге домой машина загорелась. Восстановлению она не подлежала. В тот же вечер мы случайно столкнулись на улице, и она сказала мне с широченной улыбкой:

– Угадай, чего со мной сегодня приключилось. у меня машина сгорела!

Можно было подумать, что она только что выиграла в лотерее! Больше я терпеть уже не смог и спросил ее:

– Кэролайн, какого хрена ты все время такая счастливая?

Она рассмеялась и ответила:

– Сама так решила. Я просто устала печалиться!

Тогда я подумал, что она либо шутит, либо рехнулась. Мысль о том, что можно решить быть счастливым, казалась какой-то галиматьей. Мне-то ведь казалось, что счастье сродни гриппу, то есть иногда ты его подхватываешь, а иногда нет. Неужели можно быть счастливым по собственной воле?

Через месяц Кэролайн и впрямь выиграла в лотерее и получила приз – новенькую машину. Конечно, она была счастлива, но ничуть не счастливее, чем в тот день, когда сгорел ее «мини».

Действительно ли хотите быть счастливым?

Много кто может сказать: «Я по-настоящему хочу стать счастливым!» Но о чем думают все эти люди? О чем они говорят? На чем зациклены их мысли?

Когда по-настоящему хочешь быть счастливым, перестаешь жаловаться на артрит. Когда по-настоящему хочешь быть счастливой, перестаешь ненавидеть своего бойфренда. Может, бросишь его, может, нет, но в любом случае из головы мысленный список его недостатков выкинешь.

Если реально хотите счастья, оно у вас обязательно будет.

Мы подсели на нытье и жалобы, как на наркотики. «Ну, раз такое произошло, надо же об этом поговорить», – скажет Мэри. Нет, Мэри, не надо! Ты же не ешь все, что попадается под руку, а поэтому и говорить обо всем, что происходит, тоже совершенно необязательно.

Некоторые говорят о своем желании счастья, но это желание не горит в них нестерпимо ярким пламенем. Это скорее что-то типа: «Я хочу быть счастливым, но только чтобы не пришлось менять свой образ мышления». Такого «желания» мало. Серьезное желание приходит, только когда достаточно настрадаешься и решишь: «Все, больше не могу терпеть, хочу стать счастливым».

Может, вас это шокирует, но если у вас сейчас счастья нет, то вы его, наверное, пока что мало хотели.

Когда счастья хочется по-настоящему и очень-очень, то начинаешь:

• думать о том, от чего становится хорошо,

• говорить о том, от чего становится хорошо.

Вот вам простейшее упражнение: открывая с утра глаза, решите быть счастливым человеком. не навсегда, а только на сегодня. Скажите себе: «Сегодня я хочу быть счастливым». Идите в душ и повторите там: «Сегодня я хочу быть счастливым». Даже если начали орать соседи или какой-то идиот подрезал вас на шоссе, говорите себе: «Я хочу быть счастливым». Пусть все идет наперекосяк, пусть все складывается идеально, говорите себе: «Я хочу быть счастливым». И обязательно превратитесь в то, о чем думаете.

Когда санитары из «Скорой» выносили меня из дома, один из них тихонько спросил Джиллиан: «Где бы ваш муж предпочел умереть?»

Четыре месяца назад я был на волосок от смерти. Сегодня количество раковых маркеров у меня в крови, на пике болезни подскочившее до 22 000, упало до 170.

Чудо? Ну, меня такое объяснение устраивает. На самом деле два врача (мой онколог и врач из реанимации) независимо друг от друга прозвали меня Лазарем. Вот какой тонкий был этот волосок.

Все началось 2 августа 2007 года, когда я, устав жаловаться семейному врачу и подниматься по ночам, чтобы сбегать пописать, отправился к специалистам. Сканы получились нехорошие. Биопсия – еще хуже. У меня диагностировали рак мочевого пузыря, и в одно мгновение жизнь нашей семьи перевернулась с ног на голову. За годы до этого моя жена Джиллиан сама прошла через битву с раком груди. А теперь ей предстояло сообщить дурные вести нашей 22-летней дочери Мэдлин и 16-летнему сыну Сэму.

Итак, в мой пятьдесят седьмой день рождения, 13 августа, мне шесть часов делали операцию. Потом я узнал, что часть раковой опухоли удалили вместе с мочевым пузырем, но мне придется еще очень много лечиться, в частности, пройти курс химиотерапии.

Несколько месяцев спустя я уже начинал подумывать, что победил болезнь, но тут рак снова настиг меня, на этот раз обложив снаружи мою прямую кишку. Еще один курс химиотерапии плюс тридцать три сеанса рентгенотерапии по пять раз в неделю. Затем случилась закупорка кишечника.

В прошлом декабре мы, все вчетвером, прилетели в Лондон, где должно было начаться наше шестинедельное турне по Англии, Европе и США. Сразу же по прибытии я почувствовал себя так худо, что даже не смог ничего есть. У меня раздулся живот. Меня положили в вестминстерскую больницу Святого Фомы.

Если пришло время умирать, то оно пришло совсем не вовремя

Если пришло время умирать, то оно пришло совсем не вовремя.

Именно на этот день, сразу после прилета, у меня была назначена встреча со старыми дружками с Флит-стрит, с людьми, с которыми мы еще в 1970-х работали в «Дейли экспресс». Но встречи не будет. Не будет и турне. Британские доктора сказали, что рак у меня уже неоперабелен и что мне лучше всего немедленно вернуться в Австралию и доживать на симптоматической терапии. Мне, сказали они, осталось жить всего несколько месяцев, если не недель.

Дальше – хуже. По причине моего почти безнадежного состояния и по правилам, принятым в авиакомпаниях, я не мог совершить 24-часовой перелет домой без сопровождения квалифицированного медработника. Но до Рождества оставалось всего три дня. Где ж за это время найти человека, готового полететь со мной в Австралию?

В Санта-Клаусов я перестал верить лет пятьдесят назад, но теперь я опять верю, что они существуют. Потому что мой был из плоти и крови. В первую очередь моя жена Джиллиан подумала позвонить домой нашему другу Берни, хирургу. Когда она до него дозвонилась, он уже стоял с бокалом в руке и начинал праздновать Рождество. Она спросила, нет ли среди его знакомых человека, способного срочно слетать в Англию и обратно, и он, не моргнув глазом, сказал:

– Вылетаю ближайшим рейсом.

Джиллиан была поражена его готовностью пожертвовать Рождеством в кругу семьи, чтобы привезти меня домой. Берни был в самолете уже через несколько часов. В Лондоне он пробыл всего шесть часов (за это время он быстренько отпраздновал Рождество с моим семейством, но поспать не успел ни минуты). Потом ему объяснили, в каком я состоянии, нагрузили медицинским оборудованием и проинструктировали, что делать, если что-то пойдет не так. По прибытии в Мельбурн меня прямо из аэропорта отправили на «Скорой» в Эпвортскую больницу.

Несмотря на мрачные прогнозы английских врачей, меня не стали класть на симптоматическую терапию. Мой лечащий врач и слышать об этом не захотел.

Все это случилось семь месяцев назад. Теперь я снова вешу 85 кг, то есть на 23 кг больше, чем тогда, когда, видя меня, истощенного и слабого, все считали, что мои дни сочтены. Мои врачи признали, что перспективы у меня безрадостные, но сдаваться не думали. Через сутки после моего возвращения мне сделали срочную операцию на кишечнике и назначили новый курс химиотерапии.

Но вскоре стало совсем лихо. В январе, через несколько дней после начала нового курса лечения, я проснулся, ощущая такую слабость, что даже сказал Джиллиан: «Мне кажется, я вот-вот умру». И был почти что прав. Если б не два санитара, оказавшиеся у моей постели через четыре минуты после звонка моего сына в «Скорую», и не блистательный профессионализм работников отделения «Скорой помощи» Эпвортской больницы, выжить мне почти наверняка не удалось бы.

Санитары решили, что во время последнего сеанса химиотерапии мне занесли инфекцию, а поэтому мне нужно ввести антибиотики. И как можно скорее. У меня начала развиваться септицемия, без антибиотиков я бы погиб, и они это прекрасно понимали. Когда они выносили меня из дома, один из санитаров тихонько спросил у Джиллиан:

– Где бы ваш муж предпочел умереть?

– Дома, – ответила она.

Однако вместо этого я в тот же самый вечер уже сидел на своей кровати в реанимационном отделении, ел сандвичи и запивал их кофе. Потом дела пошли еще лучше, потому что на следующий день меня обнадежил мой лечащий врач.

– Если новая химиотерапия, которую вы сейчас проходите, чуть не убила вас, – сказал он, – значит, есть шанс, что она точно так же убивает и раковые клетки.