– Этот препарат был ей необходим. Твоя мама слишком увлекается вегетарианскими диетами, ее спектрограмма показала высокий риск перелома. Слышала когда-нибудь о переломах шейки бедра? Это очень опасная штука. Проблема лишь в том, что этот препарат вызывает расстройства координации и сознания, особенно в сочетании с резким падением сахара в крови. Можешь почитать в Интернете, я напишу тебе его название.
– Не надо, – я покачала головой, испытывая жгучее чувство вины за все, что наговорила тут. Я просто глупо и жестоко мстила Андре за свои собственные чувства.
– Единственное, в чем я виноват, это в том, что твоя мама осталась в какой-то момент без присмотра. Понимаешь? Ты видела когда-нибудь людей в состоянии, близком к гликемической коме? Они говорят, сами не понимая что, а могут и отключиться полностью. Возможно, медсестры проглядели ухудшение, но имей в виду, ее нашли практически сразу. Хочешь, я покажу тебе место, где все это случилось? Она лежала на полу и говорила без остановки. Разговаривала сама с собой. Прошло какое-то время, прежде чем она поняла, что рядом с ней медсестра и что она вообще находится в больнице. Пришлось сделать укол, чтобы привести ее в чувство. Вот и представь, в каком она была состоянии, когда якобы увидела твоего ненаглядного Сережу. Идем.
– Не надо, – замотала я головой, но Андре схватил меня за руку и потянул за собой мимо удивленно глядящих на нас пациентов, мимо поста медсестер, по незнакомым лестницам и коридорам, так что, когда мы дошли до места, я и сама не понимала, где нахожусь. Никогда раньше я не была в этой части больницы.
– Это далеко от палаты, где лежала мама?
– Довольно далеко, в другом крыле, – кивнул Андре. – Уже одно то, что она оказалась здесь, говорит о ее неадекватности. Ей тут было совершенно нечего делать. Ну что, давай зайдем.
– Куда? – вздрогнула я.
Андре кивнул на широкую двустворчатую дверь.
– На место преступления, как я понимаю, – усмехнулся он, но усмешка была горькой, будто он съел полыни. Я остановилась перед дверями, приложив ладонь ко лбу, – кажется, у меня самой поднялась температура. Зачем мы здесь?
– Не думаю, что в этом есть смысл, – я развернулась, чтобы уйти, но Андре удержал меня за плечо.
– Нет уж, моя птица, раз мы дошли до этого места, то пойдем и дальше, – и он практически силой втащил меня в операционную.
Просторное, совершенно безжизненное помещение, стерильное, как космический корабль. В самом центре – широкий операционный стол, над которым висят отключенные лампы. По стенам – металлические шкафы со стеклянными дверцами – все заперты на ключ. В углу жужжит громоздкий холодильник.
Я стояла посреди этого пространства, как соляной столб, а взбешенный Андре смотрел на меня горящими глазами.
– Вот, Даша, видишь это окно? – он указал на одно из двух больших окон, из которых открывался вид на сад. – Он сидел тут, на стуле.
– Не надо, – попросила я.
Под окном стоял маленький, обшитый искусственной кожей стульчик, рядом с которым находился шкаф с медицинскими инструментами.
– Твою маму нашли лежащей на полу почти у входа. Тут было темно. Медсестры осмотрели это помещение и соседние тоже – твоя мама требовала – и, естественно, никого не нашли. Я не могу сказать тебе ничего больше, так как меня самого тут не было, как ты знаешь. Потому что я-то был в это время с тобой.
– Андре… – взмолилась я.
– Что, Даша?
– Прости, я не должна была…
– Да, моя девочка, ты не должна была. Хотя, постой, ты же не моя девочка, ты же так сказала, верно?
– Я просто не знаю, что думать. Сережи нет. Никто не видел его. Мама сказала…
– Что? Что еще сказала твоя мама? – нахмурился Андре.
Я осела по стене и, обхватив колени, замерла, чувствуя себя утопающим, случайно выбравшимся на необитаемый остров. Что мне делать? Мама сказала, что руки Сережи были в крови. У Андре на руке до сих пор пластырь.
– Как ты повредил руку? – спросила я.
– Об лицо твоего бойфренда, – немедленно сообщил Андре. – Мы подрались с ним. А теперь вот он решил поиграть со всеми в прятки. И что это меняет?
– Ничего, – пробормотала я, жалея, что вообще затеяла этот разговор.
– Нет, Даша, это вовсе не «ничего». Вопрос не в том, куда делся твой Сережа и почему решил потрепать тебе нервы. Вопрос в том, как ты можешь подозревать меня в убийстве, ни больше, ни меньше. Потрясающе, просто восхитительно. За кого ты вообще меня принимаешь, Даша? Скажи мне правду – для разнообразия. Почему ты считаешь, что я мог кого-то убить?
– Потому что, мне кажется, что ты способен на все, – прошептала я. Правду, как он и просил, – для разнообразия.
Андре, кажется, не поверил своим ушам. Он стоял, словно оглушенный моими словами, затем тоже сел на пол – рядом со мной – и долгое время так и сидел, молча, пропитываясь моими словами, как ядом. Я хотела добавить что-то, но не нашла слов.
– Что ж, – пробормотал он. – В таком случае остается только поражаться, что ты пошла в мой дом Синей Бороды. Да еще позволила приковать себя к кровати. Хотя, ты ведь тогда еще не знала, что я убийца.
На моих запястьях все еще алели следы от наручников, но я больше страдала от жестокости его слов.
– Я вовсе не считаю тебя убийцей.
– Спасибо и на том. То есть, ты не побежишь отсюда прямо в полицию? – криво усмехнулся он.
– Я побегу отсюда прямо в аэропорт, – сказала я, и Андре, обернувшись, посмотрел на меня так, будто я дала ему пощечину. – Меня больше в Париже ничто не держит, особенно после отъезда матери, – добавила я.
– Спасаешься от меня? – спросил Андре, глядя на меня своими умными глазами. Ничего я не могу от него укрыть.
Да, – подтвердила я с грустной улыбкой. – От тебя можно только бежать.
– А если я все же попрошу тебя остаться? – тихо спросил он.
– Пожалуйста, Андре!
– Что – Андре?
– Я и так не знаю, что осталось от моей реальной жизни. Какие-то клочки и обрывки.
– Я не хочу тебя отпускать, Даша, – выдохнул он, и мое сердце, мое тело моментально взбунтовались, требуя отдаться во власть этого красивого непредсказуемого хищника.
– Хвала небесам, это не тебе решать, – бросила я, с трудом справляясь с собой.
* * *Я не стала покупать билет заранее, я вообще забыла об этом. Все мои силы ушли на то, чтобы кое-как затолкать свое беснующееся в бессильной ярости тело в здание аэропорта. В каком-то фильме я видела историю о раздвоении личности, когда одна творила какие-то кошмары, в то время как другая не ведала ни о чем таком ни сном, ни духом. Я раздвоилась иначе, ощущая в себе обе личности сразу. Они бились друг с другом, споря на повышенных тонах, и я чуть было не начала делать это вслух, пока странные взгляды других пассажиров в автобусе, идущем в аэропорт, не привели меня в чувство.
«Шарль-де-Голль» встретил нас пробкой на въезде у шлагбаумов, и остальные пассажиры возмущались, боясь опоздать на свои рейсы. Я понятия не имела, каким рейсом и из какого терминала лечу, что немедленно вызвало подозрение у сотрудника аэропорта, который, очевидно, счел, что я могу оказаться террористкой. Поэтому меня вежливо попросили пройти в отделение полиции.
– С какой целью вы приезжали во Францию? – задала вопрос ухоженная женщина с тусклыми и желтыми от постоянного окрашивания волосами, немолодая, но все еще довольно красивая. Форма нисколько не портила ее, наоборот, даже шла. Я рассматривала ее, пыталась представить ее жизнь. Родилась в Париже. Работает в службе безопасности аэропорта. Замужем? Отчего-то кажется, что нет. Спросить бы, но, наверное, не стоит окончательно портить о себе впечатление. Впрочем, что еще она может сделать со мной, кроме как отправить в Москву? Разве в этом наши цели не совпадают? По крайней мере, одной из двух моих личностей.
– Сопровождала мать, – ответила я на французском, качество которого удивило женщину и вызвало еще большие подозрения.
– И где же сейчас ваша мать?
– В Провансе, в Авиньоне, – ответила я без задержки, и только после этого поняла, как, должно быть, странно прозвучал мой ответ.
– Отчего же вы перестали ее сопровождать? – спросила желтоголовая насмешливо, а я подумала, что не стоит ляпать первое, что придет в голову, особенно тогда, когда уже стоишь в специальной комнате досмотра.
– Мой отпуск закончился. Мама изменила планы, решив съездить в Прованс, мне же нужно в Москву.
– Но тем не менее билета у вас нет, – уточнила дама.
– Я планировала купить его перед вылетом, – растерялась я.
Офицеры переглянулись.
– Кто-нибудь еще так делает? – спросила желтоголовая у своего коллеги. Тот, уже покончивший с моими пожитками и не впечатлившийся ими ни на грош, пожал плечами. Бомбы у меня не обнаружили. Желтоголовая с подозрением покосилась на следы на моих руках, но ничего не спросила. Кто и что делал с моими руками, ей было неинтересно.
– Я могу идти? – спросила я спокойно, и женщине ничего не оставалось, как отпустить меня. Не удерживать же в стране. Я удивилась, что меня не стали обыскивать с физически неприятными процедурами, а просто вывели через длинный коридор прямо в здание терминала. Аэропорт еще во время первого прилета напомнил мне извивающуюся змею, огромные овальные окна были нанизаны друг на друга, как бусины. Находясь в самой пасти змеи, я из огромного окна видела летное поле.
– Я могу идти? – спросила я спокойно, и женщине ничего не оставалось, как отпустить меня. Не удерживать же в стране. Я удивилась, что меня не стали обыскивать с физически неприятными процедурами, а просто вывели через длинный коридор прямо в здание терминала. Аэропорт еще во время первого прилета напомнил мне извивающуюся змею, огромные овальные окна были нанизаны друг на друга, как бусины. Находясь в самой пасти змеи, я из огромного окна видела летное поле.
Купить билет действительно оказалось проблемой. С чего я вообще решила, что это так просто? Впрочем, мой опыт покупки билетов был нулевым, я еще никогда не путешествовала одна.
– Вы полетите с пересадкой? – спросила меня девушка в кассе. – Через Миниск?
– Миниск? – переспросила я, пытаясь представить, в какой точке земного шара может находиться город с таким названием.
– Простите, Минск, – поправилась та, и я кивнула.
– Отправление завтра, в два часа тридцать минут, – сообщила она. – Сегодняшний рейс уже улетел.
– Ждать целые сутки? – вздохнула я, но снова кивнула. Еще сутки – и все, я свободна. Смогу сидеть дома, рыдать, обзывать себя дурой и тереть запястья, вспоминая сумасшествие, которое лучше было бы поскорее забыть. Девушка выдала мне билет и напомнила, что нужно зарегистрироваться на рейс. Похоже, мой вид наводил на мысль, что я могу забыть все, что угодно. Я закинула рюкзак на спину и отправилась бродить по аэропорту, который стал мне домом на целые сутки.
Аэропорт – это город, с улицами, переулочками и дворами. Кафе сменялись магазинами, магазины – ресторанами. Вместо деревьев тут росли столбики с розетками и USB-портами для подзарядки мобильных устройств, и в тени этих псевдокленов сидели люди, привязанные к стволам тонкими проводами. Тут и там с криками бегали усталые дети, а эфир заполнялся струящимися голосами дикторов, объявляющих рейсы на посадку и имена потерявшихся пассажиров. Понемногу суета аэропорта начала поглощать меня, отделяя от того, что осталось по другую сторону змеи. Андре. Могла ли я уже начинать думать о нем без риска, что побегу искать его на улицах Парижа? Не совершаю ли я глупости, так покорно следуя приказу матери?
Я никогда больше не встречу такого, как Андре. В этом я не сомневалась.
Забравшись обратно в змеиную пасть, я свернулась клубочком на стульчике и принялась считать количество взлетов и приземлений. Самолеты взмывали ввысь, словно вырвавшиеся на свободу птицы, и приземлялись, как воины, вернувшиеся домой с добычей. Людей в этой части аэропорта было на порядок меньше, далеко не многие желали часами следить за взлетами и приземлениями крылатых машин. Большинству эти удовольствия надоедали уже через несколько минут. Так что к вечеру тут осталось всего несколько человек. Пожилой бизнесмен, заняв сразу три сиденья, работал за ноутбуком, одновременно обсуждая по телефону биржевые котировки. Женщина уложила спать двоих детей – через ряд от меня. Ей плевать на самолеты, просто нужна тишина. Пара влюбленных явно искала романтики, они сидели на полу, прямо у стекла, и целовались. Я дремала, погружаясь в странный безвольный анабиоз.
– Ты все еще здесь, – услышала я сквозь сон. Я даже не стала сразу открывать глаза, заранее понимая, что будет дальше. Голос был суровым, даже злым.
– Я везде искал тебя, но ты, конечно, предпочла забиться в самую дальнюю дыру. Подозреваю, что ты прячешься от меня, я прав?
– Который час? – спросила я сонно, разглядывая стоящего передо мной Андре.
– Посмотри сама, у тебя же есть телефон, – фыркнул он.
Я полезла в карман, но там аппарата не оказалось. Я засунула его в рюкзак, на самое дно, и забыла. Он конечно же отключился. И тут я вспомнила, что уже давно ничего не ела. За окном продолжали взлетать и опускаться самолеты, но теперь в темноте.
– Сейчас, наверное, поздно, – пробормотала я, и Андре усмехнулся.
– Я звонил тебе весь вечер. Твой номер был недоступен.
– Мне нечего тебе сказать, Андре, – ответила я, а мое тело кричало совсем иное.
– Я хочу, чтобы ты вышла отсюда со мной – сказал он жестко.
– Зачем? – удивилась я.
– А я должен иметь для этого какую-то причину? Я желаю тебя, разве этого мало? – сказал он уже с совершенно другой интонацией и присел передо мной на корточки. – Пока в миллионный раз выслушивал твой автоответчик на русском, я понял это со всей очевидностью. Я не собираюсь тебя отпускать. И боялся только одного – ты успела на какой-нибудь рейс, и мне придется лететь за тобой в Москву.
– Ты не полетел бы за мной в Москву, – возмутилась я. – Ты просто забыл бы меня.
– Я не забуду о тебе. Никогда, – сказал он мягко, и эти слова лишили меня возможности сопротивляться.
Протянув руку, Андре коснулся пальцами следов на моих запястьях. Вздрогнув, я отпрянула, мне стало страшно. За долгие часы, проведенные в змее «Шарля-де-Голля», я успела размечтаться о том, что мне не придется более падать в пропасть, задыхаясь от страха высоты. Забавно, Гильермо говорил, что Андре боится высоты, но он сам и есть высота, он и есть падение.
– Это очень грустно, – сказала я, пытаясь вытащить руки из его теплых ладоней.
– И ты тоже не сможешь без меня, запомни это, – сказал он серьезно. – Ты моя, и поймешь это, как только сядешь в самолет.
– Как собака, потерявшая хозяина, – прошептала я, выдергивая руки, но Андре не позволил мне сделать это, моментально сжав пальцы. Он был намного сильнее меня. Я беспомощно огляделась. Бизнесмен, ничего не замечая, продолжал говорить по телефону, а женщина с детьми смотрела на нас с явным неодобрением.
– Я буду кричать, – выдохнула я.
– Кричи, я хочу этого, – кивнул он. – Мне нравится, как ты кричишь.
– Ты не сможешь силой заставить меня пойти с тобой.
– Я люблю применять силу, – усмехнулся он, заставляя меня встать.
О, как же я была зла! И как хотела нашей борьбы – этой идеальной сублимации страсти. Устроить сцену в аэропорту – что может быть лучше, что может быть абсурднее? Неужели он и в самом деле ничего не боится? Почему я сомневаюсь в этом, если сама еще несколько часов назад говорила, что он способен на все?
Андре резко притянул меня к себе, заломив обе руки за спину. Я закряхтела, пытаясь вырваться из его стальной хватки, но он держал крепко, глядя, как меняется выражение моего лица и напрягаются мышцы. Его губы были так близко, всего в нескольких миллиметрах от меня, но он не целовал меня, только держал. И я гадала, что же он сделает дальше – сорвет с меня одежду, решит овладеть мною прямо тут, добьется того, что нас обоих арестуют?
– Похоже, ты голодна, – сказал он, легко удерживая меня.
Я пнула его по ноге, и он вскрикнул – больше от удивления. Затем резко подался вперед, всем телом прижимая меня к панорамному стеклу, и обхватил ногами мои бедра. Я чувствовала, как вздымается широкая мощная грудь, как стучит его сердце, как тверд его член, готовый пронзить меня. Влюбленная парочка уставилась на нас в изумлении. На нашем фоне их страсть поблекла и скукожилась. Так диетические фрикадельки не вызывают аппетита, если рядом обнаруживается сочный стейк с кровью.
– Месье, я прошу вас отойти на три шага, – услышала я женский голос, показавшийся мне знакомым. – Месье, вы слышите меня?!
– Что скажешь? – весело спросил Андре, никак не реагируя на речь желтоголовой из службы безопасности. – Хочешь, чтобы нас застрелили прямо в аэропорту?
– Да, – прошептала я.
– Месье! – голосов стало много, целая куча, целый полк, высланный на борьбу с Андре.
– Я не отпущу тебя, пока меня будут держать ноги. Твой ход, птица.
– Зачем я тебе? – задала я единственный по-настоящему волновавший меня вопрос. – Зачем я тебе, Андре?
– Чтобы сломать тебя, ты же сама говорила, – прошептал он, нежно прикоснувшись губами к моему рту.
Желтоголовая стояла и смотрела, как мы целуемся, не зная, что предпринять. За ее спиной маячила мать уже проснувшихся к этому моменту детей. Собрались зеваки, ведь людям свойственно любопытство, даже если речь идет о заложенной бомбе. Охрана не знала, что делать. Ведь не станешь же в самом деле стрелять в людей только потому, что они целуются. Андре оторвался от меня и рассмеялся, глядя, как судорожно я облизываю губы.
– Почему у тебя так мало вещей? Ты что, оставила все в гостинице?
– Я не люблю вещи.
– Плохо, Даша. Мне было бы легче подкупить тебя с их помощью.
– Месье!
– Оставьте нас в покое, – повернул голову Андре. – Мы просто поругались. Это моя девушка.
– Я не его девушка, – упрямо сказала я.
– Она шутит, – спокойно отозвался Андре.
– Господи, что за работа! – всплеснула руками желтоголовая. – Боюсь, я должна попросить вас покинуть территорию аэропорта.
– Но у меня билет! – воскликнула я.
– Купили все-таки? – огорченно спросила желтоголовая. Андре отпустил меня, и я достала из рюкзака билет, распечатанный на куске дорогой плотной бумаги.