Стефан скосил глаза. «Махер» лежал на столе отдельно от кобуры.
— Значит… — с трудом произнес Стефан, — ты… видела?
Он понял, что плохо управляет голосом. «Ты» вышло хрипатым басом, а «видела» — визгом. Но это было не важно.
— Видела.
— И они видели, — сказал Стефан.
Маргарет рассмеялась.
— Что же я, дура, чтобы им показывать? Не волнуйся, я не разболтаю, сколько у тебя зарядов. А «глаз» я случайно нашла, представь себе. И знаешь, где он был? Донна спрятала в душевой, чтобы за мальчишками подглядывать. Мне урок прикладной психологии. Тихоня тихоней, а в тихом омуте…
— Меньше болтай!
— Думаешь, слушают? Вряд ли. Видишь ли… — Маргарет поколебалась. — Не хотела тебе сразу говорить, но… в общем, у них что-то вроде собрания на лысом пятачке. На работу с утра никто не вышел.
— Как это — никто? — спросил Стефан и заморгал.
— Да так уж. Даже Фукуда.
— А сколько сейчас времени?
— День давно.
— Ч-черт!..
Он вскочил с койки, и медотсек поплыл у него перед глазами. Молот в голове ухнул так, что едва не свалил с ног. Стефан ухватился за Маргарет.
— Ну-ка, ляг! Кому сказала!
— Уйди!..
Одежду. Обувь. «Махер». Он им покажет собрание! Торф! Каждый день, каждый час — торф! Ворошить болото, таскать и таскать бурую жидкую грязь, сушить, жечь в топке, скармливать синтезатору — иначе просто не выжить. Работать… не обращая внимания ни на что: ни на лень, ни на усталость, ни на остервенелую боль в голове и кишках. Они сошли с ума, коли перестали понимать очевидное. Их надо заставить. Наказывать нерадивых — без этого тоже не выжить…
— Где китель? — прохрипел он.
— В стирке. Робу вот возьми.
Стефана качнуло. Вспышка боли в животе заставила согнуться пополам.
— Убедился? Тебе лежать надо, а мне идти. Джекоб с утра прямо криком кричит.
— Ты вот что… — Стефан через силу выпрямился. — Ты мне коли все, что хочешь, а только я должен ходить. Я с тобой не шучу. Поняла?
— Чего уж тут не понять. А лучше бы лег.
— Коли!
Маргарет отступила на шаг, смотрела с участием.
— Ну? — крикнул Стефан. — Что?!
— Я тебе главного не сказала… Питер вернулся.
29
Трудно уже было вспомнить, кто, когда и зачем пролил в этом месте некую зловредную химию, по указанию ли Бруно Лоренца это было сделано (непонятно, для чего отцу понадобились такого рода эксперименты) или по чьей-то бестолковости либо халатности (тогда почему в бортовом журнале нет записи о взыскании?), но на полоске тощей земли между новым навесом для торфа и старой кузницей никогда не росло ни клейкой травы, ни лишайника, и именно поэтому пришлось отказаться от мысли развести на лысом пятачке огород. Еще труднее было понять, почему это место исстари было облюбовано для проведения народных собраний — в тех, разумеется, случаях, когда по причине зимних дождей их не приходилось переносить в утробу корабля. Так или иначе, собирались здесь — и узнать норму на текущий день, и выслушать очередную филиппику Маргарет против плохого мытья рук и посуды, а иногда и вякнуть что-нибудь вразрез. Илья даже сколотил скамеечку на краю пятачка, причем во внерабочее время — числился за ним такой подвиг.
Сейчас на скамеечке сидел Йорис и лелеял распухшую ногу. Выглядел он скверно — одни огромные глаза, как на иконе, — и временами надрывно кашлял, сплевывая мокроту. К нему устремилась Маргарет и немедленно принялась мять колено. Йорис взвыл. Перебинтованный Дэйв угрюмо держался в стороне, на него больше не обращали внимания, выпустив вчерашний пар. Коренастую Веру застила толпа, слышался только ее голос, повествующий о каком-то катамаране, зато Питер был — вот он! — дочерна загорелый кумир с обтянутыми торчащими скулами и свалявшимися в грязный ком волосами, а все равно — красавец. Что ему сделается… И Секс-петарда, конечно, рядом.
Вернувшийся таки Питер Пунн… Прежде — было время! — близкий друг, понятный насквозь. Позже — увертливый, многослойный, как фанера, непонятный и непредсказуемый. Еще позже — снова понятный насквозь, но уже не друг.
При появлении Стефана все стихло.
— Рад приветствовать в лагере, — сказал Стефан. — Поздравляю с возвращением.
— Спасибо. Тронут. — В голосе Питера прозвучала ирония.
— Что живы — вижу, — сухо сказал Стефан. — Что не вполне здоровы — тоже вижу. Калечишь людей, Пунн.
Питер пристально вглядывался в его лицо. Зеленое, наверное, подумал Стефан.
— По-моему, кое у кого со здоровьем не лучше…
— Маргарет! — Стефан решил не принимать замечание на свой счет. — Как там?
Маргарет откинула волосы на плечо.
— Нога-то заживет. Температура высокая, и кашель мне не нравится. Боюсь, как бы не пневмония. Его в постель надо.
— Никакая у меня не пневмония! — завопил Йорис. — Обыкновенная простуда, только и всего. Никуда я отсюда не пойду! — Он раскашлялся и кашлял долго.
— Лодку, конечно, совсем доломали? — осведомился Стефан.
— Еще чего! Киль поменяем, днище выправим.
— Очень хорошо. Но только не «выправим», а «выправлю». Людей я тебе на это не дам.
— А я разве просил? — удивился Питер.
— Тем лучше. Сегодня отдыхай. Вечером сделаешь доклад о результатах экспедиции.
— Могу сделать хоть сейчас. Кстати, для всех я уже сделал доклад. Это ты долго спишь. Впрочем, специально для тебя могу повторить.
Он усмехался в лицо. Стефан заскрипел зубами. В висках заныло, и отозвался молот в голове. Дрянь у Маргарет снадобья… Дерьмо. Не лечат.
— Я не понимаю, — медленно начал Стефан, обводя глазами толпу, — почему скоро полдень, а до сих пор ни один бездельник палец о палец не ударил? Предупреждаю всех: если кто-нибудь думает, что ему простится сегодняшняя недоработка, то он крупно ошибается. Будете наверстывать как миленькие, рогом землю будете рыть…
Он бил их взглядом, и они отворачивались — даже Ронда. Даже Илья, Людвиг и Дэйв. Они не любили смотреть ему в глаза. Не выдерживали. Чаще смотрели в спину и мечтали о том времени, когда в их руках окажется бластер. Сегодня ночью они были близки к цели.
— А ну, марш по местам!
— Нет, — сказал Питер.
— Что-о? Поговори еще…
— Нет. Оглох? Еще повторить?
Так, подумал Стефан. Началось.
Теперь они стояли друг против друга, и остальные, кому не дано было участвовать в битве гигантов, окружали их кольцом.
— Работать, и немедленно! Я сказал!
— Никто не пойдет горбатиться, Лоренц. У нас собрание.
— Я не созывал собрания! — крикнул Стефан.
— Извини, мы забыли спросить, — съехидничал Питер. — Но может быть, ты все же дашь разрешение? А то мы без него никак не обойдемся.
В притихшей было толпе захихикали. Маргарет исподтишка делала понятные знаки: оставь их, уйди, нельзя сейчас…
Нельзя? Нет. Можно. Он их сломает. Как ломал много раз.
— Хорошо, — неожиданно спокойно сказал Стефан. — Объявляю собрание открытым. Слово тебе.
Кажется, Питер все же растерялся. Он явно не ожидал такой быстрой уступки и подозревал подвох. Не выдав себя ничем, кроме плотно сжатых губ, Стефан подавил желудочный спазм.
— Мы ждем, Пунн.
— Тебя что, уже много? — нашелся Питер.
Из-за его спины кто-то хихикнул.
— Что? — не понял Стефан.
— По-моему, ты один тут чего-то ждешь. Все уже услышали. — Питер обвел взглядом ряды своих сторонников, и хихиканье усилилось. Питер медлил. — Но если специально для тебя… и принимая во внимание твою роль как организатора экспедиции, прежде всего я должен тебе сказать…
— Прежде всего ты опоздал на целых три дня, — перебил Стефан. — Прежде всего из-за твоих затей срывается график общих работ. Почему, Пунн? Это я тоже хочу знать прежде всего.
— Почему? — Питер пожал плечами. — Как бы тебе объяснить… Задержались, вот и все.
Он улыбался. Ронда, толкая его в бок, пыталась что-то шептать на ухо. Питер не обращал внимания.
— За водораздел ходили? — спросил Стефан.
— Угу, — сказал Питер. Секс-петарда, теребя его рукав, зашептала настойчивей. Питер отмахнулся.
— Я так и думал, — сказал Стефан. — Все слышали? По-моему, было уговорено, что целью экспедиции является картографирование местности и, в частности, поиск удобного волока через водораздел. Поправь меня, если я ошибаюсь. Из-за твоей экспедиции все мы неделю сидим на голодном пайке и собираем для тебя лучшее. Потом ждем. Теперь ты являешься, опоздав на три дня, приводишь с собой двоих покалеченных — хорошо, что вообще приводишь! — и заявляешь, что решил прогуляться за водораздел. Я правильно понял, Пунн?
Питер кивнул.
— Ты еще не сказал, что мы вещи утопили! — крикнула из толпы Вера. — Так скажи! А я тебе не покалеченная! Если надо, я…
Питер кивнул.
— Ты еще не сказал, что мы вещи утопили! — крикнула из толпы Вера. — Так скажи! А я тебе не покалеченная! Если надо, я…
— Тихо! — крикнул Питер.
— Что «тихо»? Он же над тобой издевается!
— Точно!..
— Пусть Питер скажет, а не этот…
«Вот интересно, — подумал Стефан, — что будет, если меня сейчас вытошнит?» Он представил себе, что будет, и стиснул зубы. Нужно дышать понемногу, через нос.
Он видел: большинство на стороне Питера. Питер опять что-то придумал, какой-то новый финт. Без «махера» сегодня все равно не обойдется, но чем позже это случится, тем лучше. Надо согнуться — не настолько, чтобы они обнаглели, но пусть кумир дураков почувствует свою силу. Пусть он расслабится. И тогда я распрямлюсь…
— Ну хватит! — сказал Питер, пытаясь прекратить шум жестом руки. — Либо у нас собрание, и тогда я в нем участвую, либо у нас балаган, и тогда я лучше пойду высплюсь. Все поняли? Вера, ты извини. Тебе слова не давали.
— Насчет вещей — правда? — спросил Стефан.
— Мы нефть нашли, — сказал Питер, и все смолкло.
Стефан оценил силу контрудара.
— Здесь нет нефти, — возразил он. — Везде кристаллический щит — откуда нефть?
— Вера, покажи.
Вера побулькала остатками в прозрачной фляжке.
— Дай сюда!
Стефан понюхал черную жидкость, и его едва не стошнило. Действительно нефть. Он вылил несколько капель на землю и чиркнул зажигалкой. Нефть должна была впитаться, но, видимо, земля была чересчур утоптанной. Вспыхнул и задымил оранжевый огонек.
— Настоящая? — с усмешкой поинтересовался Питер.
Стефан кивнул.
— Где нашли? — спросил он.
— За водоразделом. Километров триста на север — северо-запад.
— Дай карту. Где?
— Вот здесь.
— Много?
— Можно набирать до тонны в день, а то и больше, причем без всякого оборудования. Сама течет. Кстати, и место для лагеря там самое подходящее.
Так.
Тошнота как-то пропала сама собой. Стефан напрягся, и раздвинулась вязкая муть перед глазами. Вот оно что. Питер дождался-таки своего момента.
Нефть. Много нефти, а значит, еды. Свершилось… Конец существованию на грани голода, сорокалетнему полету на последнем крыле. Восстановить прежнюю настройку «Ламме» совсем не трудно.
Еще при жизни отца после беглой разведки местности предполагалось перенести «Декарт» поближе к углеводородным месторождениям. Беда в том, что их так и не успели обнаружить.
— Что ты предлагаешь? — спросил Стефан.
— Неужели не понятно? — сказал Питер. — Пока мы еще живы, как можно скорее перебазировать лагерь через водораздел, конечно.
Он широко улыбался. Он был полон снисхождения к еще не поверженному противнику.
— Все так думают? — спросил Стефан.
Нестройный гул. Одинокое «нет» голосом Маргарет.
— Теперь послушайте меня, — сказал Стефан, и гул не сразу, но стих. — Нефть — это, конечно, замечательно, кто спорит. От имени всех присутствующих, а также от себя лично объявляю благодарность Питеру и его группе. — Ему показалось, что кто-то фыркнул, и он покосился на толпу. — Но если мы взрослые люди, а не сопливые дети, мы должны сто раз взвесить последствия предпринимаемого шага до того, как его сделаем, а не после. Верно? — Он сделал паузу, дождавшись первого неуверенного кивка. — Теперь рассудим логически. У нас здесь устроенный быт. Еды, правда, в обрез, но никто и не голодает. У нас есть свой дом, частокол и все такое — а что мы будем делать там? Жить в деревянных хижинах и забывать, что такое постель с подогревом? Я уже не говорю о научных приборах и всяких прочих всякостях. Если хотите знать, мы до сих пор не одичали только потому, что у нас был «Декарт». Это первое. Второе: если кто-то думает, что там придется меньше работать, то он крупно заблуждается. Мне сейчас даже представить себе трудно, сколько труда придется вгрохать в новый лагерь — а ведь здесь у нас все готовое! Третье. Я как капитан вовсе не собираюсь отключать маячок даже на один день и рисковать спасением колонии. Нас же ищут!
Он понял, что сделал ошибку. Этого лучше было не говорить. Пережидая хохот, Стефан облизнул губы и набрал в грудь воздуха.
— И вот еще что, — сказал он. — Если кто-нибудь знает, как нам переправить за водораздел всех нас плюс минимально необходимое оборудование, пусть выйдет вперед и скажет, а я обещаю выслушать. Это четвертое. — Он сделал шаг назад и вытер со лба пот.
— Какие проблемы, Лоренц? — сказал Питер. — Мы можем сделать еще две лодки. Верно?
Собрание одобрительно загудело.
— Зима на носу! — крикнул Стефан. — Дожди! Куда вы пойдете!
— Тем лучше. Больше воды в реках.
— И в болотах! По-твоему, все поместятся в лодках? Малыши не дойдут даже до водораздела.
— Чепуха, — улыбнулся Питер. — На этой планете нет ничего, с чем не мог бы справиться человек, поверь моему опыту. Можно перевезти всех за два-три раза.
— Ха! Пока будешь возвращаться за второй партией, первая перемрет с голоду. Ты этого хочешь? Этого, Пунн?
Питер сплюнул и растер плевок ногой. Стефан напирал настойчиво и умно, а вовсе не лез на рожон, как ожидалось. Все равно ему крышка. Это здесь, за частоколом, он — власть. Здесь он что-то умеет. Там будет иначе, и он это уже понял. Да и кто здесь этого не понимает.
— Я предлагаю начать подготовку немедленно. Кто согласен? Голосуем.
— Нет! — крикнул Стефан.
Его качнуло. Перед глазами плыли лица. Много лиц… чужие. Никто не ценит заслуг. Забыли! Никто не желает помнить, каких трудов стоило добиться, чтобы половина колонии не перемерла в первый же год, мало-помалу наладить сносную жизнь, обучить младших грамоте, отмыть, наконец! — и это при том, что каждый второй — псих, зовет по ночам мамочку и чуть что норовит опрокинуться на спину и завизжать в истерике… Вечная боязнь совершить малейшую ошибку, боязнь удара из-за угла… Неблагодарные свиньи, не видящие дальше собственного рыла! Весь лагерь — свинарник.
— Вы не будете голосовать. Я запрещаю! Я капитан!
— Дерьмо! — крикнул Дэйв.
Из толпы боком выдвинулся Людвиг.
— Мы будем голосовать, Лоренц. Пупырь, вернись!
— Чего там вернись… — пробубнил Анджей. — Против я, вот и все. Пусть Стефан решит. Ну вас…
— Тебе-то лучше бы помолчать, — заявил Питер. — Те, кто не работает, голосовать вообще не будут. Как-нибудь обойдемся без нахлебников.
— Я работаю! — закричал Анджей. От обиды у него навернулись слезы. Подскочив к Питеру, он пытался что-то сказать, тряся у того перед лицом уродливыми руками.
— Что-то тебя на торфе не видно. Эй, уберите заразного!
— Стоп! — крикнул Стефан. — Ладно. Анджей, ты за или против?
— Я против! Я ему сейчас такое скажу…
— Помолчи. Ты слышал: Анджей Рыхлик против. Маргарет, ты?
— Против.
— Двое против! — крикнул Стефан. — Ты слышал? Петра, ты?
Пухленькая Петра растерянно улыбалась.
— Я…
— Ну говори быстрей!
— Я… я не знаю… — Петра переступила с ноги на ногу и испуганно захлопала глазами.
Стефана подбросило:
— Что значит — не знаю?!
— Не знаю… — Петра вдруг расплакалась.
— Воздерживается, — быстро сказал Питер. — Петра Дорферкирх воздерживается. Донна, ты записывай. Двое против, один воздержавшийся. Надеюсь, меня не обвинят в давлении на голосующих. Людвиг Науманн, ты?
— За.
— Ронда Соман?
— За.
— Илья Черемшанов?
— Двумя руками.
— Уве Игельстрем?
— За.
— Дэйв?
— Да пошли вы оба в задницу!
— То есть воздерживаешься?
Дэйв мотнул забинтованной головой и перекорежился от боли.
— Нет. Я — за. Надоело.
— Вера?
— За.
— Маркус?
— За.
Стефан почувствовал, как по его спине бежит струйка пота.
— Агнета?
— За.
— Диего! — крикнул Стефан, выступая вперед.
Чернявый Диего перевел взгляд со Стефана на Питера.
— Я — за нефть…
— Йорис! — быстро перебил Питер.
— Я? Кхх… Я — тоже. За.
— Ульрика?
— За.
— Фукуда?
Маленький японец склонился в церемонном полупоклоне:
— За, пожалуйста.
— Инга?
— За.
— Киро, ты?
— За.
— Все? Кого нет? Зоя дежурит? И все равно один голос ничего не решает. Итог голосования, я думаю, ясен. Тринадцать — за, двое — против и один воздержавшийся.
— Я воздерживаюсь, — сказала Донна.
— Тогда запиши: воздержавшихся двое. Прошу прощения, забыл еще двоих: себя и… — Питер бросил взгляд на Стефана. — Значит, четырнадцать за и трое против. Полагаю, больше нет нужды возвращаться к этому вопросу. Подготовку, как и сказал, начинаем немедленно. Бездельников кормить не будем. Кто не согласен, может остаться здесь. Немощные, больные и симулянты получат столько еды, сколько они заслуживают. Впредь все важные вопросы будем решать сообща.