— Водяному слону сейчас не до меня, — сказал Стефан.
— Сейчас — да. А позавчера?
Возразить было нечего. Стефан отлично помнил скользкий беспомощный ужас, охвативший его, когда к нему из глубины начала медленно подниматься бурая тень — и он отлично понимал, что это была за тень. Наверно, водяной слон был попросту сыт, иной раз случается и такое.
— Питер знает, что я здесь? — спросил Стефан, меняя тему.
— Может, и знает. — Маргарет равнодушно пожала плечами. — Может, Анджей уже всем разболтал. А может, и нет. Он на Питера в обиде: у него как раз новая идея из теоретической физики, а Питер его на торф, как простого смертного… Все довольны, кроме него. — Маргарет легонько усмехнулась. — А ты что, вправду Питера боишься? Так зря. Бояться нужно было раньше.
— Спасибо, — буркнул Стефан. — Я приму к сведению. Кстати, никто не видел, куда ты пошла?
— Подумаешь! — сказала Маргарет. — Всю дорогу дрожу от ужаса! Ну скажи мне, где Питер возьмет другого врача? Тебя, между прочим, тоже никто не гнал. Считается, что ты сбежал сам.
— Вот так, да? Я и не заметил.
— Во всяком случае, облаву на тебя Питер устраивать не станет. Что ты ему теперь? Поголодаешь — сам придешь.
— А если не приду? — спросил Стефан и сглотнул.
— Куда ты денешься. Дай им выпустить пар, чтобы не побили, и возвращайся. Дней пять ты продержишься?
— Черта с два я пойду кланяться, — сказал Стефан. — За меня не беспокойся. Я здесь и год протяну.
— Ноги ты протянешь. Господи, да что я с ним вожусь, с идеалистом паршивым!.. Лучше скажи: ты сегодня что-нибудь ел?
— Я сосульку нашел, — угрюмо ответил Стефан.
— И только?
— Видел еще каких-то… знаешь, такие толстые червячки с четырьмя рожками, они еще все время цвет меняют. Есть одно место, там их полно. Возьмешь на анализ, а?
Маргарет фыркнула:
— Чернильников есть нельзя, это даже малыши знают. Ладно… — Она достала из кармана плоскую баночку. — Бери. Извини, что не сразу отдала. Злилась на тебя.
Стефан повертел баночку в руках. Жестянка не вздулась за сорок лет, и наклейка оказалась на месте. Это были анчоусы в маринаде. Вот, значит, как…
— Дашь попробовать? — спросила Маргарет.
— Кто? — Голос Стефана сел. — Когда?
— Питер, — ответила Маргарет. — Только тайник он не вчера нашел, уж будь уверен. Знал, куда идти, еще оглянулся по пути два раза. Нервно так… А я подсмотрела. Открыл он твой тайник, выбрал одну банку, тут же и съел прямо руками, пальцы облизал, а пустую банку опять в тайник поставил и иконой закрыл. Еще ящиком задвинул. Никто ничего и не знает.
Стефан застонал. Маргарет смотрела на него с сочувствием.
— Успокойся… Ну хочешь, я с тобой останусь?
— Это был резерв, — с трудом проговорил Стефан. — Понимаешь, наш последний резерв.
— Жаль, что там не оказалось молока, — сказала Маргарет. — Для Джекоба. Так дашь попробовать? Мне чуть-чуть. Анчоусы — это что — рыба или фрукты?
— Рыба.
— Глупое название. Лучше бы фрукты. Я уже и не помню, какие они. Только названия.
Он ел анчоусы руками, как Питер. Потом ела она, а он смотрел, как она ест. Анчоусы Маргарет не понравились — или она сделала вид, что не понравились, — и Стефан, надрезав край жестянки, вывернул ее наизнанку и вылизал дочиста.
— Спасибо за нож…
— Возьми еще вот это.
— Замечательно. — Стефан повертел зажигалку в руках. Пощелкал — горела. — Где нашла? Ты молодец. Теперь не замерзну. Я уж было совсем собрался добывать трением… как Робинзон.
— У Робинзона было огниво.
— Разве? Не знал.
— Забыла спросить, — сказала Маргарет, — ты ведь пользовался тайником раньше? Для себя?
— Да, — сказал Стефан. — Один раз. Понимаешь, не удержался.
— Только один раз?
— Если честно, то два. Два раза. А что?
— Так… Я бы не поверила, если бы ты сказал «нет». Ты не бойся, я никому не скажу.
— Какая теперь разница? — пожал плечами Стефан.
— А вот вернешься — поймешь какая.
Маргарет, как всегда, была права, права на все сто, и Стефан это сознавал. Он согласится с Маргарет, согласится, но не сразу. Поддаться на уговоры сейчас — слабость. Даже свергнутый капитан остается капитаном в душе, его можно уговаривать и уговорить, но решения он принимает сам.
— Сказал уже — не вернусь.
Он сразу одернул себя. Как никогда, в его голосе прозвучали мальчишеские интонации. Обиженный упрямый мальчишка был тут как тут, жил в нем и не давал покоя.
— Будешь ждать, когда Питер им надоест, как ты? — язвительно поинтересовалась Маргарет. — Год будешь ждать? Два? Пять? Имей в виду, каждый день обкрадывать для тебя тайник я не смогу. На мне еще малыши. Полезешь на огород за картошкой — тогда точно жди облавы.
И опять она была права, а он нет. Стефан понимал, что даже в Маргарет, лучшем человеке на борту «Декарта», жило вечное стремление взять верх над ним, Стефаном. Пусть, устало подумал он. Ей — можно.
— Говори уж, — сказал он. — Что ты еще припасла?
— А что, заметно? — удивилась Маргарет.
— У тебя глаза блестят.
— Ладно, — сказала Маргарет. — У нас есть шанс.
— Это я и без тебя знаю.
— Глупый, я о другом… Анджей назвал это дубль-эффектом. Проверить, конечно, не может, но говорит, что это самая красивая идея из всех возможных, а значит, она верна. Он много чего говорил, а если коротко, то получается, что-то вроде зеркала. Канал схлопывается от периферии к центру. Срабатывает принцип макронеопределенности: через корабль… то есть через волновой пакет проходят оба устья Канала. При определенных условиях получаются два отражения, идентичных оригиналу. Одно выбрасывается в случайном месте, это мы, а второе…
— Ну? — тупо спросил Стефан.
— Второе — где-то еще. Анджей говорит, что второй «Декарт», скорее всего, выбросило вблизи той точки, где он вошел в Канал. Представляешь?
— Погоди, погоди… — Стефан хмурился, тер лоб. Какие отражения? Какое еще зеркало? Бред, бред толстого зануды! Одно время он рядился в солипсиста, во всеуслышанье обозвал наш мир иллюзией и заявил, что приступает к разработке теории несуществующих процессов — пришлось наказать, чтобы не отвлекался на пустое. Бездельнику лишь бы не копать торф…
— Это значит, что тот, другой «Декарт» вернулся на Землю, — сияя, сообщила Маргарет. — Я ночь не спала, когда до меня дошло. Представляешь, где-то существую вторая я… второй ты… второй Питер. Только они настоящие взрослые, не как мы. Но это не важно. Главное — Земля знает!
Сердце Стефана ушло в преисподнюю, потом вернулось, ударило молотом и заколотило в безумном ритме.
— Ты погоди… — бормотал Стефан. — Погоди. Еще раз…
— Земля знает! — ликующе воскликнула Маргарет. — Если Анджей смог понять, то там, наверно, уже давным-давно поняли. Земля знает!
— То есть… нас ищут? — спросил Стефан.
— А вот этого я не сказала. Но нас могут искать. Понимаешь, могут!
Могут, подумал Стефан. Он неожиданно почувствовал, что ему не хватает воздуха. Могут, билось в голове чудесное слово. Гудело колоколом. Нас могут искать. Даже если они убеждены, что никого из нас нет в живых. Даже в этом случае, который они наверняка считают единственно возможным. Ищут же тела альпинистов, разбившихся в скалах, провалившихся в ледниковые трещины… Годы спустя — ищут.
Все так просто.
У дороги не бывает конца; конец одной дороги — всегда начало другой, кто бы и как бы ни пророчил иное в дни неудач. Пока хоть кто-то из людей может сказать себе «иди» и идти, дорога не кончится никогда. Тупиков не существует.
Если, конечно, Анджей прав…
Он должен быть прав. Иначе Вселенная устроена слишком жестоко.
— Это меняет дело, — сказал он вслух.
— Еще как! — Маргарет засмеялась.
Может быть, экспедиция, в задачи которой помимо общей разведки будут включены поиски пропавшего звездолета, прилетит на эту планету через пять лет. Или через двадцать. Может быть, она не прилетит никогда. С этой возможностью тоже нужно считаться. А может быть, земляне уже близко — кто знает, может быть, они уже подлетают к этой проклятой планете у проклятой звезды и челнок их корабля делает последний виток, перед тем как с ревом погасить свою скорость в атмосфере…
Они будут нас жалеть, подумал Стефан. Особенно поначалу. Они пришлют психологов, специалистов по реадаптации. Они замучат нас глупыми вопросами. И не сразу, а предварительно подготовив, чтобы не травмировать психику, скажут, что где-то на Земле или на Новой Тверди живет другой Стефан Лоренц. Взрослый… Нет… Не хочу с ним встречаться.
Только бы Питер не приказал выключить радиомаячок…
Стефан поднялся на ноги.
— Пошли. Сейчас.
— Прямо сейчас? — Маргарет была ошарашена. — А ты не слишком торопишься?
— Пошли. Сейчас.
— Прямо сейчас? — Маргарет была ошарашена. — А ты не слишком торопишься?
— Соорудят гильотину? Или тихо придушат?
— Ну, придушат-то уже вряд ли. А вот побить — побьют.
Стефан усмехнулся. Его губы сложились в тонкую прямую нить.
— Ничего. Я потерплю.
5
В комнате давно и прочно висел бледный сумрак, вдобавок начало свежеть, влажный ночной холод воровски просачивался в дом, и, когда Питер, выключив игрушку, пробормотал: «Камин бы разжег, что ли», — Стефан не воспротивился и со второй попытки разжег, с удовольствием подставив тело под волну теплого воздуха.
— Любопытно, — повторил он. — Нет, ты, Марго, в самом деле какая-то трепетная. Вводные интересные, а нам что за дело? Мы-то здесь.
Маргарет поежилась.
— Мы-то здесь, а они-то там. Есть одна теоретическая абстракция — двойникование, что ли, или как-то еще. Это все Пит девчонке голову морочит — он понял, а я ничегошеньки, да, по правде сказать, и не хочется.
— Сингулярная дупликация, — покивал Стефан. — Как же, слыхивал. Модная была тема — помнишь, как нас медицина мучила? Но ведь не подтвердилось, верно, Пит?
— Пока не подтвердилось, — сказал Питер.
— Ну вот, а ты боялась. Глупости это все, страшилки на ночь.
— …но и не опровергнуто.
— Да ну? — поразился Стефан и потянулся за клюквенной. — Я и не знал.
— Так знай.
— Мне на донышко, — предупредила Маргарет.
— А куда же еще? — удивился Питер. — Эй, мне тоже на донышко, не промахнись. И можно пополнее.
— Алкоголик!
Стефан разлил рубиновую жидкость по потребности.
— Ладно, давайте рассуждать логически. Допустим, дупликация не бред и реально имела место. Допустим. Допустим, мы… то есть они… черт, запутался!.. да, вот именно — они нашли подходящую планету. Шанс, конечно, один на миллион, это даже я понимаю. Но допустим. Канал, естественно, схлопнулся… И что? Теоретически при большом везении они вполне могли основать новую колонию, о которой нам ничего не известно, так ведь?
— Не вижу, почему бы нам не выпить за ее процветание, — заметил Питер, борясь с икотой.
— За процветание! — Стефан поднял стаканчик, крякнул, выпил и снова крякнул.
— Как странно, — сказала Маргарет. Она нервно рассмеялась. — Мы здесь и мы же — там… Знаете, мальчики, у меня до сих пор мурашки по коже.
— И у меня! — поддержал Стефан. — Знаешь, какие мураши? Эцитоны! Вот такие и по всей спине. Так и шныряют.
— Это прыщи, — атаковал Питер. — Ты их йодом мажь.
— Да ну вас совсем, обоих! Утешители, тоже мне!
Помолчали.
— Спать давайте, — сказал Стефан. — Завтра подниму рано, и на похмелье чур не ссылаться — не пожалею. К озеру пойдем. Я вас отвезу на один островок — век благодарить будете.
И была тишина, только чуть шелестел лес и ветви старой ели, дважды битой молнией, но непобедимо, вызывающе живой, скребли по крыше дома. Издалека долетел протяжный крик отчаяния и мучительной боли, царапнул тишину, отразился слабым эхом и замер. Маргарет вздрогнула.
— Человек? — спросил Питер.
Маргарет покачала головой.
— Филин зайца поймал, — объяснил Стефан, стеля гостям постель. — Заяц перед смертью кричит совершенно по-человечески, а что толку кричать-то. Кому интересно, что он не согласен?
Он еще поворочался в постели, гоня прочь посторонние мысли и думая лишь о том, как это здорово, что Питер и Марго уедут только послезавтра и впереди еще целых два дня, которые надо использовать на всю катушку, а значит — он зевнул — и впрямь проснуться пораньше… И с этой мыслью он уснул.
Но первой в доме проснулась Джеймайма. Она немного похныкала, не найдя любимой игрушки, спрятанной бабушкой, попробовала поискать там и сям и совсем расстроилась. Оставалось скучать. Тут ей на глаза попался связник — у дяди Стефана, оказывается, был совершенно доисторический связник, управляемый еще голосом! — и Джеймайма, пискнув от восторга, быстро освоила управление. Больше всего ей понравилась программа новостей, потому что фигурку диктора можно было щелкать по носу, отчего та комично кривлялась, а голос, как ни старайся, не менялся вот ни настолечко.
«…пришлось прекратить в связи с опасностью дальнейшего пребывания человека на планете, — вещал эрзац-диктор искусственно взволнованным тоном и пытался увернуться от щелчков. — В последний день работы экспедиции на планете был обнаружен сильно поврежденный корабль звездного класса «Декарт» и девять детей в возрасте от десяти до тринадцати лет. Двое из них выразили желание вернуться на Землю и были приняты на борт «Свифта». Остальные держались отчужденно…»
По другому каналу шел мультик, и Джеймайма не стала дослушивать сообщение.
ВЛАСТЕЛИН ПУСТОТЫ
Пролог 1
Самым неожиданным было то, что прогнозы о полном вымирании человечества к 2100 (3000? 4000?) году н. э. ни на грош не оправдались.
Самым закономерным было то же самое.
И Солнце по-прежнему дарило свет и тепло, грело и, не задаваясь вопросом «зачем?», продолжало свой ленивый путь по Галактике через звездный клочок пространства, ответвившийся от спирального рукава Ориона-Лебедя.
И планеты — все, как одна, — по-прежнему слонялись от перигелиев к афелиям своих орбит, в положенное время подставляя солнечному ветру то или иное полушарие, меняли климат, теряли и наращивали полярные шапки, безумствовали землетрясениями и ураганами, варили в своих глубинах редкостные минералы, принимали переселенцев и, не задаваясь вопросом «за что?», безропотно отдавали им то, что имели.
Астероидов уже не было.
Люди рождались, старели, безропотно трудились, впадали в крайности, возносились над миром и выбирались из нищеты, крали чужое белье и устремлялись к звездам, лечились от насморка и воспитывали детей, становились тиранами и мучениками, создавали шедевры искусства, исполняли двумя пальцами «Собачий вальс», ссорились с соседями, погружались в религии и пытались позитивно воздействовать на наследственность.
Умирали — как всегда.
И так же, как прежде, человечество превосходило неживую природу многообразием явлений, и человек зачастую сам не подозревал, насколько он велик и настойчив, — равно как неведома ему была мера собственной беспомощности, беспринципности и глупости.
Земная цивилизация пережила химический, радиационный и генетический кризисы, одну глобальную войну, последствия парникового, тепличного и оранжерейного эффектов поочередно, двадцать три пандемии неизвестных болезней, два малых ледниковых периода и один не так чтобы малый.
Случалось, человечество вымирало на девять десятых и больше, затем возрождалось, меняясь с каждым новым возрождением и не подозревая об этом; приобретало новые способности, быстро множилось в числе, меняло привычки, правительства и режимы, слабо реагировало на приказы вождей вынуть из карманов кукиши для учета последних — и, поплевывая неизвестно по чьему адресу, работало, работало, работало… После чего до очередного вымирания оставалось не так уж далеко.
Вопросы перемещения во времени всё еще выглядели теоретической абстракцией.
Примерно в 2200 году, с открытием макротуннельного эффекта, была разработана туннельная камера — вид связи, позволяющий осуществлять переброску материальных, в том числе и живых тел (в виде информации, записанной на субкварковых частицах, с последующей сборкой на приемном конце), практически мгновенно и на сколь угодно большие расстояния. С этого момента вялый процесс колонизации Солнечной системы ускорился в сотни раз. Беспилотная ракета доставляла на избранное космическое тело туннельную камеру-приемник, после чего перед камерой-передатчиком выстраивалась длинная очередь переселенцев. Очень скоро туннельные камеры стали основным видом транспорта и на Земле.
Не обошлось без оппозиции. Как это бывает сплошь и рядом, мысль опередила время.
Далеко не всем — оно и понятно — пришлась по вкусу идея разрушения человеческого тела в камере-передатчике и использования энергии аннигиляции человека для туннельного переноса. Что произойдет, спрашивали скептики, если при субкварковой записи часть информации будет утеряна или искажена? Пассажир появится в пункте назначения нежизнеспособным уродом, да и появится ли он там вообще? Стихийные бунты против туннельного транспорта обычно носили локальный характер и по размаху ущерба не превосходили стоимости поврежденных камер, но продолжались довольно долго — вплоть до 2250 года. На этот отрезок времени падает и громкий скандал: некая молодая незамужняя особа по имени Доминика Лукреция Санчес, намереваясь провести уик-энд на Аляске, вошла в туннельную камеру на центральном вокзале Асунсьона и мгновение спустя появилась в Анкоридже беременной на седьмом месяце. Лечащий врач сеньориты Санчес заявил под присягой, что до злополучного инцидента ни о какой беременности не могло быть и речи. Судебный процесс, продолжавшийся несколько лет, родил прецедент: отцом ребенка была признана камера-передатчик в Асунсьоне, и вряд ли в чем-нибудь виновный обслуживающий персонал камеры был присужден к уплате алиментов в пользу матери малыша, появившегося на свет, кстати сказать, вполне здоровым. Впрочем, очень возможно, что это только анекдот.