– И никто не сопротивлялся? – ощерился Ланкастер.
Осайя вздохнул и поднял узкогорлый бокал на высокой ножке.
– Давайте выпьем за ваш приезд, а потом уж я вам расскажу как сумею. Понимаете, те, кто имел желание сопротивляться жрецам, либо бежали, либо погибли еще много лет назад, во время так называемого Великого Солнцеворота. Когда-то ведь я и сам фанатично верил во все то, что мне вбивали в башку Светлые Сыновья: верность Отцам как единственный смысл жизни, искоренение скверны любыми путями. А скверна, что б вы, генерал, знали – это абсолютно все, что мешает Верности. Цивилизация как таковая тоже вредна, ибо мешает той самой Верности как Служению. Надо сказать, что встреча с Андреем и общение с другими представителями Конфедерации на борту «Парацельса» вывернули меня, если можно так выразиться, наизнанку. И от всей этой Верности давно сдохшим, к счастью, айорс, у меня осталось только сожаление о бессмысленно прожитой жизни моих предков. Так что, выйдя в начальство, я только притворялся, что поддерживаю всю эту скотскую банду. Я твердо верил в одно: что вы нас не бросите. И Андрей, и Даль, обещали мне это совершенно определенно. Но… знаете, годы-то ведь шли. Все чаще я напивался и думал, что вы и в самом деле проиграли свою войну, а значит, нам рассчитывать не на что. А потом вдруг все радиосети планеты – а радиоприемник у меня, конечно, был, – просто взорвались. Ведь Даль, как вы знаете, так и не решился вступать в официальный контакт хоть с каким-нибудь из наших правительств. Он объяснял это невозможностью вмешиваться в войну в Северном полушарии, но ведь воевали не все. Не вся, в конце концов, планета! В итоге о визите «Парацельса» никто толком и не знал. Ходили какие-то неясные слухи: транспортник леггах, после того, как мы обезвредили его груз, кое-кто поспешил объявить Явлением Ковчега, но потом эта версия была опровергнута. И тут – четыре корабля сразу! Старший комиссар раздавал интервью направо и налево, портреты нашего дорогого Андрея, как недавнего спасителя планеты мелькали по всем телеканалам – я, правда, их не видел, потому что телевидения у нас уже не было ни в каком виде, а даже если бы я и сумел сохранить телеприемник, то все равно не смог бы принимать передачи от соседних государств без ретранслятора. Все гонялись, как угорелые, за нашей Касси, которая к тому времени успела родить сына и стать большим военным чином у себя на родине. Кстати, Андрей. Ты видел свои статуи, сделанные по стереоизображениям?
– Видел, – поджал губы Огоновский. – Надеюсь, ты понимаешь, почему я не прилетел лично?
– Не очень, – вздохнув, грустно улыбнулся Осайя. – Они там что-то молотили про твою занятость, но я так ничего еще и не понял. И Касси, по-моему, тоже. Она все время рассказывала о тебе – ты знаешь?
– Тогда еще шла война, – Андрей подлил своему другу коньяку и хмыкнул, отводя глаза в сторону: – и мы не до конца были уверены в ее результате. Конечно, я должен был лететь вместе с Далем, но, понимаешь, я был главным хирургом крупного подразделения, которое сражалось настолько далеко отсюда, что при подготовке экспедиции на меня просто не осталось времени.
– Ты обиделся на них?
– Нет. Решение об экспедиции приняли довольно неожиданно для всех: это была воля высшего политического руководства Конфедерации, экспедиция готовилась в страшной спешке, и транспортировать меня с другого конца галактики уже не получалось.
Ланкастер едва слышно вздохнул. Осайе не стоило знать, что четыре корабля, пришедшие на Трайтеллар едва ли не в последние дни войны, на самом деле были носителями, имеющими на борту шесть легионов десанта: существовала вероятность того, что, уходя, эсис решат зацепиться за этот, критически важный для человечества мир, – ни один из чинов разведывательного сообщества Конфедерации не мог сказать точно: известны им его координаты или все же нет. В какой-то момент решено было считать, что «верхушка» эсис вероятно имеет информацию о существовании Трайтеллара, а раз так – его необходимо защищать всеми доступными способами. Сам Ланкастер полагал подобное мнение ошибочным, но правды не знал, да теперь уже и не узнает, – никто.
Высадка, разумеется, не состоялась, и никто на Трайтелларе не догадался о том, что гигантские линкоры, которые можно было рассмотреть с поверхности даже в обычный сильный бинокль, на самом деле битком набиты солдатами и тяжелой техникой.
А потом война неожиданно закончилась. Потеряв в боях с Конфедерацией весь свой дальний флот, который они неторопливо строили целые столетия, эсис убрались восвояси, и на смену линкорам-носителям пришли два вооруженных транспортника, загруженные различными чудесами. Жители «цивилизованных» стран Трайтеллара толпами повалили на выставки, чтобы поглазеть на античные статуи, на полотна Рембрандта и Леонардо, сфотографироваться рядом с голографическими Гагариным и Армстронгом… Успех был таков, что один из автомобилестроительных концернов наладил выпуск копии «Кадиллака-Эльдорадо» образца 1959-го года с довольно любопытным местным дизелем – и очереди за ним выстроились на полгода! Трайтеллар пал: спешно созданный Совет по Воссоединению охотно подписал первую часть Договора Согласия.
Но вот вторую его часть, предусматривающую вхождение планеты в состав Конфедерации Человечества ни один из глав государств подписывать не спешил, и тут не помогали ни Леонардо, ни баснословно дешевая энергетика и возможность свободно перемещаться по огромному количеству принадлежащих людям миров. Вероятно, помог бы Наполеон, но будить его дух было не в силах Сената, поэтому оставалось одно: ждать…
– Ну так вот, однажды комиссары вычислили и меня. Очевидно, вашей разведке было известно, что я правлю в Кусумме, который сделал столицей своей провинции. Меня грамотно «прикрыли» мои соратники, и я смог тайно посетить Кассандану. Честно говоря, я ждал, что со мной начнут вести всякие секретные переговоры, очень надеялся увидеть Андрея, а вместо всего этого меня просто повозили по планете и отправили обратно. Я не слишком понял смысл этой стратегии, но смотреть на мир прежними глазами уже, конечно, не мог. Надо было срочно что-то делать. И тут в Эйгоре начался последний этап резни, там схватились два соправителя, которые не могли сойтись во взглядах на Верность, которую они успели переименовать в Почтительность – впрочем, вы, наверное, этого не поймете, это у нас тут такая специфика… Я понял, что у меня есть шанс. Конечно, если б я мог, то попытался бы связаться с вашими комиссарами и попросил хотя бы несколько военных советников, но мне было уже некогда.
– Они бы отказали, – сухо произнес Ланкастер. – Возможен был вариант с «приглашением добровольцев», но он потребовал бы очень много времени при совершенно неопределенном результате. Сенатская комиссия могла и не согласиться.
Осайя развел руками.
– К счастью, я справился сам. Один из спасенных мною генералов знал точное расположение заброшенных еще во время Солнцеворота подземных складов длительного хранения в горах Трандара – отряд, прикрывавший когда-то наш аэрокосмический комплекс, погиб на перевалах, и вся документация исчезла. Сыночки, устроившие весь этот ужас, их так и не нашли, зато нашелся старик, указавший точку на карте. Я смог собрать отряд в триста человек, вооружил его всем тем, что еще как-то работало – мы даже смогли вывезти несколько пушек и десяток тяжелых минометов, – и за сутки перебросил его сюда, в Эйгор. Мы приехали вечером, ранним вечером. Здесь все полыхало… Улицы были просто завалены трупами. Они приходили и резали совершенно беззащитных людей, сотнями – представляете?
– Кто – они? – бесстрастно поинтересовался Огоновский.
– Фанатики… вы бы назвали их именно так, а вообще – какая разница? За ночь мы перебили человек четыреста, это была жуткая бойня, у них почти не было огнестрельного оружия, они бросались на моих солдат с ножами и пиками, а мы по ним стреляли… И утром, уничтожив больше половины местного духовенства, я объявил себя Почтительнейшим Сыном.
– И теперь ты держишься на штыках своей гвардии, так?
Осайя провел рукой по лбу. В его блестящих темных глазах на миг сверкнул солнечный луч, пробившийся сквозь неплотно задернутые шторы на окнах.
– Уже нет, – сказал он, раздраженно моргая. – Кое-что мне сделать все же удалось. Я убедил эту скотину Аргора – ну, того, которого мне пришлось отправить на аэродром, – что строить новые храмы дальше невозможно: если людей опять отрывать от полей, где они работают, начнется голод. У нас тут и так не очень сытно, но после того, как крестьяне вернулись к работе, оживилась торговля, и распухшие трупы на улицах больше не находят. Народ меня поддерживает, хотя духовенство, конечно, все боятся по-прежнему.
– Аргор у тебя за главного?
– Вроде того. Понимаешь, их ведь еще очень много. И кое-где в провинциях, хотя я везде поставил своих людей и они постреляли уйму Сыночков, реальная власть все еще у них. Их боятся, ничего не поделаешь. Недавние ужасы слишком свежи у людей в памяти.
– Уже нет, – сказал он, раздраженно моргая. – Кое-что мне сделать все же удалось. Я убедил эту скотину Аргора – ну, того, которого мне пришлось отправить на аэродром, – что строить новые храмы дальше невозможно: если людей опять отрывать от полей, где они работают, начнется голод. У нас тут и так не очень сытно, но после того, как крестьяне вернулись к работе, оживилась торговля, и распухшие трупы на улицах больше не находят. Народ меня поддерживает, хотя духовенство, конечно, все боятся по-прежнему.
– Аргор у тебя за главного?
– Вроде того. Понимаешь, их ведь еще очень много. И кое-где в провинциях, хотя я везде поставил своих людей и они постреляли уйму Сыночков, реальная власть все еще у них. Их боятся, ничего не поделаешь. Недавние ужасы слишком свежи у людей в памяти.
Огоновский покачал головой. Халеф-Осайя еще не знал об открывшейся «дырке», соответственно, он не мог догадываться, с какой целью на Трайтеллар прибыла их скромная экспедиция. Но в то же время он многого ждал, предполагая, вероятно, что Огоновский и Ланкастер прилетели к нему с теми или иными предложениями.
Но никаких официальных предложений они не имели…
– Я хотел бы посмотреть, как работают у тебя наши гуманитарные миссии, – проговорил Огоновский, снова скользнув взглядом по лицу Виктора Ланкастера. – Сколько у тебя врачей?
– Только один отряд, – сморщился Осайя. – И с тем у меня были проблемы. Я отправил врачей в относительно благополучную провинцию, там рядом наши проклятые рудники, и там же ваши инженеры строят мне два аэродрома, чтобы проще было перебрасывать импортную технику. На рудниках все изношено, нужно многое менять: мои покупатели готовы взяться за эту работу, а дорог в стране практически не осталось. Тем более там, в Фируссе. Если построят аэродромы и всю инфраструктуру, туда начнут ходить тяжелые транспортники с оборудованием для шахт. В противном случае скоро мы останемся еще и без урана. А значит – вообще без лекарств, почти без тканей, без удобрений… да без ничего! Просто без ничего!
Последние слова он почти выкрикнул, стиснув от бешенства кулаки.
– Ладно, – вздохнул Андрей. – Туда мы отправимся завтра. Ты ведь сможешь отлучиться на пару дней, а?
– Даже на неделю, – улыбнулся в ответ Осайя. – Здесь, в Эйгоре, устраивать заговоры уже просто некому. То духовенство, что мне пришлось оставить, слишком трусливо и вряд ли способно на решительные действия.
– Вот и хорошо. Пообедаем мы, пожалуй, позже – а пока покажи нам свой город.
Властитель вскочил с пуфа.
– Сейчас я распоряжусь. Когда вы будете готовы?
– Минут через пятнадцать, – ответил за Огоновского Ланкастер. – Нам нужно переодеться.
– Вы хотите, чтобы мы надели комбинезоны? – вполголоса поинтересовался Андрей, когда они поднялись в отведенные хозяином апартаменты.
– Кто знает, что нас может ждать? – пожал плечами гренадер. – К тому же учите жару: в мундире мы с вами просто расплавимся, а так вентиляционная система не позволит нам даже вспотеть как следует.
Чандар и Норман все еще возились с установкой десятков крохотных датчиков и попутной регулировкой блока управления. Коротко махнув им рукой, Огоновский прошел в свои комнаты.
Очевидно, в прошлом это крыло дворца использовалось так же как и сейчас, то есть для размещения неких высокопоставленных гостей. Помещение, где ему предложено было расположиться, представляло собой роскошный гостиничный номер, состоящий из двух спален и просторной гостиной. Узорчатые ковры на полу явно подвергались регулярной чистке, вся мебель пребывала в целости, и даже оконные стекла сияли так, словно и не видели картины жуткого разгрома вокруг. За одной из дверей обнаружился санузел, состоящий из вполне обычного для эпохи туалета и большого полукруглого бассейна, утопленного в отделанный голубым кафелем пол. Огоновский с сомнением нажал рычажок над унитазом, и тут же услышал шипение воды – водопровод здесь благополучно функционировал. Значит, работали и электросети, в чем Андрей убедился, нажав выключатель на стене.
«Вот так, – подумал он. – Все вокруг эти сволочи разнесли, но для себя, родимых, мы пару станций все же оставили. Кто их, интересно, обслуживает, если по Халефу получается, что в первую очередь старались избавиться от «образованных»? Или среди жречества есть ребята с инженерными навыками?»
Андрей вернулся в гостиную, раскрыл встроенный шкаф и принялся раздеваться. Повесив в шкаф китель, он подошел к окну. Его пальцы меланхолично расстегивали белую сорочку. Окна комнаты выходили на площадь, дальше, за зеленым пятном «благополучного» квартала жрецов, среди мрачных ржавых крыш высился гриб главного столичного храма. Еще несколько похожих, только поскромнее размерами, виднелись где-то вдалеке за рекой, разделявшей столицу на две неравные части. Огоновский знал, почему культовые сооружения на Трайтелларе выглядят именно так: они копировали форму транспортников айорс, когда-то доставивших сюда предков его сегодняшних хозяев.
Здесь, на этой полной загадок планете, поклонение «отцам», методично вывозившим с полудикой тогда Земли целые этнические группы, дошло в конце концов до полного абсурда. Если, к примеру, на Рогнаре – наиболее «удачливом» айоранском мире, обнаруженном еще в имперские времена и вполне благополучно вошедшем в единую человеческую семью, после ухода «отцов» постепенно сформировались несколько весьма сложных и во многом противоречащих друг другу религиозных систем, то Трайтеллар, которому, как было известно, айорс уделяли внимание несколько долгих столетий, двигался по предельно простому пути фанатичного служения завещанной Верности. Только верность и ничего более, любые рассуждения вредны и ведут к сомнениям. Очень быстрый технический прогресс, происходивший в полном отрыве от развития этико-философских школ, на которое требуются тысячелетия, привел к некоему спиральному движению, не имевшему аналогов в истории замкнутых человеческих социумов. Очередной виток спирали неизбежно вел к страшной войне, итогом которого являлось не просто изменение политической карты планеты, а практически полное уничтожение всего имевшегося на тот момент социокультурного потенциала вплоть до утери письменности. К счастью, те войны, сотрясавшие Трайтеллар в течении нескольких тысячелетий, начинались задолго до достижения технологического уровня, при котором возможен выход на оружие массового поражения. Пороху, конечно, изводили море – а потом те, кому суждено было выжить, начинали все сначала. И первое, что они делали – это откапывали из тайников древние священные свитки и строили Храм. А через тысячу лет череда бесконечных мелких войн сменялась войной всеобщей. И так длилось до Эпохи Сражающихся Континентов, которая закончилась при достаточно высоких технологиях и, главное – с некоторым пониманием того, что следующая война принесет гибель полную и окончательную. И тогда правители сплели хитроумнейший узор договоров, гарантировавший создание системы всеобщей безопасности.
Через два столетия после этого именно здесь, в Раммахе, стартовала первая химическая ракета, вынесшая на орбиту планеты человека. Столетием позже в глубины космоса ушел первый субсветовой звездолет. С инженерной точки зрения это было безумие: железная бочка с атомными бомбами, выбрасываемыми за корму. Однако желание отыскать хоть какие-то следы «отцов» оказалось столь велико, что высшее духовенство, власть которого во многом довлела над властью светской, всячески форсировало развитие астронавтики. Но звездолеты, увы, просто не возвращались… И со временем Раммах стал центром религиозного фанатизма, на его территории одна за другой возникали своеобразные коммуны-монастыри, куда со всей планеты стекались те, кто был убежден: мы не можем найти «отцов» лишь потому, что погрязли в скверне.
Финал не заставил себя ждать. В день Великого Солнцеворота из монастырей хлынула накачанная наркотиками толпа с автоматами в руках, мгновенно затоптавшая немногочисленные городские гарнизоны – эпоха громадных массовых армий давно канула в прошлое, – и началась чудовищная резня, стоившая жизни десяткам миллионов человек. Соседние государства среагировать не успели, а когда очухались, обнаружилось, что на всех уровнях власти в Раммахе находятся представители духовенства, объявившие о новом пути развития своей державы. Спорить с ними означало идти на конфликт с собственными клириками, поэтому после того, как иссяк поток измученных беженцев, Раммах просто блокировали и попытались забыть о нем навсегда.
Тщательное изучение предоставленных в его распоряжение материалов по истории Раммаха глубоко поразило Огоновского. В отличие от Ланкастера, которому, увы, приходилось воевать с людьми , Андрей провел свою войну за операционным столом и не видел ни мятежей на Виоле и некоторых малонаселенных колониях, ни виселиц, на которых болтались почти такие же фанатики, готовые идти за чужими по их первому зову… Для доктора Огоновского, для человека, выросшего в обществе, где самая мысль о покушении какой бы то ни было власти на права личности казалась симптомом психического заболевания и где Его Величество Закон был един для всех от аграрного рабочего до сенатора, все случившееся в Раммахе выглядело настолько дико, что не совсем укладывалось в голове. И сейчас он хотел увидеть все это собственными глазами: наверное, потому, что все еще не до конца верил…