– Ну, мы с тобой, вероятно, тоже выглядели достаточно комично, – заметил я. – И, по-моему, кладбище – не самый плохой вариант для тайной встречи. Подумаешь, пришли почтить память предков, которые по чистой случайности оказались похороненными бок о бок.
– Определенный смысл в этом есть, – согласился Чехов. – Только вот нам теперь как лучше поступить?
Поразмыслив, мы пришли к выводу, что вся троица, должно быть, уже благополучно разъехалась каждый в свою сторону. Или вот-вот разъедется. Гнать наперегонки к выходу особого смысла нет. А потому благоразумнее сегодняшний вечер посвятить иным занятиям.
Чехов тут же вспомнил о Коле Кругленьком. Мои мысли закрутились вокруг Кати. Переживает, наверное, куда это я пропал.
– Знаешь, я, наверное, домой поеду.
Чехов скосил на меня лукавый глаз и неожиданно поддержал мое решение.
– Правильно, нельзя допустить, чтобы нас вместе засекли. Они сейчас меня наверняка около дома пасут. Только по дороге красотке своей позвонишь.
– Это еще зачем?
– Свидание назначишь.
– Вот те нате! Ты же сам советовал от нее подальше держаться!
– А ты и держись. Договоришься о встрече дня через три. Сошлись на занятость, болезнь. Ты же болел? Болел. А за три дня многое чего может произойти… А между делом попытайся выяснить ее расписание на сегодня-завтра. Кстати, я пробил номер ее телефона. Сотовый, зарегистрирован на левого человека.
– Ну это уже что-то. Найти, спросить, кому дал попользоваться, и все дела.
Чехов фыркнул.
– Святая наивность! Дал попользоваться! Я его разыщу, конечно. Но, полагаю, историю он изложит примерно следующую: студент, вечно нуждающийся, предложили подработать, кто предложил – не помнит или не знает, потому что через третьи руки, сам телефоном ни разу не пользовался, даже в глаза не видал. Вот и вся история.
Кате я позвонил через полчаса. Ответила она только после седьмого гудка, когда я уже готов был повесить трубку. Так волновавший меня голос теперь звучал сердито и устало.
– Да.
– Катя?
– Она самая.
Я засомневался, стоит ли продолжать, – на меня неумолимо начало накатывать знакомое чувство легкого сумасшествия.
– Это Владимир.
Она помолчала то ли от удивления, то ли не сразу поняв, какой такой Владимир и какого черта он звонит.
– Ладыгин, – на всякий случай добавил я, с опозданием сообразив, что, по идее, я не должен знать, что ей известна моя фамилия.
– Ладыгин, значит, – неопределенно высказался предмет моего странного обожания. – Где пропадал?
Вопрос прозвучал все в том же устало-равнодушном тоне. Меня это основательно смутило и несколько задело. Женщины! Искала, караулила, не далее как сегодня братца подсылала – и ни капли радости!
– Приболел, – сухо сообщил я, чувствуя, что голос все же предательски подрагивает. – Серьезно приболел. Даже с постели не вставал.
– А-а. Сейчас лучше?
Весть о моем плохом самочувствии Катю нисколечки, ни капельки не проняла. Я разозлился и уже совсем спокойно сказал:
– Гораздо. Извини, что раньше не позвонил. Не мог, сама понимаешь.
– Ничего.
Ничего?! И это все?! Развод! Немедленно!
К реальности меня вернул чувствительный тычок под ребра. Я благодарно посмотрел на Чехова и нежно – мы тоже можем быть коварными, когда надо – поинтересовался:
– Когда мы можем встретиться? Я ужасно скучаю.
– Только не сегодня, – категорически отрезала Катя. – Сегодня я занята. Если хочешь, завтра.
Я проглотил равнодушно-вежливое «если хочешь», порадовался, что нет необходимости изобретать отмазку на сегодняшний вечер, а в трубку расстроенно сообщил:
– Какая жалость! А завтра не могу я – дежурство.
Катя устало и несколько раздраженно вздохнула.
– Тогда послезавтра, идет?
– Послезавтра? – переспросил я, Чехов кивнул. – Идет.
– Вот и договорились. Ты позвони мне послезавтра еще раз, хорошо? Где-нибудь часиков в пять-шесть. А сейчас извини, у меня дела.
Я отнял трубку от уха, машинально сказал в пространство:
– Хорошо, перезвоню.
– Ну? Что? – Чехов нетерпеливо отобрал у меня трубку, издававшую короткие гудки, повесил на рычажок. – Чего онемел?
– Полное равнодушие! – с чувством пожаловался я. – Договорились, что перезвоню послезавтра.
– Неспроста это, – глубокомысленно заключил полковник. – Что-то твоя стервочка задумала. Поехали, до дома подброшу.
* * *Катю неожиданный звонок Ладыгина удивил, насторожил и даже в какой-то степени разочаровал. Каков наглец! Двое суток скрывался, а теперь звонит как ни в чем не бывало. Что же у него на уме? Конечно же ни в какую болезнь она не верила. Ежу понятно, что это только отмазка.
Может, стоило встретиться с этим красавчиком сегодня? И не тянуть резину. Вечер-то все равно свободный. Нет, встречаться с Ладыгиным сейчас Катя была не готова. Неожиданно обнаружились новые, доселе неизвестные обстоятельства, ясно свидетельствующие о том, что Ладыгин все это время мастерски морочил ей голову. Она тоже хороша. Попалась, как неопытная девчонка! Впредь наука – не надо быть такой самоуверенной. Но где же он прятался все это время, мерзавец? Небось отсиживался у своих сообщников!
Но главными сейчас остаются два вопроса: в каком состоянии Колесов и что они с ним делают? От ответов на эти вопросы зависела судьба многих людей. А также ее, Катина, жизнь. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что ее голова первая слетит с плеч. Слетит в прямом смысле.
Хотя, здесь она перегнула. Отрубать голову – это вульгарно, претенциозно и демонстративно кроваво. Нет, скорее всего, ее задушат. Или отравят. А может, инсценируют самоубийство. Да тут столько вариантов придумать можно! Не исключено, кстати, что с ней и посоветуются – народ-то не без юмора. Хотя и черного. Вежливо так поинтересуются: надо бы человечка одного убрать, подскажи, как лучше это дело обставить. Многим известна ее богатая фантазия насчет обстряпывания подобных дел.
Катя нервно рассмеялась.
Так, только истерик не хватало. Сейчас же взять себя в руки и думать, думать. Выход всегда есть, надо его только найти.
Перво-наперво необходимо проникнуть в больницу. Но как это сделать, не вызвав подозрения у персонала и, разумеется, не напоровшись на Ладыгина? Можно кого-нибудь подослать. К примеру, безобидного пенсионера-старичка. Есть у нее один такой на примете. Пусть потом ломают головы! Но это на крайний случай. Сначала надо попытаться пробраться в клинику самой. Она должна собственными глазами посмотреть на Колесова, иначе сомнения обязательно останутся.
А Ладыгина можно вывести из игры. Сделать это проще простого. А вот на время или на веки вечные, это она еще подумает.
День сюрпризов был сегодня не только у Кати, но и у Чехова. Он подвез, как и обещал, доктора, на всякий случай – береженого бог бережет – высадил его за два квартала от дома, а уехал только тогда, когда Ладыгин скрылся из виду. Из машины за передвижениями на оживленной улице особенно не понаблюдаешь, но Чехов добросовестно вглядывался в проезжающие машины и снующих пешеходов. Когда Ладыгин свернул за угол, он медленно, насколько позволяло движение, проехал вперед и едва не заработал пожизненное косоглазие, одним глазом следя за дорогой, а другим – за доктором.
Удостоверившись, что, по крайней мере, на этом отрезке пути Ладыгина никто не «опекал», Чехов медленно увеличил скорость и влился в поток машин. Сейчас особенно не стоило привлекать к себе ненужного внимания, поэтому до самой стоянки полковник ехал на редкость аккуратно, с соблюдением абсолютно всех и всяких правил дорожного движения. Так аккуратно, что даже самому противно стало.
Поставив машину Ларисы на стоянку, Чехов с часок покатался на общественном транспорте и, сделав приличный крюк, вернулся к своему «Москвичу», оставленному у проходного двора в пятнадцати минутах ходьбы от все той же стоянки. Именно через этот двор полковник ускользнул от «топтунов», прежде чем направиться к клинике.
За сохранность старенькой машины Чехов ничуть не беспокоился. Надо быть полным идиотом, чтобы положить глаз на такую развалюху. Иногда, правда, находилось хулиганье, которое прокалывало шины. Но дальше этого невинного развлечения дело никогда не заходило.
К «Москвичу» Чехов вышел также через проходной двор. На случай, если для кого-то из «топтунов» установили здесь временный пост. Пусть поломают головы, где он ошивался столько времени.
Уже не глядя по сторонам, Чехов спокойно сел в машину и отправился прямиком домой. Сейчас слежка была бы ему только на руку.
Сюрприз ждал полковника во дворе. Хотя, небольшая поправка: ждал наверняка в подъезде, а во дворе только объявился. Заперев машину, Чехов неторопливо направился к подъезду, машинально отмечая «соглядатаев»: девка на скамеечке, два «приятеля», мирно беседующих у подъезда, еще один на лестничной площадке…
Ого! Четверо для одного – это серьезно. Чем же и кого так заинтересовала его скромная персона? Неужто он и впрямь попал в самое «яблочко» с этой лабораторией? Мать ее… Но даже если так, все равно непонятно, откуда «топтуны». Получается, он только выдвинул предположение, а кто-то тут же взял его на заметку. Ладыгин по глупости или неосторожности ничего ляпнуть не мог – все время, считай, на виду был. Кругленький? Черта с два, Коля скорее позволил бы себя убить, чем проговориться. Прослушка тоже исключается. Чисто из спортивного интереса, а также от скуки Чехов «чистил» время от времени квартиру хитрым приборчиком, который перед самой пенсией изъял с «группой товарищей» при обыске в одном мутном охранном предприятии, да «забыл» сдать. А совсем уж хитроумная штучка, встроенная в телефонный аппарат, напрочь исключала возможность прослушивания разговоров по телефону. Можно, конечно, использовать иную, современную и дорогостоящую аппаратуру для прослушивания, заблокировать которую можно было только равными ей по цене и качеству исполнения «штучками». Но не такая уж полковник важная персона, чтобы так на него тратиться. Итак, оставалось предположить, что где-то прокололся он сам. И, кажется, он догадывается, где именно…
«Груженный» по самое не хочу такими размышлениями, Чехов не обратил особого внимания на рассеянного длинноволосого субъекта, который вышел из подъезда и, близоруко щурясь, направился в его сторону. Передвигался субъект, волоча ноги, спотыкаясь буквально на ровном месте и натыкаясь сослепу на любое мало-мальски выступающее препятствие. Поравнявшись с полковником, субъект каким-то образом исхитрился наткнуться даже на него, пробормотал сумбурные извинения и поковылял дальше. Кретин чертов, неприязненно подумал Чехов, поспешив отстраниться в сторону.
И лишь после того, как зашел в квартиру, запер дверь и переменил обувь на домашние туфли, полковник обнаружил последствия столкновения с рассеянным «кретином».
Сложенная в несколько раз записка выпала неизвестно откуда, причем оставалось полной загадкой, как она в этом месте держалась и почему выпала именно сейчас, а не на лестничной площадке, например.
«Виртуозно сработано, – восхитился Чехов. – Редкий мастер».
Полковник прошел на кухню, закурил и только тогда развернул послание. Записка содержала всего несколько слов: «Завтра в 13.00 в театре у Юли». И подпись: «Царь зверей». Чехов усмехнулся. Если «Царь» вспомнил о театре, из этого следовало, что случилось нечто неординарное. Пока было ясно только одно – позвонив завтра в условленное время, Ладыгин едва ли застанет полковника дома.
Глава 10
Следующий день оказался перенасыщен сплошными странностями и нелепостями. Я от души радовался, что вечер накануне посвятил исключительно мирным домашним делам и просмотру всех подряд сериалов. Давно уже заметил, что подобные занятия замечательно способствуют укреплению нервной системы. Очевидно, потому, что практически не несут интеллектуальной нагрузки.
По возвращении домой я с некоторым разочарованием обнаружил, что никто меня не ждет и никому я не интересен. Кроме соседки, разумеется. Ксения Георгиевна, чудная старушка неопределенного возраста, оказалась единственным человеком, заметившим мое отсутствие. Отправляясь в поход по близлежащим продуктовым магазинам, я традиционно звонил в соседнюю дверь и интересовался, не надо ли чего-нибудь прихватить для Ксении Георгиевны. Обычно оказывалось, что надо. Чаще всего соседка, видимо, не желая обременять меня лишними хлопотами, заказывала что-нибудь простенькое и в единичном количестве.
Кроме того, Ксения Георгиевна очень любила поболтать. Иногда у меня даже возникало подозрение, что худенькая до легкой прозрачности старушка не столько нуждается в продуктах, сколько использует их как повод перекинуться со мной парой-другой слов.
Едва я вставил в замочную скважину ключ, замок ее двери щелкнул, и в проеме показалось сморщенное приветливое личико. Пришлось наскоро придумывать причину своего временного отсутствия, а также терпеливо выслушивать свежие сплетни, которые доходили до Ксении Георгиевны совершенно непостижимым образом, – квартиру она покидала редко и с другими соседями почти не общалась.
– Знаете, Володенька, – зашептала Ксения Георгиевна, оборвав на полуслове очередную любопытную историю из жизни обитателей дома, – к вам приходила молодая дама. Очень взволнованная. Я уж забеспокоилась, не случилось ли чего. Вы только не подумайте, что я подглядываю или еще что, она сама ко мне позвонила. Спрашивала, давно ли я вас видела и вообще часто ли вы дома бываете.
– А вы что?
– А что я? – старушка пожала плечами, хитровато улыбнулась. – Дама хоть и приличная, да видела-то я ее в первый раз. Мало ли, зачем она про вас выспрашивала? Мне, например, она этого не сообщила. Ну вот. Я подумала и тоже ей ничего не сказала. Нет, ну не совсем ничего. Сказала, что мне никогда не приходило в голову выяснять, часто ли бывают дома мои соседи.
«Молодой дамой» утонченно-интеллигентная Ксения Георгиевна могла назвать любую прилично выглядевшую особу в возрасте начиная от подросткового и заканчивая чуть-чуть преклонным. Вероятнее всего, говорила она о Кате, но все же имелась призрачная надежда, что искала меня Марина. Хотя нет, Марина не стала бы выспрашивать, часто ли я бываю дома. Я хотел было спросить, как «молодая дама» выглядела, но вовремя спохватился. Ведь подобный вопрос вызовет дотошное и очень продолжительное описание всех возможных примет гостьи, а также неясных подозрений или догадок на ее счет самой Ксении Георгиевны. Поэтому вопрос я сформулировал коротко:
– А она что?
– А что она? – привычно переспросила Ксения Георгиевна. – Поблагодарила, извинилась. Хотела еще что-то спросить, но тут у нее что-то зазвонило, и все.
– Что зазвонило? – не понял я. – И что «все»?
– Телефон, наверное, – возмутилась моей недогадливости старушка. – Но я же самого телефона не видела, поэтому и сказала: «что-то зазвонило». К тому же она пошла вниз пешком и начала разговаривать. Не могла же она разговаривать сама с собой, – заключила Ксения Георгиевна с убийственной логикой. – Володенька, вы пришли или уходите?
У Марины мобильного телефона не было. А Ксения Георгиевна, вероятно, намекала, что мне пора бы сгонять в магазин. Намекала она очень даже кстати. За кладбищенскими и прочими хлопотами я совсем забыл позаботиться об ужине. Дома если и было что съестное, то за эти несколько дней, без сомнения, успело умереть бесславной и ненасильственной смертью.
– Пришел, – честно сознался я. – И ухожу. В магазин. Вам что-нибудь нужно?
Закупив необходимый для ужина минимум продуктов и пакет кефира для соседки, остаток вечера я вычищал накопившуюся в изрядном количестве пыль, готовил ужин, а затем до опупения смотрел телевизор.
Вероятно, моя нервная система за этот вечер укрепилась очень хорошо. Даже, наверное, с запасом. Иначе как можно объяснить, что за следующие сутки я не свихнулся, ни разочка не впал в состояние шока, а на некоторые нелепости, сыпавшиеся на меня, как из испортившегося рога изобилия, сразу даже не обратил внимания.
Странности начались с самого утра. Спать я накануне лег непривычно рано. Проснулся же ни свет ни заря. С легкомысленным оптимизмом восприняв сей факт как добрый знак судьбы, на работу я вышел на час раньше, чем обычно, намереваясь перво-наперво заглянуть в палату к Мишке Колесову. Двигало мною, во-первых, беспокойство за судьбу старого друга и здоровое любопытство. Во-вторых, смутное подозрение, что странное поведение сотрудников психиатрического отделения могло неблагоприятно отразиться на состоянии интересующего меня пациента данного отделения.
Во дворе меня окликнул сосед, обожаемая супруга которого периодически страдала приступами жуткой головной боли. Приступы эти таинственным образом начинались, стоило супругу намекнуть, что поздно вернется домой, а также когда жене очень хотелось приобрести какую-нибудь дорогую безделушку, а неразумный муж пытался отговорить ее от этой покупки.
Супруга не возражала, когда ее драгоценный муж бежал за советом ко мне. Оба относились ко мне, как к лучшему другу: он – потому что имел возможность перекладывать ответственность за здоровье дражайшей половины на мои докторские плечи, она – потому что лекарства, которые я советовал, не были ни горькими, ни дорогими.
Этим утром у супруги случился очередной приступ. А за минуту до его начала супруг по странному стечению обстоятельств упомянул, что коллеги по работе собираются вечером устроить «мальчишник».
Давно определив, что заболевание у его супруги хроническое и лечению практически не поддающееся, потому что в действительности ее хорошенькая головка перестала бы болеть только в одном случае – если бы в нее удалось вложить хоть капельку ума, я и в этот раз предпочел скрыть от соседа жестокую правду. Пока я прикидывал, что лучше посоветовать: аскорбинку или мятные таблетки – супруга соседа утверждала, что совсем чуть-чуть, но помогает и то и другое, мимо нас неторопливо прошли двое мужчин.