Утруждать свою душу и разум ради единства, не понимая этого единства, называется [по притче] «Утром три». Почему же называется «Утром три»? [Вот отчего]. Обезьяний Царь, раздавая каштаны, спросил:
— [Хватит ли] утром по три, а вечером по четыре? Тут все обезьяны разгневались.
— Тогда утром по четыре, а вечером по три? — спросил он. И все обезьяны обрадовались.
Так, следуя за «я» обезьян, [кормивший их] сумел вызвать то гнев, то радость, оставив сущность и название неизменными.
Так мудрый объединяет [их] в правде и неправде и отдыхает в равновесии природы. Это и называется двумя рядами <удовлетворением и «я» и «не-я»>.
Некоторые древние в [своих] познаниях достигли предела. Каков же предел? Сперва считали, что вначале не было [отдельных] вещей, — это предел исчерпывающий, к нему нельзя ничего добавить. Затем считали, что [отдельные] вещи существовали{13}, но еще не знали, как они разграничивались. Далее считали, что разграничение было, но еще не знали, [что] существует истина и ложь. С появлением [понятия] об истине и лжи, [пониманию] пути был нанесен ущерб. С ущербом, нанесенным [пониманию] пути, образовалась любовь <пристрастие>. Был ли действительно нанесен ущерб [пониманию пути]? Образовалось ли действительно [пристрастие]? Не был действительно нанесен ущерб [пониманию пути]? Не образовалось действительно [пристрастие]? Был нанесен ущерб, образовалось пристрастие, и поэтому Чжао Прекрасный{14} играл на цине. Не был нанесен ущерб, не образовалось [пристрастие], и поэтому Чжао оставил игру на цине.
[Когда] Чжао Прекрасный играл на цине, Наставник Куан отбивал такт, Творящий Благо [держал речь], опираясь о платан. Знания [этих] трех мастеров были близки [к совершенству], особенно прекрасны, поэтому [легенды] о них передавали до последних лет. Но, любя свое искусство, отличались этим от других; любя свое искусство, стремились с его помощью просветить других. Просвещали непросвещенных, а поэтому дошли в конце концов до темного [суждения] о твердом и белом{15}. Их же ученики продолжали [эти] хитросплетения [лишь] внешне и до конца жизни не [добились] совершенства. Если таких можно назвать совершенными, то даже меня [можно считать] совершенным. Если таких нельзя назвать совершенными, то ни меня, ни другого нельзя [считать] совершенным. Чтобы поняли это, скажу: оттого-то мудрый и стремится осветить хаос с помощью не [собственного] «я», а обычного и общего.
Ныне придется здесь кое о чем сказать. Не знаю, будут ли эти слова однородны с [моим] «я» или не будут? [Но] однородное с [«я»], взятое вместе с неоднородным, становится однородным, а поэтому не будет отличаться от «не-я». Несмотря на все это, попробую высказаться:
— Существует начальное{16}, существует еще не начавшееся начальное, существует и никогда не начинавшееся безначальное. Существует бытие, существует небытие, существуют еще не начавшиеся бытие и небытие, существуют и никогда не начинавшиеся безначальные бытие и небытие. Вдруг [появляются] бытие и небытие, а еще не знают про бытие и небытие. Что же такое в действительности бытие? Что же такое небытие? Ныне я уже что-то сказал, но не знаю, сказанное мною в действительности существует [или] в действительности не существует?
Огромнейшее в Поднебесной — кончик осенней пушинки; мельчайшее — гора Великая. Нет жизни долговечнее, чем у того, кто умер младенцем; Пын Цзу же умер преждевременно. Вселенная родилась вместе с нами, тьма вещей с нами едина. Если все едино, то к чему еще слова? Если уже названо единым, к чему молчать? Единство вместе со словом — это два, два и один — это три. Если продолжать, так со счетом не справиться не только обычному человеку, но даже самому искусному математику. От небытия к бытию уже досчитали до трех, а если [считать] от бытия к бытию? Не станем [считать], остановимся на этом.
У пути никогда не было разграничения, а у слов никогда не было постоянного [смысла], поэтому и появилось разграничение. Дозвольте сказать о подобном разграничении: появилось левое, появилось и правое; появились правило и долг, разделение и различие; соперничество и борьба. Это называется восемь свойств. То, что находится за пределами шести стран света{17}, для мудрого существует, но [об этом он] не говорит; о том, что [находится] в пределах шести стран света, мудрый говорит, но суждения не высказывает. О поколениях [времен] «Весны и осени»{18}, о воле ранних государей мудрый высказывает суждение, но не спорит. Ибо в разделении есть и нераздельное, в споре есть и бесспорное. Спросим: «почему [это происходит]?» [Оттого, что] мудрый хранит это [в себе], а дюжинные об этом спорят, чтобы похвастаться друг перед другом. Поэтому и говорится: те, кто спорит, не видят [пути]. Ведь великий путь не [может быть] назван, великий спор не [может быть] высказан в словах, великое милосердие не милосердно, великая скромность не уступчива, великое мужество не [совершает] насилий. Путь, который проявился, не есть путь; слова, высказанные в споре, не убеждают; милосердие постоянное несовершенно; скромность безупречная встречает недоверие; мужество, сопровождаемое насилием, несовершенно. Эти пять круглы, но приближаются к квадрату. Поэтому тот, кто в познании [умеет] остановиться на [еще] непознанном, — совершенен; кто сумел познать спор без слов, путь, который нельзя назвать, называется [хранителем] сокровищ природы; тот, в кого вливают и не переполнится, из кого черпают и не вычерпают, кому истоки знания неведомы, называется хранителем просвещения.
В старину Высочайший обратился к Ограждающему:
— С тех пор как я встал лицом к югу{19}, не могу успокоиться, — хочу пойти походом на Цзун, Гуй и Сюйао{20}. Почему это [происходит]?
— Почему же не можете успокоиться? Ведь эти три правителя живут словно среди бурьяна и полыни. Когда-то сразу появилось десять солнц{21}, [они] осветили [всю] тьму вещей. А [ваша] добродетель светлее солнца!
Беззубый спросил у Наставника Юных: — Знаете ли вы, в чем одинаковы [все] вещи?
— Как я могу это знать? — ответил Наставник Юных.
— Знаете ли, чего вы не знаете?
— Как я могу это знать?
— Тогда ни у кого нет знаний?
— Как я могу это знать? Хотя попытаюсь кое-что сказать. Как ^постичь, не является ли незнанием то, что я называю знанием?
Как постичь, не является ли знанием то, что я называю незнанием?
Попытаюсь тебя спросить: чьи знания о жилье истинны? Угря или человека, который станет спать в сыром месте и [у него] забо.лит поясница, отнимется половина тела? Обезьяны или [человека, который] на дереве дрожит от страха? Чьи знания о пище истинны? Человека, который питается мясом травоядных и хлебоядных животных? Оленя, который ест траву? Сороконожки, которая лакомится змеей? Совы и вороны, которые предпочитают мышей? Чьи знания о красоте в Поднебесной истинны? Обезьяны-самца, который ищет себе обезьяну-самку; оленя, спаривающегося с оленихой; рыбы, плавающей с рыбой? [Ведь] Мао Цян и Цзи из Ли{22} красавицами считает [лишь] человек, а рыба, завидя их, уходит в глубину, птица — улетает ввысь, олень — убегает без оглядки. По моим наблюдениям понятия об истинном и неистинном, о справедливости и милосердии слишком перепутались. Как мне узнать различие между ними?
— [Если] вы не знаете, [в чем различие между] полезным и вредным, то знает ли его настоящий человек? — спросил Беззубый [Наставника Юных].
— Настоящий человек прозорлив, — ответил Наставник Юных. — Что для него полезное и вредное? [Ведь ему] не жарко, даже когда горят большие болота; не холодно, даже когда замерзают Река и Хань{23}; не страшно, когда удары грома раскалывают горы, а буря вздымает морские валы. Управляя облаками и воздухом, оседлав солнце и луну, такой человек странствует за пределами четырех морей. Ни жизнь, ни смерть, [он] не [считает] для себя переменой.
Зоркий Взгляд спросил у Высокого Платана{24}:
— Что вы думаете о том, что я слышал от учителя?{25} Я узнал, что мудрый не посвящает себя делам управления, не ищет выгоды, не избегает вреда. [Он] ничего не домогается, не привержен к пути. [Он] молчит, когда говорят, и говорит, когда молчат. [Он] странствует за пределами [мирской] пыли. В этом я увидел проявление сокровенного пути, а учитель [увидел в этом] безрассудные слова.
— Услышав [подобное], усомнился бы даже Желтый Предок, разве мог это понять Конфуций? Да и вы судите слишком быстро, — ответил Высокий Платан. — Завидя яйцо, уже ждете в полночь петушиного крика; завидя самострел, уже ищите жареного голубя. Я вам скажу бездумно, а вы также бездумно воспримете, [будто кто-то] рядом с солнцем и луной держит в руках вселенную. Сомкнув уста, мудрый не обращает внимания на хаос, почитает равно и раба и сановника. Дюжинные хлопочут, суетятся, а мудрый прост, [как] нежный росток. [Мудрый] соединяет вместе тьму лет, и единство образуется в [своей] чистоте. То же и со всей тьмой вещей, и в таком единстве [они] собираются. Как мне знать, не заблуждение ли любовь к жизни? Как мне знать, не подобен ли страх смерти чувству [человека], утратившего в детстве [отчий дом] и не знающего [радости] возвращения?
Зоркий Взгляд спросил у Высокого Платана{24}:
— Что вы думаете о том, что я слышал от учителя?{25} Я узнал, что мудрый не посвящает себя делам управления, не ищет выгоды, не избегает вреда. [Он] ничего не домогается, не привержен к пути. [Он] молчит, когда говорят, и говорит, когда молчат. [Он] странствует за пределами [мирской] пыли. В этом я увидел проявление сокровенного пути, а учитель [увидел в этом] безрассудные слова.
— Услышав [подобное], усомнился бы даже Желтый Предок, разве мог это понять Конфуций? Да и вы судите слишком быстро, — ответил Высокий Платан. — Завидя яйцо, уже ждете в полночь петушиного крика; завидя самострел, уже ищите жареного голубя. Я вам скажу бездумно, а вы также бездумно воспримете, [будто кто-то] рядом с солнцем и луной держит в руках вселенную. Сомкнув уста, мудрый не обращает внимания на хаос, почитает равно и раба и сановника. Дюжинные хлопочут, суетятся, а мудрый прост, [как] нежный росток. [Мудрый] соединяет вместе тьму лет, и единство образуется в [своей] чистоте. То же и со всей тьмой вещей, и в таком единстве [они] собираются. Как мне знать, не заблуждение ли любовь к жизни? Как мне знать, не подобен ли страх смерти чувству [человека], утратившего в детстве [отчий дом] и не знающего [радости] возвращения?
Вот Цзи из Ли, дочь стража границы в Ай. Как только ее захватили цзиньцы, она так рыдала, что [от слез] промокло платье. Но она раскаялась в том, что плакала, когда предстала перед царем, разделила с ним ложе, стала питаться [мясом] травоядных и хлебоядных. Как мне знать, не раскаивается ли мертвый в том, что цеплялся за жизнь? Тот, кто видел во сне, что пьет вино, наяву плачет: тот, кто во сне плакал, наяву едет на охоту. Когда спят, не сознают, что это сон; во сне даже отгадывают сны и, только пробудившись, понимают, что то был сон. Но бывает великое пробуждение, после которого сознают, что то был глубокий сон. А глупцы считают, что они бодрствуют и, вникая [во все], познают, кто царь, а кто пастух. Как [они] невежественны! [Вы оба], и Конфуций и ты, видите сны. Я, говорящий, что ты спишь, также сплю. Такие слова называют невероятными, но если пройдет тьма поколений и найдется великий мудрец, который сумеет дать им объяснение, то покажется, что до встречи с ним прошли сутки.
Предположим, что мы с тобой вступили в спор. [Если] ты переспорил меня, а не я тебя, [значит ли это, что] ты действительно прав, а я неправ? [Если] я переспорил тебя, а не ты меня, [значит ли это, что] я действительно прав, а ты неправ? [Действительно ли] один из нас прав, а другой неправ? Оба мы правы или неправы? [Если] мы с тобой не можем понять друг друга, то и другие останутся во мраке неведения. Кого же мне послать их вразумить? Если пошлю согласного с тобой, то разве согласный с тобой сумеет их вразумить? Если пошлю согласного со мной, то разве согласный со мною сумеет их вразумить? Если пошлю несогласного ни с тобою, ни со мною, то разве несогласный ни с тобою, ни со мною сумеет их вразумить? Если пошлю согласного и с тобой, и со мной, то разве согласный и с тобой, и со мной сумеет их вразумить? Но в таком случае ни ты, ни я, ни другие не сможем понять друг друга. Кого же [еще нам] ждать?
Соответствуют ли изменения названий изменениям [вещей], или не соответствуют, объединим их в пределах природы и, предоставив им развиваться, доживем свой срок. Что означает «объединим их в пределах природы»? Означает [приведем к гармонии] истинное и неистинное, правду и ложь. Если истинное действительно истинно, то нечего спорить [о том, насколько] истинное отличается от неистинного. Если правда действительно правда, то также нечего спорить [о том, насколько] правда отличается от лжи. Забудем о времени, забудем о суждениях, найдем радость в бесконечном и поселимся в бесконечном!
Полутень спросила у Тени{26}:
— Почему [вы] так непостоянны? Раньше вы двигались, а теперь [почему-то] остановились, раньше вы сидели, а теперь [почему-то] встали?
— [Может быть], я так поступаю в зависимости [от чего-то]? — ответила Тень. — [А может быть] я тактюступаю в зависимости [от чего-то], зависящего еще [от чего-то]? Завишу ли я от чешуи змеи, от крыла кузнечика? Как знать, почему это так? Как знать, почему это не так?
Однажды Чжуану Чжоу приснилось, что он — бабочка, весело порхающая бабочка. [Он] наслаждался от души и не сознавал, что он — Чжоу. Но вдруг проснулся, удивился, что [он] — Чжоу, и не мог понять: снилось ли Чжоу, [что он] — бабочка, или бабочке снится, [что она] — Чжоу. Это и называют превращением вещей, тогда как между мною, [Чжоу], и бабочкой непременно существует различие{27}.
Глава 3 ГЛАВНОЕ ДЛЯ ДОЛГОЛЕТИЯ
Наша жизнь ограниченна, а знания неограниченны{1}. Ограниченному следовать за неограниченным опасно. [Поняв это], совершенствовать знания опасно. Совершая добро, избегай славы, совершая зло, избегай наказания. Если взять за основу главное, можно сохранить [свое] тело, сберечь целостность жизни, можно поддержать родителей, можно дожить до предельного возраста.
Повар царя Прекрасномилостивого{2} принялся разделывать [тушу] быка. Каждый взмах руки и наклон плеча, каждый шаг ноги и сгибание колена сопровождались треском отделяемой от кости кожи, стуком ножа. [Работа шла] в четком ритме, точно танец «В тутовой роще» или «Цзин шоу»{3}.
— Ах, как прекрасно! Как совершенно [твое] мастерство! — воскликнул Прекрасномилостивый.
Опустив нож, повар сказал:
— [Я, ваш] слуга, привержен пути более, чем [своему] мастерству! Когда [я, ваш] слуга, стал впервые разделывать быка, то видел лишь тушу, а через три года перестал замечать животное как единое целое. Теперь же я не смотрю [на него], а понимаю [его] разумом{4}, не воспринимаю [его] органами чувств, а действую лишь разумом. Следуя за естественными волокнами, режу сочленения, прохожу в полости, никогда не рублю то, что слишком твердо, — центральные жилы и связки, а тем более — большие кости.
Хороший повар режет, [а поэтому] меняет нож раз в год. Посредственный повар рубит, [а потому] меняет нож раз в месяц. Ножу [вашего] слуги ныне девятнадцать лет, [я] разделал им много тысяч бычьих туш, а лезвие у него словно только что заострена на точильном камне.
Между сочленениями есть щели, а острие ножа не имеет утолщения. Когда вводишь в щель тонкое лезвие, места, где погулять ножу, находится с избытком. Поэтому и через девятнадцать лет его лезвие словно только что заострено на точильном камне. Но, несмотря на это, каждый раз, подойдя к сложному сплетению, вижу, как трудно с ним справиться, страшусь и остерегаюсь, не отвожу глаз, веду нож медленно, едва шевеля. И вдруг так быстро заканчиваю разделку, точно рассыпаю ком земли. Подняв нож, я постою, оглянусь по сторонам, пройдусь в нерешительности и, удовлетворенный, оботру нож и спрячу.
— Отлично! — воскликнул Прекрасномилостивый. — Услышав рассказ повара, я понял, как достичь долголетия{5}.
Увидев Правого Наставника, Гунвэнь Высокая Колесница{6} с удивлением спросил:
— Что [ты] за человек? Почему одноногий?{7} От природы или от [руки] человека?
— От природы, не от [руки] человека, — ответил Правый Наставник. — От рождения только одна [нога]. Но по внешнему виду уже можно понять, что это не от [рук] человеческих, а от природы.
Фазан на болоте клюнет [лишь] через десяток шагов, напьется [лишь] через сотню шагов, [но] не хочет, чтобы [его] кормили в клетке. И все же не ценит, что [он] — сам себе хозяин.
[Когда] умер Лаоцзы{8}, явился оплакать его Цинь Свободный от Суеты{9}, трижды возопил и вышел.
— Разве [вы] не были другом учителя? — спросил ученик.
— Был, — ответил Цинь Свободный от Суеты.
— И так [мало] плакали?
— Да. Сначала я думал, что там его ученики, а теперь понял, что нет. Когда я вошел попрощаться, там были старые, вопившие над ним, словно над родным сыном; были молодые, плакавшие над ним, словно над родной матерью. [Все] они собрались для того, чтобы говорить [там, где] не нужно слов, плакать [там, где] не нужно слез. Это означает бегство от природы, насилие над чувствами, забвение доставшегося [от природы]. В старину это называли карой за отступление от природы{10}.
Когда наступило время, учитель родился; пришло время уйти, учитель покорился. К тому, кто спокойно следует за временем и обстоятельствами, нет доступа ни печали, ни радости. В старину это называли независимостью от природы.
Для рук, заготавливающих хворост, [наступает] предел. Но огонь продолжает разгораться, и есть ли ему предел — неведомо.
Глава 4 СРЕДИ ЛЮДЕЙ
Янь Юань явился к Конфуцию и попросил разрешения уйти.
— Куда? — спросил Конфуций.
— В Вэй, — ответил Янь Юань.