Сейчас у нас было полно горючего. Я притащил одну канистру бензина и одну солярки. Становилось все жарче, и запах стал еще более отвратительным. Я нацепил солнцезащитные очки и замотал платком рот и нос.
– Надеюсь, ты это оценишь, приятель, – обернулся я к Наузаду, дремавшему в тенечке. Я заметил двух крупных мух песочного цвета, которые мелькнули в короткой жесткой шерсти у него на загривке и исчезли. Я уже пытался с ними разделаться, но эти твари оказались слишком шустрыми. Хотя рано или поздно с этим надо было что-то придумать.
Я зажег спичку и с безопасного расстояния бросил ее на пол. Звук, с которым полыхнуло топливо, на секунду вырвал Наузада из спячки.
Все следующие полчаса, что я возился с вольером, пес даже ухом в мою сторону не повел.
Сгоревшее дерьмо было несложно убрать лопатой. Скажем прямо, не самая завидная работенка. Я все сгреб в большой черный пакет для мусора и отнес в яму. Хотя на лице у меня был платок, я все-таки старался дышать как можно реже.
Проволока отлично встала на место, как только я вбил в землю два «позаимствованных» штыря, на которые обычно крепится колючка. Все держалось идеально, загончик оказался огорожен со всех сторон, калитка была достаточно широкой, чтобы я мог туда протиснуться, и открывалась без проблем.
К этому моменту вокруг уже собрались любопытные из числа тех, кто не был занят на дежурстве. Всем было интересно, с чем я тут ковыряюсь. Многие знали о моем плане отправить Наузада в собачий приют, кто-то поддерживал меня, другие считали сумасшедшим. Мне было все равно. Главное, я нашел себе занятие и делал что-то позитивное.
Правда, у меня не нашлось ответа, когда один из ребят поинтересовался, где будет прятаться Наузад, когда нас будут обстреливать из миномета. Мне не хотелось признаваться в том, что я напрочь забыл о крыше для загона. А теперь на это времени уже не оставалось. Я сказал себе, что подумаю об этом потом.
Проработав таким образом два часа, я завел недоумевающего пса в его новый дом, а сам отправился в радиорубку.
Дежурство тянулось бесконечно, как случалось всегда, когда талибы не включались в игру. Радиостанция потрескивала, когда ее кто-то проверял, – вот собственно и все.
За пару дней до этого мы высылали патруль в северо-восточную часть города и получили известие о том, что городские старейшины пытаются договориться о перемирии. В этом был свой резон: по сведениям нашей разведки, у талибов был дефицит тяжелых вооружений в этом районе, так что они готовы были пойти на прекращение огня. С другой стороны, городские старейшины сами себя загнали в угол. Они настаивали на том, чтобы мы патрулировали только территорию вокруг базы, а это означало, что талибы беспрепятственно смогут подвозить боеприпасы. Но мы были вынуждены предоставить им самим вести переговоры с лидерами Талибана. Только если дипломатия не сработала бы – тогда в дело должны были вступить мы. Однако лично у меня на мирный исход особой надежды не было.
Сейчас старейшины не хотели, чтобы мы продолжали патрулировать, поскольку боялись, чтобы талибы не восприняли это как враждебные действия и не открыли огонь снова. И, как ни противно, но мы были вынуждены уступить.
Когда дежурство наконец подошло к концу, я пошел к себе, но на полпути решил свернуть и проверить, как себя чувствует Наузад в новом жилище.
Каково же было мое изумление, когда я обнаружил преобразившийся загон. Когда я уходил, тут не было ничего, кроме проволочной сетки, но теперь пес лежал в тени под навесом из камуфляжного брезента. Более того, четверть загона занимал теперь небольшой противоминометный бункер в два фута высотой, из мешков с песком и фанеры, служившей в качестве опоры. Забираться внутрь можно было через небольшой лаз. Я улыбнулся и одобрительно кивнул.
Я знал, насколько сильно парни ненавидят наполнять мешки песком, а значит, не только мне хотелось позаботиться об этой несчастной псине. Я любовался делом их рук, но очень надеялся при этом, что укрытие Наузаду не понадобится.
Мы стояли в очереди в столовой, парни перешучивались, обменивались новостями с дозорных пунктов. Хотя нас на базе было очень мало, количество слухов, рождавшихся каждый день, поражало воображение. Последнее, что я слышал, – это что на Рождество к нам приедет повар из пятизвездочного ресторана.
Тем временем с кухни появился наш собственный шеф-повар, с двумя кастрюлями дымящегося карри, которые он поставил на раздаточный стол. Как выяснилось за последние пару дней, этот юный герой добровольно сходил на поварские курсы, чтобы кормить нас получше. Увы, при этом половину занятий он пропустил – и ничему, кроме карри, так и не научился.
Стоило ему поставить еду, как небо над головой ворвалось тысячами красных линий. Это означало, что талибы снова вернулись в город.
Нам не было нужды кричать: «Тревога!», но и я, и второй сержант все равно отреагировали одновременно, разгоняя очередь. Почти все морпехи и без наших команд кинулись бежать.
– И какого черта мне теперь с этим делать? – завопил повар, которого едва было слышно за грохотом взрывающихся снарядов. Со злости он швырнул поварешку, чудом не угодив мне по голове, когда я подхватывал у дверей оружие и бронежилет.
– В холодильник засунь, мы еще вернемся! – проорал я ему на бегу.
Его ответ донесся до меня, когда я уже почти достиг северного дозорного поста, где было сейчас мое место:
– Сержант, так у нас же нет холодильника…
Взрывы раздавались примерно метрах в семистах от нас. Ослепительные белые вспышки озаряли окрестные здания, когда наши минометы накрывали их цели, как будто здесь велась непрерывная фотосъемка.
По рации сообщили, что наши позиции на холме прицельно обстреливаются из автоматического оружия. Талибы явно решили отыграться за спокойствие последних дней. Босс отдал команду, и мы принялись координировать ответный огонь с дозорных пунктов, чтобы накрыть позиции противника. Наблюдатель к востоку от меня сообщил, что по ним тоже стреляют из автоматов. Я сомневался, что в ближайшее время нам доведется попробовать карри.
С холма усилили обстрел позиций противника, но теперь им пришлось работать одновременно по двум точкам. Старший ротный сержант управлял огнем с нашей базы, чтобы погасить вражескую «подсветку» и дать возможность навестись нашим стрелкам.
Шум стоял оглушающий. Небо полыхало, с двух сторон подожженное трассирующими снарядами. Со своей стороны мы внимательно следили за окрестными улицами, поскольку талибы могли воспользоваться обстрелом, чтобы подобраться к нам ближе.
Я вспомнил про Наузада и понадеялся, что с ним все будет в порядке. Я сам перепугался до одури и прекрасно мог представить себе, что должен сейчас чувствовать и без того порядком напуганный бойцовый пес, запертый в клетке. Теперь я еще сильнее был благодарен парням, соорудившим для него убежище. Хотелось верить, что там он будет в безопасности. От стаи бродячих псов, сновавшей за стенами базы, сейчас не осталось и следа.
Когда шум усилился еще больше, мне пришлось вдеть наушник, чтобы я мог слышать сообщения по рации, которыми перебрасывались база и холм. Босс сообщил на Бастион, что у нас боевая ситуация, а значит, там нас поставят в самый верх списка, куда надо срочно высылать авиацию на подмогу. Другими словами, очень скоро на позиции талибов обрушится огненный ураган.
– Холм – базе, Вдоводел идет на 5. Прием. – Меня всегда забавляло, что один из пилотов истребителей называл себя «Вдоводелом».
– Понял, дайте старт за одну минуту. Конец связи.
В таких переговорах всегда использовали условные обозначения и коды, чтобы для гражданского лица они звучали полной тарабарщиной. Но для нас в пару коротких фраз уложилось все необходимое. Через пять минут следовало ожидать светопреставления.
Я старался не думать больше, как там Наузад. В первую очередь я должен был позаботиться о парнях, которыми я командовал. Но я все равно чувствовал себя виноватым, что никак не могу объяснить псу, что все будет в порядке, и избавить от всего этого безумия. Ничего не поделаешь, руки у меня были связаны.
Наш переводчик тем временем перехватывал сообщения, которые талибы слали друг другу по рации. Пока что их нимало не тревожила перспектива оказаться под обстрелом. С изрядным злорадством я подумал, что через минуту-другую все это изменится.
– Всем постам, говорит база, внимание – 30 секунд до начала.
С холма уже прекратили вести огонь, чтобы позволить F18 подлететь и сбросить на цели 500-фунтовые бомбы.
На долю секунды настала звенящая тишина, мы все ждали взрыва. Две вспышки ослепили нас. На мгновение даже горы на горизонте высветились на фоне чернильно-темного неба.
А потом мы ощутили взрывную волну.
Воздушная стена налетела на нас от эпицентра, и крыша наблюдательного пункта затряслась.
А потом мы ощутили взрывную волну.
Воздушная стена налетела на нас от эпицентра, и крыша наблюдательного пункта затряслась.
– Вот, черт, – пробормотал наш пулеметчик, присевший рядом со мной.
Потом ударила звуковая волна, и на какое-то время мы все оглохли. Звук отражался от гор, постепенно слабея, пока наконец не затих..
– Прекратить огонь, – скомандовал я. Мы стали ждать, пока на холме осмотрятся и сообщат о результатах бомбардировки.
Переводчик уже какое-то время молчал, и это внушало надежду. Не то чтобы я хотел нести ответственность за чью-то смерть, но талибам дали достаточно шансов решить все свои споры мирным путем. Хуже того, они начали стрелять первыми.
Все было тихо. Город выглядел замершим и темным. В воздухе пахло порохом, не было заметно никакого движения вокруг. Две световых ракеты были выпущены в ту сторону, где прежде находились вражеские позиции. Они рассыпались тысячами мелких огоньков на крохотных парашютах. Тени танцевали под ними, пока огни опускались на землю.
– Холм – Базе, огневые точки бездействуют. Прием.
– База – Холму, понял вас, ведите наблюдение. Конец связи.
Еще с полчаса мы сидели тихо в темноте, в ожидании, не проявятся ли талибы. Мне отчаянно хотелось проверить, как там Наузад, но я не мог рисковать. Если талибы уцелели, они могли снова открыть огонь, пока меня нет на боевом посту. Темнота за бойницами казалась непроницаемой. Если там, снаружи, кто-то и был, они явно опасались что-либо предпринимать. По рации докладывали с остальных постов, что у них тоже все в порядке. Никто из наших не пострадал.
Наконец подал голос босс.
– База – всем постам, перехвачено сообщение противника. Цитирую: «Все в порядке. Чудом уцелели. До встречи дома». Конец связи.
Мы все начали смеяться. За полтора часа перестрелки все, что нам удалось, – это напугать их, чтобы они убрались восвояси.
– Как они уцелели, черт возьми? – удивился Дэйв, наш второй стрелок. – Под бомбами-то… Вот суки, поверить не могу.
И он был прав, это казалось невероятным.
Я выждал еще минут пять, потом выбрался с дозорного пункта. У меня по-прежнему была включена рация, и я слышал, как с холма докладывали, что в обеих точках, откуда по нам вели стрельбу, не заметно никакого движения. Я трусцой подбежал к загону Наузада.
Здесь все было в порядке. Проволочное ограждение осталось на месте, старая веревка была по-прежнему повязана, чтобы удерживать на месте калитку. Я быстро развязал ее и протиснулся внутрь, потом включил фонарь и поводил лучом по земле, прикрывая его сверху ладонью. Я не хотел давать талибам потенциальную наводку, даже если сейчас это было маловероятно.
Наузад, должно быть, до смерти перепугался, он даже не вылез мне навстречу. Морда не высовывалась из укрытия, и даже галеты, которые я приносил обычно, сегодня его не интересовали.
Он не показывался.
– Наузад, вылезай, дружище, ты где? – Я присел на корточки и стал негромко подзывать его.
Пес по-прежнему не показывался, и я подошел к лазу, который вел в блиндаж. Там я наклонился и направил внутрь луч фонаря. Но и здесь было пусто.
Я выпрямился, повторно огляделся по сторонам, в надежде, что в первый раз просто не заметил пса, свернувшегося где-то в уголке, но его не было. Я вновь поспешил к калитке. Я что-то упустил? Она же была закрыта, когда я пришел, правда? Или память обманывала меня. Но нет, я же точно развязывал узел перед тем, как зайти.
Калитка не была сломана. Я прикрыл ее, чтобы убедиться в этом. Все было в полном порядке, она плотно прилегала к металлической стойке.
Я проверил ту единственную часть загона, которая была сделана полностью из рабицы – остальные сочетали остатки глинобитной стены и сетку. По этой стороне я нарочно вкопал сетку на полфута в землю, чтобы Наузад не смог устроить подкоп. Земля оставалась нетронута, значит, он покинул загон другим путем. Но как?
Перепрыгнул через забор? Ничего другого мне в голову не приходило, но высота загородки была футов пять. Пес физически не мог через нее перескочить. Или… все-таки мог? Я присмотрелся внимательнее.
Хотя какая теперь разница… Наузад все равно сбежал.
Парни, которые были не на дежурстве в момент обстрела, должны были прятаться в крохотных камерах бывшей тюрьмы. Кто-то даже радовался возможности поспать, все равно заняться там было больше нечем. Сейчас они повыбирались наружу и вновь выстраивались в очередь за едва теплым карри, которое стояло там, куда его поставил повар. Убрать его со стола ему и в голову не пришло.
Я беспокоился по поводу Наузада, но и за своих парней тревожился тоже. Наузад по-прежнему не слишком хорошо ладил с незнакомцами, и последнее, чего бы мне хотелось, это чтобы он кого-то покусал от страха и отчаяния в поисках выхода с базы. Тогда его судьба была бы решена самым неблагоприятным образом.
Как бы он отреагировал, если бы парни решили его изловить? Мне оставалось лишь надеяться, что он не сделает ничего такого, о чем мы потом оба горько пожалеем. Из всех собак, которых я видел снаружи, я выбрал именно этого бойцового пса – или он сам выбрал меня. И сейчас мне отчаянно хотелось его отыскать, ведь не мог же я бросить его на произвол судьбы.
Вне себя от волнения, я внезапно столкнулся с Дэном, выбегавшим из нашей казармы.
– Сержант, идите, гляньте сюда, – окликнул он меня взволнованно. Выглядел он донельзя удивленным.
– В чем дело, Дэн? Я Наузада ищу, – ответил я. – Ты его случайно не видел?
– Так о чем и я.
– О чем?
Следом за ним я прошел в коридор. Одна из камер была слабо освещена свечкой, установленной на самодельной полке.
– Он там, – прошептал Дэн, указывая на одну из коек, с трудом втиснутых в тесное помещение.
Я присел на корточки и заглянул под кровать. И точно, там лежал, свернувшись клубочком, Наузад. Он смотрел прямо на меня. Я потянулся и потрепал его по зарубцевавшемуся уху.
– Что произошло?
– Примерно на середине боя он влетел в комнату, – объяснил Дэн. – Мы чуть не обделались со страху – мало ли, что ему в голову взбредет. А он на нас просто посмотрел и под койку полез.
Я в сомнении посмотрел на Дэна.
– Честное слово, так все и было, и мы его выманить потом не могли, даже на еду.
Наузад никогда не был в этой части базы, но все равно ухитрился отыскать безопасное место, по соседству с той комнатой, где обычно спал я. Скорее всего, именно туда бы он и собирался, но не смог, потому что я был на дежурстве, и дверь оказалась заперта.
Я протянул ему галету, и он выполз из-под кровати. Он даже позволил Дэну себя погладить, пока я вел его к выходу.
Смотрелись мы с ним, должно быть, довольно странно, пока шагали по темной базе – морпех в полном боевом снаряжении и безухий пес, пожирающий галеты одну за другой.
– Все в порядке, приятель, фейерверк закончился. – Я потрепал его по голове, которая доходила мне до колена, и повел обратно в загон.
Меня по-прежнему удивляло, как он ухитрился перепрыгнуть через ограду. Другого объяснения побегу у меня по-прежнему не было. Когда я открыл калитку, Наузад протиснулся внутрь, задев меня по ноге. Я снова посмотрел на ограду, потом на пса.
– И все-таки, приятель, как же ты выбрался?
Наузад не отличался прыгучестью, и я не мог представить себе, как он карабкается по сетке.
Пес трусцой пробежал к своему убежищу и исчез внутри.
– Я найду для тебя безопасное место, Наузад, дай мне время, – пообещал я, хотя он меня уже не слышал. И это было к лучшему: я не любил давать обещаний, которые мог не сдержать.
Оставалось лишь надеяться, что у Лизы будут для меня хорошие новости.
5 Реактивная граната
Я совершал утренний обход базы, как вдруг заметил у загончика Наузада морпеха на стареньком грузовичке, который когда-то был выкрашен в желтый цвет. Я сразу понял, что это Джон – он единственный ездил по базе на машине. Хотя он был еще совсем молоденьким, но показал себя старательным и надежным бойцом, поэтому ему поручили координацию и сбор разведдонесений. Кроме того, он вызвался развозить по дозорным постам ежедневные порции воды для питья и мытья. И поскольку таскать канистры вручную ему было лень, Джон стал пользоваться древним тойотовским пикапом, который мы унаследовали от афганской армии. Так было гораздо проще.
– Привет, дружище, как сегодня водичка? – насмешливо приветствовал я его, подходя к загону.
– Отлично. Доброе утро, сержант, – отозвался он. Волосы у него отросли длиннее положенного, и если бы его увидел наш главный, с ним бы случился сердечный приступ.
– Я Наузаду принес кое-что, – сказал он, показывая старую подушку из красного атласа с выцветшей золотой вышивкой в виде листьев. Будь она почище, ей было бы самое место на диване в приличном доме.
– Откуда ты это взял?
– Валялась, пришлось подобрать, – ответил он с хитрой улыбкой.
Я ухмыльнулся в ответ. Лишних вопросов задавать я не хотел. Достаточно и того, что у Наузада появилась первая в жизни лежанка.