ЗАГС на курьих ножках - Калинина Дарья Александровна 2 стр.


На этом и расстались. Катька быстро двинулась прочь. А Вован вообще растворился, словно его и не было. Когда Катька оглянулась, чтобы еще кое-что прибавить к сказанному, того уже и видно не было. Как сквозь землю провалился.

– Что за чудеса? – пробормотала Катюха. – Куда это он исчез?

Она еще поискала в толпе своего неслучившегося жениха, но так и не нашла и побрела дальше. Впрочем, неожиданности этого дня на этом не закончились.

У подъезда она увидела еще одну знакомую фигуру. Вовка – Катюхин брат.

Вообще-то братьев у нее было несколько. Двоюродный, троюродный, даже сводный имелся. Одним словом, все, кроме Вовки, были не родными, но от этого ничуть не менее любимыми.

Вовка же был единокровным Катиным братом – сыном Катюшиного отца. Но мама Катюши умерла, сам Вовка тоже давно осиротел, а их общий папочка завел себе третью семью, в которой теперь подрастало двое детей.

С теми братьями Катька почти не общалась: мачеха почему-то нервно реагировала, когда в ее доме появлялись дети мужа от прежних браков. А отец из-за своих взрослых и, как он считал, самостоятельных детей не хотел портить отношения с молодой женой.

При виде брата Катюша обрадовалась.

– Вовка, ты что здесь делаешь?

– Тебя жду.

Она забеспокоилась.

– Случилось что-то?

– С чего ты взяла? Просто решил тебя встретить. – На лице у нее, наверное, было написано недоумение, потому что Вовка тут же спросил: – А что, брат уже не может просто так приехать к сестре? Обязательно повод нужен?

Катька устыдилась. Вовка тем временем взял у нее сумки с продуктами. Затариться по дороге домой она, само собой, не забыла. Пусть Вован и исчез из ее жизни, но, как говорится, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда.

Нет, но зачем Вовка-то приехал среди недели? Была бы еще пятница или выходные, тогда понятно: он бы выпил, Катька бы закусила, и открыли бы они друг перед другом свои исстрадавшиеся души, поработали бы немножко психотерапевтами друг для дружки. Так они обычно и поступали. А сегодня что?

– Может, в магазин зайдем?

– Зачем?

– Выпить купим.

– Ты же не пьешь, – буркнул Вовка.

– Для тебя.

– Я не буду.

Вот это было совсем странно.

– А ужинать? – робко спросила она у брата.

– Поесть поем.

Ужин Катька приготовила быстро. Возиться у плиты – это было не для нее. Крутить фарш, а потом начинять им перцы или кабачки, жарить котлеты или морочиться с отбивными – увольте. Катька предпочитала покупать полуфабрикаты. Вот и сегодня она запаслась коробками с готовыми мантами, лазаньей, зразами и прочим ассортиментом быстрого приготовления.

Вовка ее кулинарных пристрастий не разделял.

Но сегодня он почему-то на нее не ворчал. Молча поставил на плиту кастрюлю с водой и убрал продукты в морозилку – оставил на столе пачку пельменей. Не говоря ни слова, уселся за стол. Катька привела себя в порядок, умылась, переоделась, а Вовка все молчал. Пельмени сварились, Катюша накрыла на стол. В конце концов эта игра в молчанку стала тяготить Катьку. Попытки втянуть Вовку в беседу успехом не увенчались. Брат отмалчивался или отвечал односложно. Даже на беспроигрышную тему о ситуации на Ближнем Востоке не откликнулся.

Странно, раньше это всегда срабатывало. Как любой юноша призывного возраста, Вовка всегда живо интересовался положением дел в горячих точках.

– Ты чего молчишь-то все?

– Настроение такое.

Съел пельмени и ушел, так и не объяснив, зачем приходил. Неужели действительно чтобы на нее посмотреть? Так ведь виделись на прошлой неделе. У Вовки день рождения был, тогда и виделись. Зачем же было снова к ней приезжать?

Почему-то этот нежданный визит заронил в Катькино сердце тревогу. Было у нее такое ощущение, как будто надвигается что-то непоправимое. Ощущение оказалось настолько неприятным, что Катька постаралась его заесть оставшимися в кастрюльке пельменями. И то ли пельменей было слишком много, то ли еще что-то, но спала Катька этой ночью худо. Мучила сухость во рту, пришлось вставать и бродить по квартире, словно сомнамбула. Один раз ей даже показалось, что в темном углу возле двери притаилась мужская фигура. Катька чуть не завопила от ужаса. Включила свет и обнаружила, что нет никого, одни пальто и плащи на вешалке.

Но страх еще долго не отпускал. В постели, накрывшись одеялом с головой, она пообещала себе не высовывать нос до самого солнышка.

Глава 2

Только ничего из этих планов не вышло. Следующее утро началось для Катьки непривычно рано. Будильник показывал всего семь, когда в дверь позвонили. Никаких гостей она не ждала, поэтому с трудом продрала глаза. Кто, интересно, может ее тревожить в такой час? Может, ошибка? Сейчас сообразят, что не туда, и уйдут.

Но в дверь позвонили снова. Звонок был таким назойливым, словно звонивший точно знал, что Катька дома и должна ему открыть.

– Кто там?

Сначала за дверью молчали. Она уже хотела вернуться в кровать, но тут раздалось:

– Открывай, соня-засоня!

Катька вздрогнула. Да, этот голос ей определенно знаком. И это ласковое прозвище соня-засоня! Так ее называл один человек во всем мире.

– Дядя! – завопила Катька и распахнула дверь, даже не поглядев в глазок. – Ты приехал! В гости!

В дверях и правда стоял дядя Паша – брат ее мамы. Жил он в Таллине, получал небольшую пенсию и в последние годы откровенно скучал. А чтобы разогнать скуку, время от времени наезжал в гости к племяннице.

Катя помнила дядю с раннего детства. Всегда он был человеком с огоньком, с выдумкой. Конечно, она была рада его видеть. Вот только…

– Дядя, почему ты мне не сказал, что собираешься приехать?

– А я сам не знал. Просто вдруг потянуло – сел в машину и поехал. Не волнуйся, гостинцы успел купить. Рада?

Катька кивнула. Дядя, как всегда, привез разные вкусности. Знаменитые эстонские сыр и масло, соленую рыбу и шоколад, который Катька обожала. Не дожидаясь завтрака, она немедленно впилась зубами в плитку шоколада и даже, кажется, замычала от удовольствия. Шоколад был именно такой, как она любила: хрустящий, в меру горький – объедение.

– На работу ты сегодня не пойдешь, – заявил дядя.

Катюша после вчерашнего совсем туда и не рвалась. Но нельзя же было не спросить:

– Как это?

– Скажешь, что заболела.

– А больничный где я возьму?

– Я тебе его организую.

– Как?

– Забыла, кто у меня в закадычных друзьях ходит? Правильно, Зоечка, для тебя Зоя Ивановна. А она, чтоб ты знала, не так давно стала заведующей вашей районной поликлиникой. Не знала? Так знай! Она тебе не только больничный, даже инвалидность сделает, если я попрошу. Хочешь?

Катька остановилась на больничном. Мысль отдохнуть несколько дней от работы на самом деле казалась заманчивой. Видеть Лидию Петровну после вчерашней выволочки совсем не хотелось. Все решилось легко, как всегда у дяди Паши, Катьке даже не пришлось никуда идти. Зоя Ивановна сама забежала к ним, взяла посылочку из Эстонии и оставила на столе голубую простынку – больничный лист.

Когда с формальностями было покончено, дядя Паша заявил:

– А теперь нам пора повеселиться. Собирайся, племяшка, одевайся потеплее. И термос с горячим кофе захвати. Мы с тобой отправляемся в дальнее путешествие.

– Куда?

– Увидишь.

Вид у дяди Паши был таинственный. Как ни расспрашивала его Катюша, дядя держался стойко:

– Приедем, тогда сама все поймешь.

Из города они двинулись на северо-восток и довольно быстро миновали поворот на красивейший древнерусский Тихвин. Катя, конечно, попыталась уговорить дядю свернуть в этот чудесный город, в буквальном смысле возродившийся, когда в середине 1990-х сюда торжественно вернулась икона Богоматери. С ее прибытием с загибавшимся провинциальным Тихвином случилось настоящее чудо. Из мрачного захолустья он довольно быстро превратился в современный, комфортный для жизни город, хоть и не потерял, понятно, своего провинциального обаяния.

Кто-то скажет, что сюда всего-навсего потянулись простаки-паломники, а вместе с ними потекли денежки, так что никакого чуда в этом нет, а есть расчет и доверчивость некоторых слоев населения. Но к пустому колодцу за водой не ходят. Если люди едут в такие места, значит, знают, за чем едут. Если едут поклониться святыне, значит, получают от нее большее, чем сумма, которую потратили на поездку.

– Заедем! – азартно воскликнула Катька.

Но дядя был человеком советской закалки, а следовательно, атеистом.

– Вот еще, – отмахнулся он, – на глупости время тратить!

Катька пригорюнилась. Ей как раз казалось очень своевременным перед дальней дорогой попросить о заступничестве Богородицу. Но с дядей не поспоришь, особенно когда он за рулем.

В окне мелькали деревья, столбы, проносились деревеньки, и постепенно Катька перестала думать о дядином отказе заехать в Тихвин. Не то чтобы она была такой уж верующей, но… Иногда накатывала потребность во что бы то ни стало пойти в храм и помолиться. Да, молитва ее была проста и безыскусна, но выходила Катька из храма успокоенная, с уверенностью, что теперь-то все святые в курсе ее проблем, а стало быть, если что, обязательно подстрахуют и самого худшего точно не допустят.

– Что тебе эти церкви? – неожиданно спросил дядя. – Я вот не люблю бывать в таких местах.

Оказывается, он тоже все это время думал о Тихвине.

– Любуйся лучше природой.

И Катька стала смотреть на многочисленные речки, ручейки и речушки, бывшие, кажется, главной достопримечательностью этих мест. Что еще ей оставалось делать? Когда в окне мелькнул очередной указатель, она не выдержала:

– Куда мы все-таки едем? Надеюсь, не в Вологду?

Вологда была пока самым дальним пунктом, о котором сообщали указатели. Спросила о ней Катя, конечно, в шутку. И очень удивилась, когда услышала в ответ:

– Именно туда мы и направляемся.

– Зачем?

Дядя не ответил. Молчал всю дорогу, пока они не въехали на территорию Вологодской области. Катька, кстати, невольно обратила внимание, что, несмотря на скромный быт, всюду были приветливые лица. И на улицах удивительно чисто: нигде ни бумажки, ни бутылки, ни даже крышечки.

Катя с дядей остановились у небольшого придорожного кафе. Встретили их как долгожданных гостей. Накормили вкуснейшими щами, а на второе дали по огромной котлете с гречневой кашей и грибами.

– А компот?

Не успел дядя пошутить, как появился графин с чудесным компотом, в котором плавали дольки осенней антоновки. Катька пила сок, тоже яблочный, и думала, что дома из одного стакана такого сока вышел бы литр, настолько здешний сок был концентрированным.

После обеда дядя заметно подобрел, и Катька рискнула снова поинтересоваться:

– Так зачем мы все-таки сюда приехали?

На этот раз он наконец ответил:

– Твой дед был родом из этих мест.

– Разве?

– Ты об этом, конечно, не знала.

– Я всегда считала, что дедушка был родом из Галича.

– Это мой отчим, – после паузы произнес дядя. – Он нас с твоей матерью выкормил, вырастил и, как говорится, поставил на ноги. Понятно, что ты его считаешь дедом. Мы с твоей мамой тоже Ивана Васильевича всегда звали папой. Родного отца мы и не помнили.

Удивлению Катьки не было предела. В эту семейную тайну ее до сих пор почему-то никто не посвятил.

– А куда же он делся? Я имею в виду твоего настоящего отца. Где он?

– Посадили его. Уже после войны, в пятьдесят третьем арестовали. Под самый Новый год – так бабушка рассказывала – беда случилась. У всей страны праздник, а у нас дома горе. Даже не знаю, веришь ли, по какой статье. А в те времена, сама понимаешь, что означало оказаться в тюрьме. Спокойно могли отца расстрелять. Но сколько мы в перестройку ни запрашивали архивы, ничего о нем так и не нашли. Совсем ничего. Даже не смогли узнать, какой срок ему дали и где отец его отбывал.

– Погоди, дядя, я что-то не пойму. А куда же он, этот ваш с мамой отец родной, потом делся? Ладно, арестовали, дали срок. Но ведь должен он был, в конце концов, выйти на волю.

– Вот не известно.

– Как это?

– Такие времена были, Катюша, что человек мог в лагере сгинуть, и следа не оставалось. Правду нам узнать так и не удалось. Хотя мне и маме твоей и бабушке этого ой как хотелось.

Катькиному изумлению не было предела. Да что там, если бы она была градусником, давно бы уже лопнула. Семейные новости казались настолько невероятными, что Катька даже стала подумывать, не шутит ли с ней дядя. Вообще-то он был человек веселый, мог и пошутить.

Ничего себе шуточки – остановила саму себя Катька. Отмахать шесть часов на машине, чтобы повеселить племянницу, а потом еще столько же, чтобы добраться до Вологодской области? Ради шутки двенадцать часов за рулем? Нет, такого просто не может быть. И тема уж больно деликатная. Кто шутит смертью родителей?

– Вроде был человек, а вроде и нет, – продолжал свое дядя. – Даже папка с личным делом его не сохранилась. Ничего мы с матерью не сумели разузнать. Ни по какой статье его арестовали, ни на какой срок. Ни-че-го.

– Бабушка мне об этом не рассказывала.

– Она и нам с твоей матерью ничего о нашем настоящем отце не говорила.

– Почему?

– Боялась. Мы же с твоей мамой маленькие совсем были, ничего не понимали. Маме твоей пять лет было, мне три. Могли и вовсе пропасть. Но судьба бабушку твою пожалела, хорошего человека ей послала – отчима нашего Ивана Васильевича. Он нас потом уже и воспитывал вместо отца.

– А он знал правду?

– Наверное, мама ему рассказала о своем первом муже. Хотя что она могла рассказать? Сама толком ничего не знала. Это уже в перестройку, когда проклятая советская власть была на последнем издыхании, стало возможным выяснить правду о судьбе близких. Тогда мне мама и призналась, что нас растил отчим, а родной отец наш Мельников Антон Степанович был арестован и, вероятно, расстрелян. Или как-то иначе погиб.

– Конечно, если бы не погиб, разыскал бы жену и детей.

– Всякое могло быть, – уклончиво ответил дядя. – А знаешь, твоя мама к поискам осталась равнодушна. Пару раз спросила, но когда узнала, что ни к чему наша затея не привела, как-то быстро успокоилась. Она всегда была очень привязана к отчиму. А мне вот правда о моем родном отце покоя не дает. Засело, понимаешь, в голове, что я должен родного отца найти. Обязан о роде своем узнать!

– Да ведь ваш отец уже мертв!

– А если не его самого, так хотя бы родню. Понимаешь? В общем, не мог я смириться, что ничегошеньки о своем отце не знаю. И еще показалось странным, что о нем в архивах КГБ ничего не было. А бабушка, кстати, считала, что его посадили за госизмену.

– А фамилию следователя, который вел его дело, бабушка знала?

– Нет. По ее словам выходило, что мужа арестовали у подъезда дома. Был обычный день, ничто не предвещало беды. Она, как обычно, помахала ему из окна и вдруг увидела, что рядом с мужем остановилась большая черная машина и из нее вышли двое. Один показал отцу красную книжечку, второй заломил ему руки. Отец даже не сопротивлялся – покорно сел в машину, и бабушка его больше никогда не видела.

– Но она пыталась выяснить, что произошло?

– В этот же день ближе к вечеру ей позвонил мужчина, который представился следователем. Он объяснил, что муж ее арестован по подозрению в госизмене. И посоветовал о нем забыть.

– Неужели бабушка послушалась?

– Она пыталась наводить справки. Бегала по следственным изоляторам, но всюду на запросы получала отказ. Такой человек нигде не значился.

– Ничего не понимаю. Разве такое могло быть?

– Если предположить, что отца сразу отправили в другой город, например в Петрозаводск, то, наверное, могло. Хотя странно, что информация об аресте не сохранилась. Но говорю же тебе, что мы в перестройку, когда об этом стали говорить открыто, ездили в центральный архив КГБ в Москву. И там тоже ничего не обнаружилось. Не было Мельникова Антона Степановича среди когда-либо задержанных ими граждан. Других Мельниковых – сколько угодно, а Антона Степановича нет.

– Это очень странно, – сказала Катя. – Понимаю, конечно, что КГБ всегда старался замести следы своих злодейств. Неудивительно, что они сразу не сказали бабушке правду. Но потом, когда архивы уже были открыты?.. Тогда многие узнали правду о своих репрессированных родных. Почему же у вас не получилось?

– Все, что я знаю, я узнал от своей мамы. С отцом она познакомилась в Ленинграде уже после войны. Мама в войну потеряла родителей и осталась одна в комнате коммунальной квартиры у Витебского вокзала. Там молодая пара и поселилась.

– А кем был мой дед? Где работал?

На самом деле Катю больше интересовало, что это за измена, в которой его обвиняли, но она не осмелилась спросить об этом прямо.

Но дядя и на простой вопрос о работе отца не смог ответить внятно:

– Мама говорила, что он часто уезжал в командировки. Отлучался раз в два-три месяца на несколько дней, потом возвращался, и у них снова появлялись деньги.

– Да, командировки – это понятно. Но куда он ездил? По каким делам?

К сожалению, этого дядя не знал. Зато знал кое-что другое.

– Твой дедушка родился недалеко от этих мест. И мы с тобой сейчас туда и направляемся.

– В Вологду?

Катя хотела спросить, кто их там ждет и у кого они остановятся, но дядя добавил:

– Отец жил в деревне, называется она Олеховщина. По результатам переписи две тысячи тринадцатого года в ней было три постоянных жителя.

– Трое?

Всего три человека! Какая-то жуткая дыра, не иначе.

Но дядя думал совсем иначе.

– Целых три человека! – радовался он. – Подумай только: трое! И любой мог знать моего отца – твоего деда.

– А если эти трое приехали в Олеховщину недавно? Если они о моем деде и слыхом не слыхивали, тогда что?

– Пойдем в сельсовет. У них должен быть архив.

– Но зачем? – недоумевала Катька. – Дядя, зачем тебе все это понадобилось?

– Хочу найти дом, в котором жили наши предки. Желаю на склоне лет обрести родовое гнездо. А если все сложится, и тебе, племяшка, передать. – И дядя лукаво подмигнул Катьке. – Небось не откажешься от наследства-то, а?

Наследство – это дом в деревне Олеховщина? Который за столько лет без присмотра развалился и прогнил насквозь?

Назад Дальше