Последний вопрос Ястреб задал весьма суровым тоном.
Прежде чем ответить, Исиэль с полминуты глядел Ястребу в глаза – сосредоточенным и невеселым взглядом.
– Я ее любовником никогда не был и никогда об этом не думал, – отчеканил он категорично. – По многим причинам, которые тебе знать необязательно; хватит, если скажу, что все они весьма серьезны – для меня, во всяком случае. А что касается мотивов Смоляра, то тут сложнее. Я вообще-то не собирался говорить тебе об этом, однако лучше услышишь от меня, чем от его собак: она-то как раз была близка с ним. И в этом его мотив: как это так, у главного человека в мире сбегает любовница, или, того хуже, кто-то ее уводит. Поэтому ему надо любой ценой вернуть ее. Пусть даже не для продолжения отношений, хотя он к ней, как докладывают, прикипел прочно; но хотя бы для возвращения уверенности в себе: он же раньше никогда и ни в чем не проигрывал, и такой вот удар по самолюбию для Смоляра – дело новое. Так что сейчас он, можешь быть уверен, пустится – уже пустился – во все тяжкие, чтобы ее изловить, вернуть, ну а уж там – зависимо от настроения: то ли сломить ее окончательно, то ли – уничтожить, дабы впредь другим неповадно было, чтобы никто не усомнился в его крутости и всемогуществе.
Ястреб, выслушав эту тираду, произнес каким-то не своим, севшим голосом:
– Об этом она мне не говорила…
– Что была его любовницей? Наверняка сказала бы. Если бы знала.
– Как это… Была – и не знала?
– Ты ведь был – даже не любовником ее, а любимым человеком? Был – она сама мне об этом рассказала. А ты почему промолчал? Не посвятил в секрет: как это можно, пятнадцать лет не встречаясь с женщиной, быть одновременно – ну, не все эти годы, конечно, но хотя бы в последние недели – с нею в близких отношениях, делить постель? Не понимаешь, верно? Вот и она точно так же. Смоляр ее в этом уверяет, а она не верит.
– Может, он ей просто врал?
– Может, конечно; и она тебе, возможно, врет. Но у тебя ведь не возникло такого подозрения?
– Сперва – да. Но чем дальше, тем больше оно слабело. А вот недоумение – крепло.
– Послушай, вот как хочешь, но я верю в то, что она этого на самом деле не знает. Так же, как ты. И тебе, кроме всего прочего, предстоит разобраться и в этом. А Эрида пусть остается при своем убеждении.
– Но у тебя-то откуда такая уверенность? В том, что это и на самом деле было? Что это не его деза?
Исиэль чуть улыбнулся. Сказал:
– Мы, конечно, в ваших клиентах не состоим. Но не из-за отсутствия интереса к мирской жизни: живем ведь среди мира, как человек – среди природы, и природными процессами он не может не интересоваться – не то проспит землетрясение, извержение, ураган, засуху или наводнение – и все такое. Так и мы просто обязаны ориентироваться в процессах, происходящих в нашей среде обитания, сиречь – в миру. Омниархия – система серьезная и сложная, в ней, кроме специфически нашего, есть и аналоги всех мирских учреждений. При этом любознательность наша касается не только наших иерархов и братии, но распространяется на всех. Так что мы если не всегда, то почти всегда находимся в курсе. Но всего до конца ведь и вы не знаете.
– Хочешь сказать, что все это – правда?
– Рад бы, но не могу сказать другого. Только добавлю: ни ее вины, ни ее лжи в этом нет. Она свято верит в то, что говорит, а грань между верой и знанием размыта, друг мой Ястреб, порою так размыта бывает, что не определить, где кончается одно и начинается другое, или, точнее, – где начинается их взаимопроникновение. А разобраться во всем этом – мы, наверное, смогли бы со временем, будь эта проблема нашим больным местом. Но, поскольку за дело взялись ваши, и прежде всего ты сам, и у тебя возник личный интерес – будем просто ждать результатов, в надежде, что ты ими поделишься – хотя бы в благодарность за оказанную услугу. Тебе же на прощание повторю: не мешкай. Потому что он ищет вас обоих, но прежде всего – ее, и чувствую, что его люди где-то уже совсем близко. Рядом. Может быть, потому, что все остальное они уже просеяли сквозь сито, к нам подступиться сложнее всего, но вот теперь все бросят на нас. Поскольку сейчас у нас открылись слабые места, каких обычно не бывает, и они – Смоляр – целиком в курсе этого. Так что будь осторожен с того мгновения, когда сойдешь с нашего крыльца. А что до Эриды – обещаю тебе все, что могу, применить; но достанет ли этого – ведает один господь.
– Спасибо. Я на тебя надеюсь. Со всеми этими загадками – ты не представляешь, насколько она вдруг стала для меня дорогой. Теперь мне уже кажется, что все минувшие годы я не очень-то общался с женщинами – во всяком случае, всерьез и надолго – только потому, что ждал ее – подсознание так велело. Ты хоть спрячь ее как следует. Где она сейчас? Когда прощались – сказала, что ты собирался куда-то перевести ее – в место, где никто не бывает.
– Да. Могу сказать куда: в келью покойного. У нас она считается – ну, как бы нехорошим местом. Как-никак человек наложил на себя руки – грех, грех. Так что без команды – то есть без благословения, туда никто и не сунется. А ее я благословил. Жить там и – чтобы не очень тоскливо было без тебя – произвести в этой келье обстоятельную ревизию с инвентаризацией. А вдруг действительно что-то найдется? Эрида же – поверь мне – человек в работе обстоятельный и внимательный. Вот в личном ей не везло – может, повезло наконец?
И библиотекарь снова одарил Ястреба тем же взглядом, что в начале разговора: суровым, тяжелым, даже угрожающим.
– Если останемся живы, – пообещал Ястреб, – то повезет. Не ей одной. Нам обоим. Сейчас ты ее хорошо пристроил. Надежно и с пользой. И если Эрида что-то найдет – сразу сообщи мне. Я буду еще, пожалуй, часа два-три в нашей конторе.
– Два-три часа. А потом?
– Хоть бы кто-нибудь мне намекнул, – сказал Ястреб, – где я буду потом.
– Где бы ты ни был – поглядывай по сторонам, – таким было напутствие отца-библиотекаря.
А зачем же нам даны глаза? – поинтересовался Ястреб, садясь за руль уверенно, как человек, не ведающий сомнений.
Глава 16
На самом деле сомнения были. Во всем – начиная с маршрута, который сейчас предстояло избрать.
Отъехав едва ли на тридцать метров от главного корпуса Обители, где была проведена минувшая ночь, Ястреб снизил скорость до пешеходной, а потом и вовсе остановился, чтобы определиться.
Здесь была развилка – слева от него дорога уходила к магистральному шоссе (этим путем он сюда и прибыл вчера), правое же ответвление, закругляясь, вело туда, где поднимались стены нового монастырского корпуса. Плавно передвигались вверх, вниз и в стороны длинные стрелы строительных кранов (словно многократно замедленные палочки в руках нескольких дирижеров, одновременно исполняющих каждый – другое произведение). На лесах и внизу двигались люди, и было их довольно много – на первый взгляд не менее двадцати человек.
«Сейчас у нас открылись слабые места, каких обычно не бывает». – Эти слова Исиэля крепко засели в памяти Ястреба.
Тогда они не стали уточнять; но и без того было ясно, что одним из таких уязвимых мест Обители, может быть даже – главным из них, была новостройка. Чужие, незнакомые люди. Постоянное движение транспорта. Множество грузов, среди которых можно провезти что угодно – начиная от микроэлектронной техники и кончая взрывчатыми веществами или отравляющей, усыпляющей, зомбирующей химией. Безусловно, этого и опасался монастырский библиотекарь, а по совместительству – шеф безопасности Обители.
«Шеф» – всегда звучит внушительно. На деле же бывает по-разному. Хорошо носить такой титул, если в твоем подчинении профессионалы. И не единицы, а десятки, а то и сотни, обеспеченные нужной техникой, обладающие солидным опытом. И плохо, даже очень – если весь твой гарнизон исчерпывается самим собой – ну, и еще девушкой, которая мало что умеет. Очень, очень скверно.
Ястреб, по понятным причинам, с удовольствием увеличил бы команду Исиэля самое малое на одного человека: на самого себя. Но другие причины, столь же понятные, не давали ему ни права, ни возможности поступить так.
Чувства призывали задержаться здесь. Сознание долга гнало вперед – сперва в контору, а потом – туда, куда окажется нужнее всего. Наверняка – поближе к Смоляру. Он же мог сейчас находиться где угодно, только не в Обители.
Однако не напрасно у людей существует такое емкое понятие, как компромисс. Он всегда возможен, надо только найти его. И Ястреб ехал все медленнее, а потом и вовсе остановился перед развилкой как раз потому, что для поиска компромисса нужно было еще хоть чуточку времени.
Когда условие соглашения с самим собой, договоренности между двумя спорящими составляющими его характера нашло окончательную формулировку, Ястреб тронул машину с места, не тратя более ни единой лишней секунды.
Компромисс выглядел так: он должен ехать в «Прозрачный мир» – туда он и отправится, никаких сомнений. Но изберет не кратчайший путь (налево – к шоссе), а сделает не такой уж большой крюк: по правой ветке, доедет до строительства, дальше, лавируя между тяжеловозами, кранами, контейнерами и штабелями всяких материалов и снующими между ними людьми, выедет на их подъездной путь и по нему доберется не до главной магистрали, но до той рокады, по которой шел грузовой транспорт. Да, в сумме это даст несколько лишних километров. Однако же…
Однако же – случайно подмеченная мелочь, услышанное слово, увиденное лицо может многократно оправдать и куда более продолжительную задержку.
Если и искать людей Смоляра, нацеленных на обнаружение и захват Эриды, то именно здесь – на подступах к Обители, куда они могли не только просочиться, но и обосноваться с достаточными удобствами.
Во всяком случае, так нашептывали ему интуиция и опыт.
Итак, он свернул направо и поехал настолько медленно, чтобы не вызывать излишних подозрений. Если уменьшить скорость еще – кому-то может показаться, что ездок больше внимания уделяет стройке, чем дороге, – а это уже пробудит интерес к человеку за рулем. Если гнать быстро – у тех, кто оттуда ведет наблюдение, возникнут опасения другого рода: кто-то несется от главного здания Обители по не самой лучшей дороге, не жалеет машины – значит, везет какое-то сообщение, информацию, не доверенную телефону; и это тоже тревожно, потому что таким путем приходят обычно не самые лучшие вести. А когда машина движется так, как диктует качество дороги и погода (небо было в тяжелых облаках, и где-то в них зрел дождь), – то водитель, скорее всего, просто заблудился (машина не из монастырских, это всякий видит), не запомнил дорогу, когда подъезжал в темноте (вечером эту машину не заметили), теперь свернул не туда и едет, сомневаясь: та дорога или не та. Остановится, доехав до первого же работяги, и начнет расспрашивать. Это будет означать, что все в порядке, для беспокойства нет оснований.
Если кто-то на стройке и наблюдал за машиной Ястреба, то вскоре не смог бы поздравить себя с верной догадкой: машина хотя и действительно остановилась, но – когда до ближайшего на стройплощадке человека оставалось еще не менее тридцати метров.
Остановилась – и все. Никто не вылез из нее – ни для того, чтобы спросить дорогу, ни по какой угодно другой причине. Словно бы машина ехала сама собой, без водителя; хотела – ехала, захотела остановиться – и остановилась и простоит столько, сколько захочет. У машин и логика своя, машинная.
Эта мысль пришла в голову Ястребу с минуту тому назад. И понравилась.
В самом деле: если пересекать стройплощадку, то где гарантия, что сможешь увидеть что-то (или, вернее, кого-то) из того, что предполагаешь там заметить? Люди, которые смогут тебя заинтересовать, при виде неизвестной машины, что движется с неведомой, но тем не менее существующей целью, – люди эти не станут выбегать на дорогу с криком: «Вот он – я, только погляди сюда!». Наоборот, они захотят держаться подальше и показывать будут не лица свои, а в лучшем случае спины.
Если же машина, ни до кого и ни до чего не доехав, вдруг останавливается и стоит без признаков жизни минуту, пять, десять, – вот это скорее заинтересует кого-то. Не каждого, разумеется, и даже не большинство: нормальному работяге до лампочки, едет она там или стоит, – вот если бы они ее посылали за пивом, тогда, конечно, другое дело. Но ее не посылали. И хрен с нею. Конечно, если бы оттуда позвали на помощь – конечно, помогли бы. Но нас не зовут – мы и не лезем, старинное правило.
Но кому-то из меньшинства обязательно придет в башочку мысль: она ведь не просто стоит: ей просто стоять ни к чему. А не ведется ли оттуда наблюдение? Не работает ли внутри фото – или телекамера? А если работает – то к чему бы это? Может быть, конечно, какой-нибудь задрипанный репортер или оператор запечатлевает общие планы. Для истории строительства. Нет, тогда начали бы раньше и снимали бы регулярно. И снимают – но тех мы всех знаем. Однако не зря же предупреждали: главное – осторожность и внимание, чтобы никто там, в монастыре, ничего не заподозрил. Чтобы не ворохнулся даже.
А машина ведь как раз оттуда ехала.
Какой вывод? А самый простой: подойти и разобраться. Кто, что, зачем и почему? Дружески посоветовать, если все в порядке: развернись, друг, и мотай туда, откуда пришел, здесь сквозного проезда нет и нельзя нарушать установленный на стройплощадке порядок. Знак не стоит? Ну, знак мы тебе быстро поставить можем – такой, что в темноте светиться будет. И, провожая, поддать ногой под задний бампер. Если же почудится, что не все в порядке, что пахнет жареным, – ну, так к машине не в одиночку надо идти. А вообще, тут строительство, которое, после моря-океана, является лучшим местом, где можно укрыть отходы крутой разборки. Бетон вот только что подвезли, вываливают в корыто – свеженький, парной. Все как по заказу.
Вот так – по представлениям Ястреба – должны были рассуждать люди, которые могли – да нет, просто были обязаны тут находиться. И если он прав, то минут самое позднее через пять их терпение иссякнет и они – четверо-пятеро, наверное, – с разных концов территории двинутся сюда. Как бы случайно, не в ногу же им шагать. Через пять. А если через десять – значит, не новички, люди с хорошей выдержкой. Спецы.
А эти минуты – хотя бы пять – нужно использовать для дела. Если точнее – посмотреть: где же обретается сейчас друг наш Смоляр, чем таким интересным занят?
Смоляр, подонок, где твои очаровательные глазки?
Настроились… Входим… Вошли.
Что видим?
Да ничего. Темнота.
Ночь там, что ли, где он сейчас находится? Или просто – он спит, поэтому ничего и не видно?
Хотя… Что-то есть. И кто-то. Знакомый.
Очень знакомый. Каждый день виденный. В зеркале.
Ястреб собственной персоной.
Он стоит спиной к белой, гладкой стене. Она ничем не украшена. Выше головы стоящего ее пересекают черные трубы, примерно дюймового сечения; может быть, энерговоды, или по ним течет какая-нибудь жидкость, или это световоды – на них не написано. На небольшой табличке другие слова: «Не забудь после работы осушить реактор!» Правее на той же стене – обычный календарь. Не электронный, а бумажный, такой, на котором один месяц занимает страничку. Месяц – июнь. Соответствует истине. Праздничные дни, как и полагается, выделены. А еще одно число заключено в красный, не вполне правильный кружок – явно от руки. Двадцать восьмое июня.
А сегодня? Нынче – двадцать шестое. Послезавтра.
Послезавтра – что состоится? Или случится?
Но сейчас думать об этом недосуг.
Ястреб – тут, в машине, – глядит во все глаза. Там – неизвестно где – что-то говорит. Взволнованно. Торопливо. Жаль, что ничего не слышно. Чертова смолярская защита. Но хоть видно достаточно хорошо.
Мгновение – и крупный план. Кто-то из них резко шагнул вперед. Кто – не понять. Но стоят лицом к лицу.
«Интересно, – думает Ястреб – тот, что здесь, в машине, а не там, неизвестно где. – Выходит, это и есть тот самый я?»
Нет, теперь уже правильно будет сказать «был».
Глаза раскрываются до предела. В них выражение боли, обиды, страха и гнева. И веки медленно падают.
Выстрел? Нож?
Ну – чем бы кума ни болела, лишь бы померла.
Смоляр – там – пятится. Теперь тот Ястреб виден целиком. Он лежит на полу. Пол плиточный. Какое-то хозяйственное помещение, не господские покои. Взгляд панорамирует. И в поле зрения оказывается еще один человек. Он стоит в дверном проеме. Лицо его невозмутимо. Его взгляд опускается, поднимается снова. Человек кивает.
Очень знакомый человек. Некто по имени Смоляр.
«Дьявольщина, – думает Ястреб – тот, что жив, понятно. – Кем же я вижу? Вот уж – чем дальше в лес, тем больше грибов, и все червивые».
Хорошо все-таки быть не там, а здесь.
Хотя – так ли хорошо, как кажется?
Стук. Настойчивый. Звук доносится с двух сторон сразу: стучат в окошко машины и барабанят по капоту.
Самое время вернуться в себя. Увидеть то, что здесь, а не где-то там. Там уже убили. А тут…
Быть может, тут тоже не против такого развития событий.
Это становится ясным с первого взгляда.
Они пришли. Можно поздравить себя с правильным расчетом. Пятеро. Все как на подбор – деловые ребята. Из тех, что не любят терять времени попусту. И один из них – тот, чей кулак костяшками пальцев исполняет по стеклу соло для ударных, – однажды уже где-то встречался. Нет, не «где-то», а в резиденции Смоляра: проводил Ястреба к гостеприимному хозяину. Все правильно.
Стекла в машине не тонированы. И снаружи было хорошо видно, как сидящий в водительском кресле медленно открыл глаза. В которых ясно прочитывались непонимание, растерянность…
Капот оставили в покое. Но стук в стекло учащается. Лицо владельца кулака почти прижимается к окошку. Губы активно шевелятся. Внутрь машины доносится:
– Ты больной? Или выпил? Отворяй, мы поможем!
И тут же в глазах снаружи окошка проскакивает искра узнавания. У этого парня память тоже не хромает. Опознал. И уж теперь они помогут так помогут!
Впятером – они одолеют. Не надо фанфаронства. Собственно, ближний бой и не планировался. Все, что нужно было, – понять: тут они или надо искать другую исходную позицию смолярской гвардии.
Тут, тут. Значит – дело сделано. Продолжать путь в этом направлении больше нет надобности. Задача – отступить в организованном порядке и по возможности без потерь.