- Мигель... - снова проговорила Конча.
Люхи невидящим взглядом посмотрел на жену. Он сейчас ничего не видел, кроме обескровленного лица Пако. Пако... отец... мать... и все это сделал Виллар... мать... Пако... отец... Виллар... Хоровод в голове вертелся все быстрее. Люхи зашатался, как пьяный. А впрочем, инспектор и в самом деле опьянел, опьянел от ненависти. Отец... Пако... и опять Виллар! Он открыл тумбочку, достал из ящика хранившийся там револьвер и, сняв предохранитель, сунул в карман. Теперь перед глазами Мигеля стояло не восковое лицо Пако, а ненавистная улыбка дона Игнасио, улыбка, которую он навсегда сотрет с физиономии врага. Конча следом за мужем вышла в холл. Инспектор надел шляпу.
- Ты куда, Мигель?
- Убивать Игнасио Виллара.
Жена повисла у него на шее.
- Не ходи сейчас, Мигель! Ты не имеешь права...
- А они? Им, по-твоему, все дозволено?
Слова так теснились в голове Кончи, что она не сразу нашлась с ответом.
- Останься, Мигель! Тебя арестуют! А потом будут судить и отправят в тюрьму... Ты станешь убийцей! Нет, ты не должен так поступать!
- Но кто же тогда?
Он оттолкнул жену, и еще долго стук захлопнувшейся за ним двери болью отдавался в груди Кончи Люхи. Однако не успел Мигель свернуть с калле Росельон, как его жена уже лихорадочно набирала 70,333 - номер домашнего телефона комиссара Мартина.
Мигель брел по улице, как слепой. Прохожие, на которых он натыкался, сыпали проклятиями, но Люхи ничего не слышал. Пако зарезали. Его, Мигеля, отцу вспороли живот. Прикончили, как животных на бойне... В мирной тишине барселонской ночи Люхи двигался наугад, ничего не видя и не слыша, словно сгусток ненависти, чуждый мягкого очарования ночной жизни. Он шел мимо небольших компаний, громко смеявшихся и болтавших, мимо не желавших расставаться парочек. Иногда какой-нибудь загулявший молодой человек у запертой двери своего жилища провожал инспектора удивленным взглядом, недоумевая, куда запропастился серено* или он так крепко заснул на своем табурете, что не слышит, как один из жильцов отчаянно хлопает в ладоши. Люди под руки прогуливались по набережным. Мигель не обращал на них внимания, как не заметил и патрульных с автоматами за спиной, цепочкой двигавшихся вдоль тротуара.
______________
* Sereno (исп.) - сторож. - Примеч. перев.
Только свернув на калле Конде дель Азальто, Люхи начал потихоньку воспринимать окружающий мир. Полицейский замер и огляделся. Он стоял на подступах к "баррио чино", на границе старого города, которую столько раз пересекал... Черт возьми, каким образом он сюда попал? Этого Люхи не мог вспомнить... Он закурил сигарету и, прижавшись спиной к стене дома, стал думать. Внутренний голос настойчиво твердил, что, убив Виллара, Мигель потеряет Кончу, любимую работу и свободу, и, таким образом, дон Игнасио даже после смерти возьмет над ним верх. При воспоминании о жене его охватила такая нежность, что напряженные мышцы вдруг ослабли. Имеет ли он право в благодарность за годы любви и преданности покрыть жену позором? Не повелевает ли долг пожертвовать эгоистичной ненавистью ради счастья Кончи? Он бросил сигарету, раздавил носком ботинка и подошел к краю тротуара, собираясь подозвать первое же такси и вернуться на калле Росельон.
- Здравствуйте, сеньор инспектор!
Люхи обернулся. Перед ним стоял старый полицейский, которого Мигель знал с незапамятных времен и очень любил - старик немного напоминал сохранившийся в памяти образ отца. У Энрико Люхи было такое же честное лицо с покрасневшими от бесконечных ночных дежурств глазами.
- Доброй ночи, Агвилар!
Полицейский побрел прочь тяжкой поступью человека, уставшего отмерять километр за километром, а Мигель с волнением смотрел ему вслед. Должно быть, точно так же ходил и его отец... И вот уже отцовский призрак возник перед глазами инспектора, мешая поднять руку и подозвать такси. Силуэт старого полицейского уже почти растаял вдали. Что ж, коли им взбредет в голову такая фантазия, убийцы Виллара могут зарезать и его тоже... Ведь закон не позволяет требовать око за око и зуб за зуб и велит полицейским - под тем предлогом, что они, видите ли, работают в полиции! - спокойно смотреть, как бандиты режут их друзей и выпускают кишки отцам. Дома, на улице Росельон, Мигеля ждет Конча, но в кабинете Пуига его поджидают Энрико Люхи и Пако Вольс... Тем более что Виллар тоже наверняка там. Да и сможет ли Конча быть счастливой подле человека, который уже ничему не сможет радоваться из-за этих неотомщенных мертвых? И, не успев даже хорошенько обдумать решение, инспектор углубился в калле Конде дель Азальто.
При виде Мигеля швейцар "Ангелов и Демонов" невольно вздрогнул. Что тут понадобилось полицейскому? Встревоженный парень быстро перебрал в уме все, что он худо-бедно припрятал у себя в каморке, и не слишком уверенным голосом осведомился:
- Надеюсь, вы не собираетесь войти, сеньор инспектор?
- А кто мне помешает?
По тону полицейского швейцар сразу понял, что этой ночью ему лучше не становиться поперек дороги, и, сняв фуражку, широко распахнул дверь. В это время в программе наступила небольшая пауза, и на площадке кружились пары. Знатоки утверждали, что оркестр "Ангелов и Демонов" - лучший во всей Барселоне. Стараясь не привлекать внимания, Мигель скользнул вдоль стены к стойке бара. При виде его бармен соскочил с табурета и бросился к телефону. Но полицейский действовал так же быстро, и оба схватили трубку одновременно. Они смерили друг друга взглядом.
- Докладывать обо мне ни к чему, Федерико, - вкрадчиво заметил инспектор.
Тот сквозь зубы пробормотал какое-то ругательство и вернулся к своим бутылкам. Не обращая больше ни на кого внимания, Люхи приподнял драпировку, за которой начиналась лестница, ведущая наверх, в кабинет Пуига. Добравшись до последней ступеньки, он услышал голос Виллара, отвечавшего кому-то по телефону. Наверняка бармен все же позвонил! Мигель ногой распахнул дверь и застыл на пороге.
В кабинете собралась вся банда. Пуиг стоял, а Виллар сидел на его месте. Слева от него, на подлокотнике кресла пристроилась Нина де лас Ньевес. У стены на красных бархатных стульях - бывший боксер Миралес и конченный матадор Рибера переговаривались вполголоса, а андалусиец Эстебан Гомес, прижавшись ухом к приемнику, тихонько слушал музыку. При виде инспектора все замерли, и Мигелю эта сцена показалась похожей на какой-нибудь семейный портрет, запечатленный фотографом начала века. В гробовой тишине полицейский шагнул в комнату и, не отводя глаз от присутствующих, затворил за собой дверь. Одного за другим, он окинул их взглядом и отметил про себя, что Гомес смотрит с вызовом, Нина - удивленно, Виллар мертвенно бледен и конвульсивно стиснул зубы, Пуиг позеленел от страха, а физиономии Миралеса и Риберы не выражают ровно ничего - оба бандита, не отличаясь умом, в подобных неожиданных ситуациях привыкли целиком полагаться на патрона. Наконец тишина стала невыносимой. Первой не выдержала Нина.
- Что все это значит? - почти крикнула она. - Кто он такой?
Виллар, к которому уже вернулось хладнокровие, сделал вид, будто очень удивлен.
- Как, Нина, ты не знаешь всем известного инспектора Мигеля Люхи?
- А что его сюда привело?
- Понятия не имею, но полагаю, он сам скажет. А, инспектор?
Мигель знал, что в этой компании опаснее всех Гомес. Уловив чуть заметное движение бандита, который, очевидно, намеревался сунуть руку за пазуху, он спокойно заметил:
- Оставь нож, Гомес... Я стреляю очень быстро.
Бандит по достоинству оценил реакцию полицейского и, улыбнувшись, вернулся к своему радио, как будто утратил интерес ко всему остальному, но Люхи понимал, что от парня не ускользает ни одно его движение. Оба они прекрасно поняли друг друга и ожидали какой-нибудь каверзы. Миралес и Рибера медленно встали.
- Скажите своим убийцам, Виллар, чтоб сидели спокойно.
- Здесь приказываю я один, Люхи!
Миралес приблизился, размахивая длинными, как у гориллы, руками. Полицейский вытащил револьвер.
- Вернись на место, Хуан, так будет лучше!
Боксер поглядел на дона Игнасио и по чуть приметному знаку хозяина ворча удалился на прежние позиции. Рибера сделал вид, будто происходящее его нисколько не интересует. Пуиг шелковым платком вытирал лоб. Здесь, среди своих, Виллар чувствовал себя в безопасности, а потому решил отыграться.
- А теперь, когда вы покончили с дрессировкой хищников, может, поведаете, что вас сюда привело, Люхи?
- А вы разве не догадываетесь?
- По правде говоря, нет... Разве что комиссар Мартин приказал вам извиниться передо мной?
- Комиссар Мартин тут ни при чем, Виллар. Я больше не служу в полиции.
- Вас наконец-то решились выгнать?
- Не совсем... Я сам ухожу в отставку.
- И когда же?
- Как только я вас убью.
Мигель почувствовал, что Гомес весь подобрался для прыжка, а обалдевшие Миралес и Рибера глупо таращили глаза. По их мнению, полицейский совсем спятил, коли смеет так разговаривать с патроном. Пуиг вцепился в спинку кресла Виллара. Нина смотрела то на Мигеля, то на дона Игнасио, ожидая, чем же все кончится. Как и днем, спокойный голос инспектора совершенно вывел Виллара из равновесия. И снова страх вцепился ему в живот, ледяным обручем сжал сердце... Бандиту ни на мгновение не пришло в голову, что полицейский блефует. Напротив, он не сомневался, что сейчас заработает пулю. В полной тишине вдруг охрипший голос дона Игнасио показался каким-то странным карканьем:
- И когда же?
- Как только я вас убью.
Мигель почувствовал, что Гомес весь подобрался для прыжка, а обалдевшие Миралес и Рибера глупо таращили глаза. По их мнению, полицейский совсем спятил, коли смеет так разговаривать с патроном. Пуиг вцепился в спинку кресла Виллара. Нина смотрела то на Мигеля, то на дона Игнасио, ожидая, чем же все кончится. Как и днем, спокойный голос инспектора совершенно вывел Виллара из равновесия. И снова страх вцепился ему в живот, ледяным обручем сжал сердце... Бандиту ни на мгновение не пришло в голову, что полицейский блефует. Напротив, он не сомневался, что сейчас заработает пулю. В полной тишине вдруг охрипший голос дона Игнасио показался каким-то странным карканьем:
- Вы что, пьяны, инспектор?
- Неужто вы и впрямь так думаете?..
Он вскинул револьвер. Парализованный страхом дон Игнасио даже не пытался встать.
- Я убью вас, Виллар, чтобы отомстить за своего отца и за Пако Вольса, чью аккуратно отрезанную голову вы мне сегодня прислали...
Нина тихонько вскрикнула и без чувств упала на пол. Пуиг поспешил ей на помощь, а Гомес изготовился броситься на полицейского.
- Ты хочешь тоже умереть, Гомес?
Андалусиец замер и снова улыбнулся. Крепкий орешек этот полицейский, противник как раз по нему... Гомес любил смелых людей. В конце концов, пусть дон Игнасио выкручивается самостоятельно! Пуиг усадил Нину на стул, пытаясь привести в чувство, но Виллар не обращал на девушку внимания. Он видел лишь дуло револьвера. Бандит не решался приказать своим подручным броситься на Люхи, понимая, что тот успеет выстрелить раньше. Впервые в жизни оказавшись лицом к лицу со смертью, дон Игнасио испытывал страх, самый омерзительный страх. Он хотел жить, жить любой ценой! Перед Мигелем сидел сейчас дрожащий старик.
- Я... я клянусь вам, что не убивал Вольса!
Гомес поглядел на патрона с удивлением и даже некоторой брезгливостью, и это помешало ему в нужный момент прыгнуть на Люхи. Это сделал за него Миралес, верный Миралес! Но инспектор, вовремя отскочив, ударил боксера по лицу револьвером. Тот механически поднес руку к щеке, и пальцы покраснели от крови. Миралес покачнулся - удар Люхи раскроил ему скулу до кости. А инспектор снова вскинул руку.
- За моего отца и за Пако, Виллар...
- Нет, нет, нет! Подождите! Подождите!
- Мигель!
Этот, новый голос помешал Люхи спустить курок. Понимая, что, если не выстрелит сейчас же, уже не сделает этого никогда, он все-таки не мог ослушаться своего шефа, комиссара Мартина, это было сильнее его. Инспектор опустил руку и в отчаянье обернулся. На пороге высилась мощная фигура дона Альфонсо.
- Иди сюда, Мигель.
Люхи приблизился.
- Дай мне свой револьвер!
Инспектор выполнил приказ, и дон Альфонсо положил оружие в карман.
- А теперь подожди меня на улице.
Люхи молча вышел. Виллар, все еще не веря своему счастью, учащенно дышал. Гомес с любопытством взирал на толстяка, так лихо овладевшего положением. Еще один прелюбопытный тип! Комиссар вошел в кабинет.
- Представление окончено. Убирайтесь отсюда вы все, кроме Виллара!
Пуиг попытался было возражать, ссылаясь на то, что он здесь у себя. Дон Альфонсо даже не удостоил его взглядом.
- Я велел всем убираться!
Хоакин ушел вместе с прочими. Нина, которой повелительный тон комиссара, очевидно, действовал на нервы, повернулась к дону Игнасио.
- Я останусь с тобой!
- Я очень терпелив, сеньорита, - не повышая тона и не двигаясь с места, проговорил Мартин, - но все же не стоит перегибать палку!
Нина ожидала возражений Виллара, но тот молчал, и ей, в свою очередь, пришлось удалиться, трепеща от унижения. Как только молодая женщина вышла, комиссар тщательно закрыл дверь, подвинул себе стул и уселся напротив Виллара.
- Почему?
- Почему - что?
- В чем причина всего этого переполоха?
Теперь, когда его жизни больше ничто не угрожало, Виллар, позабыв о минутной слабости, вновь обрел прежнюю самоуверенность.
- Ваш инспектор сбрендил! Не появись вы так вовремя, он бы меня прикончил.
- Почему?
- Да потому что он меня ненавидит!
- Почему?
- Ваши "почему" начинают действовать мне на нервы, комиссар! Кажется, я вам уже сообщал, что сегодня днем ваш инспектор явился ко мне в кабинет и устроил совершенно нелепую сцену. Вечером он решил продолжить... Будь вы человеком долга, уже давно положили бы конец его бесчинствам.
- Мне нравится, что о долге рассуждаете именно вы, дон Игнасио! Приятно слышать это слово из ваших уст...
- Я не потерплю...
- Еще как потерпите, дон Игнасио! Лучше расскажите-ка мне о посылке с головой Пако Вольса, которую вы сегодня отправили Мигелю Люхи!
- Понятия не имею, что это еще за новая история...
- Вот как? А по-моему, на сей раз вы зашли слишком далеко, дон Игнасио... Прямо-таки хватили через край... А между прочим, при вашем ремесле никак нельзя поддаваться вспышкам раздражения. В таких случаях голова работает плохо и невольно ляпаешь глупости... Именно это с вами и произошло. Вы сделали ошибку, которая вас и погубит. Так что в очень скором времени я надеюсь познакомить вас с гароттой*... Это доставит мне огромное удовольствие, дон Игнасио...
______________
* Дубинка, которой приводят в исполнение смертный приговор. Примеч. перев.
Пытаясь придать себе уверенности, Виллар закурил, и комиссар заметил, как дрожат у него руки.
- Ваша хитрость шита белыми нитками, комиссар... Все это вы говорите мне с одной-единственной целью - чтобы я не подал жалобу на инспектора Мигеля Люхи, совершившего вооруженный налет и в присутствии пятерых свидетелей угрожавшего мне смертью!
- Ох уж эти ваши свидетели, дон Игнасио... Сборище подонков!
- Это не имеет значения. И сколько бы вы ни оскорбляли моих друзей, комиссар, имейте в виду: это не помешает мне обратиться в суд!
Альфонсо Мартин с трудом встал.
- Жалуйтесь, дон Игнасио, мне это безразлично. Если понадобится принять административные меры против моего подчиненного, я их приму. Но помните: воюя с Мигелем Люхи, вы объявляете войну всей барселонской полиции. Вы будете иметь дело со мной, дон Игнасио, и очень быстро убедитесь, что, пусть я не такой романтик, как Люхи, но зато гораздо опаснее его. Желаю вам спокойной ночи, сеньор Виллар!
Швейцар делал вид, будто не замечает стоящего на тротуаре Мигеля Люхи. Как и весь остальной персонал, он знал, что полицейский пришел убить Игнасио Виллара, и сразу принял сторону хозяина. Когда комиссар вышел из кабаре, Люхи не двинулся с места. Мартин приблизился, и они молча пошли рядом. Только у набережной комиссар наконец нарушил молчание.
- Надеюсь, ты понимаешь, что, не предупреди меня твоя жена, сидеть бы тебе сейчас в наручниках!
- Да.
- Ты меня разочаровал, Мигель... Я думал, у тебя гораздо больше выдержки.
- Они убили Пако, шеф.
- Ну и что? Полицейских убивают каждый день, и твоя обязанность ловить преступников, а не самому становиться убийцей.
- Видели б вы только эту голову в коробке...
- Для доньи Кончи это, я думаю, было особенно ужасно... И за одно это я разделаюсь с Вилларом. Положись на меня, Мигель... Если только в человеческих возможностях сломать дона Игнасио, повторяю тебе, я это сделаю. А ты, разумеется, ни на минуту не задерживаясь, отправишься в Сопейру. Следующий поезд уходит через несколько часов, вам с женой как раз хватит времени собрать чемоданы.
До самого дома Люхи они больше не сказали друг другу ни слова.
- Счастливого отпуска, Мигель! И не волнуйся - я буду держать тебя в курсе, - пообещал на прощание комиссар.
- Спасибо, шеф.
- Послушай, Мигель... Мне бы очень хотелось, чтобы ты как следует понял: я в первую очередь полицейский и никогда не позволю личным чувствам взять верх над моими обязанностями. Я должен справиться с убийцей не потому, что он мой личный враг, а потому, что он враг общества, тот, кто мешает порядочным людям спокойно жить. Тогда я бросаюсь в бой и, как тебе известно, лишь в редчайших случаях не добиваюсь того, чтобы парня познакомили с гароттой или, по крайней мере, надолго отправили за решетку. Если я питаю к нему особую ненависть - тем лучше, если люблю - тем хуже. Я выполняю свой долг, Мигель, во что бы то ни стало и чего бы это ни стоило мне самому. Если бы ты прикончил Виллара, несмотря на всю мою привязанность, я поступил бы с тобой так же, как с любым другим убийцей. Все это я говорю тебе исключительно для того, чтобы ты хорошенько понял, чего только что избежал, Мигель.
- Благодаря вам, дон Альфонсо.
- Нет, лишь той, что ждет тебя там, наверху. Ей одной ты обязан тем, что не сидишь сейчас в тюрьме.
ГЛАВА IV
Поднимаясь по лестнице к себе в квартиру, Мигель с тревогой думал о той минуте, когда они с Кончей посмотрят друг другу в глаза. Хотя в глубине души Люхи признавал правоту дона Альфонсо, как настоящий испанец, он считал, что никакие, пусть самые разумные основания не оправдывают отказа от мести за Пако, а потому обвинял себя в трусости. Комиссар Мартин напрасно вмешался не в свое дело. Когда затрагивали его честь, Мигель переставал быть не только гражданином и полицейским, но и вообще цивилизованным человеком, с него мигом слетала вся мягкость и прирученность, свойственные людям нового времени, и оставался лишь жаждущий мщения дикарь. Инспектор понимал, почему Конча предупредила дона Альфонсо. Действуя таким образом, она тоже выполняла свой долг, как справедливо подчеркнул Мартин, долг преданной супруги, но будучи уроженкой Арагона, она, возможно, предпочла бы иметь мужа-арестанта, которому грозит смертная казнь, нежели человека, из уважения к субординации пренебрегшего честью.