Проскуров спал четыре часа в сутки, пытаясь объять необъятное. И все равно не успевал. Молодые командиры, набранные из войсковых частей вместо арестованных шпионов и лазутчиков, были полны энтузиазма. Но мало что смыслили в разведке. Впрочем, как и он сам. Поэтому пришлось учиться на ходу. Всему.
Когда в начале сентября начальник Генштаба командарм первого ранга Шапошников поставил задачу собрать как можно больше информации о линии Маннергейма и береговой обороне Финляндии, Проскуров первым делом подумал об аэрофотосъемке. И немедленно занялся ее организацией. Лично!
Не забывая, само собой, об организации эффективной войсковой и агентурной разведки в Ленинградском военном округе, анализе и проверке уже имеющихся сведений о финских вооруженных силах, и налаживании взаимодействия с ИНО НКВД.
Но главное внимание комдив уделял все-таки авиаразведке.
Сотни фотопланшетов со снимками Карельского перешейка и финской береговой линии были разостланы на полу в огромном актовом зале Военной Воздушной академии имени Жуковского.
У дверей сидел сотрудник Особого отдела Главного управления государственной безопасности НКВД и проверял пропуски у всех входящих и выходящих. С отметкой в журнале дежурства.
А внутри с увеличительными стеклами в руках день и ночь ползали по планшетам десятки старших и средних командиров – преподаватели и слушатели факультета авиационных штурманов Военной Воздушной академии, штурманы отдельной скоростной бомбардировочной эскадрильи при ВВА, девятой дальней разведывательной эскадрильи ВВС МВО, а также пятого, двадцать первого и пятьдесят третьего дальнебомбардировочных авиаполков Первой отдельной авиационной армии РГК.
Ползали с единственной целью – провести точную идентификацию финских долговременных оборонительных сооружений, упоминаемых в донесениях, докладах, сводках и разведывательных спецсообщениях. Источник поступления информации был не важен. Проверяли все поступающие сведения без исключения.
Главное – найти эти ДОТы и ДЗОТы, береговые батареи и склады боеприпасов, и привязать к ориентирам на местности! Чтобы потом раздолбать тонными и полутонными фугасными авиабомбами вдребезги! А все, что уцелеет добить артиллерией крупного калибра! Морской и сухопутной.
И нашли. И привязали.
Пришло время долбать!
В три часа утра тридцатого ноября на авиабазах Первой авиационной армии Резерва Главного Командования в Монино, Калинине и Иваново заревели авиамоторы.
А через час тяжело груженые ТБ, ДБ и СБ один за другим стали отрываться от бетонных полос, медленно набирая высоту и вставая в круг над аэродромом в ожидании своих товарищей.
На полетных картах у каждого экипажа были указаны конкретные цели. Которые во время митинга они торжественно поклялись уничтожить. И которые теперь будут бомбить каждый день! До тех пор пока не уничтожат! То есть, пока их уничтожение не подтвердит фотоконтроль и доклады наземных войск.
Подвергать бомбардировке населенные пункты, было категорически запрещено. Экипажи, нарушившие приказ, в полном составе, включая воздушных стрелков и мотористов, ждал трибунал. Со всеми вытекающими последствиями.
Собравшись вдоль линейного ориентира – железной дороги Москва-Ленинград, как они не раз это делали в ходе подготовки к первомайским парадам, полки двинулись на север. Истребительное прикрытие (три полка пятьдесят девятой истребительной авиабригады) должно было присоединиться к ним под Ленинградом.
Огромную колонну из трех с лишним сотен машин возглавлял командующий армией Герой Советского Союза комдив Тхор со своим флагштурманом Героем Советского Союза комбригом Данилиным. И его помощниками, которые должны были поддерживать связь со всеми соединениями и строго следить за прохождением контрольных точек.
Комдив вел самолет так плавно, что стрелки приборов застыли на циферблатах как приклеенные. Под крылом проплывали заснеженные леса и поля.
Но мысли его были далеко…
После окончания боевых действий в Северо-Восточном Китае части Первой и Третьей отдельных авиационных армий РГК возвратились в места основного базирования. Личный состав обмыл заслуженные боевые награды, досрочные очередные и внеочередные воинские звания, и приступил к плановой боевой учебе и техническому обслуживанию материальной части. А на подпись командирам и начальникам всех степеней легли длинные списки отпускников.
Обрадованные жены принялись укладывать чемоданы, предвкушая долгожданный отпуск и несколько недель безоблачного счастья. И с трудом справились со слезами, узнав, что все отпуска задержаны. На неопределенный срок.
Военкомы и политработники пытались успокоить встревоженных женщин как могли. Но не очень в этом преуспели. В Европе полыхала война. И тяжелые предчувствия, охватившие женские сердца, развеять было нелегко.
Так или иначе, тщательно уложенные чемоданы были распакованы и снова засунуты в шкафы и кладовки. С глаз долой. До лучших времен…
В середине октября, когда передислокация армии на подмосковные аэродромы была завершена, комдив Тхор смог, наконец, заняться личными делами. Оставив на хозяйстве заместителя, он сел в штабной 'Дуглас' и вылетел в Воронеж.
Потому что по информации начальника особого отдела именно там спряталась эта сволочь!! Бывший начальник политуправления Забайкальского военного округа дивизионный комиссар Васильев. С женой. И ребенком.
Его, Григория, ребенком! И его, Григория, женой!!
Бывшей…
Прилетев в Воронеж, он взял 'эмку' начальника сто двенадцатой авиабазы и поехал в город. Адресок Васильева у него имелся. Уволившись из кадров РККА, этот мерзавец и на гражданке неплохо устроился! Работал редактором городской газеты и получил отдельную жилплощадь в центре с телефоном.
Григорий прямо с аэродрома позвонил в редакцию и попросил пригласить товарища Васильева. Ему ответили, что Георгий Андрианович уехал в горком на заседание бюро, вернется вечером, а кто его спрашивает?
– Комдив Тхор, – ответил Григорий и повесил трубку.
Когда боец довез его до места, комдив достал из кобуры ТТ и вынул обойму. На всякий случай. От греха.
– Ждать здесь! – приказал он шоферу и вышел из машины.
Поднявшись на верхний этаж, Григорий постоял на лестничной площадке. Пытаясь унять бешено бьющееся сердце. И хоть немного успокоиться. А потом постучал.
Послышались легкие шаги. И сердце замерло в его груди…
Потому что это были ее шаги!
Наталья открыла дверь. И ахнула. И отшатнулась, прижав ладошку ко рту.
Она стояла перед ним в домашнем фланелевом халате. Стройная и полногрудая. Черная коса небрежно заколота на затылке. Огромные синие глаза смотрели на него в упор. Медленно наполняясь слезами…
Григорий шагнул к ней. Обнял. И припал к губам.
Она всхлипнула, обвила его за шею руками и ответила на поцелуй. Григорий, не глядя, притворил за собой дверь и задвинул засов. А потом подхватил ее на руки и унес в комнату. На кровать…
Какое-то время спустя, когда они пришли, наконец, в себя, Григорий встал, молча оделся и отошел к окну. А она уткнулась лицом в измятую подушку и расплакалась…
Вдруг скрипнула дверь. Он обернулся и увидел детскую мордашку, осторожно заглядывающую в щелку. Наталья проглотила слезы, села и быстро набросила халат.
– Мамочка! – пролепетала малышка, подбежала и залезла к ней на колени. – А кто этот дядя? – громко прошептала она, уткнувшись в материнское плечо и косясь на Григория. – Почему ты плачешь? Этот дядя плохой, да? Это он тебя обидел?
У комдива так защемило сердце, что из глаз брызнули слезы.
Потому что это была его дочь! Которую он не видел два года. И для которой теперь был чужим дядей.
– Это не дядя, Машенька, – сказала Наталья. – Это твой папа.
– Нет! – крикнула девочка. – Это не мой папа! Мой папа – герой! Его убили на войне! Ты сама говорила!
Григорий вытер глаза тыльной стороной ладони.
– Меня не убили, – он подошел и присел на корточки перед дочуркой. – А только ранили. А все подумали, что убили. И мама тоже. А я вернулся. Так иногда случается…
– А как тебя зовут? – недоверчиво спросила малышка. – Моего папу зовут Гриша. А тебя? Ты тоже герой?
– Тоже, – грустно улыбнулся он.
За дверями послышался детский плач. Наталья встревожено посмотрела на Григория. Посадила девочку на кровать и вышла из комнаты.
Он зажмурился… У нее был второй ребенок. От Васильева.
– Дядя-папа, – тихонько подергала его за рукав дочка. – Тебе плохо? У тебя что-то болит, да?
Он открыл глаза и покачал головой, а потом взял ее на руки.
– А это ордена? – спросила она. – А они настоящие?
Григорий кивнул.
– Это Сашка плачет, – сообщила Маша. – Он еще маленький. А мне скоро будет уже четыре годика! – похвасталась она. – А они золотые? А можно их потрогать?..
Григорий кивнул.
– Это Сашка плачет, – сообщила Маша. – Он еще маленький. А мне скоро будет уже четыре годика! – похвасталась она. – А они золотые? А можно их потрогать?..
В спальню вернулась Наталья. С годовалым малышом в ползунках и распашонке. Подошла и села рядом с Григорием. Который глядел на ребенка во все глаза.
– Мамочка! – закричала Маша. – Смотри, как дядя-папа похож на Сашку!
Они и, правда, были похожи как две капли воды. Оба скуластые, курносые, темно-русые и сероглазые.
– Мой? – прошептал Григорий, не смея в это поверить.
– Твой, – прошептала Наталья.
– Но, как же так? – спросил он.
– Машенька, – сказала Наталья, поднимаясь. – Давай ты поиграешь немного с Сашей. А мы с твоим папой поговорим. А потом мы все вместе поиграем? Ты же у меня совсем большая девочка! И все понимаешь. А нам с папой надо поговорить.
– Ну, что с вами поделаешь, – вздохнула малышка, совсем как взрослая. – Пойдем уже, – она взяла мать за руку и повернулась к Григорию. – Только ты никуда не уходи, ладно? Не уйдешь?
– Не уйду, – сказал он.
А когда они вышли, обхватил руками голову и застонал.
Что же делать? Что же теперь делать?!..
Через пару минут Наталья вернулась. И присела рядом.
– Прости меня, Гриша, – тихо сказала она. – Так получилось… Ты уехал в Китай. Я не хотела, чтобы ты уезжал. А ты уехал… Мы поссорились… И я решила уйти от тебя. Развестись и уехать… А тут пришел он. Узнал откуда-то и пришел… С цветами и вином, – Наталья всхлипнула и замолчала.
– Продолжай, – глухо сказал Григорий.
– Прости меня, – прошептала она чуть слышно. – Мне было так плохо! Так одиноко!.. А он обещал уволиться из армии. Если я выйду за него замуж. Обещал увезти меня из этой ужасной Читы!.. Господи, если бы ты послушал меня тогда, если бы не уехал! – воскликнула Наталья горестно.
– А как же Сашка? – спросил Григорий.
– Я подумала, что ребенок от него, – она опустила глаза. – Что это после того раза… Когда он приходил. С цветами.
Григорий молчал.
– Мы больше не встречались! Я не хотела его видеть! – воскликнула Наталья и прижала ладони к груди. – А когда поняла, что забеременела, – она уронила руки на колени. – Решила, что от него… А он так обрадовался! Когда узнал!.. Пообещал уволиться. И увезти меня… Господи! – застонала она. – Ну, что же мне было делать!..
После ее слов в комнате надолго повисла тишина. Лишь на комоде тикали часы.
– Ты его любишь? – наконец, спросил Григорий.
– А куда деваться? – вздохнула Наталья. – Он, ведь, мой муж.
– Я не об этом, – сказал он и снова спросил. – Ты любишь его?
– Мы живем вместе, – отвела взгляд Наталья. – Иногда спим… Я знаю, что у него есть любовница. Его секретарша… Он сам признался, когда понял, что Сашенька не от него. Но мне это все равно… Нет, не люблю, – сказала она твердо, и посмотрела Григорию прямо в глаза. – И никогда не любила… Никого, кроме тебя.
Он резко встал и отошел к окну. В ушах у него звенело, сердце колотилось, воздуху не хватало, как во время полета на большой высоте…
– Значит, так, – повернулся он к жене. – Полчаса на сборы. Ничего с собой не бери. Только детские вещи. Через час мы улетаем. Ко мне. В Монино. А с Васильевым я потом разберусь. Можешь оставить ему записку. Если захочешь.
Наталья медленно поднялась, не веря своим ушам. Григорий подошел к ней, обнял и прижал к себе. А потом сказал:
– Больше никаких спецкомандировок! И никаких разводов!
И тогда она разрыдалась по-настоящему…
– Пять минут до главного контрольного пункта! – доложил Данилин.
– Всем приготовиться! – приказал Тхор, очнувшись от воспоминаний.
Под широкими крыльями флагманского ТБ-3 раскинулся Ленинград.
Справа серебрилась свинцово-серая лента Невы. Слева в туманной дымке темнел Финский залив. Мосты были уже сведены. По улицам и проспектам сновали автомобили, трамваи и автобусы. В безоблачное небо поднимались высокие столбы фабричного дыма. Огромный город уже проснулся.
И оторопел в восхищении, подняв глаза к небу.
Потому что там, в вышине, с грозным рокотом в плотном строю эскадрилий шли десятки четырехмоторных краснозвездных гигантов, вокруг которых тут и там носились стаи юрких лобастых истребителей.
Сразу за городом общая армейская колонна разошлась на несколько полковых, отправившихся каждая к своему участку линии Маннергейма. Навстречу им двигались успевшие отбомбиться по предполью вражеской обороны полки скоростных бомбардировщиков фронтовой и армейской авиации. А сзади уже подпирали тяжелые и дальние бомбардировщики Третьей отдельной авиационной армии РГК.
Первый тяжелобомбардировочный, восьмой, одиннадцатый и двенадцатый дальнебомбардировочные авиаполки Третьей армии были переброшены из Ростова-на-Дону, Новочеркасска и Запорожья в Ленинградский военный округ к середине ноября. И с горем пополам распиханы по авиабазам в Красногвардейске, Новгороде, Пскове, Сиверской и Едрово. Хозяевам пришлось изрядно уплотниться. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде.
Впрочем, к этому времени несколько истребительных авиаполков и скоростных бомбардировочных авиабригад было уже передислоцировано из-под Ленинграда на Север. В Мурманск, Архангельск и Петрозаводск. С целью усиления ВВС Северного фронта, который до этих пор располагал лишь тремя смешанными авиаполками (пятым, семьдесят вторым и восьмидесятым). Чего, само собой, было совершенно недостаточно.
И не столько для разгрома Лапландской группировки белофиннов, которая была не очень велика, сколько в качестве предостережения белошведам и белонорвежцам. Чтобы не дергались. А также их британским и французским покровителям. С той же целью. На всякий пожарный случай!
– Так, армия прошла, – констатировал комбриг Сузи, выглядывая в окно. – Пора и нам в путь-дорогу, Адам Иосифович.
Все три полка восьмидесятой смешанной авиабригады особого назначения ВВС Ленинградского фронта (восемьдесят третий истребительный, восемьдесят четвертый бомбардировочный и восемьдесят пятый Краснознаменный смешанный) вместе со штабом бригады дислоцировались в Пушкине.
Командир бригады Герой Советского Союза комдив Залевский посмотрел на часы:
– Пора, Томас Павлович!.. Как там моряки? Что слышно?
– Из штаба флота сообщили, что эсминцы с тральщиками три часа назад вышли из Кронштадта. По идее должны уже начать траление.
– Разведчик в воздухе?
– Так точно!
– Подымай Байдукова! И две эскадрильи И-16.
– Есть, товарищ комдив!
Первая, вторая и третья эскадрильи восемьдесят четвертого бомбардировочного авиаполка особого назначения, которым командовал Герой Советского Союза полковник Байдуков, имели на вооружении обычные бомбардировщики ДБ-З. А четвертая и пятая были оснащены ДБ-3 и СБ-бис, специально доработанными для пикирования под крутыми углами. На них были установлены решетки воздушных тормозов, а также автоматы вывода из пике и модернизированные бомбосбрасыватели.
Собрав своих ребят над аэродромом, и дождавшись взлета истребителей, Байдуков увел группу на северо-запад. Сегодня все пять эскадрилий его полка, включая пикировщиков, будут бомбить с горизонтального полета. А пикировочный удар нанесут послезавтра. Совместно с 'составными пикирующими бомбардировщиками' Коккинаки.
После того, как по батареям отработают линейные корабли 'Марат' и 'Октябрьская революция'.
И, наконец, появится полная ясность, кого бомбить и где!
Потому что до сих пор так и не удалось установить точное расположение береговых батарей в районе Виипури, хотя разведчики пятнадцатого морского разведывательного авиаполка и летали над побережьем Выборгского залива три месяца подряд! Без особого толку. Маскироваться финны умели!
По данным агентурной разведки подступы к проливам Бьоркезунд, Тронзунд и северную часть Сейскарского плеса прикрывал второй береговой артиллерийский полк, шесть батарей которого насчитывали двадцать восемь крупнокалиберных орудий. Двенадцатидюймовая двух орудийная батарея располагалась на мысе Ристиниеми, десятидюймовая шести орудийная – на острове Бьорке, а шестидюймовые – на островах Тиуринсаари и Уурансаари, а также в районе Хумалийоки и на мысе Сатаманиеми.
Все эти батареи надо было уничтожить еще до того, как Первая Отдельная Краснознаменная армия выйдет к Виипури. А для начала их найти!
Чем сегодня и должны заняться эскадренные миноносцы. Раздразнить финнов, спровоцировать на открытие огня и дать возможность 'эмбэрухам' засечь, в конце концов, расположение этих 'невидимок'!
Восемьдесят третьим истребительным авиаполком особого назначения командовал Герой Советского Союза полковник Супрун. Кроме четырех эскадрилий И-16 у него имелась еще одна. Специальная. В составе которой проходили войсковые испытания шесть новейших истребителей конструкции Поликарпова И-180 и три штурмовика БШ-2 конструкции Ильюшина.