Вольф ежесекундно останавливал себя, чтобы не сорваться на бег, Никита что-то отстраненно шептала себе под нос, Оля Ураган беззвучно оплакивала сестру и подруг, и лишь расхрабрившийся Славик с нескрываемым интересом изучал местный бестиарий, конспектируя в уме нечто, ведомое одному ему. Удача отвернулась от людей, когда до выхода из ЦПКиО оставался жалкий десяток метров. Далеко за спиной, со стороны проклятого пруда, раздался трубный призыв. Резкий и надрывный, он больно царапал слух, заставляя затыкать и без того прикрытые противогазами уши. Звери мгновенно встрепенулись, не исключая и тех, что казались мертвыми, и ответили своему господину ликующим, восторженным хором. Сумеречный парк пришел в движение.
— Выжила-таки, сука! — сквозь зубы выругался Вольф и, больше не сдерживаясь, что было сил рванул к величественным, до сих пор сохранившим былую красоту арочным воротам. На ходу он подхватил Никиту под руку и силком потащил за собой, а Олю же и Славика подбодрил отборным матом: — Шевелитесь, вашу маму, шевелитесь!!!
Просить дважды никого не пришлось. Ураган подтолкнула чуть замешкавшегося Гринько чуть пониже поясницы:
— Умник, на том свете будешь думать! Беги! — И, демонстрируя завидную скорость, опрометью кинулась вперед.
Оборотень настиг юношу, замыкавшего спасавшуюся бегством колонну, прямо под аркой. Страшный удар огромной, когтистой лапы сбил Гринько с ног и отбросил на добрый десяток метров. Разбрызгивая кровь из разорванного бока, он на короткий миг взмыл в воздух безвольной куклой, чтобы через мгновение с громким стоном жестко удариться о твердую, немилосердную землю. Три автомата заговорили разом, и железный поток разломал грудную клетку монстра, превратил ее в месиво. Мутант успел обиженно завизжать, прежде чем новая очередь разнесла его мерзкую морду в клочья.
Но за решетчатым забором уже виднелась накатывающаяся «волна» нечисти, готовая поглотить и перемолоть несчастных людей в фарш. Отряд Вольфа, застыв посреди пустыря перед воротами славного и когда-то любимого свердловчанами парка отдыха, готовился встретить неминуемую смерть.
Глава 19 АНГЕЛ ЛЕЙТЕНАНТА НИКИТИНОЙ
Живчик нашел друга сидящим прямо на бетонном полу. Иван спал, привалившись спиной к стене. Его осунувшееся лицо казалось измученным, однако при этом появилась в облике Мальгина некая умиротворенность и даже сила. Сила человека, который проделал огромный и чертовски сложный путь. Путь испытаний и лишений. Он явно смертельно устал и, наверное, прямо здесь свалился с ног, но достиг чего-то неведомого и непостижимого для Костика.
Живчик поборол искушение разбудить друга и расспросить о многом, лишь опустился рядом, беззвучно прошептал: «Ну вот, мы снова вместе, Ванька», и прикрыл глаза. Ожидание обещало быть долгим. Бесконечное путешествие требовало такого же отдыха.
Проснулся Федотов от ощущения чужого пристального взгляда в упор. Живчик не почувствовал ни опасности, ни особой тревоги, однако тело само собой приняло вертикальное положение, а руки рефлекторно потянулись к оружию.
— Это я, Костик, — прозвучал спокойный, чуть насмешливый голос Ивана. Мальгин с улыбкой смотрел на принявшего боевую стойку товарища. Живчик собирался было шутливо отругать товарища за столь бесцеремонную побудку, но, встретившись с ним взглядом, осекся. Иван действительно слегка изменился, и прежде всего глазами. Они словно постарели, и теперь за ними скрывалось неподъемное бремя, тяжкий груз… воспоминаний о пережитом? знаний о какой-то запретной, темной тайне? Костя не ведал и даже не мог догадываться, а потому смутился от неожиданности. Иван же засмеялся, легко и открыто, словно и не было никакой скрытой тяжести на душе:
— Ну, здравствуй, брат! А я уже боялся, что больше не свидимся.
Они обнялись, впервые — как равные. Живчик не похлопал мальчишку по спине, как сделал бы старший товарищ, успокаивая и подбадривая младшего и неопытного. Просто понял, что уже не в праве быть снисходительным и притворяться мудрым. Он больше не был наставником испуганному и неуверенному мальчишке, — тот мальчик исчез безвозвратно. Он не сгинул в проклятых туннелях, не пропал в хитросплетеньях подземного лабиринта, он просто растворился в воздухе — а вместо него возник кто-то другой — старше, нет, старее, мудрее. Лишенный наивности, разочарованный… Другой.
— Ванька, ты куда пропал? Я отрубился, заснул прямо на ходу, а ПОТОМ…
Иван отстранился. Резко, поспешно.
— Живчик, не спрашивай, не отвечу. Не смогу. Такая каша в голове, не разобрать, что явь, а что привиделось.
И нервно вздохнул, переводя дыхание:
— Я… как во сне. До сих пор…
Он надолго замолчал, а затем махнул рукой, оставляя путаные воспоминания прошлому:
— Скажи, лучше, как ты перебрался через ту радиоактивную лужу?
Костя тут же напустился на товарища:
— А ты?!
Но видя укоризненный и одновременно просящий взгляд, тут же осекся.
— Я пытался пройти, честно. Почувствовал, что ты в опасности, и плюнул на Гейгера. Только вот летучие мыши отогнали от воды — их была тьма-тьмущая, никогда не видел за раз столько гадов! Долго гнались за мной… я все боялся выскочить обратно к Уробросу, но вместо этого свалился в какую-то яму и сколько-то провалялся в отключке. Сны всякие видел, будто ящерка вела меня за собой какими-то тайными тропами, сначала сквозь заброшенные малахитовые шахты, потом через пещеру с цветком из камня… Странные видения — будто и спишь, и не спишь сразу. Я, наверное, головой хорошо приложился, когда падал. А в себя пришел только здесь.
Костя приготовился к длительным расспросам, в которых насмешка будет идти рука об руку с подозрительным недоверием, но дозорный совсем не удивился странному рассказу, лишь уточнил:
— А ящерка с короной была?
— Что?!
— Нет, ничего… Пора выбираться, а наговориться еще успеем.
Друзья находились в небольшой прямоугольной комнате, тускло освещенной одной-единственной лампой, раскачивающейся под потолком на длинном проводе. На противоположной стене темнел провал выхода. Ваня осознал сразу, что это именно выход, — сюда они с Живчиком попали другим путем. Можно было поискать скрытые в камне выемки, замаскированные подвижные плиты или что-то в этом роде, вот только стоило ли?
Рядом с выходом обнаружился знакомый, плотно набитый всякой всячиной рюкзак Живчика, потерянный еще в туннелях Уробороса… «Прощай, Хозяйка… И спасибо за все» — мысль незримой птицей унеслась в глубину Уральских гор. Достигла она адресата? Хотелось верить, что да.
* * *За дверью оказался узкий и извилистый коридор, окрещенный Костиком «кишкой». Однако петлять по нему пришлось недолго: один из затяжных дугообразных поворотов вывел ребят в несимметричный зал, сплошь состоящий из неправильных и грубых форм. Живчику показалось, что это пустошь в гранитной породе, — частично ее пол, стены и потолок обработаны человеком, но работа была недоделанной, брошенной на середине.
Посреди зала ничком лежал человек. Приблизившись, Костя понял: он мертв, причем очень и очень давно. Противогаз незнакомой марки, выглядящий весьма серьезно и дорого, лежал в стороне от трупа и не мог прикрыть наготы гладкого, потерявшего даже остатки кожи и волос черепа. Защитный костюм мертвеца — совершенно черный, гладкий, облегающий — Живчик также не смог опознать.
— Крутая штука, — пробурчал он себе под нос и без всякой брезгливости перевернул невесомое, превратившееся в скелет тело. Хотелось подробнее изучить загадочный «защитник», а заодно посмотреть жетон почившего сталкера.
В глаза сразу же бросился металлический кругляш на груди, на нем был изображен Кремль и выбиты две буквы: «И. М.»
— Ого! — громко закричал Живчик, будучи совершенно не в силах сдерживать нахлынувшие эмоции. И повторил еще несколько раз, судорожно дыша, открывая и закрывая рот, словно выброшенная на берег рыба: «Ого!»
— Да что там такое? — Иван потерял терпение и непонимающе уставился на круглый знак. И тут же осекся:
— Ни хрена себе…
Костя, наконец, перестал «огокать» и перешел на «не может быть». Игнат Москвич… вот где ты сложил свою буйну головушку… «Находка» пугала и обескураживала, ведь до этого самого момента оставалась надежда, что мифический герой перехитрил бледную старуху с косой и пережил Первую войну. Но по всему выходило, что даже таким людям не дано обмануть смерть… С другой стороны, возможность прикоснуться к легенде, пусть и навсегда ушедшей, завораживала. Вот лежит герой, наводивший ужас на всю Площадь Девятьсот пятого года, истребитель неисчислимого количества самых разнообразных монстров в человеческом и зверином обличьях. Его имя гремело по всему Метро, каждый мальчик мечтал вырасти таким же сильным и смелым, как Игнат, а девочки втайне грезили встретить на своем жизненном пути такого «рыцаря в черной химзащите».
Со сноровкой профессионального мародера Живчик обыскал останки, исследовал многочисленные карманы защитного костюма и вывалил их содержимое прямо на пол. Горочка получилась внушительная.
— Ванька, я никак понять не могу: костюм абсолютно цел, ни одной дырки! Череп и кости тоже в сохранности, ни переломов, ни трещин. Что же его погубило?!
«Месть Хозяйки — ничего не забывшей и не простившей», — вертелось у юноши на языке, но он сдержался и лишь неопределенно пожал плечами:
— Наверное, никто и никогда уже не узнает.
— Мы должны похоронить Игната, — убежденно произнес Костя. — Нельзя его просто так здесь бросить, не по-людски это! Конечно, погребать положено при всех регалиях, оружии и экипировке, но боюсь, в нашем случае так не получится, — продолжал он, обращаясь больше сам к себе, а может, пытаясь оправдаться — и перед Иваном и, опять-таки, перед собой. — У меня рука не поднимется закопать под землю его «защитник», автомат или пистолет, а уж дневник — и подавно!
— Ты нашел дневник? — почему-то не на шутку заинтересовался Иван.
— Вот, смотри. — Живчик заметно колебался, не желая выпускать сокровище из сжавшихся пальцев, но все же пересилил внезапно нахлынувшую жадность и передал другу потрепанный блокнот небольшого формата. Дневник открылся на последнем листе, и Мальгин увидел размашисто написанную фразу:
«Вот и все, боевое крыло станции Динамо полегло в полном составе, за исключением своего командира… Буду прорываться через подземелья. Вот только предчувствия нынче не сулят ничего доброго…»
Записей было довольно много — крошечных, выполненных и на скорую руку, и больших, обстоятельных, выведенных спокойным, размеренным почерком. К удивлению дозорного, часто попадались стихи.
— Живчик, неужто Москвич стишки сочинял? Ни за что бы не подумал!
— Сам ты «стишки», — взвился Федотов. — Ты думаешь, он только палить умел да мутантов резать?! А стихотворения, между прочим, у него не хуже получались. У меня любимое есть, слушай:
— Ну, ничего вроде, — нехотя выдавил из себя Иван. — Но все равно, несерьезно как то… взрослый мужик, а бумагу как подросток марал.
— Тьфу на тебя! — Костик злился, похоже, по-настоящему. — Если не понимаешь, то лучше молчи!
Прошло минут десять, прежде чем Живчик, все это время перебиравший находки, вновь заговорил с товарищем:
— Как «защитник» будем делить? Предлагаю жребием.
Иван представил, как натягивает на себя костюм, в котором когда-то сгнил мертвец, и энергично закачал головой:
— Не надо мне ничего. Ну, разве что, только пистолет — красивый, я такой не видел никогда.
— Это «Беретта», Игнат шибко ее уважал. — В изменившемся голосе Живчика послышалась явственная, совсем нескрываемая мольба. — От противогаза тоже отказываешься?
Юноша с сожалением посмотрел на широкий тонированный визор дыхательной маски, отметил, что она снабжена переговорным устройством — небывалая роскошь! — и с трудом отодвинул ее от себя:
— Забирай. Стандартный противогаз с таким «защитником» будет выглядеть убого.
— Спасибо, вот это по-братски! — Восторженный «побратим» уже не помнил, что чуть раньше едва не набросился на щедрого Мальгина из-за поэзии.
Живчик аккуратно вытряхнул кости Москвича на заранее подложенный кусок ткани, бережно завернул останки и сложил в вещмешок, а затем торопливо натянул вожделенный костюм на себя.
— Ну? Как я тебе в таком прикиде?
— Круто, Костик, круто, — рассеянно протянул Иван, мысленно костеря собственную глупую мнительность, и поспешно, чтобы не выдать истинных чувств, спросил: — Теперь можем идти?
— Эээх, — преобразившийся друг неожиданно поник. — Выгадать бы несколько часов для дневника, но… идем.
Странный зал, столько лет служивший усыпальницей для Игната Москвича, сменился низеньким туннелем, который через полсотни метров уперся в тупик. Но испугаться ребята не успели: в стене, перегородившей дальнейший путь, обнаружились вбитые металлические скобы, ведущие наверх.
Долгое путешествие под землей подошло к концу — тридцать ступеней вознесли друзей на поверхность. Живчик сдвинул массивный люк и осторожно высунул голову. Прямо на него тяжелым и мрачным взором смотрело здание, когда-то гордо именовавшееся Дворцом спорта.
— Костя, где мы?
Живчик задумчиво огляделся по сторонам:
— Мне кажется, мы прошли Щорсу. Кто бы мог подумать…
— Теперь мы герои, — грустно усмехнулся Иван, думая о чем-то своем.
— Так и есть!
— И куда дальше?
Живчик в нерешительности покусал губы и, растягивая слова, произнес:
— Я плохо представляю эти места. Давай где-нибудь укроемся и по карте Игната определимся, что делать дальше? Только…
— Здесь кто-то есть, — перебил Иван.
— Что?!
— За нами наблюдают, я чувствую.
— Но…
Договорить Мальгин не успел — со стороны высотки, стоящей почти напротив Дворца, раздался негромкий, приглушенный большим расстоянием взрыв, и через мгновение ее крыша озарилась неестественно ярким огнем. В небо повалил густой иссиня-черный дым.
— Какого черта?!
— Бежим!
Друзья кинулись напролом сквозь заросли, ломая на бегу хрупкие ветки неизвестных кустарников. Низенькие растения вскоре сменились деревьями — сперва карликовыми, а затем высоченными, полностью скрывающими стволами и кроной серое, безликое небо. Разрозненные, отдельно стоящие деревья превратились в плотный, труднопроходимый лес, и бежать стало невозможно.
— Что… что это… было? Ты видел? — запыхавшийся Живчик тяжело переводил дух. — По нам стреляли?
— Какая-то стекляшка блеснула на солнце. Может, оптический прицел, может, бинокль. Но что-то случилось у них, у наблюдателей, раз так шарахнуло…
— Ничего не понимаю, — признался Костя. Ивану оставалось только согласиться с товарищем — объяснения случившемуся не находилось.
— Ты слышишь? — теперь пришла очередь настораживаться Федотову. — Впереди! Какой-то стук!
Прямо на Ивана, стуча двумя парами копыт, несся кабан! Секунда — и зверь, оттолкнувшись задними лапами, ринулся на замершего от испуга юношу. Огромная туша тяжело, будто в замедленной съемке, оторвалась от земли и смертельным снарядом полетела навстречу жертве. В голове не успевающего ни уклониться, ни отпрыгнуть Ивана оглушительно разорвалась страшная, прощальная мысль: «Все…»
Однако стремительный полет неожиданно прервался — кабан сказочным, фантастическим образом завис прямо в воздухе. Зыркнул налитыми кровью глазами на чудесно спасшегося человека и яростно завыл, но тут же сорвался на визг, жалобный и отчаянный.
— Паутина! — что есть силы заорал Живчик, уже мысленно похоронивший друга. — Паутина, мать ее за ногу!
— Па-у-ти-на, — по слогам повторил обливающийся холодным потом Мальгин и без сил привалился к ближайшему дереву. — Па-у-ти-на, мать ее за ногу…
— Ваня, Ванечка! — Костя схватил друга за плечи, бешено затряс. — Сейчас хозяин паутины придет! Валим отсюда! Не будем больше удачу испытывать!
Федотов поднял с земли ветку и, будто слепец тросточкой, принялся нащупывать пространство перед собой, боясь повторить незавидную судьбу кабана. Новый способ передвижения заставил их сбавить скорость, однако на ум обоим мальчишкам пришла древняя поговорка «Тише едешь, дальше будешь».
Из леса вышли перенервничавшими и совершенно разбитыми. Услужливая фантазия не переставая рисовала картины одна страшнее другой — как ужасный паук заживо пожирал несчастного шестинога, пил из него кровь, высасывал мозг… «Уфф, жуть какая!» — Дозорного передергивало от отвращения. От мысли, что, не нарвись дурной хищник на эту сеть, в нее бы неизбежно попал сам Иван, становилось тошно. А вот Мальгин, мечтавший о привале и хотя бы кратковременной передышке, вмиг забыл о всякой усталости, когда увидел, какие здания раскинулись на кромке внезапно закончившегося леса.