С тех пор сталкерят одни мужики, и то далеко не всякие. Правило это, конечно, негласное, но исполняется прилежно повсюду, — резюмировал Живчик и тут же поправился: — Вернее исполнялось, пока Большое Метро еще существовало…
— Дурацкая у тебя история, — мгновенно взвилась Света. — А если бы из похода мужик вернулся и своих порезал? Мужиков бы от сталкерства отстранили? Глупости! Может, женщина эта несчастная такого там навидалась, что малохольные мужчинки сразу бы коньки двинули, не сходя с места.
— Вот я и говорю, — кивнул Константин, — что лучше бы всем сталкерам там и остаться было, чем вот так… всю семью под нож…
Девушка осеклась, а Иван поддержал старшего товарища:
— Да вернись мужик, он бы неделю по кабакам да бабам шлялся, через это дело весь ужас из себя повывел и был бы как новенький.
— Много ты понимаешь, «по кабакам и бабам», — зло цыкнула Света, и разговор затих.
К месту выхода на поверхность подошли через десять минут. Незаметная ниша в стене и утопленная в нее железная вертикальная лестница, исчезающая в темноте, — вот и все таинственное «окно Федотова в большой мир», про которое Живчик прожужжал Ивану все уши. «Окно», мягко говоря, не впечатляло. Но Костик, заметив разочарование на лицах спутников, нисколько не обиделся, лишь подмигнул:
— Мои юные путешественники, величие этого места вам откроется немного позже, имейте терпение. Пока же надеваем противогазы и наслаждаемся замкнутым резиновым пространством. Нужно привыкать — на первых порах жутко неудобно, ни фига не видно и не слышно, да еще и невозможно дышать, но с практикой придет и умение. — С видом завзятого профессионала Живчик проверял амуницию у друзей, что-то поправлял, дергал, закреплял.
— На сладкое — раздача оружия. Тебе, Константин Павлович, автомат Калашникова модернизированный, — Федотов вручил сам себе АКМ. — Иван Александрович, тебе пистолет Макарова, а Светлане…
— Геннадьевне, — просипел совершенно неузнаваемый голос из-под противогаза.
— А Светлане Геннадьевне, в свете вышерассказанной были, оружия не положено.
Что закричала Света в ответ, Иван не услышал: резиновый «намордник», плотно облегающий голову, надежно отсекал все звуки из «внешнего мира». А через моментально запотевшие окуляры было плохо видно, как «гном» в не по размеру огромном «защитнике» гоняется за высоким и отчаянно веселящимся Живчиком. Кончилось немая (для Вани) сцена все же примирением — зажатый в угол Костя при помощи пантомимы выкинул невидимый, но, по всей вероятности, все же белый флаг и сдался на милость победительницы. Потом долго ей что-то втолковывал, крича в скрытое маской ухо, разводил руками и имел при этом весьма извиняющийся вид. Похоже, что никакого дополнительного оружия в его секретных арсеналах попросту не было. Правда, настырная Светка все же смогла выторговать у прижимистого сына начальника станции небольшой нож, который тот с большой неохотой снял с пояса и с еще большей неохотой протянул даме.
Можно было выступать, однако неугомонный Федотов вдруг схватился за голову, уже затянутую в противогаз, и извлек из вещмешка три стакана, два из которых раздал напряженно ожидающим «компаньонам».
«Шут гороховый! — выругался про себя Иван. — Давай сейчас через резину эту проклятую напьемся».
Однако свой стакан Живчик, к всеобщему удивлению, приложил горлышком к месту предполагаемого нахождения уха Светланы и что-то сказал. Та понимающе закивала.
Теперь пришло время Мальгина — он с интересом ждал, пока товарищ приложит стакан к его уху. И услышал — причем довольно отчетливо:
— Наверху придется общаться именно таким образом. Рации у меня нет, уж извини. И последнее, по первости там жуть берет — страшно и открытое пространство на мозг давит. Станет невмоготу — пой.
— Что петь? — переспросил Иван и тут же, поняв собственную оплошность, повторил свой вопрос через стакан.
— Что хочешь, то и пой, главное, чтобы песня хорошая была, душевная, — знаешь такую? — И, не дожидаясь ответа, Костик стремительно полез по лестнице, ведущей в небо.
Мальгину выпало замыкать карабкающуюся процессию, и когда его со всех сторон окружил бетон близких, давящих стен да непроглядная, коварная темнота, он что есть мочи заорал любимое дедовское:
* * *Поднимались долго, а может, только казалось, что этот узенький лаз никогда не кончится, и люди навеки останутся его пленниками. Внезапно Иван налетел головой на сапог Светы, а та, то ли от испуга, то ли просто от раздражения, дернула ногой и случайно заехала ему каблуком по лбу. Будь наверху кто-то другой, Мальгин обязательно бы отомстил, например дернув конечность провинившегося.
Дозорный не знал, почему восхождение прекратилось, но терпеливо ждал, благо выбора особого не было. Зато Света вся извелась, переминаясь с ноги на ногу и без устали отбивая о перекладину лесенки неведомый, вернее неслышимый ритм.
«Не того человека прозвали Живчиком», — улыбнулся Ваня.
Наконец сверху послышался вполне различимый скрежет металла о металл, царапающий уши даже сквозь осточертевший противогаз, в котором Мальгин начинал постепенно ощущать себя слепо-глухо-немым. Не будь доносящийся сверху звук таким противным, дозорный явно бы ему порадовался.
Помимо слуховых ощущений, появилась пища и для глаз — у лестничного туннеля обнаружился конец, а там и свет! Вернее, слабенький отсвет чего-то тусклого, но после кромешной тьмы последних минут радоваться приходилась и этому.
Ноги Светы перестали отбивать нервную чечетку и быстро исчезли в темноте, а через несколько секунд ее силуэт мелькнул в круге света на самом верху и вновь пропал.
«Ребята уже с той стороны», — понял замыкающий группу Иван и почувствовал неприятное покалывание в сердце. «Что ждет нас там… в чужом мире, бывшем когда-то родным домом?»
Все страхи, искусно загоняемые парнем внутрь, вихрем вырвались наружу и забили тревогу: «Не ходи, беги, немедленно беги назад, на понятную и безопасную Ботанику, скорее, скорее!»
Как же хотелось последовать голосу разума, быстро съехать по лестнице и со всех ног, не разбирая дороги, нестись к по-настоящему родной станции… «Зачем мне мир-фантом, приют чужих воспоминаний?» Но веление сердца в очередной раз побило все доводы разума: сверху ждала Света, и пути назад не существовало. Преодолев последние метры, дозорный вылез через отверстие канализационного люка и, зажмурившись от бьющего по глазам света, тяжело плюхнулся на спину.
«Сейчас я открою веки и увижу небо, по которому постоянно бредят все старики на станции. Говорят, оно сейчас совершенно иное, чем было До, и все равно красивое, бездонное, глубокое… — Мысли Мальгина текли вяло и умиротворенно. Появившаяся было паника растворилась сама собой. — Интересно, как то, что находится высоко, может быть глубоким. Похоже на глупость. Но здесь хорошо — спокойно и безмятежно. Дед бы сказал, „как в раю“. Хотя вот Живчик утверждает, что нет больше никакого рая…»
Приоткрыв глаза и усиленно проморгавшись, Мальгин разглядел два расплывчатых силуэта, склонившихся над ним. Они прижались друг к другу, практически слившись в единое целое, и неестественно колыхались. Укол ревности заставил дозорного подняться на локте и пристальней всмотреться в творящееся непотребство. Когда зрение окончательно вернулось, оказалось, что Живчик что-то нашептывал Свете через стакан, и оба они кивали в сторону замечтавшегося «путешественника-лежебоки», корчась от хохота.
Обиженный Ваня вскочил и пригрозил пересмешникам кулаком. Те снова согнулись в безмолвном смехе. Парень вознамерился было перейти от «слов» к делу — по крайней мере, Федотову стоило отвесить дружеский пинок под мягкое место. И тут он осознал, что никакого неба над головой нет, зато присутствует очень высокий потолок и стены, одна из которых прозрачная. Именно сквозь нее в помещение заглядывал светящийся желтым, неправильный — усеченный с одного края — круг.
«Неужели это и есть хваленое Солнце? Не впечатляет… Блеклый, рассеянный свет… Но ведь на наше светило нельзя смотреть, об этом все знают — ослепнешь мгновенно. А вот для Луны в самый раз… Правда, жалкая она какая-то, любой фонарь на Ботанической ярче светит». — Задумавшись Мальгин не заметил, как к нему подошел Живчик, и потому испуганно вздрогнул, когда услышал глухой голос:
— Ромео, ты опять замечтался? На отражение Луны засмотрелся? Пойдем уже, вживую она гораздо интереснее.
— Погоди, — схватил Иван товарища за рукав и, перехватив стакан, спросил: — Где мы?
— О-о-о! — протянул Федотов и поднял указательный палец. — Святая святых нашей маленькой «ботанической» цивилизации!
— О-о-о! — протянул Федотов и поднял указательный палец. — Святая святых нашей маленькой «ботанической» цивилизации!
И по своей дурной манере замолчал на полуслове. Ване пришлось воспользоваться языком жестов — больно ткнуть любителя театральных пауз в бок. Это помогло, и Живчик громко выдохнул, то ли от боли, то ли от неожиданности: «Дирижабль».
«Дирижабль»… нечто большее, чем даже библейский Ноев ковчег. Источник жизни и благосостояния Ботаники, надежда на будущее и защита от всевозможных тягот жизни После. Жители станции боготворили его. Именно гигантский супермаркет, соседствующий с подземкой, спас «ботаников» в первые, самые тяжелые и беспощадные годы, от голода и жажды — бича Большого Метро. Благодаря «Дирижаблю» удалось остановить эпидемии, избежать нехватки медикаментов, теплой одежды, средств гигиены. Когда другие станции боролись за выживание, неся страшные людские потери, а иногда вымирая полностью, Ботаническая отстраивала свою систему энергоснабжения, запитанную на «автономку» все того же спасительного торгового центра. Когда население Большого Метро только-только стало приходить в себя от затяжного лихолетья и научилось обеспечивать себя минимально необходимым для самого жалкого подобия жизни, на конечной станции первой ветки Свердловского метрополитена давно работали детский сад, школа, больница, библиотека, клуб, а на соседней Чкаловской, фактически признавшей свой вассалитет, спецы-«ботаники» обустраивали свиноферму и «теплицы» для овощей! Единственными, кто так и не познал вкуса крысятины, а потому счастливо избежал чумы и мора, были опять-таки жители самой южной из построенных станций.
Костя рассмеялся, прочитав мысли друга:
— Больше можешь не благоговеть перед «Дирижаблем». Открою тебе великую тайну — он выскоблен полностью, до самой последней крошки и винтика. Наши вытащили все, что смогли унести. Причем уж много лет как.
— Что?! — закричал Иван, совершенно забыв про стакан.
Но Живчик услышал его и так:
— Сталкеры «отовариваются» теперь в «Екатерининском». Он, конечно, гораздо дальше, сильно скудней и тварей опасных там, да и по пути в разы больше, зато запасов еще на пару-тройку лет должно хватить.
Шокированный дозорный застыл. В голове вертелся страшный вопрос: «А что будет дальше?»
— Не боись, прорвемся как-нибудь.
Правда, особой уверенности в голосе старшего товарища он не услышал.
* * *Даже выпотрошенный и ободранный до нитки, исполинский, почти безразмерный «Дирижабль» впечатлял. Сюда легко могла поместиться родная станция Ивана, да и часть Чкаловской в придачу. Ему не приходилось бывать у соседей, «Но что бы там ни говорил Живчик, Чкала не может быть ни больше Ботаники, ни красивей. Кто-то рассказывал, что там стоит вечная вонь от свиней, и повсюду в грязи валяются пьянчуги».
Впрочем, сейчас мальчишке было не до «прелестей» сомнительного обиталища чкаловских приживал — зрелище открытого, почти ничем не ограниченного пространства (разве можно назвать еле заметную в вышине крышу — ограничителем?) завораживало.
Живчик, стоя чуть в стороне от расхаживающих в полуобморочном состоянии друзей, только посмеивался. Рожденным под землей всегда трудно на поверхности, их стихия уже иная… Позволив «детям подземелья» насладиться свободой еще несколько минут, он махнул им рукой, привлекая внимание, а когда все собрались, одновременно в два стакана объявил «настоящее всплытие на поверхность».
— Повторяю, это не прогулка. Мы, конечно, пойдем по зачищенному району, обозначенному на всех картах «синей зоной» с минимальным уровнем опасности. Однако никто не отменял мелких гадов — кошек, ильтышей, сомнамбул, голубялок и прочую погань. Самые гниды, по крайней мере в нашем районе, живут наверху. Но вы особо на небо не заглядывайтесь, вашему вестибулярному аппарату и так приключения нешуточные предстоят. Смотрите под ноги, по сторонам, назад. Все ясно?
Новоприбывшие из «нижнего мира» дружно кивнули и смело двинулись к ближайшему выходу из торгового центра. Федотову пришлось ловить обоих за шкирку и разворачивать в противоположную сторону: «Нам туда».
Обещанные Живчиком приключения начались для новоявленных сталкеров сразу по выходе из «Дирижабля». Не успели сделать и десяти шагов, как Свету повернуло вокруг своей оси, и девушка безвольным кулем рухнула на землю. Ивана же согнуло пополам, из-за чего он начал тяжело заваливаться вбок.
«Тьфу ты, малохольные!» — мысленно сплюнул Костя и подхватил друга. Однако тот замахал руками, мол, сам справлюсь, и жестом указал на лежащую девушку. Стоило отпустить дозорного, как тот мгновенно осел на голую землю и замер в неудобной позе. Федотов укоризненно покачал головой и тут же склонился над Светланой — та не подавала никаких признаков жизни. Лишь пара хлестких пощечин по лицу, скрытому противогазом, наконец привели ее в сознание. Она встряхнула головой, приподнялась на одной руке и с некоторым трудом огляделась по сторонам. Когда ее взгляд устремился вверх, Живчик резко прикрыл ладонью окуляры девичьего противогаза и, бесцеремонно схватив второй рукой за подбородок, отвернул прочь от опасного для новичков неба.
Иван сам догадался, что смотреть туда больше не стоит. «Слишком страшно, когда нет верха… старики были правы на счет „бездонности“ и „глубины“… Луна-то какая… пугающая… — Мысли путались, а тело до сих пор колотило. Почва же под ногами ходила ходуном, не давая успокоиться еле сдерживаемому рвотному рефлексу. — Для полноты ощущений остается только наблевать в этот несчастный кожаный намордник, и, считай, прогулка удалась на славу».
Приходили в себя долго. Живчик то и дело нервно посматривал на часы, иногда, на зависть пострадавшим, долго вглядывался в ночное небо.
— Ванька! Еще полчаса вашей релаксации, и придется разворачиваться домой… Давно таких впечатлительных не встречал. Сталкеры, блин.
Возвращаться с позором никто не захотел. Вернее, не захотела Света, а Ивану, которого во всех смыслах уже мутило от внешнего мира, пришлось поддакнуть своей несостоявшейся невесте. Траурная процессия, состоящая из двух подземных «калек», еле передвигающих ноги, и одного привычного к тяготам наземной жизни человека, медленно брела по улице, когда-то носившей название «Тбилисский бульвар». Костя объяснил друзьям, что улица и бульвар — это одно и то же, а что такое «Тбилис», он не знал.
Мальгин старался не смотреть по сторонам: его до сих пор штормило, а потому мрачные красоты мертвого города интересовали мало. Да и убогие окуляры обеспечивали видимость, близкую к нулевой. Света же, напротив, активно крутила головой, взмахивала от удивления руками и постоянно бегала к Живчику с какими-то вопросами. Тот с удовольствием отвечал.
Когда группа свернула с бульвара, дозорному стало легче — дома здесь стояли значительно плотней и ближе друг к другу, да и по высоте превышали своих собратьев с «Тбилиса». Создавалась иллюзия сплошных стен, окруживших друзей со всех сторон. «Прямо как в благословенном Метро, — со вздохом подумал юноша. — Если не смотреть вверх, то можно забыть, где находишься, и перевести, наконец, дух».
Немного отдышавшись, Мальгин с некоторым подобием интереса принялся осматривать «достопримечательности» пресловутого покинутого рая. Строй уродливых многоэтажек, пялящихся на него сотнями пустых глазниц-окон, вгонял в тоску. Безрадостное зрелище напоминало мазню сумасшедшего чкаловского художника под названием «Слепой калека, напрасно всматривающийся в никуда в ожидании ничего». Кроме обреченности и вечного укора выжившим, в руинах не ощущалось ничего. Пустота… выжженная, абсолютная пустота.
«Надо же, какой унылый мир, как они жили здесь? Ютились друг над другом в клетушках, ходили по головам, попирались чужими ногами… справа, слева, сверху, снизу, сбоку — в бесконечном нагромождении других жизней… Неудивительно, что они сошли с ума и уничтожили себя… Я бы здесь точно долго не протянул».
Первый привал сделали через час на заброшенной заправочной станции. При ней оказался небольшой магазинчик, где троица и устроилась. Прежде чем раздать сухой паек, Живчик тщательно исследовал все закутки приютившего их помещения, в том числе и с помощью дозиметра.
— Ну, путешественники, налетайте на сталкерский хлебушек, — весело заявил Федотов, видимо вполне удовлетворенный результатами замеров. — Особо отличившимся героям разрешаю снять противогазы.
Под крышей Ивану сразу стало легче, и «хлебушек» пошел с большой охоткой. Света от собрата-новичка нисколько не отставала, уплетая лепешку за обе щеки.
— Первое крещение небом, считай, худо-бедно прошли, — начал довольно улыбающийся Федотов, и тут снаружи раздался жутковатый, протяжный вой, после которого улыбка мгновенно сползла с его посеревшего лица. — А теперь предстоит боевое…