Павлыш пошел дальше. Хижины были похожи одна на другую, даже не хижины, а примитивные убежища, кое-как перекрытые сучьями и сухими листьями.
Павлыш отошел к берегу и оттуда снял панорамный вид деревни. Потом оглянулся, поглядел наверх. Вход в пещеру, через которую он проник в долину, не был виден. На площадке у храма темнело пятно — воин так и остался лежать у ступеней.
Павлышом вдруг овладело беспокойство. Что могло так разозлить Старшего? Может быть, воины сделали что-нибудь дурное с пленниками? Может быть, Жало с девушкой убежали? Как он не подумал об этом раньше?
Павлыш повернул обратно к осыпи и у ручья столкнулся со старой женщиной. Она спускалась вдоль ручья и, видно, не знала еще о появлении в деревне страшного духа. Женщина удивила Павлыша тем, что сильно отличалась от прочих виденных им аборигенов. Она шла, касаясь земли кончиками пальцев, и руки ее были так длинны, что ей не приходилось для этого нагибаться. Неровно слепленный большой горшок покачивался на плоской голове, казалось, что старуха придерживает его бровями — лба у нее совсем не было. Глаза, скрытые в глубоких глазницах, горели желтым светом. Старуха присела, словно ее не держали ноги, и забормотала невнятно, подняв трясущиеся руки к лицу.
— Не бойся, — сказал Павлыш, — я не сделаю тебе дурного.
— Дух, дух, Великий дух… — бормотала старуха. Лингвист потрескивал, силясь перевести ее слова. — Дай… мясо… дай… пощади.
Старуха свалилась на камни, локоть попал в ручей, вода с журчанием обтекала мокрую шерсть.
— Можно подумать, что встреча со мной хоть и страшна, но не неожиданна, — произнес Павлыш вслух, отходя от старухи и направляясь к храму.
Воин поднялся, увидев Павлыша. Песок вокруг него потемнел от крови.
— Иди домой, — приказал ему Павлыш. — А то истечешь кровью.
Воин как будто не понял его, хоть лингвист внятно прощебетал перевод. Павлыш поглядел на вход в храм, возникло желание заглянуть туда на минутку, но он решил отложить визит.
Провал, ловушка, в которую чуть было не угодил Павлыш, разрезала тропу. На этот раз Павлыш, разбежался так, чтобы с запасом перепрыгнуть его. Звякнули за спиной баллоны.
На площадке перед пещерой и жилищем Старшего не было ни души.
— Эй, хозяева, — позвал Павлыш. — Куда вы запропастились?
Никто не откликнулся. Лишь, испуганная криком, выскочила из темного лаза летучая мышь и исчезла, подхваченная порывом ветра.
Павлыш включил шлемовый фонарь и осторожно двинулся в темный коридор, ведущий к комнатам перед подземным ходом. Он ступал медленно, но песчинки хрустели под подошвами, и оттого тишина была еще более гулкой и глубокой. Павлыш обошел все помещения, но и воины, и их пленники словно сквозь землю провалились. Дверь в подземелье была приоткрыта, но, как ни вслушивался Павлыш в темноту, ни шороха, ни звука не донеслось до него.
Глава 4 Юноша
Могучий дух ушел за Старшим. Жало понял, что погиб. Смерть была непостижима, но реальна в его мире, и обитатели долины редко доживали до зрелых лет. Смерть таилась в болезнях, подстерегала на охоте и в поле, она могла обернуться лавиной, ядовитой гусеницей, сухим кашлем, немилостью Старшего. Но в любом случае Старший прикажет взять тело умершего в храм, за крепкую дверь. И воины, внесшие труп, вернутся к порогу и будут на ступенях петь страшные песни о смерти, из которой нет пути обратно. И лишь Старший останется в храме. А потом воины вновь войдут в храм и вынесут тело, разрезанное, чтобы выпустить злых демонов, что прячутся в мертвых и больных. И тело сожгут. Еще недавно, деды помнят, мертвых съедали, и лучшие куски доставались воинам. Но это было в дикие времена.
Жало знал о смерти, видел ее, но это была чужая смерть. Своя смерть далека, своя смерть должна уйти, как уходит утренний дождь. Она уйдет обратно, в тот мир духов, в бесплотный мир, в котором нет долгоногов, яркого солнца и чистой воды.
— Теперь ты больше не убежишь, — сказал сизый воин, которого звали Тучей и которого Старший взял мальчишкой из деревни. Туча толкнул Жало в спину, к темноте, и засмеялся.
— Туча, — подала голос Речка, — ты помнишь, что у нас с тобой одна бабушка?
— Я воин храма, — произнес Туча, — у меня нет матери и отца.
— Так было раньше, — ответил Жало. — Теперь у каждого есть мать и отец. Так говорил Немой Ураган.
— Ты чего с ними разговариваешь? — прикрикнул на Тучу главный воин, косой Иней.
… От толчка Жало упал на каменный пол. Дверь заскрипела. Слышно было, как Туча устраивается у двери, с той стороны, стеречь пленников.
— Я пошел, — бросил Иней. — Не спи.
— Иди, — ответил Туча.
Стало тихо.
В темноте Жало отыскал руку Речки и уселся рядом, прижался, чтобы было теплее. Стены нависали, сходясь к низкому потолку. Жало чувствовал их.
— Туча, — позвал он, — наш дух вернется за нами. Он накажет тебя.
— Не знаю, — произнес Туча. — Старший пошел с ним в храм. Старший знает пути богов.
Речка вскрикнула — скользкая змейка скользнула по ступням.
— Не бойся, — сказал Жало.
Туча запел песню о великой тайне, о дороге к Темному ручью. Желтый лучик света, проникавший в щель двери, переместился. Туча подвинул поближе светильник, потому что, как и все люди долины, боялся темноты.
Речка когтем впилась в ладонь.
— Что ты? — прошептал Жало.
— Тише. Здесь кто-то есть.
— Здесь только змеи.
— Здесь есть кто-то большой. Он следит за нами.
Речка втиснулась в угол, к сырой стене, шерсть на спине вздыбилась.
Теперь и Жало почувствовал жуткое присутствие. Чуткие уши не доносили ни звука. Не было запаха. Не было ничего. Было присутствие. Кто-то стоял в углу пещеры и разглядывал пленников.
— Уйди, дух, — попросил Жало. — Уйди, если ты не хочешь нам помочь.
— Может, это наш дух? — предположила Речка.
— О чем вы там разговариваете? — спросил Туча из-за двери.
Оттуда, из угла пещеры, где стояло что-то, раздался короткий смешок.
Туча распахнул дверь и сунул внутрь руку со светильником.
— Что здесь? — крикнул он.
Светильник на секунду вырвал из темноты человеческую фи гуру, неясную, смутную, уходящую в стену, растворяющуюся в ней.
— Это не наш дух, — сказала Речка.
Но Жало думал о другом. Рука воина держала светильник. Рука была близка. Жало рванул Тучу за руку, и тот, ударившись о косяк, влетел в камеру, охнул, упал на каменный пол. Жало ударил его еще раз, подобрал копье и, не оглядываясь, побежал в глубь пещеры, по пути, который недавно они прошли все вместе — воины, их пленники и добрый дух с блестящей головой. В долине, на свету, их поймают сразу же. Воины едят мясо и хорошо бегают. Только в темной пещере можно было скрыться и отыскать потом дорогу на волю. Речка бежала сзади. Память привела к деревянной двери. Страж возле нее приподнялся испуганно, услышав глухой топот, выставил копье, щурясь в темноту, и Жало, выскочивший из-за угла, опрокинул его, навалился плечом на дверь. Та треснула и поддалась. Жало чуть не упал на каменной лестнице — Речка едва успела поддержать его. Слабый отблеск света падал сверху, впереди ждала Большая Тьма, надежда была на слух, обоняние и память, цепкую память первобытного существа, сохранившую повороты, спуски, подъемы долгого пути от реки.
Сзади были крики, рассерженный вой воинов и стук окостеневших подошв. Жало бежал, вытянув вперед руку с копьем, угадывая нависший камень или трещину, и иногда, не поворачивая головы, говорил о них Речке, потому что Речка была слабее и бежала, доверяясь ему.
Преследователи не отставали. Они тоже знали эту пещеру, знали ее куда лучше беглецов, они были рассержены и должны были догнать, потому что в ином случае их ждал гнев Старшего. И они боялись его гнева.
Был большой зал с камнями, вылезающими из пола, и камнями, подобно сосулькам свисающими сверху. Воины настигали беглецов.
— Скоро мы выйдем? — спросила Речка. — Я устала. Я скоро упаду.
Жало понял, что не добежать. Догонят. Он свернул в сторону, в неизвестную темноту, забежал за большую глыбу и упал навзничь. Речка опустилась рядом.
— Мы отдохнем?
— Теперь молчи, — прошептал Жало. — Совсем молчи. Не дыши.
Топот и крики были так близко, что Жало с трудом удерживал себя, чтобы не метнуться дальше, вглубь, куда угодно, лишь бы подальше от смерти, от страшных воинов. Он прижался к земле и придавил рукой Речку, которая вздрагивала, задыхалась и пыталась вскочить.
— Тише, — молил он беззвучно. — Тише.
Шаги пронеслись совсем близко, прерывистое дыхание, хрип и крики, несущие смерть.
Потом стало тише.
— Мы будем ждать? — спросила Речка, приподняв голову.
— Немного, — ответил Жало. — Они вернутся и будут искать нас.
— Мы будем ждать? — спросила Речка, приподняв голову.
— Немного, — ответил Жало. — Они вернутся и будут искать нас.
— А мы?
— Мы отдохнем и будем ползти к выходу. Но не главным путем, а здесь, среди камней. Ты помнишь, сколько бежало воинов?
— Нет. Много.
— Может, шесть. Может, семь. Надо знать. Мы будем бежать потом узкой пещерой. Если не все вернутся, мы попадем между ними.
— Ты убьешь их, Жало?
— Если один — может быть, убью. Если два — они убьют меня.
Жало устал, ему хотелось прижаться к Речке и заснуть.
— Ты великий охотник, Жало, — сказала Речка.
В отдаленных, глухих криках была растерянность.
— Жало, — произнесла Речка. — А может, мы побежим обратно, пока они там? И спрячемся в деревне.
— Нельзя, — ответил Жало. — Там Старший. И другие воины.
— Тогда не будем ждать. Они вынюхают нас. Ты слышишь, течет вода? Пойдем по воде. Она смоет следы.
— А если вода глубокая?
— Нельзя ждать.
— Погоди. Сейчас они пробегут назад, и тогда мы пойдем.
Они говорили тихо, совсем тихо. Но пещера разносила даже шепот, и Старший, бежавший по следам воинов, бежавший молча, потому что по крикам впереди уже понял, что воины потеряли след, заглядывавший в закоулки и трещины, крадущийся на цыпочках, — Старший услышал шепот и подобрался совсем близко, прежде чем Жало учуял его запах. Слишком близко…
— Стой, — сказал Старший тихо. — Ты не знаешь пути в темноте. Тебе некуда бежать.
Старший мог бы позвать воинов. Вместо этого говорил тихо. Он был осторожен. Стоял в десятке шагов от беглецов, за камнем. Он точно знал, где они, — их выдавал запах и тепло тел. Никто в племени не чувствовал так тепло живых тел, как Старший. Он мог бы стать великим охотником.
Копье ударилось о камень, сломалось, и Старший, выйдя вперед, наступил на древко.
— Жало, ты больше ничего не сможешь сделать. Иди сюда. И пусть Речка идет впереди. Духи злы.
— Не ходи, Жало, — сказала Речка.
— Но духи и великодушны, — продолжал Старший, будто не слышал слов Речки. — Они могут простить тебя. Я не знаю.
Голоса воинов приближались. Они шли обратно, заглядывая в ответвления пещеры, перекликаясь.
— Если ты пойдешь сам, — предложил Старший, — я проведу тебя обратно и запру. И вы будете ждать решения духов. Если придут воины, они тебя убьют. Они злы, и я не смогу остановить их. Ты знаешь. Иди.
— Не ходи, Жало, — молила Речка.
Жало змеей, на животе, пополз навстречу размеренному тихому голосу Старшего. Еще немного, и можно будет прыгнуть и…
Старший услышал, почуял, отступил на шаг в сторону, и Жало не смог ударить его, как хотел. Он упал рядом, вцепившись в жесткую шерсть Старшего, и с минуту было слышно лишь дыхание врагов, скрип зубов и шуршание подошв по камням. Речка бросилась на помощь, но никак не могла разобрать в темноте, где же горло Старшего. И тут Старший закричал, хрипло, как зверь, и крик его, путаясь в камнях среди скал, заполнил всю пещеру.
Воины были уже близко. Когда они навалились на беглецов, то не решились пустить в ход копья, чтобы не ранить Старшего — казалось, что громадный мохнатый зверь обхватил их тысячью лап и когтей. Жало отпустил Старшего, разбросал лапы воинов и прыгнул на сталагмит. Он остановился на мгновение — сзади копошились тела, визжала Речка. Жало колебался — что делать. И Речка угадала его мысли.
— Беги, — крикнула она. — Беги! Скорее беги к реке!
И Жало послушно побежал вдоль пещеры, и его подгонял крик Речки.
Крик стих, лишь отдаленное рычание воинов и невнятные слова Старшего неслись по пещере…
* * *Павлыш снова вышел на площадку перед пещерой. Куда провалились все воины? Снова ушли в подземелье? Может быть, другое племя напало на них? Нет, вернее всего, что-то неладное с пленниками. Но соваться самому в черную пещеру, где воины, наверное, знают все закоулки…
Павлыш заглянул в комнату Старшего. Надо же попасть в столь нелепое положение. В конце концов, логика требует, чтобы ты, Слава, оставил в покое этих существ. Если заняться спасением окружающих, можно добиться прямо противоположных результатов. Не вернуться ли тебе, судовой лекарь, к исполнению своих обязанностей? Но ребят жалко — парня с девушкой. Иногда так хочется руководствоваться своими ненадежными симпатиями и антипатиями!
Павлыш вошел в комнату Старшего и уселся на шкуру. Здесь было совсем тихо и не донимали мухи — огромные зеленокрылые насекомые, с разлету бившиеся о забрало шлема.
Сидеть в пещере вождя или главного жреца — кто их здесь разберет! — было нелепо. Конкистадору пристало преодолевать пустыни и джунгли, забираться в крайнем случае в горы или что-то переплывать. Но сидеть в чужой пустой пещере и ждать, когда о тебе вспомнят, для конкистадора невыносимо.
В объемистых справочниках по проблемам контакта, где предусмотрено абсолютно все, есть ли параграф: что делать, если о тебе забыли дикие хозяева, которые должны трепетать перед тобой либо выказывать гневное недоверие?
Может, сходить на «Компас», справиться у компьютера, а потом вернуться — к этому времени Старший как раз придет домой и спросит: «А ты что здесь делаешь, грозный пришелец?»
Павлыш улыбнулся своим мыслям.
Он поднял голову.
Напротив него, на шкуре, там, где так недавно восседал Старший, уютно устроился большеглазый юноша. Прижал колени к подбородку, подложив под него ладони. Смотрел на Павлыша в упор, глаза его были велики, прозрачны, и зрачок занимал весь глаз. У юноши была длинная шея, и голова вытянута вверх, сжата с боков, словно природа, создавая его, старалась подчеркнуть птичье изящество этого существа. Юноша был в костюме, облегающем его плотно, без швов и складок. Но без шлема. И руки его были пусты.
— Здравствуйте, — сказал Павлыш и только тогда удивился: — Вы как сюда попали?
— Я был здесь, — ответил юноша. Глаза его медленно пульсировали.
Мозг Павлыша усиленно работал, перебирая варианты: откуда это существо, этот юноша? Он знает русский язык. Он здесь без шлема, без скафандра, одет легко — то есть живет здесь, привычен к этому миру.
— Вы были в «Компасе»? — спросил Павлыш.
— Был. Вы спугнули меня.
— Почему вы ушли?
— Вы не спрашиваете, почему я пришел?
— Это почти одно и то же.
— Я не желал зла. Мне было любопытно. Я не хотел, чтобы вы меня видели. Зачем? Вы спокойно улетели бы обратно. Как только дождались помощи. Но когда я понял, что вы меня увидели, у меня возникло подозрение, что вас тоже охватит любопытство. И я не ошибся.
— Вы не хотели этого?
— Нет. И я, к сожалению, недооценил вас. Я не думал, что вам удастся проникнуть в долину.
— Откуда вы знаете мой язык? — спросил Павлыш.
— Знаю. — Юноша не стал развивать эту тему. Заговорил о другом: — Простите, что вам пришлось подвергнуться стольким неприятностям из-за аварии. Но, к сожалению, меня не было в те дни в долине. Я не мог прийти к вам на помощь. Потом Старший сказал мне, что его люди видели падающую звезду. И я заинтересовался. Сначала я решил, что корабль погиб. А вы добрались до маяка, не так ли?
— Так, — ответил Павлыш. — Робот опускался здесь несколько лет назад?
— Несколько десятилетий, — поправил его юноша.
— И не обнаружил здесь следов разумной цивилизации.
— Роботы могут ошибаться. Следы, которые доступны их суждению, должны быть весьма очевидны.
— Вы говорите по-русски почти без акцента. — Павлыш настойчиво и безнадежно пытался удовлетворить любопытство.
— Спасибо за комплимент.
— Ни Старший, ни воины не были особо поражены моим появлением. Меня это удивило с самого начала.
— Вот видите, вы наблюдательны. — Юноша остановил жестом Павлыша, намеревающегося продолжать. — Теперь выслушайте меня внимательно. Я обещаю, что завтра же приду к вам на корабль. И тогда все расскажу. И о себе, и о вас, и о том, почему я знаю ваш язык. Тут нет никакой тайны. Однако сейчас у нас очень мало времени. В любую минуту сюда могут войти.
С этими словами юноша легко вскочил, он оказался высок и хрупок.
— Да, кстати, — спросил Павлыш, — где Старший? Неужели мои пленники сбежали?
— Какие пленники? Вставайте.
— Жало и Речка. — Павлыш поднялся и посторонился, пропуская юношу. Ему показалось вдруг, что, толкни он его, — юноша переломится.
— Вы уже познакомились?
— И при очень драматических обстоятельствах…
— Жало и Речка сидят в отведенной для них камере. Ничего с ними не сделается. Я там был несколько минут назад. — Юноша задержался в двери темным силуэтом, тонкие руки замерли в воздухе. — Я вас прошу, и это весьма серьезно, — произнес юноша, — не вмешивайтесь в дела этой долины. Я сейчас уведу вас отсюда лишь мне известным путем. Потом постараюсь распутать то, что вы натворили.