— Но зачем?! — Дамиан слегка встряхнул меня и заглянул в глаза. — Зачем все это нужно? Эдит уверилась в пустых обещаниях, вы идете у нее на поводу. Мои родители втихую договариваются с Матьесами, и только никто не удосуживается спросить, чего же хочу я. Я ведь тоже помню детство, Ада. И девочку с задорными веснушками тоже. И пусть нас с ней разделяли пять лет, но я ее запомнил. И ее проделки тоже. Я не буду лгать, что ехал в Льено с мыслями о вас или хотя бы вспоминал эти годы. Но на той поляне, когда мой взгляд зацепился за вашу фигурку, я сразу узнал и девочку с веснушками, и ее веселый смех, и то, как она задирала нос, лишь бы казаться независимой. И если бы не та подпруга и огромный синяк на моем бедре, я, может быть, и поверил бы, что маленькая Ада Ламбер совсем не замечала подростка, жившего выше по улице.
— Ах, Дамиан, — простонала я, оттолкнула его руки и поспешила в сторону. — Оставьте детство в покое, мы все давно выросли, и теперь рушится старая дружба. Вы позабавитесь и уедете, а мы останемся. И я вовсе не хочу стать целью для пересудов и чьей-то ненависти.
Господин Литин догнал меня, резко развернул, и я оказалась сжата в его объятьях. Уперев ладони в твердую мужскую грудь, я пыталась вырваться, но силы таяли под опаляющим взглядом черных глаз.
— Да с чего вы взяли, что я хочу играть вами, Ада? Почему вы и это решили за меня? Невесту мне выбрали, теперь оберегаете ее придуманное счастье. Печетесь о дружбе, которая не выдержала испытание детскими фантазиями. Вы отказываетесь от своих желаний ради Эдит, а Эдит готова поступиться своими фантазиями ради вас?
— Я обещала ей!
— С вас еще и обещание взяли? Ада, опомнитесь! Это не дружба, это зависть. Будь то дружбой, разве уговаривали бы вас избегать встреч со мною? Разве теряют веру в друга за один день? Вы столько лет верили своей подруге, разве сейчас вы стали бы ее просить держаться подальше, если бы все изначально сложилось иначе, и мой отец предпочел породниться с вашим, несмотря на робость перед ним? Скажите честно, вы бы отгоняли Эдит, прятали меня?
Нет, нет и нет! Зачем мне это делать, если я доверяю Эдит? Это же глупо… О, Всевышний!
— Вы смущаете мой разум, — потрясенно прошептала я. — Вы бес, Дамиан, вы заставляете меня сомневаться в моей подруге!
— Всего лишь прошу задуматься, — ответил он. — Ада, почему вы должны ставить на кон свои желания? Я ведь не слеп и вижу, что небезразличен вам. Более того, бабочка моя, вы тоже не обделены зрением, неужели вы не видите моего интереса к вам? Ада, дорогая, меня тянет к вам, я думаю о вас; когда вы не рядом, мне хочется касаться вас. Неужели это, по-вашему, — поиграться? Мои намерения более чем серьезны. Только прекратите вашу чехарду и позвольте ухаживать так, как того требуют этикет и общество.
Я отчаянно замотала головой, отказываясь слушать его. Все это было складно и так многообещающе… но я не могла позволить себе услышать его. Потому что… потому что я любила Эдит, а еще потому что…
— Вы слишком красивы, Дамиан, — произнесла я и вновь попыталась освободиться. — Ждать верности от красивого мужчины — недопустимая роскошь. На вас смотрят женщины, вы подвергаетесь постоянным соблазнам…
— Черт возьми, Ада, вы красивая девушка и обещаете стать красивейшей из женщин. Женщины ветрены, и что мне думать о вас по вашим рассуждениям? Что однажды я могу обзавестись ветвистыми рогами и на охоте меня пристрелят, потому что перепутают с оленем?
Я лишилась дара речи от подобного заявления.
— Да как… Как вы смеете говорить обо мне подобное, господин Литин?! — в негодовании воскликнула я.
— Ну вы же смеете уверять меня в моем непостоянстве, будто это на вас натянута шкура Дамиана Литина, так почему бы мне не влезть в вашу и не заглянуть в будущее? — легко рассмеялся наглец.
Моя рука сама взлетела, и звонкий звук пощечины огласил побережье лесного озера.
— Ну вот и первая ласка, — усмехнулся Дамиан, дотронувшись до своей щеки. — Не об этом я мечтал, конечно, но для начала весьма ободряющий знак.
Я вновь уперлась руками в грудь королевского лейтенанта и наконец вырвалась. Я бегом бросилась туда, откуда уехала матушкина коляска.
— Ада, я не отступлюсь, — услышала я и впервые не сдержалась настолько, что выкрикнула в ответ:
— Подите к черту, Дамиан!
Он рассмеялся все так же легко, но не последовал за мной, давая мне возможность остановиться и позвать матушку. Вскоре я услышала скрип рессор, и коляска подъехала ко мне. Мадам Ламбер встретилась с моим негодующим взглядом и предпочла ни о чем не спрашивать. Я уселась в экипаж и обернулась. Дамиан стоял на дороге, чуть склонив голову к плечу, и улыбался, провожая нас.
— Не отступлюсь, — прочитала я по его губам и отвернулась в полном смятении мыслей и чувств.
Глава 5
Утро выходного дня началось с уже закономерной корзинки цветов, только в этот раз в послании были стихи, лирические и очень красивые. Я с улыбкой дочитала послание, и мой взгляд упал на подпись. Мне даже пришлось протереть глаза и ущипнуть себя, потому что подпись гласила: «Охотник за бабочкой».
— Всевышний, — выдохнула я и села на кровати, вновь пробежав глазами несколько строф.
Вскоре вернулась Лили с еще одной корзиной, в которой также обнаружился конвертик. Его я взяла так осторожно, словно боялась, что стоит его открыть, и оттуда выскочит сам Дамиан Литин. Не выскочил, но корзина опять была от него, и снова стих, но уже другой, и все та же подпись. Когда принесли третью и четвертую корзины, я уже ничему не удивлялась, лишь с интересом открывала новые записки. А вот в пятой и последней корзине обнаружилось послание вполне прозаического содержания:
«Надеюсь, вы не расстроились, что корзина графа Набарро затерялась где-то в дороге? Кстати, я свое слово держу, и разговор с известной вам особой состоялся. Теперь уж вам нечем прикрыться от моего сачка, милая бабочка.
Всей душой и помыслами ваш, Д. Л.»
— Какая самонадеянность, — фыркнула я и поспешила собираться, потому что вскоре должен был явиться его светлость и сопроводить нас в свое поместье, находившееся недалеко от Льено.
Папеньке граф обещал богатую рыбалку, до которой мэтр Ламбер был охоч, матушке — конную прогулку, домашний театр и веселый вечер. Мне обещали, что скучать не позволят. Не я, конечно, принимала приглашение — его принял папенька, сказав нам об этом с матушкой. Мадам Ламбер пыталась было высказаться против, но быстро сдалась под грозным папенькиным взглядом и обещанием:
— Уедем вдвоем с Адой.
А теперь, после того как я прочла последнее послание от «охотника за бабочкой», мое желание побывать в поместье графа возросло в разы, потому как предвиделся мне другой неприятный разговор. И хоть я ни в чем не была виновата перед Эдит, но обвинить меня она могла, словно Дамиан не отверг бы ее устремлений, не будь меня. И тем более я радовалась, что в поместье мы пробудем три дня. Возможно, за это время Эдит успокоится и сможет разумно обдумать произошедшее.
Когда я спустилась к завтраку, папенька и матушка уже были одеты и готовы к выезду. Ждали лишь меня и его светлость, который обещал лично заехать за нами.
— Ада, ты чудесно выглядишь, — сказал папенька, целуя меня в лоб. — Свежа и хороша, господин граф будет очарован.
— Он и так очарован, — немного враждебно отозвалась матушка. — Чтобы очаровать графа, много не надо.
— Твоего лейтенанта тоже, — парировал мэтр Ламбер. — Только не вижу прока от такого мужа. Аде придется неизвестно сколько сидеть на берегу, пока он будет носиться за пиратами по морю. А не приведи Всевышний, война? Покалечат, убьют — так и вовсе будет вдова.
— Что вы такое говорите, папенька, — пролепетала я, хватаясь за сердце. — Как можно допускать такие мысли?
— А как можно быть твоей матушкой? — возмутился папенька. — Несколько месяцев назад она мне доказывала, как хорош граф Набарро, чуть ли не с пеной у рта. А как только он и правда показал себя не пустяшным человеком, так у мадам Ламбер уже новый фаворит, а граф стал немил.
— Если бы мой фаворит объявился еще тогда, я бы сразу была за него, — ответила матушка и промокнула рот салфеткой. — Ансель, нашей девочке нравится Дамиан.
— Нашей девочке полезней будет Онорат, — отчеканил батюшка.
«И только никто не удосуживается спросить, чего же хочу я», — вспомнила я слова господина Литина и была вынуждена признать, что мы, дети своих родителей, не принадлежим себе. И если Дамиан может позволить себе отказываться от женитьбы и невест, то у меня таких шансов меньше. Папенька прислушивается ко мне, когда сам недоволен матушкиным кандидатом. Но вот пожалуйста — его жених устраивает, и папенька уже лучше меня знает, кто мне подойдет. Впрочем, если помнить о разумных доводах, то папенька, несомненно, прав в своем выборе.
Родители еще некоторое время спорили, но оборвали все разговоры, как только доложили о прибытии его светлости. Онорат ждал нас в гостиной, куда первым удалился папенька, оставив нас с матушкой наедине, чем мадам Ламбер и воспользовалась. Она стремительно пересела ко мне поближе.
— Ада, ты же не позволишь себя увлечь всей этой прогулкой? — шипящим шепотом спросила она.
— Матушка, о чем вы? Папенька изволит развлечься и берет нас с собой, я так эту поездку и воспринимаю, — ответила я и выпила последний глоток чая. После промокнула уголки рта салфеткой и поднялась из-за стола.
— Ты так и не сказала, к чему вы вчера пришли с лейтенантом Литином, — матушка поднялась следом за мной.
— Господин королевский лейтенант увлечен ловлей бабочек, — невозмутимо ответила я. — Я же предпочитаю не порхать в облаках.
— Каких бабочек? — опешила мадам Ламбер. — Ах, это метафора такая. — Затем оправила мне платье. — Меньше благоразумия, дочь, больше сердца. Но без глупостей!
— Матушка, — я покачала головой и покинула столовую, спеша присоединиться к батюшке.
Он и господин граф разговаривали, стоя у камина. Как только я вошла, разговор прекратился, и Онорат улыбнулся, глядя на меня. В его глазах плескалась радость от встречи, это было заметно с первого взгляда. Затем он направился ко мне, и я присела в книксене.
— Доброго дня, прекраснейшая, — сказал его светлость и завладел моей рукой, чтобы прикоснуться к ней губами. — Как же я рад видеть вас. Даже день, проведенный вдали от вас, подобен смерти.
— Однако вы хорошо выглядите для покойника, после одного дня, что не посещали нас, — улыбнулась я, и Онорат легко рассмеялся.
— Надежда на то, что я увижу вас, Ада, вернула меня к жизни, — ответил мужчина, не сводя с меня сияющего взгляда, и я смутилась.
Граф Набарро выпустил мою руку и отступил; я едва сдержала вздох облегчения. В гостиную вплыла матушка, на ее лице застыла непроницаемая маска, показывавшая, что ей вся эта затея не по душе. Онорат учтиво склонил голову и поцеловал ей руку, сделав вид, что не заметил матушкиной грубости. Мне стало за нее стыдно, и я сама взяла графа под руку, чтобы сгладить неприятный эффект.
— Молодец, Дульчина, действуй в том же духе, — услышала я папенькин приглушенный голос, — и Ада сама сделает разумный выбор.
Я обернулась и успела увидеть, как вспыхнула матушка, осознав слова папеньки, сердито взяла его под руку, и родители последовали за нами с графом.
— Я приложу все усилия, чтобы вы не заскучали, — тихо сказал мне его светлость.
— У меня нет повода сомневаться в ваших словах, Онорат, — ответила я, улыбнувшись.
У ворот нас ждала карета графа и два коня, статью которых я залюбовалась. Даже не смогла отказать себе в удовольствии и подошла к ним, с восхищением разглядывая. Спросив разрешения, я с огромным удовольствием погладила одного по лоснящемуся боку и только тут заметила, что седло на нем дамское.
— А кто же поедет на этом прекрасном жеребце? — спросила я, продолжая его гладить.
— Вы, — улыбнулся граф немного самодовольно. — Это ваш конь.
— Вы дарите мне этого красавца? — поразилась я и от неожиданности хлопнула в ладоши, как дитя.
Однако быстро спохватилась и смутилась, услышав смех графа.
— Нет, что вы, Онорат, — ответила я. — Я не могу принять такой дорогой подарок. Но не откажусь от удовольствия прокатиться на нем. Правда, наездница я неважная.
— О, нет, Ада, мой подарок — всего лишь желание угодить вам и не более, — поспешил меня заверить молодой человек. — Он ни к чему вас не обязывает, как вы могли такое подумать!
В этот момент подошли папенька с матушкой. По лицу мэтра Ламбера я поняла, что он знал о готовящемся подарке и одобрил его, потому что сейчас папенька широко улыбался, переводя взгляд с меня на графа.
— Прекрасный жеребец, — воскликнул папенька. — Достойный подарок от достойного человека.
— Подарок? — матушка встрепенулась. — Ада не может принимать такие подарки от постороннего человека, это неприлично. Если бы дар был от жениха, а уж тем более мужа, но приятель отца… Нет, это повлечет пересуды, — категорично закончила она.
Я склонялась к тому же, потому в этом вопросе приняла сторону матушки, повторив:
— Нет, Онорат, я не могу принять такой богатый Дар.
— А я могу, — отчеканил папенька, и граф вновь заулыбался.
— Быть по сему, — сказал он. — Примите от меня в подарок, Ансель, сего жеребца. Надеюсь, и Ада не откажется хоть иногда прокатиться на нем.
— Не откажется, — заверил его папенька. — Моя дочь любит лошадей. А от этого красавца у нее уже глазки горят. — Он постучал тростью, на которую опирался, по носку сапога. — Однако недурно бы и в путь.
— Без сомнений, — поддержал его граф и приготовился помочь мне сесть в седло.
— Верхом?! — воскликнула матушка таким тоном, словно под моими ногами разверзлась преисподняя. — Это невозможно. Ада, в карету!
— Дульчина! — папенька редко повышал на матушку голос принародно, только когда всерьез злился на нее. — Уймись и иди в карету, — велел он.
Матушка порывалась еще что-то сказать, но мэтр Ламбер недвусмысленно указал ей на распахнутую дверцу, и матушка подчинилась, бросив на меня предостерегающий взгляд. Она просто не желала оставлять нас с графом наедине, это я поняла сразу.
— В путь, — велел папенька и тоже скрылся в карете.
Я же поставила носок туфельки на подставленные руки графа, но неловко покачнулась, когда опора под ногой ослабла, и едва не упала, однако меня подхватили. Чьи-то руки сжали меня слишком откровенно для простой поддержки, и сердитый голос, разом выбивший из меня воздух, произнес:
— Кто же так руки ставит? — и после этого обратился ко мне: — Вы не испугались, Ада? — Теперь голос его сочился теплотой, и от того я вовсе лишилась дара речи, просто покачав головой. — Надеюсь, конь без норова? — строго спросил господин лейтенант, взявшийся из ниоткуда, и, получив утвердительный ответ от его светлости, вновь обратился ко мне: — Я помогу вам.
И я взлетела в седло, даже толком не успев понять, как это произошло.
— Откуда вы тут взялись? — не удержалась я от вопроса.
— Откуда бы ни взялся, мое появление оказалось кстати, — чуть насмешливо ответил господин Литин, но тут же пояснил: — Мне стало известно, что вы покидаете Льено; хотел пожелать вам приятной прогулки. Рад, что успел вас застать.
Конечно, это происки матушки, откуда же еще господин королевский лейтенант мог узнать о нашем отъезде? Только от мадам Ламбер. Я бросила укоризненный взгляд на карету.
— Мое почтение, — прохладно сказал Дамиан графу Набарро, чуть склонив голову. Затем задержал на мне взгляд. — Вы надолго улетаете, милая бабочка?
— На три дня, — пролепетала я, чувствуя ужасную неловкость от такого интимного обращения.
— Я буду ждать вашего возвращения, — ответил Дамиан, улыбнулся мне и удалился.
Невольно проводив взглядом его широкоплечую фигуру, я обернулась к графу и заметила, что щеки его зарумянились, а на скулах ходят желваки.
— Онорат, я жду вас, — позвала я.
Его светлость легко прыгнул в седло и виновато посмотрел на меня.
— Простите меня, Ада, не знаю, как такое вышло.
— Вы просто волновались, и я без страха доверюсь вам снова, — с улыбкой ответила я.
— Однако вышло крайне неловко, — негромко произнес Онорат. — Я заглажу свою вину.
— Ах, оставьте, — отмахнулась я и тронула поводья.
Граф догнал меня, карета двинулась следом, и мы начали наш путь в загородное поместье его светлости. Я старалась не замечать любопытных взглядов, которые бросали на нас горожане. Не так часто девушка из нашего сословия следовала верхом, да еще и в сопровождении мужчины. Дворяне себе подобное позволяли, но среди среднего класса для передвижения женщины подразумевался экипаж. Но ежели папенька одобрил, то я не видела смысла отказывать себе в удовольствии прокатиться верхом. И теперь ждала, когда же Льено останется позади, чтобы можно было пришпорить коня и промчаться по дороге… хотя бы рысцой; галопировать для добропорядочной девушки, даже дворянки, — дурной тон. Не могу сказать, кто придумал это, но я и так уже подошла к пределу дозволенного, чтобы нарушать еще одно правило.
— Вы прекрасно держитесь в седле, Ада, — произнес Онорат, глядя на меня.
— Лесть ни к чему, — негромко рассмеялась я. — Я ужасная наездница, но верховую езду люблю и получаю от нее несказанное удовольствие.
— Это заметно по вашим сияющим глазкам, — ответил господин граф, и я смутилась.
Матушка время от времени выглядывала из окошка. Она не спускала с меня глаз, и это доставляло некоторое неудобство. Заметив, как я с досады покусываю губы, граф Набарро заговорщицким тоном сообщил: