Когда он пришел в себя, отец протирал ему лицо холодным полотенцем, а брат улыбался, расстегивая рубашку.
Понимание, которое Джерри нашел у отца и брата, стало для него большим облегчением. Он начал брать уроки джиу-джитсу и понемногу справляться со своей трусостью. Но тучи сгущались над их семейством. Его отец никогда не был хорошим бизнесменом.
— Тяжелые времена постучались к нам в дверь.
Им пришлось расстаться с большим домом на холме и переехать в маленькую квартирку с тонкими стенами и враждебными соседями. Брат Джерри погиб в автомобильной катастрофе. Через года отец и мать Джерри умерли во время эпидемии скарлатины. И его приютил дядя, вознамерившийся сделать из него настоящего мужчину, отправив в военную школу. Но Джерри сбежал оттуда и вступил в бродячую цирковую труппу.
Ой-ой-ой, что же все-таки случилось?
На верфи Галифакса стоял жуткий холод, но день был ясный и солнечный. Свежий ветер с берега немного утих, когда Джон Хэмлин добрался до «Марии-Селесты». Он был зачислен в команду в качестве третьего помощника капитана. Поднявшись на борт, Джон заметил юношу, стоявшего примерно в десяти футах от сходней как будто специально, чтобы встретить Хэмлина. Юноше было на вид лет шестнадцать, у него были бледное худое лицо, зеленые глаза и спутанные каштановые волосы. На левой скуле красовался еще не совсем заживший рваный шрам, отливавший синевато-багровым цветом в алых лучах заходящего солнца. В голубой рубашке и потрепанной серой куртке он, казалось, не замечал холода. Юноша взглянул на Джона, и у него на губах появилась улыбка удивления и узнавания. Его глаза вспыхнули изнутри, и он улыбнулся, подобно облизывающемуся животному, на лице у него отобразилась ничем не скрываемая девственная похоть. Из когтей чайки выпал кусок хлеба и упал у ног юноши. Он подошел ближе, как осторожный уличный кот, с надеждой и опаской одновременно. Кисло-сладкий мускусный аромат исходил из его приоткрытого рта. У Джона возникли сомнения относительно его нормальности. Тем не менее он улыбнулся и протянул руку.
— Меня зовут Джон, я третий помощник капитана.
Рука, которую он пожимал, была гладкой, тонкой и холодной.
— А я Одри, ваш юнга, только я слишком болен чтобы работать или спать в носовом кубрике вы понимаете конечно поэтому я буду жить у вас в каюте если вы конечно не против чтобы я был вашим юнгой…
Его голос вдруг ослабел, и он осекся и закашлялся, повернувшись в сторону заходящего солнца и закрыв лицо голубой банданой. Все его юное тело содрогалось от кашля. Джон положил руку на плечо юноши и почувствовал выпирающие кости, как у голодного уличного кота. Наконец приступ кашля прекратился, и молодой человек положил бандану в карман куртки. Он взглянул на Джона, на губах у него остались капельки крови. Он улыбался, слизывая кровь с губ, в алых лучах заходящего солнца его лицо сияло, словно комета, и угасло вместе с солнцем, скрывшимся за облаком над Галифаксом. [46]
Ночная тень пала на лицо юноши, на корабельные снасти и на кружащих в воздухе чаек. Джон ощутил холод пустых пространств. Лицо юноши было покрыто белым инеем, и маленькие льдинки зловеще сверкали в сумеречном свете в его всклокоченных волосах…
— Надеюсь, мой кашель не будет мешать вам спать…
Он проследовал к двери и затем в каюту. В керосиновом свете были видны две койки, шкафчики, умывальник с зеркалом, на полочке ваза с водяными гиацинтами. Гиацинты наполняли небольшую каюту сладким цветочным ароматом, который смешивался с мускусным кисловатым запахом дыхания парня.
— Не возражаете, если я закурю, сэр?
Не дожидаясь ответа, парень скрутил сигарету и зажег ее. Он улыбался сквозь сигаретный дым улыбкой наглого уличного мальчишки, сознающего свои преимущества, не слишком значительные, но все-таки…
— Простите мне мою откровенность, сэр, но команда здесь жуткая. Во время нынешнего плавания нужно ждать больших неприятностей, сэр.
И я хочу, чтобы вы знали, что на меня вы можете положиться… как на друга то есть.
— Нисколько не сомневаюсь, Одри. И будем держаться этого, хорошо?
— Я могу сообщать вам обо всем, что происходит в носовом кубрике, сэр… хотя подобные разговоры могут быть для меня опасны…
— Возможно, в таком случае тебе лучше будет помолчать.
Одри потер ногти об отворот куртки и посмотрел на них.
— А как насчет небольшой порции опиума, сэр? Поможет вам забыть о женщинах, сэр.
Джон пропустил его слова мимо ушей и продолжил распаковывать вещи.
— Здесь пахнет, как в цветочном магазине. Кто принес цветы в каюту?
— О, Джерри, сэр. — Одри не отрывал глаз от своих ногтей. — Он же настоящий педик. Я их просто ненавижу. А вы, сэр?
— Нет.
— Я знаю, что вы имеете в виду, сэр… Я тоже об этом думал…
Одри облизал губы и провел рукой по промежности.
— Заткнись. Заткнись и приготовь мне чашку кофе.
Лицо юноши сморщилось, и он внезапно расплакался.
— Неужели вы не понимаете, кто я такой?
Холодок пробежал по телу Джона, когда он понял, о чем говорит парень…
— Одри, ледяной мальчик.
Иней на лице, льдинки, сверкающие в волосах, ничем не прикрытая девственная похоть в алых лучах заходящего солнца, кусок хлеба у ног юноши. Его образ растворяется среди корабельных снастей и кружащих чаек…
— Я Одри, холод твоих межзвездных пространств, Джон.
Твоя каюта там его взлохмаченные волосы в каюте изможденное худое лицо левая скула… разбитая бутылка…
— Эй, глянь-ка, все мертвенькие…
Казалось, не заметил холода, когда Одри протянул левую руку. Его глаза вспыхнули изнутри, словно начинающийся лесной пожар. Улыбнулся словно зверек привезенный из дальних морей прошлого печальный жалкий пережиток. Мускусный запах открытых лет доносился от его открытых лет, ожидающих этого.
— Меня зовут Джон.
Ветер на бледном лице мальчика на верфи. Он кашляет в платок.
— Туберкулез, сэр… Уже унес двоих моих братьев… Мне нужно вам кое-что рассказать о команде, сэр… Здесь есть Джонни по прозвищу Цианид.
Он как-то на карнавальном представлении проглотил цианистый калий… Он также глотает огонь…
Ретроспективный эпизод с карнавалом…
— Эй вы, деревенщина.
Джонни делает глоток бензина и плюет огнем на приближающуюся толпу, обжигая им волосы, поджигая одежду… шатер цирка объят пламенем…
— Он может раздавить сырую картофелину в кулаке или проткнуть ее пальцем… Кроме того, он демонстрирует номер с повешением при участии юного Джерри. Вот на это стоит посмотреть… — Одри потер в промежности и повернул голову налево, прищелкнув языком. Джон холодно взглянул на него, и Одри поспешно продолжил. — Еще там есть Хуанито, Мост Пеко, метатель кинжалов…
Обнаженный Хуанито сидит на стуле и бросает кинжал, который рассекает надвое скорпиона на стене… Лунный свет на пыльной улице маленького техасского городка. Том Мейфилд, что-то шепчущий про себя, с двадцатью зарубками на винтовке выходит из дверей дома…
— Эй ты, долбаный мексиканец, стой на месте.
Хуанито закладывает руки за голову и вначале медленно поворачивается, убыстряя движение, и внезапно бросает кинжал из ножен, которые держал за головой. Он попадает шерифу прямо в кадык, и тот тяжело плюхается на землю, словно подбитый стервятник.
— И Джерри, его ассистент, который умеет бросать кинжалы с помощью ног…
Джерри Тайлер, стройный рыжеволосый юноша примерно возраста Одри, лежит на обитой войлоком платформе обнаженный на спине, поджав колени. Он хватается за два поручня и пальцами правой ноги берет нож со стойки, сгибает ногу. Его губы раздвигаются, обнажая зубы. Член напрягается и встает над животом в тот момент, когда он выпрямляет ногу. Нож с глухим стуком втыкается в бок бычьей туши, а юноша изливает поток спермы.
— И есть еще Дейви Джонс… Никто не может его понять, сэр…
Зал судебных заседаний в Сент-Луисе. Вызывают Дейви Джонса. Он останавливается перед судьей, наглый и спокойный.
— Повар-китаец и его помощник Малыш Фриско…
Мрачноватая сцена в камбузе. Повар-китаец, старый, неторопливый, ко всему равнодушный. Малыш Фриско, бледный и отчужденный…
— А есть еще парень-филиппинец, который никогда ни с кем не разговаривает… У него в глазах всегда мечтательное выражение, сэр…
На восточном рынке захлопываются ставни на окнах лавок…
— Амок амок амок…
— Он называет себя Фрэнсис Джонс… Вы никогда не слышали такого приятного голоса… А посмотрите, что я нашел в его сумке, сэр…
Одри достает плакат «Разыскивается полицией…»:
«Фрэнк, он же Фрэнсис, он же Кристофер Джонс, — …изображение моложавого мужчины с нафабренными усами и гладкой полноватой физиономией… — разыскивается полицией по подозрению в ограблении банка и убийстве…»
— И есть еще Дейви Джонс… Никто не может его понять, сэр…
Зал судебных заседаний в Сент-Луисе. Вызывают Дейви Джонса. Он останавливается перед судьей, наглый и спокойный.
— Повар-китаец и его помощник Малыш Фриско…
Мрачноватая сцена в камбузе. Повар-китаец, старый, неторопливый, ко всему равнодушный. Малыш Фриско, бледный и отчужденный…
— А есть еще парень-филиппинец, который никогда ни с кем не разговаривает… У него в глазах всегда мечтательное выражение, сэр…
На восточном рынке захлопываются ставни на окнах лавок…
— Амок амок амок…
— Он называет себя Фрэнсис Джонс… Вы никогда не слышали такого приятного голоса… А посмотрите, что я нашел в его сумке, сэр…
Одри достает плакат «Разыскивается полицией…»:
«Фрэнк, он же Фрэнсис, он же Кристофер Джонс, — …изображение моложавого мужчины с нафабренными усами и гладкой полноватой физиономией… — разыскивается полицией по подозрению в ограблении банка и убийстве…»
1918 год. Банк… Входят Джонс и три других парня. Приятный голос разносится по всему банку…
— Все присутствующие, пожалуйста, поднимите руки вверх.
Кассир протягивает руку к пистолету. Джонс дважды стреляет ему в грудь, и он падает, струя крови течет у него изо рта, а на гладкой восковой физиономии Джонса появляется выражение жуткого злорадства.
— И три брата-шведа, которые окидывают взглядом носовой кубрик и скалятся, сэр…
Три шведа проносятся по бару, словно ураган, ломая все на своем пути.
— И не забывайте о грузе, сэр… об алкоголе, сэр… Этим шведам никак не удержаться от того, чтобы глотнуть хорошую дозу… А вы уже познакомились с нашим шкипером?
— Да.
В ретроспективном кадре мы видим шкипера — обладателя тонкого германского профиля и зеленых глаз; он передает Джону ручку, чтобы подписать контракт. Глянув на подпись, шкипер говорит с несколько ироничной интонацией:
— Вы приняли мудрое решение, э-э, Джон.
— В нашем деле он известен как Опиумный Джонс, сэр… опиум, торговля белыми рабами. Опиумный Джонс ничем не побрезгует… И он же настоящий зверь… Знаете, сэр, все, что я вам здесь рассказал, может стоить мне жизни… Только нынешним утром один из этих шведов схватил меня за воротник и даже не посмотрел, что я такой больной, саданул меня по лицу, сэр, и крикнул: «Ты стукач, ублюдок»… Я бы не возражал, сэр, если бы вы снабдили меня чем-то для самозащиты… Если бы вы взяли для меня револьвер из арсенала…
— Даже и не думай. А по поводу команды я буду решать сам.
Одри полирует ногти и смотрит на них…
— Возможно, все будет как раз наоборот, сэр…
Действие переносится в будущее. Корабль плывет под парусом. Один из шведов смотрит вслед Джону и плюет на палубу.
— Еще один пидор на этом чертовом корабле.
Джон встречает первого помощника капитана, несущего обрез. Он улыбается, и его глаза поблескивают на солнце холодными льдинками.
— На свете есть только одно, в чем я абсолютно уверен, Джон — в том, что мы с тобой друзья.
Джонни подзадержался на ярмарке
Ретроспективные кадры карнавала… Джонни Цианид, который плюет огонь и глотает шпаги, способен также извергнуть изо рта шпагу и направить ее ровнехонько в цель. Может одним ударом руки разбить кирпич, разрезать колоду карт надвое, раздавить сырую картофелину в кулаке или проткнуть ее пальцем. Хуанито, метатель кинжалов, умеющий одним броском кинжала рассечь ползущего таракана; Джерри Тайлер, его ассистент, который метает ножи пальцами ног.
Морфинист-альбинос по прозванию Повешенный Энди выполняет номер с повешением на специальной веревке, усеянной розовыми блестками. Из-за морфия его лицо приобрело серовато-зеленый оттенок, как у подземных грибов. Видеть его в последних судорогах с выкатившимися розовыми глазами — зрелище не из самых приятных. В Сент-Луисе у него закончились наркотики, он забыл проверить веревку и, приступая к выполнению номера, был явно не в форме. В результате он сломал шею и повис без сознания, весь в розовых блестках, освещенный прожекторами. Вот это было по-настоящему потрясающее зрелище. Джонни вынул его из петли, но он все равно ночью умер. Поэтому с той поры его номер исполняет Джонни. Потом он взял Джерри в качестве своего ассистента на роль юного подпаска, пойманного со сбежавшим педиком.
Джонни Цианид и Джерри на виселице. Внезапно появляется толпа пьяных скотников и шахтеров.
— Слезайте с виселицы, эй вы, грязные пидоры, или мы повесим вас по-настоящему.
— Заткнись, деревенщина!
Джерри отмыкает кандалы ключом, зажатым в зубах, спрыгивает с виселицы, открывает засов, и стая тигров выпрыгивает из большой клетки.
Где угодно, только не здесь
Ретроспективные кадры Сент-Луиса… Однажды миссис Гринфилд купила мне в аптеке Массеранга газированной воды с шоколадным сиропом, и вот тогда-то я увидел, на что она способна.
К нашему столу бросилась угодливая еврейка.
— О, миссис Гринфилд… Я так рада вас видеть…
Миссис Гринфилд наклонила голову и просияла своей самой ледяной улыбкой. Еврейка тем не менее продолжала что-то говорить о какой-то вечеринке, на которой она побывала. Миссис Гринфилд ответила:
— Вам исключительно повезло, милочка.
Еврейка же извивалась под ее холодным взглядом, словно большой коричневый карп, молящий о пощаде, надежды на которую у него нет.
Полковник, муж миссис Гринфилд, принадлежал к числу самых великих зануд всех времен.
Первую мировую войну он провел юным лейтенантом в Париже и страшно любил вспоминать об этом периоде в своей жизни.
— Та женщина была настолько прекрасна, что все почитали ее за настоящую богиню, и я однажды провел всю ночь у дверей ее дома. Полагаю, любой настоящий южанин меня поймет.
Еще в одной истории, которую он любил постоянно мне повторять, рассказывалось о том, как он однажды довольно поздно возвращался с какой-то вечеринки, и ему повстречался маленький французский педик…
— Была холодная ночь, лил проливной дождь, а у него не было ни пальто, ни туфель. Поэтому я вначале дал ему понять, что якобы принял его предложение, но, когда мы подошли к дверям моего жилища, я столкнул его в канаву, где ему было самое место, и захлопнул дверь.
— Но, — начал было я, — это уже, наверное, чересчур… Ведь, знаете ли, у разных народов могут быть разные обычаи.
— Если кто-либо из моих сыновей станет педерастом, я убью его собственными руками. И если бы я узнал, что кто-то из детей моих друзей стал педерастом, я бы его тоже убил…
Я уже был членом бойскаутской группы, и нас учили приемам карате, чтобы защищаться от растлителей малолетних, поэтому я без лишних слов нанес ему удар в пах, а ладонью пробил его розовую шею. Он с грохотом упал на пол, и я добил его своим скаутским ножом. Три раза я протащил его тело вокруг нашего дома.
— Он пытался меня совратить, — сказал я жителям дома, по-мальчишески всхлипывая. И мне вручили медаль Красного Креста за храбрость.
Ретроспективные кадры подготовительной школы… Такси остановилось как раз под уличным фонарем, из него вылез парнишка с чемоданом, худенький мальчик в форме подготовительной школы… знакомое лицо, подумал про себя священник, напоминает мне что-то давно прошедшее, мальчишка сует руки в карманы брюк в поисках денег, чтобы расплатиться за такси…
Туманный мертвый мальчик так я неотвязно присутствовал в твоем старом цветочном аромате юных ночей на затхлых шторах одежда пустой подготовительной школы уходит все дальше и дальше. Подойди поближе. Слушай меня через все задние дворы и кучи золы. Печальные старые человеческие записки несу я с собой. Я ждал там…
Анус восход солнца утро в Сент-Лунсе на улице стоит надо мной обнаженный одной ногой в шерстяном носке потирая мой член.
— Я хочу отодрать тебя, Билли.
Вздохнул изгибался раздвинул мои ноги пот дрожь что это значит на кровати на животе.
Мальчики стоят перед конторкой. Одри — худощавый бледный светловолосый юноша с большой родинкой в месте разделения ягодиц. Джон — рыжий с зелеными глазами.
— Я кое-что тебе покажу, Одри.
Он открывает ящик, и там Одри видит вибратор с тупым красным резиновым наконечником. Одри сразу же понял, для чего он предназначен. У него пересохло во рту, сердце бешено забилось, а перед глазами поплыли серебряные точки. Он идет к кровати, ложится на спину и прижимает колени к животу. Джон опускается на колени у него между ног. Он наносит на вибратор смазку и медленно вставляет его.
— Я тебя запускаю, Одри.
Он нажимает на кнопку. Одри почувствовал, как мягкий розовый моллюск проскользнул в его тело, и тело его вдруг сделалось прозрачным, пульсирующим, словно громадная жемчужина в экстазе обнаженности, дрожащая родинка, мелькание его ног теплым полуднем 1920 года, цвета сменяют один другой, пробегая по его телу… красный, растворяющий его до состояния желе, с него спадает кожа, он задыхается в красной дымке, розовато-лиловые оттенки внутренностей, коричневый и сепия подобно пару восходят от его тела, серебряные огоньки вспыхивают у него перед глазами, и он извергает из себя потоки теплых и нежных капель.