— Те сведения, которые сообщил «человек из Сэтера», столь подробны и так согласуются с данными следствия, что в нормальной ситуации я без колебаний возбудил бы уголовное дело.
Рассуждение являлось вдвойне гипотетическим — во-первых, потому, что срок давности по этому убийству, составлявший тогда двадцать пять лет, на тот момент уже истек, во-вторых, потому, что «человек из Сэтера» на момент совершения преступления сам был четырнадцати лет от роду и, таким образом, не подлежал уголовной ответственности. Однако убийство Томаса Блумгрена имело большое значение для дальнейшего хода расследования: тот факт, что «человек из Сэтера» начал убивать в возрасте четырнадцати лет, его неоспоримо компрометировал.
Между тем Кристер ван дер Кваст не сообщил, каким именно образом доказана причастность «человека из Сэтера» к убийству Томаса Блумгрена. А поскольку уголовное дело в этом случае не могло быть возбуждено, данные следствия не стали достоянием общественности. Впрочем, адвокат «человека из Сэтера» Гуннар Лундгрен полностью разделял мнение прокурора и счел показания своего клиента достойными доверия.
Интерес СМИ к «человеку из Сэтера» не иссякал, и выяснялись все новые неприятные детали о прошлом подозреваемого, его личности и ориентации. Он уже предпринимал попытку изнасилования и убийства девятилетнего мальчика в больнице Фалуна, как написал в газете «Дала-Демократен» репортер криминальной хроники Губб Ян Стигссон: «Когда мальчик закричал, мужчина попытался его задушить. 43-летний подозреваемый сам рассказал на допросе, как схватил мальчика за горло и сдавил так, что кровь хлынула изо рта жертвы».
По заявлению в «Дала-Демократен», врачи еще в 1970 году предупреждали, что «человек из Сэтера», скорее всего, детоубийца — газета цитировала судебно-психиатрическое заключение, где говорилось, что он страдает «конституционально обусловленным, ярко выраженным сексуальным извращением „pedofilia cum sadismus“». Он был признан «не просто опасным, а при некоторых обстоятельствах — исключительно опасным для жизни и здоровья других людей».
12 ноября 1993 года Губб Ян Стигссон рассказал читателям, что полицейское расследование деяний «человека из Сэтера» включает в себя уже пять убийств. Помимо Юхана Асплунда в 1980 году и Томаса Блумгрена в 1964-м, его жертвами, как подозревают, стали пятнадцатилетний Альвар Ларссон из Сиркёна, пропавший в 1967-м, сорокавосьмилетний Ингемар Нюлунд, убитый в Упсале в 1977-м, и восемнадцатилетний Улле Хёгбума, бесследно исчезнувший в Сундсвалле в 1983-м.
По словам Стигссона, «человек из Сэтера» признался в совершении всех пяти убийств. Журналисты один за другим стали называть его первым в Швеции настоящим серийным убийцей.
«Он рассказывает правду об убийствах мальчиков», — заявила «Экспрессен» в заголовке статьи на всю страницу от 17 июня 1994 года. К тому моменту «человек из Сэтера» сознался в совершении еще одного убийства, и следователи наконец-то продвинулись в своей работе. На этот раз речь шла о пятнадцатилетнем Чарльзе Зельмановице, пропавшем после школьных танцев в Питео в 1976 году.
«Человек из Сэтера» признался, что вместе со старшим товарищем отправился в Питео в поисках мальчика, которого они намеревались сексуально использовать. Приятели встретили Чарльза и обманом заманили его к себе в машину. В лесу «человек из Сэтера» задушил мальчика и расчленил тело. Некоторые части тела он прихватил с собой.
По словам следователей, Квик не только сообщил столь подробные сведения, что части тела убитого удалось найти, но и указал, какие именно части тела забрал домой.
Впервые у ван дер Кваста появились доказательства, которые полиции не удалось добыть в следствии по остальным делам: признание, подтверждаемое частями тела, и рассказ, показывающий, что «человек из Сэтера» обладал сведениями об убийстве, которыми может обладать только исполнитель преступления.
«Этот сорокатрехлетний мужчина — убийца на сексуальной почве», — констатировала «Экспрессен» в статье от 17 июня.
— Мы знаем, что он говорит правду о двух убийствах, — подтвердил ван дер Кваст.
На первых полосах газет
Когда психотерапевт «человека из Сэтера» Биргитта Столе ушла в июле 1994 года в отпуск, возникла некая тревога — как же он сможет обходиться без частых психотерапевтических бесед, которые так важны для него. В понедельник 4 июля персонал запланировал обед в ресторане гольф-клуба в Сэтере. «Человека из Сэтера» должна была сопровождать юная студентка-психолог, замещавшая Столе на время отпуска.
Она и ее пациент покинули 36-е отделение без четверти двенадцать и направились пешком в сторону площадки для игры в гольф, когда мужчина вдруг заявил, что ему срочно нужно в туалет. Извинившись, он зашел за полуразвалившееся здание, когда-то являвшееся основным корпусом Сэтерской больницы. Едва скрывшись из виду, пациент вовсю припустил по тропинке, которая вела через лес к улице Смедьебаксвеген. В соответствии с заранее намеченным планом, там уже ждала машина «Вольво 745» с заведенным мотором. На водительском сиденье находилась молодая женщина, а рядом — двадцатилетний мужчина, бывший пациент Сэтерской больницы, выписанный с испытательным сроком. «Человек из Сэтера» прыгнул на заднее сиденье, машина рванула с места и унеслась прочь.
Все сидевшие в автомобиле были возбуждены и смеялись по поводу того, что побег прошел точно по плану. Мужчина, расположившийся спереди, протянул пакетик с белым порошком. «Человек из Сэтера» с большим знанием дела открыл его и, послюнявив палец, собрал содержимое до последней крошки. Поднеся палец ко рту, он языком поместил горькую смесь на нёбо, затем откинулся назад и закрыл глаза.
— Зверски вкусно, — пробормотал он, рассасывая амфетаминовую пасту.
Молодой друг протянул беглецу одноразовое лезвие, пену для бритья, синюю кепку и футболку и настойчиво потряс его за плечо:
— Давай! Нам нельзя терять время!
В то время как «Вольво» свернул на трассу 70 в сторону Хедемуры, начинающий психолог стояла возле павильона и размышляла, пора ли ей уже начать волноваться. Крикнув и не получив ответа, она вскоре констатировала, что ее пациента за углом здания нет — как нет и ни в каком другом месте. Девушка и представить себе не могла, что добродушный и доверчивый пациент в состоянии обмануть ее таким бесстыдным образом, однако после нескольких минут безуспешных поисков вынуждена была вернуться в 36-е отделение и сообщить, что мужчина сбежал.
К этому моменту беглец уже был побрит и переодет. Он наслаждался свободой и амфетаминовым опьянением. Между тем поездка продолжалась по трассе 270 на север.
Когда полиция Борленге объявила «человека из Сэтера» в розыск, прошло сорок две минуты с момента его бегства, и никто понятия не имел, что он приближается к Оккельбу на стареньком «Вольво».
Вечерние газеты немедленно подхватили информацию и срочно отпечатали внеочередные приложения о бегстве. «Экспрессен» выкрикнула новость во весь голос:
ПОЛИЦЕЙСКИЕ ГОНКИ
по следу сбежавшего «человека из Сэтера»
«Он очень опасен»
До этого момента пресса из соображений журналистской этики не разглашала личность «человека из Сэтера», но когда самый опасный человек в стране сбегает из закрытого учреждения, интересы общественности требуют фамилии, портрета и биографических сведений:
«44-летний „человек из Сэтера“, сменивший имя, сегодня называет себя Томасом Квиком. Он сознался в пяти убийствах мальчиков, полиция и прокурор располагают доказательствами его участия в двух из них. Мужчина рассказал „Экспрессен“, что его мечта — жить в лесу со своими собаками, а сегодня ночью полиция разыскивала его в лесах вокруг Оккельбу».
Когда женщина, сидевшая за рулем, поняла, в каких преступлениях подозревается Томас Квик, удали у нее сразу поубавилось. Где-то в Хельсингланде она остановилась у заброшенного хутора и высадила обоих мужчин. Там они обнаружили два незапертых велосипеда, которые удалось привести в порядок, и отправились в сторону ближайшего населенного пункта. Во время поездки путникам попадались многочисленные полицейские машины, многие их обгоняли, буквально над ними зависал полицейский вертолет, однако странная пара на ржавых велосипедах ни у кого не вызвала подозрений.
Большая группа полицейских в защитных жилетах с автоматами и собаками до полуночи прочесывала лес, так и не обнаружив никаких следов.
Переночевав в палатке, приятели поутру разошлись в разные стороны.
Действие амфетамина закончилось, навалилась усталость, и побег уже не казался таким увлекательным.
Пока полиция продолжала поиски в лесу, на бензозаправку в маленьком поселке Альфта пришел мужчина в бейсбольной кепке.
Пока полиция продолжала поиски в лесу, на бензозаправку в маленьком поселке Альфта пришел мужчина в бейсбольной кепке.
— У вас тут найдется телефон, которым я мог бы воспользоваться? — спросил он.
Хозяин заправки не узнал человека, портрет которого украшал первые страницы всех газет, — он спокойно позволил незнакомцу воспользоваться телефоном. Мужчина позвонил в полицию Больнеса.
— Я хочу сдаться, — произнес он.
— Кто это — я? — спросил полицейский на другом конце провода.
— Квик, — ответил Томас Квик.
Побег вызвал к жизни интенсивные дебаты по поводу расхлябанности судебной психиатрии. Больше всех возмущался начальник главного полицейского управления страны Бьерн Эрикссон.
— Досадно, когда такое происходит, — заявил Эрикссон. — Таких особо опасных личностей можно по пальцам пересчитать — кажется, можно было бы следить за ними получше. Мы в полиции ставим защиту интересов общественности выше реабилитации.
Критика была направлена против Сэтерской больницы, однако 10 июля 1994 года страничка дебатов «Дагенс Нюхетер»[6] опубликовала статью в защиту этого учреждения. Слово взял сам Томас Квик, показав журналистам где раки зимуют. Он восторгался работой персонала и условиями в Сэтерской больнице:
«Меня зовут Томас Квик. После моего самовольного ухода из Сэтерской больницы в прошлый понедельник четвертого июля и невероятной газетной истерии, последовавшей за этим, мои имя и внешность известны всем.
Я не намерен оправдывать свой поступок, однако хочу подчеркнуть ту успешную работу, которая ведется в клинике и о которой репортеры всегда забывают в остервенелой погоне за новостями и сенсациями. В результате даже интеллектуальные силы добра терпят поражение в своей попытке перекричать не на шутку разошедшихся журналистов».
Многих поразил этот текст, показывающий, что Квик — человек образованный и умеющий складно излагать свои мысли. Впервые общественность смогла заглянуть в сознание серийного убийцы, узнать о том процессе, который привел к признанию Томаса Квика в стольких убийствах.
«Когда я попал в региональное судебно-психиатрическое отделение Сэтерской больницы, в моей памяти не хранилось никаких воспоминаний о первых двенадцати годах моей жизни. Эти годы детства были вытеснены сознанием, как и те убийства, в которых я теперь признался и которые расследует полиция Сундсвалля».
Томас Квик на все лады расхваливал сотрудников, которые помогли ему восстановить вытесненные воспоминания об убийствах, и описывал, как психотерапевты поддерживали его, когда он вел свой полный страданий рассказ:
«Мой стыд, сожаление и скорбь по поводу того, что я натворил, не знают предела — эта тяжесть выше человеческих сил. Я несу ответственность за то, что совершил ранее, и тем самым — также за то, как буду поступать в дальнейшем. Те преступления, которые я совершил, невозможно искупить, но сегодня я могу поведать о них. Я готов сделать это в том темпе, в котором это будет для меня возможно».
Квик сообщил, что сбежал из больницы не для того, чтобы совершить новые убийства, — на самом деле он намеревался покончить с собой.
«После того, как мы с моим товарищем расстались, я тринадцать часов просидел с обрезом в руках, направляя дуло то себе в лоб, то в рот, то в грудь. Я не смог. Сегодня я беру на себя ответственность за вчерашние события — вероятно, именно чувство ответственности помешало мне совершить самоубийство и заставило позвонить в полицию, чтобы сдаться. Во всяком случае, мне хочется так думать».
Чарльз Зельмановиц
18 октября 1994 года в суд первой инстанции Питео прокурор Кристер ван дер Кваст подал ходатайство с краткой формулировкой:
«В ночь на 13 ноября 1976 года в лесу в окрестностях Питео Квик лишил жизни Чарльза Зельмановица 1961 года рождения путем удушения».
Процесс в Питео должен был начаться 1 ноября, и перед этим первым судебным рассмотрением признаний Квика СМИ опубликовали новые детали относительно детства подозреваемого. Если раньше жуткими историями Квика интересовались в основном репортеры криминальных хроник вечерних газет, то теперь к освещению дела всерьез подключились и утренние газеты.
1 ноября 1994 года «Свенска Дагбладет»[7] опубликовала статью, прекрасно иллюстрирующую то представление о Томасе Квике, которое с этого момента стало восприниматься как неоспоримое. Журналист Янне Матссон писал:
«Томас Квик рос пятым ребенком в семье, где было семеро детей. Отец работал санитаром в учреждении по реабилитации наркоманов, мать — уборщицей и завхозом в ныне закрытой школе. На сегодняшний день обоих родителей нет в живых. […] То, что скрывалось за внешним фасадом, долго оставалось семейной тайной. Томас Квик, по его собственным словам, когда ему не было и четырех лет, постоянно подвергался сексуальным домогательствам со стороны отца: тот принуждал его к оральному и анальному сексу.
Во время одного из таких случаев происходит то, что сказалось на всей последующей жизни и сексуальной ориентации Квика: внезапно появившаяся мать становится свидетельницей происходящего. От пережитого потрясения у нее случается выкидыш, и она с криками обвиняет четырехлетнего Томаса в том, что он убил своего младшего брата. Отец также пускается в упреки и обвинения, утверждая, что мальчик соблазнил его.
После этого случая отношение матери к сыну было окрашено ненавистью. Вину за все произошедшее она возложила на сына, которому эта ноша оказалась не по плечу.
По словам Квика, она как минимум один раз пыталась убить его. Он говорит также о том, что с этого момента мать стала вместе с отцом участвовать в сексуальном принуждении сына».
Далее Янне Матссон констатирует, что Квик еще в подростковом возрасте совершил два убийства:
«В возрасте 13 лет Квику надоели приставания отца, и он вырвался из его рук во время очередной попытки изнасилования. В тот раз Квику очень хотелось убить отца, однако он говорит, что не решился этого сделать.
Вместо этого он перенимает извращенные привычки родителя, однако в еще более садистском и болезненном варианте. Полгода спустя, в возрасте 14 лет, он убивает своего сверстника из Векшё. […] Спустя три года, 16 апреля 1967-го, еще один 13-летний мальчик погибает от рук Томаса Квика».
Хотя участие Квика ни в одном убийстве не было доказано, хотя он пока не был осужден, СМИ исходили из того, что он виновен. То же самое касалось его рассказов о родителях, которые якобы подвергали своего сына систематическому насилию и покушались на его жизнь.
Отношение СМИ к происходящему в те годы можно объяснить тремя фактами: во-первых, признаниями самого Квика, во-вторых, категоричными утверждениями прокурора Кристера ван дер Кваста, что существуют прочие доказательства причастности Квика к другим убийствам. В-третьих, эти утверждения перемежались данными о сексуальных посягательствах Томаса Квика в отношении четырех мальчиков в 1969 году, а также выдержками из заключения судебно-психиатрической экспертизы о его опасности для общества.
Таким образом родилась полная и в каком-то смысле логичная история монстра-убийцы, которого теперь должны были осудить за первое из его серийных убийств.
В статье в «Свенска Дагбладет» вновь цитировалось заключение психиатра, обследовавшего Квика в 1970 году, согласно которому Квик страдал «конституционально обусловленным, ярко выраженным сексуальным извращением pedofilia cum sadismus».
Суд первой инстанции города Фалуна осудил тогда Квика за сексуальное насилие над мальчиками, и он был передан на лечение в судебно-психиатрическую клинику. Через четыре года врачи сочли Квика, которому тогда исполнилось двадцать три года, здоровым и приняли решение о выписке.
«Задним числом можно сказать, что отпускать его, конечно, было неправильно», — подводила итоги статья, в конце которой репортер предвосхищал решение суда по поводу виновности Квика в убийстве Чарльза Зельмановица: «Они выпустили заряженную бомбу, начиненную болью и тоской. Позднее эта тоска заставит Квика и его приятеля-гомосексуала из Питео надругаться над 15-летним мальчиком, убить его и расчленить тело».
Хотя многие жуткие подробности уже были опубликованы в прессе, встреча с Томасом Квиком в суде Питео стала для слушателей настоящим шоком. Журналисты соревновались в выражении отвращения к монстру, сидевшему на скамье подсудимых.
«Как может человек быть настолько жесток?» — так звучал заголовок в газете «Экспрессен» после первого дня судебного заседания.
Эксперт по делу Квика Пелле Тагессон писал: «Когда знаешь ужасную правду о том, как поступал Томас Квик со своими жертвами, когда слышишь его дикий звериный рев, возникает только один вопрос: неужели перед нами человек? Те события, ход которых восстанавливали вчера в суде Питео, должно быть, относятся к самым ужасным сценам в судебной истории Швеции. „Человек из Сэтера“, Томас Квик, предстал перед судом по обвинению в убийстве Чарльза Зельмановица. Он рыдал, но никто не испытывал к нему жалости».