— Я не вижу связи, mon — сэр.
— Я тоже. — Джейсон поднялся на ноги. — Я хочу, чтобы ты мне помог, Измаил. Что ты скажешь?
— Только если ваш брат мне разрешит.
— Разрешит. Он мой брат , в конце концов.
— Я должен услышать это от него самого, сэр.
— Отлично. Ты мне не доверяешь.
— Нет, сэр, не доверяю, — ответил Измаил, опускаясь на колени и собирая то, что упало с подноса, отделяя разбитые тарелки от целых. — А вы сами поверили бы здоровому мужчине с сединой в волосах, который бежит по лестнице, набрасывается на вас и говорит вещи, которые может сказать любой?.. Давайте еще поборемся, и проигравший расскажет всю правду. Хотите еще подраться?
— Нет, я не хочу драться, и не надо меня уговаривать. Я не так стар, а ты не так уж хорошо дерешься, мой юный друг. Бросай свой поднос, и идем со мной. Я все объясню мистеру Сен-Жаку, который, еще раз тебе напомню, мой брат — брат моей жены. И довольно об этом — пошли!
— Что вам от меня нужно, сэр? — спросил официант, поднимаясь на ноги и следуя за Джейсоном.
— Слушай меня, — начал Борн, остановившись на ступеньках чуть выше площадки второго этажа и повернувшись. — Иди вперед меня в вестибюль к главному входу. Почисти пепельницы или что-нибудь еще, главное, веди себя так, как будто ты очень занят, но не забывай поглядывать по сторонам. Я приду через несколько минут, и ты увидишь, как я подойду и поговорю с Сен-Джеем и четырьмя священниками, которые будут рядом с ним.
— Там будут священники? — перебил удивленный Измаил. — Монахи, сэр? Даже четверо? А что они здесь делают, mon? Случились еще плохие вещи? Опять пришел злой дух?
— Они пришли сюда молиться, чтобы дурные вещи прекратились — больше не будет никакого злого духа . Но для меня важно поговорить с одним из них с глазу на глаз. Когда они будут выходить из вестибюля, монах, с которым мне надо встретиться, может отделиться от остальных, чтобы побыть одному… или встретиться с кем-нибудь еще. Как думаешь, сможешь идти за ним так, чтобы он тебя не заметил?
— А мистер Сент-Джей позволит мне это сделать?
— Давай он посмотрит в твою сторону и кивнет.
— Тогда я все сделаю. Я быстрее мангусты, и, как и она, знаю каждую тропинку на Транквилити. Он куда-нибудь пойдет, а я уже буду знать, куда он направляется, и первым окажусь на месте… Но как мне определить, за каким священником идти? Отойти может и не один монах.
— Я поговорю со всеми по отдельности. Он будет последним.
— Тогда я буду знать.
— А ты быстро соображаешь, — заметил Борн. — Ты прав, они могут все разойтись.
— Я хорошо соображаю, mon. Я пятый по успеваемости в классе в техническом училище острова Монтсеррат. Передо мной только четыре девушки, а им не нужно работать.
— Интересное наблюдение…
— Через пять или шесть лет у меня будут деньги на учебу в Барбадосском университете!
— Возможно, что и раньше. А теперь иди. Прямо к дверям вестибюля. Позже, когда монахи уйдут, я приду за тобой, но уже не в этой форме. Так что ты можешь меня не узнать. Если я тебя не найду, давай встретимся через час… Вот только где? Где здесь тихое место?
— У церкви Транквилити, сэр. На тропинке в лесу над восточным пляжем. Туда никто не ходит, даже по воскресеньям.
— Помню это место. Хорошая идея.
— Сэр, надо уладить еще кое-что…
— Вот, пятьдесят долларов. Американских.
– Благодарю вас, сэр!
Джейсон подождал у двери девяносто секунд, потом приоткрыл ее на дюйм. Измаил находился у входа, и он мог видеть, как Джон Сен-Жак разговаривает с четырьмя священниками в нескольких футах справа от конторки. Борн одернул мундир, по-военному расправил плечи, и вошел в вестибюль, направляясь к монахам и владельцу «Транквилити Инн».
— Ваши преподобия, ваш приход большая честь для меня, — обратился Борн к четырем чернокожим служителям. Сен-Жак с удивлением и любопытством смотрел на него. — Я на островах человек новый, и должен сказать, просто поражен. Правительство сочло чрезвычайно любезным шагом с вашей стороны, что вы нашли возможность успокоить наши бурные воды, — продолжал Джейсон, крепко сцепив руки за спиной. — За ваши усилия, королевский губернатор поручил мистеру Сен-Жаку выписать чек на сумму в сто фунтов для вашей церкви — естественно, все будет возмещено за счет казначейства.
— Это такой великодушный жест, что я даже не знаю, как вас благодарить, — искренне ответил викарий высоким мелодичным голосом.
— Просто скажите мне, чей это был порыв, — попросил Хамелеон, — это так трогательно, так трогательно.
— О, не смею приписывать себе эту честь, сэр, — ответил викарий, как и двое других, оглядываясь на четвертого спутника. — Это все Самюэль. Он такой хороший и порядочный наставник для нашей паствы.
— Замечательно, Самюэль. — Борн бросил быстрый и острый взгляд на четвертого монаха. — Но я хотел бы лично поблагодарить каждого из вас. И узнать ваши имена.
Джейсон пошел вдоль линии, пожимая одну за другой три руки и негромко обмениваясь любезностями. Он подошел к последнему священнику, который старался не встречаться с ним взглядом.
— Конечно же, я знаю, как вас зовут, Самюэль, — произнес Джейсон еще более тихим, почти не слышным голосом. — И хотел бы узнать, чья это была затея на самом деле.
— Я вас не понимаю, — прошептал Самюэль.
— Еще как понимаете — такой хороший и порядочный человек, — должно быть, вы получили еще одно щедрое пожертвование.
— Сэр, вы меня с кем-то путаете, — промямлил четвертый священник, на мгновение в его темных глазах мелькнул страх.
— Я никогда не ошибаюсь, ваши дружки это знают. Я найду тебя, Самюэль. Может быть, не сегодня, но наверняка завтра или послезавтра.
Отпустив руку священника, Борн продолжил уже более громко.
— Ваши преподобия, еще раз прошу принять глубокую признательность правительства. Корона выражает вам свою благодарность. А теперь прошу меня извинить, мне необходимо ответить на дюжину телефонных звонков… Сен-Жак, вы позволите пройти в ваш кабинет?
— Да, конечно, господин генерал.
В кабинете Джейсон стянул с себя форму и начал рыться в той куче одежды, которую ему принес брат Мари. Он надел серые шорты-бермуды до колен, выбрал рубашку с красными и белыми полосками и самую широкополую шляпу. Он снял носки и ботинки, надел сандалии, встал и выругался.
– Вот черт!
Скинул сандалии и всунул босые ноги в свои тяжелые ботинки на резиновой подошве. Потом осмотрел несколько фотоаппаратов и их принадлежности, выбрав самый легкий и многофункциональный, и перекинул его за ремешок через плечо. В комнату вошел Джон Сен-Жак с маленькой рацией в руках.
— Ты откуда такой явился? С Майами-Бич?
— Бери немного севернее — скажем, из Помпано. Я не настолько безвкусно и кричаще нарядился. Чтобы не выделяться.
— Да, ты прав. Некоторые мои здешние приятели присягнут, что ты представитель старых добрых западных консерваторов. Вот рация.
— Спасибо. — Джейсон убрал компактное устройство в нагрудный карман.
— Что собираешься делать?
— Пойду поговорю с Измаилом, тем пареньком, которому я попросил тебя кивнуть.
– С Измаилом? Но я не кивал Измаилу, ты просто сказал мне кивнуть в сторону входа.
— Это то же самое. — Борн засунул свой пистолет за пояс под рубашку и оглядел снаряжение, которое принесли из магазина спортивного снаряжения. Он взял моток стофунтовой лески, складной нож и все рассовал по карманам, потом открыл пустой футляр от фотоаппарата и положил в него два аварийных сигнальных патрона. Это было не все, что он хотел, но должно было хватить. Он был уже не таким, как тринадцать лет назад, да и тогда он не был очень молод. Борн с неохотой признал тот факт, что его разум должен работать быстрее и лучше, чем тело. Проклятье!
— Измаил хороший парень, — сказал брат Мари. — Он очень умен и силен, словно молодой призовой бык из Саскачевана. Я подумываю о том, чтобы где-нибудь через годик сделать его охранником. Будет больше зарабатывать.
— Лучше отправь его в Гарвард или Принстон, если справится с сегодняшним заданием.
— Опа, ну ты замахнулся. Кстати, ты знаешь, что его отец был чемпионом островов по борьбе? Конечно, сейчас он слегка постарел…
— С дороги, черт тебя подери, — Джейсон направился к двери. — Тебе тоже не восемнадцать! — добавил он, быстро обернувшись перед тем, как выйти.
— А я и не говорю, что мне восемнадцать. Что с тобой?
— Может быть, дело в той отмели, которую вы не заметили, мистер Секьюрити .
Борн хлопнул дверью и выбежал в коридор.
— Какие мы обидчивые. — Сен-Жак медленно покачал головой и разжал свой тридцатичетырехлетний кулак.
— Какие мы обидчивые. — Сен-Жак медленно покачал головой и разжал свой тридцатичетырехлетний кулак.
Прошло почти два часа, а Измаила нигде нет! Как зачарованный, Борн вышагивал по всей территории «Транквилити Инн», внимательно глядя по сторонам через свою «зеркалку», и видел все, но только не молодого Измаила. Уже два раза он подходил по лесной тропинке к одинокому прямоугольному строению из бревен, соломенной крыши и цветных витражей, которое представляло собой церковь этого курорта, убежище для медитации, выстроенное больше для красоты, чем для настоящих служб. Как заметил молодой черный слуга, церковь редко посещали, но она упоминалась в путеводителях для отдыхающих.
Карибское солнце становилось все более оранжевым, медленно клонясь к горизонту. Уже скоро по острову Монтсеррат и ближайшим островам поползут вечерние тени. А потом и совсем стемнеет, а Шакал любит темноту. Но и Хамелеона она тоже устраивала.
— Кладовка, что-нибудь заметили? — Борн взялся за рацию.
— Rien, monsieur. [35]
— Джонни?
— Я на крыше, шесть наблюдателей на своих местах. Пока тихо.
— Что там с ужином, с сегодняшней вечеринкой?
— Наш метеоролог десять минут назад прибыл из Плимута на лодке… Он боится летать. А Ангус приколол к доске объявлений чек на десять тысяч долларов на предъявителя, осталось только поставить подпись. Скотти был прав, придут все семь пар. Мы общество равнодушия, все забываем сразу после минуты молчания.
— Ну, братец, ты мне еще будешь рассказывать… Конец связи. Я возвращаюсь к церкви.
— Рад слышать, что хоть кто-то в нее ходит. Этот проклятый туристический агент из Нью-Йорка сказал, что часовня станет очень милым дополнением всего комплекса. Больше я его не видел. Держись на связи, Дэвид.
— Так и сделаю, — отозвался Джейсон Борн.
На аллее, ведущей к церкви, становилось темно. Высокие пальмы и густой подлесок помогали, задерживая лучи садящегося солнца. Джейсон уже собрался развернуться и направиться к магазину спорттоваров и маяку, как вдруг, словно фотоэлектрический мираж, ожили синие и красные лампы, посылая с земли круги света на листья пальм. На мгновение Борн почувствовал, что резко, даже слишком резко вошел в коридор сочных красок, вырезанный из тропической растительности. Он не давал ориентироваться и просто мешал. Борн почувствовал себя освещенной движущейся мишенью в красочном тире.
Он быстро укрылся в тени кустарника за границей огней; в его голые ноги впивались колючки диких растений. Когда он углубился в листву и в потемках продолжал двигаться в сторону церквушки, ему мешали влажные ветви и лианы, цеплявшиеся за руки и ноги. Это инстинкт. Держись в тени, подальше от ярких помпезных огней, больше принадлежащих островному carnivale .
Какой-то резкий звук! Он выпадал из строя естественных звуков прибрежного леса. Потом послышался стон, превратившийся в спазм — и неожиданно прекратился, оборвался… или его заглушили? Джейсон двигался вперед и шаг за шагом продирался через тормозившую движение непролазную стену растений, пока не увидел солидную деревянную дверь часовни. Она была приоткрыта, и сквозь лучи синих и красных фонарей на дорожку проникал мягкий мерцающий отсвет электрических свечей.
Думай. Напряги память. Вспоминай! Он был в часовне всего один раз, тогда в шутку отчитывал шурина за то, что тот потратил большие деньги на бессмысленный придаток к «Транквилити Инн».
– По крайней мере, церковь очень изящна , — заметил Сен-Жак.
– Ничего подобного, брат , — ответила Мари. — Она совсем не вписывается в окружающую обстановку. И не похожа на последнее пристанище.
— А если кто-нибудь получит плохие известия. Ну, знаешь, совсем плохие…
— Организуй ему выпивку , — сказал Дэвид Вебб.
– Да вы войдите внутрь. У меня здесь на витражах символы пяти разных религий, включая синто.
— Главное, не показывай сестре счета , — прошептал Вебб.
А что внутри? Там была дверь? Второй выход?.. Нет, не было. Только пять или шесть рядов церковных скамеек, да какие-то перила перед приподнятым аналоем, а над всем этим примитивное окно с цветными стеклами, сработанное местным умельцем.
А что сейчас? Кто-то внутри. Измаил? Загрустивший постоялец Транквилити? Запоздавший молодожен, проводящий на острове медовый месяц? Он снова достал маленькую рацию из нагрудного кармана. Приблизил ее к губам и позвал:
— Джонни?
— Да, я на крыше.
— Я у церкви. Вхожу внутрь
— Измаил там?
— Не знаю. Но кто-то тут есть.
— В чем дело, Дэйв? Почему ты так тихо…
— Все в порядке, — перебил Борн. — Я просто проверю… Что находится за часовней? К востоку?
— Лес.
— Тропинки есть?
— Несколько лет назад была одна; сейчас заросла. Строители ходили по ней за водой… Я пошлю пару охранников…
– Нет! Если что-то понадобится, я тебя вызову. Конец связи. — Джейсон убрал рацию, и продолжил красться, не спуская глаз с двери.
Тишина. Изнутри не доносилось ни звука, ни движения, ничего, кроме мерцания «свечей». Борн подобрался к краю тропинки, снял фотоаппарат и соломенную шляпу и открыл футляр с пиропатронами. Он вынул один и засунул за пояс, вытащив пистолет. Залез в левый карман рубашки за зажигалкой, взял ее, поднялся и тихо и стремительно прошел к углу маленького здания — этой нелепой церквушке в тропическом лесу над пляжем. Он привык использовать сигнальные патроны еще задолго до событий в Манассасе, штат Виргиния, подумал Борн, медленно подбираясь из-за угла ко входу в церковь. Все началось еще в Париже — тринадцать лет назад, Париж, кладбище Рамбулье. И Карлос… он добрался до дверного проема приоткрытой двери, медленно и осторожно приблизил к стояку лицо и заглянул внутрь.
Джейсон ахнул, дыхание перехватило, его охватил ужас и ярость, он не хотел верить своим глазам. На возвышении перед рядами отполированных скамеек лежал юный Измаил, его тело было перекинуто через аналой, руки безжизненно повисли, темнокожее лицо было все в кровоподтеках и ссадинах, изо рта на пол сочилась кровь. Джейсона оглушило чувство вины; оно было неожиданным, всеохватывающим и уничтожающим, в ушах стоял голос старика француза: «… могут погибнуть другие, совершенно невинные люди…»
Погибнут! Этого ребенка убили! Парень выполнил поручение, но поплатился жизнью. О, Боже, что я наделал?.. Что мне теперь делать?
По его лицу стекал пот, перед глазами все плыло. Борн выхватил из кармана пиропатрон, щелкнул зажигалкой и трясущейся рукой поднес ее к красному кончику. Патрон тут же вспыхнул, разбрасывая белые искры и пламя, шипя словно сотня рассерженных змей. Джейсон бросил его в дальний конец часовни, проскользнул в дверной проем, повернулся и захлопнул за собой тяжелую дверь. Он прижался к полу под последним рядом скамеек, вытащил из кармана рацию и нажал кнопку «вызов».
— Джонни, церковь. Окружай ее!
Он не стал дожидаться ответа Сен-Жака; того, что он сказал, было достаточно. Шипящая сигнальная шашка продолжала извергать снопы искр, отражавшиеся в витражах, а Борн с пистолетом в руке полз к дальнему приделу часовни, его глаза перебегали с предмета на предмет, обшаривая уже незнакомые углы церкви «Транквилити Инн». Единственным местом, куда он больше не мог смотреть, был аналой с распростертым телом мальчишки, которого он убил… По обеим сторонам возвышения располагались скрытые занавесями проходы, похожие на сценические двери, ведущие в крошечный придел, куда можно было попасть и справа и слева. Несмотря на тоску, в Борне росло чувство глубокого удовлетворения, даже какого-то нездорового восторга. Он победит в этой смертельной игре. Карлос подготовил тщательно спланированную западню, а Хамелеон сумел все изменить. Дельта из отряда «Медуза» все развернул на сто восемьдесят градусов. За одним из этих занавешенных проходов находится убийца из Парижа.
Борн поднялся, прислонился спиной к правой стене и поднял пистолет. Он дважды выстрелил в правый проход, с каждым выстрелом занавес колыхался, а он бросился вдоль последнего ряда, дополз до конца, встал на колени и еще дважды выстрелил в правый проход.
Какая-то фигура в панике пробиралась через занавеси, начала падать вперед, вцепилась в материю, но темно-красный занавес сорвался с крючков и упал на плечи человека, и тот упал на пол. Борн бросился вперед, выкрикивая имя Карлоса, стреляя из пистолета, пока не опустел магазин. Неожиданно откуда-то сверху раздался взрыв, разрушивший целый витраж в верхней части левой стены. Разноцветные осколки еще кувыркались в воздухе и падали на пол, когда стоявший на карнизе снаружи человек вышел в самый центр открытого пространства над шипящей, слепящей сигнальной шашкой.