4. Работа в Институте мозга ведется под руководством самого крупного специалиста в области изучения мозга – профессора О. Фогта. Под его руководством ведется изучение мозга В.И. Ленина. Было бы логично и весьма полезно для дела, чтобы и изучение мозгов других выдающихся людей велось под тем же в высокой степени авторитетным руководством.
5. Институт мозга оборудован по последнему слову техники и имеет штат подготовленных научных и технических работников. Он может свободно взять на себя задачу обработки и изучения мозгов выдающихся людей, не требуя для этого никаких дополнительных затрат. Организация же Пантеона вне Института мозга будет сопряжена с большими расходами. Как видно из представленного материала, для организации Пантеона требуется около 52 000 руб. Деньги эти при устройстве Пантеона в Институте мозга будут сохранены для Государства.[86]
Итак, Семашко использовал все возможные аргументы, чтобы произвести отчуждение бехтеревской идеи от бехтеревского института – лучшие, чем в бехтеревском институте, специалисты, лучшие методики, лучшее оборудование, экономия денежных средств и т. д. Главным же, непобиваемым козырем в пользу того, что Пантеон должен находиться в Москве, конечно же был мозг Ленина. Трудно сказать, как сложилась бы судьба бехтеревского Пантеона, не умри внезапно сам Бехтерев. При жизни слово Бехтерева значило очень много. После его смерти институту, как писали в уже цитированной ранее статье, достались лишь «пепел и мозг». На политической чаше весов мозг Ленина весил несоизмеримо больше, чем мозг родоначальника идеи Пантеона.
В мае 1928 года идее бехтеревского Пантеона было отказано в праве на дальнейшее существование. Постановили: «За смерью Бехтерева – инициатора организации Всесоюзного Пантеона – вопрос с обсуждения снять».[87]
Рождение Пантеона-2
Однако здесь история не закончилась. Это был ложный, мнимый финал. События разворачивались по принципу «Король умер – да здравствует король!»
Не откладывая дела в долгий ящик, Московский институт мозга начал формировать коллекцию. В апреле 1928 года ушел из жизни философ и экономист, идеолог Пролеткульта и автор утопических романов, давний член партии, ставший объектом яростных нападок В.И. Ленина в книге «Материализм и эмпириокритицизм» – Александр Александрович Богданов (Малиновский). С 1926 года он возглавлял Институт переливания крови и умер прямо на работе, на операционном столе, во время рискованного медицинского эксперимента, участником которого пожелал стать. Институт переливания крови находился в одном здании с Институтом мозга, так что мозг Богданова поступил в коллекцию, что называется, прямиком – из одной комнаты в другую.
В мае 1928 года от болезни сердца скончался Александр Дмитриевич Цюрупа, государственный и партийный деятель, член партии с 1898-го.
Мозги обоих изъяли без афиширования, ведь вопрос о бехтеревском варианте Пантеона еще не был окончательно снят с рассмотрения. Но к осени ситуация стала иной.
И когда 8 октября 1928 года в Сочи от тифа скончался другой соратник Ленина, ровесник Цюрупы, тоже занимавший высокие посты в партийной и государственной структуре, – Иван Иванович Скворцов-Степанов, то на следующий день в газетах появилось сообщение:
Тело умершего перевозится из Сочи в Москву и по прибытии помещается в Доме союзов, где будет установлено почетное дежурство членов правительства и делегаций от московских партий и заводов. В ночь перед похоронами тело будет подвергнуто кремации. Погребение урны с прахом И.И. Скворцова-Степанова состоится на кремлевской площади в Кремлевской стене. Мозг покойного передается Институту мозга…[88]
Процесс национализации мозгов выдающихся деятелей сдвинулся с мертвой точки. Наука, как и мечтал Бехтерев, получила на мозги усопших чрезвычайные права. Только «отправляться» мозги должны были теперь на адрес не ленинградской Психоневрологической Академии, а Московского института мозга.
В 1929-м "к существовавшим в 1928 году отделениям прибавился Пантеон мозга выдающихся людей, начавший работу по собиранию характерологического материала".[89] В штатном расписании Института на 1929/1930 год появилась достаточно хорошо оплачиваемая должность – заведующий Пантеоном.[90] Правда, поначалу она вроде бы оставалась вакантной – наверное, из-за небольшого размера коллекции. Но это было делом быстропоправимым. В уже цитированной заметке 1930 года – о мозге Маяковского – народу обещали, что «в ближайшее время материалы, относящиеся к мозгу В.В., будут включены в коллекцию Пантеона ГИМ».[91]
В начале 1930-х над Институтом мозга нависла прямая угроза расформирования – он был реорганизован в морфологическое отделение Института высшей нервной деятельности и потерял свой самостоятельный статус. Грозились приостановить работу над мозгом Ленина и даже вообще забрать его из Института. Но Пантеон и тогда решено было временно сохранить. Правда, в тот период «работа Пантеона… окончательно замерла».[92] Однако тучи рассеялись: остался и Ленин, остался и Пантеон… Нашелся и заведующий Пантеоном – Наталья Сергеевна Преображенская. В 1932 году она «по путевке Культпропа ЦК перешла на работу в Институт мозга: сначала в качестве младшего научного сотрудника по отделу архитектоники, потом <…> старшего научного сотрудника».[93] Она-то и занялась сбором и изучением материалов: сначала – по И.И. Скворцову-Степанову, а после – по «нерадивым» членам комиссии, рассматривавшей вопрос о создании Пантеона: по умершему в 1932 году М.Н. Покровскому и по А.В. Луначарскому, скончавшемуся в 1933-м.[94]
В 1933 году писали, что «особое положение Института определяется» именно тем, что в нем ведется «изучение мозга В.И. Ленина, а также и мозгов выдающихся деятелей нашего Союза».[95] В 1930-е годы Пантеон продолжал пополняться и, безусловно, стал гордостью отечественной науки. В 1934 году в «Правде» сообщали, что «научный коллектив Института подготовил и уже изучает мозги Клары Цеткин, Сэна Катаямы, Луначарского, Цюрупы, М.Н. Покровского, Маяковского, Андрея Белого, академика Гулевича». Приглашали посетить и «музей мозга» – «богатый по количеству и редкий по качеству имеющихся в нем материалов и экспонатов».[96] По разным источникам нам удалось насчитать более тридцати экспонатов Пантеона. Позволим себе привести известные нам имена, преимущественно «из поступлений» 1920-1930-х годов. Естественно, эти данные не претендуют на полноту и репрезентативность. Итак:
Багрицкий Эдуард Георгиевич (Годелевич) (наст. фамилия Дзюбин; 1895 – 16 февраля 1934) – поэт. Барбюс Анри (1873 – 30 августа 1935) – французский писатель-коммунист, лидер Французской компартии.
Белый Андрей (наст. имя и фамилия Бугаев Борис Николаевич; 1880 – 8 января 1934) – писатель. Богданов Александр Александрович (наст. фамилия Малиновский; 1873 – 7 апреля 1928) – деятель российского революционного движения, философ, экономист, писатель; директор Института переливания крови.
Выготский Лев Семенович (1896 – 11 июня 1934) – психолог.
Горький Максим (наст. имя и фамилия Пешков Алексей Максимович; 1868 – 18 июня 1936) – писатель.
Гулевич Владимир Сергеевич (1867 – 6 сентября 1933) – биохимик, академик АН СССР.
Дуров Анатолий Леонидович (1863 – 3 августа 1934) – артист цирка, дрессировщик. Ипполитов-Иванов Михаил Михайлович (наст. фамилия Иванов; 1859 – 28 января 1935) – композитор и дирижер, ректор Московской консерватории. Калинин Михаил Иванович (1875 – 3 июня 1946) – государственный и партийный деятель, с 1922 г. – председатель ЦИК СССР, с 1938 г. – председатель Президиума Верховного Совета СССР. Карпинский Александр Петрович (1846/1847 – 15 июля 1936) – геолог, академик, президент АН СССР. Катаяма Сэн (1859 – 5 ноября 1933) – деятель японского и международного коммунистического движения, один из инициаторов создания компартии Японии; похоронен в Москве у Кремлевской стены на Красной площади.
Киров Сергей Миронович (наст. фамилия Костриков; 1886 – 1 декабря 1934) – государственный и партийный деятель; с 1926 г. первый секретарь Ленинградского обкома партии, с 1934 г. – секретарь ЦК ВКП(б); занимал одновременно и другие высокие посты.
Крупская Надежда Константиновна (1869 – 27 февраля 1939) – жена В.И. Ленина.
Куйбышев Валериан Владимирович (1893 – 25 января 1935) – партийный и государственный деятель, член Политбюро ЦК ВКП(б), зам председателя СНК и СТО; занимал и другие высокие посты. Луначарский Анатолий Васильевич (1875 – 26 декабря 1933) – государственный и партийный деятель, писатель, критик; с 1917 г. – нарком просвещения, с 1929 г. – председатель Ученого комитета при ЦИК СССР.
Маяковский Владимир Владимирович (1893 – 14 апреля 1930) – поэт.
Менжинский Вячеслав Рудольфович (1874 – 10 мая
1934) – государственный и партийный деятель, с 1926 г. – председатель ОГПУ, член ЦК партии. Мичурин Иван Владимирович (1855 – 7 июня
1935) – селекционер, почетный член АН СССР. Павлов Иван Петрович (1849 – 27 февраля 1936) – физиолог, создатель материалистического учения о высшей нервной деятельности, академик АН СССР. Покровский Михаил Николаевич (1868 – 10 апреля 1932) – историк, партийный и государственный деятель, академик АН СССР, руководитель Коммунистической академии, Института красной профессуры. Скворцов-Степанов Иван Иванович (1870 – 8 октября 1928) – государственный и партийный деятель, историк, экономист.
Собинов Леонид Витальевич (1872 – 14 октября 1934) – певец (лирический тенор), солист Большого театра.
Станиславский Константин Сергеевич (наст. фамилия Алексеев; 1863 – 7 августа 1938) – актер, режиссер, педагог, теоретик театра, основатель МХАТ. Сук Вячеслав Иванович (1861 – 12 января 1933) – дирижер и композитор.
Цеткин Клара (1857 – 20 июня 1933) – деятель германского и международного коммунистического движения, одна из основателей компартии Германии, похоронена в Москве на Красной площади у Кремлевской стены.
Циолковский Константин Эдуардович (1857 – 19 сентября 1935) – основоположник советской космонавтики.
Цюрупа Александр Дмитриевич (1870 – 8 мая 1928) – государственный и партийный деятель, нарком внутренней и внешней торговли, член ЦК партии; занимал и другие высокие посты.
Как видим, не были забыты ни партия, ни правительство, ни музыка, ни литература, ни даже советский цирк. Представителям советской науки оказывалось в Московском институте мозга особое уважение: место в коллекции было зарезервировано практически для каждого сталинского академика.[97] Не обошли вниманием и зарубежных коммунистов. Думается, что к выдающимся деятелям приплюсовали и всех Ульяновых – не по признаку персонального величия, а по причине родственной: ведь наследственность при изучении мозга имеет огромное значение. Взяли и Н.К. Крупскую.
После войны коллекция продолжала пополняться. Например, мозгами писателя Николая Дмитриевича Телешова (1867–1957). И конечно же, центральным послевоенным экспонатом стали мозги товарища Сталина. Логично предположить, что под сводами Института мозга собрались и другие лидеры государства. В 1968 году в Пантеон поступил мозг знаменитого физика, лауреата Нобелевской премии академика Льва Давидовича Ландау. А в 1989-м – мозг другого физика и лауреата Нобелевской премии – мозг академика А.Д. Сахарова…[98]
Но сегодня, как сказали нам в Институте мозга, коллекция растет медленнее, чем прежде. Впрочем, сейчас все музеи испытывают трудности с комплектованием…
О том, что происходило с мозгом в Институте мозга
Но вернемся, однако, к тому, что происходило с мозгом, который люди в белых халатах изымали из головы выдающегося деятеля науки, искусства или общественности и уносили в Институт мозга. Там новый экспонат регистрировали в книге поступлений – отмечали, чей мозг и сколько весит, указывали причину смерти. Сведения о дальнейшей стадии работы можно почерпнуть из заметки 1936 года «Мозг А.М. Горького доставлен в Институт мозга»:
Вечером, 18 июня, мозг скончавшегося величайшего писателя современности Алексея Максимовича Горького был доставлен в Институт мозга в Москве. Директор Института мозга С.А. Саркисов[99] сообщил сотруднику ТАСС следующее: «На днях мы приступим к микрофотографированию всех поверхностей. После этого с мозга Алексея Максимовича будет сделан слепок, который навсегда сохранит и точно воспроизведет форму и размеры мозга, рисунок его борозд и извилин. Затем мозг будет подвергнут детальным научным исследованиям».[100]
О том, какие манипуляции проводились с мозгом в стенах здания на Якиманке после регистрации, фотографирования и муляжирования, население страны тоже подробно информировалось.
Кажется, что после смерти мозг еще продолжает жить здесь. Кажется, что он живет в этих лабораториях, в этом стильном особняке, где сосредоточены научные усилия по глубокому изучению такого сложного органа, как мозг.<… > Прежде чем поступить на стол к ученому, мозг подвергается длительному исследованию. Подготовка одного мозга взрослого человека для научной работы продолжается около года, – делился впечатлениями от посещения Института автор репортажа в «Правде».[101]
Журналист «Медицинского работника» выражался не столь эмоционально, но более обстоятельно:
Институт состоит из ряда отделений. В каждом отделении происходит та или иная стадия обработки мозга. После предварительной обработки мозг поступает на аппарат, называемый макротомом. Этот аппарат дает возможность разделить полушария мозга на отдельные ровные куски (из одного полушария получается пять-шесть кусков).
После этого происходит процесс резки куска полушария на микротоме, изобретенном и сконструированном профессором Фогтом. Этот аппарат дает возможность разделить кусок мозга на тончайшие срезы, толщиной в 5 микрон. Из одного полушария мозга можно получить, таким образом, до 30 тысяч срезов.[102]
Ср. в «Правде»:
Мозг делится при помощи макротома – машины, напоминающей гильотину, – на куски; эти куски проходят уплотнение в формалине, в спирту и заливаются в парафин, превращаясь в белые застывшие блоки. Блоки разлагаются микротомом – машиной чрезвычайной точности – на огромное количество срезов. На каждый мозг приходится приблизительно 15 тысяч срезов, толщиной в 20 микрон. Только после такой долгой и сложной подготовки препарат попадает под микроскоп.[103]
Разные источники указывают разную толщину срезов и разное их количество. Думается, это не слишком принципиально. Журналист «Правды» увидел в макротоме «потомка» гильотины. Продолжая его образный ряд, хочется – по личным впечатлениям – добавить, что микротом, безусловно, является продуктом скрещивания швейной машинки и хлеборезки…
Окраска срезов составляет следующий этап работы: окрашенные препараты фотографируются на специальных установках, дающих возможность сделать фотографии с очень большим увеличением и тем самым зафиксировать мельчайшие подробности среза. Дальнейшая стадия – подробное описание каждого препарата.[104]
Подготовка мозга к подобного рода исследованию представляла, как неоднократно подчеркивали сами сотрудники Института, весьма сложную задачу, требовала «большого технического навыка и большого количества времени».[105] Так, к 1935 году работа над мозгом Маяковского еще не была завершена, но некоторые результаты уже имело смысл доложить:
Интересные данные мы получили и при архитектоническом исследовании мозга Маяковского. Еще не все области этого мозга изучены. Однако те области, которые изучены, представляют большой интерес. Товарищи Станкевич и Шевченко[106] проводили исследование так называемой нижнепариентальной области на 16 полушариях, в том числе и мозга Маяковского. Эта область мозга особенно хорошо выражена у человека и значительно слабее выражена у человекоподобных обезьян, а у нижестоящих совершенно не выражена. Таким образом, эта область мозга, видимо, является носителем особо высоких функций мозга. Работы Станкевич и Шевченко показали, что у Маяковского имеется большое своеобразие в архитектоническом строении этой области: 1) своеобразие в сложности борозд и извилин; 2) относительное преобладание этой области по сравнению с этой же областью в других мозгах; 3) своеобразие в распространении архитектонических полей и своеобразие в архитектонике коры этой области.[107]
Безусловно, подобных «интересных данных» было получено сотрудниками Института немало. Но столь же безусловно, что каждый выдающийся мозг в отдельности, да и все выдающиеся мозги вместе взятые, при тщательном анализе по методу профессора О. Фогта проигрывали главному, заведомо неповторимому, заведомо гениальному мозгу – мозгу Ленина.
"В мае 1936 г. председатель Комитета по заведованию учеными и учебными заведениями докладывал в ЦК ВКП(б), что за десять лет «закончена основная, величайшей важности задача, для которой и был создан институт – изучение мозга Ленина». Лично Сталину сообщалось, что об «исключительно высокой организации мозга Ленина» можно говорить по целому ряду признаков (качество борозд и извилин и т. п.)": мозг Ленина «сравнивался с десятью полушариями „средних людей“, а также мозгом Скворцова-Степанова, Маяковского, известного философа Богданова». В мозгу Ленина оказался «более высокий процент борозд лобной доли по сравнению с мозгом Куйбышева, Луначарского, Менжинского, Богданова, Мичурина, Маяковского, академика Гулевича, Циолковского…»[108] и т. п.