– Мама, тебе налить ещё чая?
Марджори, кажется, вздрогнула:
– Нет, не надо.
Вместо «Нет, не надо, дорогая» или «Не надо, Люси»! Люси предположила, что после происшествия с пуговицей стала в глазах матери не более чем… девкой.
Ей хотелось сказать что-нибудь обнадеживающее. Снова попытаться объяснить, что Финеас Хинсслер – порядочный, честный и трудолюбивый молодой человек. Но она прекрасно понимала, что это было бы бесполезно.
Люси надеялась увидеться с Маффи. Она хотела сказать ей, что будет лучше, если она откажется от роли подружки невесты. Несомненно, миссис Форбс и так проследит за этим, но ей казалось, что ради собственного достоинства следует сходить к ним и отказаться самой.
– Мама, – начала было Люси. Марджори даже не подняла глаз от тарелки. – Мама, – снова заговорила Люси. – Мне кажется, что, возможно, будет лучше, если я зайду к Маффи Форбс и скажу, что снимаю с себя обязательства подружки невесты.
– Люси, дорогая, – перебил её отец. – Не думаю, что в этом есть необходимость.
В первый раз за всё утро Марджори, казалось, покинула юдоль печали и плача, в которой пребывала всё это время.
– О, Стивен, мне кажется, что это просто необходимо. И весьма уместно. – Уголок её левого глаза начал подёргиваться.
Раздался резкий стук в дверь.
– Я открою, – сказала Люси и начала уже подниматься из-за стола.
– Нет, я открою. Сядь! – отрезала мать.
* * *Двое мужчин в форме зашли в маленькую гостиную в сопровождении Марджори Сноу.
– Что это значит? – Преподобный Сноу встал.
– Констебль Бандльз, сэр.
Люси замерла: ей казалось, что слова констебля начали жить собственной жизнью. Девушка окаменела, но всё же от её внимания не ускользала ни одна мелочь: от пылинки, кружащейся в луче солнечного света, до холодного металла, который она почувствовала на запястьях, когда помощник констебля защёлкивал наручники. Она видела искажённое отражение своего лица на гладкой поверхности браслетов и думала: заметил ли кто-нибудь, кроме неё, как они сияют?
– Подождите! Подождите! – Отец тяжело дышал. – Вы обвиняете мою дочь в том, что она отравила герцога?
– Она невиновна, пока не доказана её вина, преподобный. Ваша дочь – просто подозреваемая.
– Подозреваемая! – взревел преподобный.
Отец был вне себя от ярости в отличие от абсолютно безмолвной матери, которая стояла, тихая и спокойная, будто гранитная статуя. Её глаза были пустыми и странно бесцветными, мать смотрела на Люси, словно… «Словно? – пыталась понять девушка, и вдруг части головоломки соединились. – Словно я уродец… ошибка природы. Она видела, как я плаваю».
Люси смотрела на мать, пока её вели к двери.
– Возьми накидку, дорогая, – механически произнесла миссис Сноу. Обращение «дорогая» казалось таким же холодным, как металлические браслеты на её запястьях.
Люси не смогла взять её скованными руками. Тогда отец подошёл к крючку, на котором висела накидка и маленькая расшитая сумочка. Он снял сначала сумочку, а потом накидку.
– Что это? – Преподобный посмотрел вниз: из сумочки высыпался какой-то порошок.
– Не трогайте, преподобный! – рявкнул констебль Бандльз.
– Что это?
– Возможно, яд. Крысиный яд.
Люси в упор посмотрела на мать.
– Это сделала ты! – вскипела она и заметила коварный огонёк, блеснувший в глазах матери.
Лицо Марджори Сноу было неподвижным, лишённым каких-либо эмоций, но всё же на нём была заметна лёгкая тень злобы. А из-под непроницаемой маски проглядывало торжествующее лицо дикарки.
33. Отравительница
– Эй, мисс Сноу, вы добились внимания «Элсворт-Американ» и «Бостон-Глоуб», – наверное, и до Бостона слухи долетели, что вы на это скажете? Нас теперь наверняка на карте отметят, мичка. – Мистер Гринлоу, тюремщик, сидел в комнатке рядом с камерой Люси: она была единственной заключённой в тюрьме.
Люси не знала, сколько времени провела в тюрьме города Томпстон. Может быть, несколько дней, а может и неделю, и месяц. Какое это имело значение? Она быстро научилась пропускать мимо ушей кажущийся бесконечным монолог тюремщика. Девушка перестала обращать на него внимание после того, как он попытался вспомнить, когда в округе последний раз казнили через повешение – в 70 или 71 году? Он был уверен только, что тогда тюремщиком был его отец.
– Вы ведь не возражаете, если я приведу внука посмотреть на вас? – спросил он однажды. Люси ничего не ответила, и он, наверное, принял её молчание за знак согласия.
Через некоторое, весьма короткое, время после этого заявления девушка с удивлением услышала в коридоре детский голос и тихий топот ножек по каменном полу. Эти два звука настолько не сочетались с окружающей обстановкой, что Люси тут же насторожилась. Через несколько минут маленькое личико прижалось к решетке:
– Деда, это она?
– Да, Джоуи, она. Это Люси Сноу. Отравительница.
– Ты можешь заставить её подойти поближе? – спросил ребёнок.
– Мисс Люси, окажите милость: подойдите, пожалуйста, поближе. Мой внук Джоуи никогда не видел заключённых, кроме городских пьяниц. Будьте любезны – подойдите к решётке. Доставьте мальчонке радость.
«Любезны?» – подумала Люси. С чего подобному человеку употреблять это слово? Но она встала с табурета и сделала несколько шагов к решётке.
– Посмотри, деда, какие у неё на ногах блестящие штучки!
В этот момент Люси вдруг поняла, что чувствует себя как-то необычно. Кожа начала зудеть, явно поднялась температура. Девушка остановилась и посмотрела на руки. Они покраснели. Люси вспомнила, как Ханна рассказывала о сиротском поезде, который вёз её далеко от Бостона, а следовательно – от моря, в самый центр страны – в Канзас. Её кожа высохла до предела, и она начала терять, как она позже поняла, чешуйки. Больше Люси не сделала ни шага:
– Меня немного лихорадит. Возможно, мне не следует подходить ближе. Я бы не хотела заразить ребёнка.
Дочь священника подозревается в убийстве герцога Кромптона
Во вторник Люси Сноу, дочь выдающегося нью-йоркского священника Стивена Сноу, была арестована по подозрению в убийстве английского аристократа Перси Вилгрю, герцога Кромптона. 15 августа мистер Вилгрю потерял сознание в клубе Абенаки в Бар-Харборе, что в штате Мэн.
Согласно судебно-медицинским экспертизам причиной смерти послужил принятый внутрь крысиный яд. Из официальных источников стало известно, что поводом для ареста мисс Сноу послужило анонимное письмо, подброшенное управляющему клуба Абенаки господину Невиллу Хаскеллу. По словам лица, пожелавшего остаться анонимным, мисс Сноу была недавно оставлена герцогом.
Ханна швырнула «Бостон-Глоуб» на столешницу:
– Она не любила его. И не была им оставлена.
– Ханна, тебе-то откуда это знать? – спросила миссис Блечли, повариха из Глэдрока, отбивавшая тесто для черничных кексов.
Ханна сболтнула лишнее. Ей нужно было быстро выкрутиться.
– Я… Я видела их здесь – на праздновании Дня независимости. И мне показалось, что он совсем не нравится ей, а вот он буквально преследовал её – как безумный.
– Ну, возможно, он ей до смерти надоел, – предположила миссис Блечли. – И она решила избавиться от него. Отравить. Представляешь? Но как ей удалось положить яд в вазочку для варенья в клубе Абенаки?
– Действительно! Как? – Ханна вскочила. Её щёки пылали.
Миссис Блечли с тревогой посмотрела на неё.
– Ханна, дорогая. Ты очень огорчена. Возможно, тебе следует взять выходной. Сегодня Хоули никого не ждут к обеду. И я уверена, что мистер Марстон не будет возражать.
– Против чего я не буду возражать? – Мистер Марстон, дворецкий дома Хоули, вошёл на кухню.
– Ханне немного не по себе. Всё из-за этого убийства.
– Ах, да, ужасное происшествие. Заставляет нервничать, не так ли? Представляете: проверять свою вазочку с вареньем каждый раз, когда захочется сдобы. Я понимаю, почему Абенаки закрылся до конца лета. Да, Ханна, я не буду возражать. Возьмите выходной.
– Спасибо вам, сэр. – Ханна сделала реверанс и вышла из кухни.
Ей было необходимо увидеться с Мэй. Они встречались почти каждую ночь с тех пор, как Люси арестовали. Но сейчас была не тёмная ночь, а солнечный день. Она не могла просто взять и приплыть в Эгг-Рок и постучаться в дверь маяка Мэй. Что скажет её отец?
Ханна услышала, как на крыльце Этти спорит с мисс Ардмор, своей гувернанткой:
– Почему в такой чудесный день я должна сидеть здесь и учить неправильные французские глаголы? Это преступление!
– Послушай, Этти. Здесь достаточно настоящих преступлений. Так что, пожалуйста, дорогая, не преувеличивай.
– Я ни капельки не верю, что Люси Сноу убила этого дурацкого герцога.
Ханна замерла от неожиданности. Напряжённый голос Этти разрезал воздух как нож. Ханна поднялась на крыльцо.
– Мисс Адмор, простите, что прерываю урок. Этти, помнишь, ты была уверена, что потеряла те ленты для волос? Угадай, где я их нашла?
– Я ни капельки не верю, что Люси Сноу убила этого дурацкого герцога.
Ханна замерла от неожиданности. Напряжённый голос Этти разрезал воздух как нож. Ханна поднялась на крыльцо.
– Мисс Адмор, простите, что прерываю урок. Этти, помнишь, ты была уверена, что потеряла те ленты для волос? Угадай, где я их нашла?
«Какие ленты?» – недоумённо подумала Этти, наморщив лоб. И тут её осенило: Ханна слышала её гневные слова о Люси и герцоге. Ленты – это просто уловка!
– Пожалуйста, мисс Адмор, вы позволите мне забрать Этти буквально на минуточку – я хочу показать, где она оставила ленты и как глупо было их не заметить. Всё это время они были у неё под носом.
– Конечно. Я думаю, самое время немного отдохнуть от неправильных глаголов.
Как только они зашли в спальню Этти и Ханна закрыла дверь, девочка выпалила:
– Ленты для волос? Ханна, о чём ты на самом деле хочешь поговорить?
– О моих сёстрах, – проговорила Ханна. На её глазах выступили слёзы, делая их похожими на зелёные озёра. Ханна опустилась на колени и обняла девочку.
– Этти, нам нужна твоя помощь. Помоги мне увидеться с сестрой. С Мэй Плам, дочерью смотрителя маяка.
– Я сделаю для тебя всё что угодно, Ханна. Всё, чтобы помочь тебе. Помочь Люси. Мы обязательно что-нибудь придумаем.
– Я доверяю тебе. И Мэй, – проговорила Ханна, а про себя подумала, что может доверять и Финеасу Хинсслеру.
– А Стэннишу Уитману Уилеру ты доверяешь?
Вопрос озадачил Ханну:
– Так ты знаешь о нас?
Этти не смела смотреть ей в глаза:
– Я просто… У меня появилось подозрение, ещё когда мы позировали для портрета. Я заметила, как он смотрел на тебя. Так ты можешь доверять ему?
– Я не уверена, Этти.
– Он ведь один из вас?
Ханна была потрясена:
– А об этом ты как догадалась?
– Не знаю… Возможно, потому что у него глаза тоже зелёные… В нём есть что-то, что натолкнуло меня на мысль, что он… он…
– Сын моря, – мягко закончила Ханна.
– Да, сын моря, – кивнула Этти.
– Он им был. Но он сделал выбор. Я обязательно тебе об этом расскажу, но сейчас нам нужно поспешить к Мэй.
Эти почувствовала, как её волнение нарастает:
– Мы поплывём?
– Нет, дорогая. То есть поплывём, но на лодке и зайдём в маяк через парадную дверь.
Эпилог
Эдгар Плам сидел за столом, когда в дверь постучали. Он пошёл открывать и замер на пороге. «Святые угодники, – пронеслось у него в голове. – Точная копия Мэй». Но кто это с ней? Выглядит как дочка богатеньких летних – вся разнаряженная: в матросском платье и модных кожаных ботинках. Её голову венчала маленькая соломенная шляпка, которая была так щедро украшена лентами, что напоминала птичий хвост.
– Добро пожаловать, мисс, – вздохнул Эдгар. «Надо сразу начистоту, – подумал он. – А не ходить вокруг да около». – Я ждал вас.
– Ждали, сэр?
– Называй меня Эдом, ми-чка, ведь я по меньшей мере – твой дядя.
Услышав голоса, Мэй сбежала вниз по лестнице, её глаза были красными от слёз. Ханна посмотрела на неё и коротко спросила:
– Он знает?
– Он знает всё.
– Входи, ми-чка, – с этими словами Эдгар обнял её своими длинными руками. – Пришлось ждать очень долго, да? – пробормотал он и погладил её по спине. – А кто твоя юная подруга?
– Я Генриетта Грэйс Хоули. Я тоже всё знаю, и, да, мистер Плам, ждать пришлось очень долго.
Примечания
1
Епископальная церковь – «ветвь» англиканской церкви в Новом Свете и частично в Европе. Многие прихожане Епископальной церкви принадлежат к высшим слоям общества.
2
Кембридж – город в штате Массачусетс, в котором расположен Гарвардский университет.
3
Я не знаю как (фр.).