«Ручаюсь, что у таких состарившихся в единстве супругов и продолжительность жизни больше, чем у одиноких или мало связанных душевно людей, — говорил он. Мы доказали продление жизни в искусственном эксперименте. Но жизнь — тоже хроноэксперимент, только естественный. Принципиальные закономерности — те же!»
Так шло несколько месяцев. Любовь служила эксперименту. Но мало-помалу возникла и новая закономерность: эксперимент стал служить любви. Я первым заметил зловещую новизну. Мое странное положение — друга Павла и его отвергнутого соперника — не позволяло мне сразу поднять тревогу. Не знаю, как Павел, а Жанна сочла бы, что я из ревности препятствую их любви. Эксперименты действовали на нее, как вино, после каждого она чувствовала себя охмелевшей. Психодиполь динамичен, а влюбленные вообще никогда не пребывают в полном равновесии. Хроноколебания дополнительно усиливают естественную неустойчивость взаимодействующих душ. Павел начал с небольших хроноколебаний, осторожно увеличивал их размах. После завершения каждого опыта Павел и Жанна описывали свое состояние, а я фиксировал их информацию. Однажды Жанна со смехом так говорила о себе:
«Я мчалась среди звезд. Вселенная вращалась вокруг меня, а я какой-то диковинной рыбой в мире космоса уносилась в будущее. Я непрерывно рассеивала икринки. На каждой ступеньке безмерно длинного будущего я оставляла своих детей. И знаете, кем я засевала мир? Тобою, Павел! Ты в миллионах одинаковых фигур остался позади — длинным светящимся шлейфом!»
Павел хохотал, его восхитило красочное видение. А я содрогнулся. Я понял, что колебания времен действуют наркотически. Вскоре видения появились и у Павла, он с наслаждением расписывал их. Он еще изучал физику хроноколебаний, но его все больше привлекал «побочный продукт эксперимента» — так он радостно именовал возникающий у них бред. Они все больше отдавались сладкому дурману, попеременно то микростарея, то микромолодея. Наступил момент, когда порождение галлюцинаций стало главной целью эксперимента, а его «побочным продуктом» физический смысл процесса.
Павел все усиливал размах хроноколебаний, ему хотелось побольше вторгаться в будущее, подальше уноситься в прошлое. Я говорил ему, что может появиться неконтролируемый автоматизм в колебательном процессе.
Он успокаивал меня. До автоколебаний не дойдет: стабилизаторы надежно ведут процесс. Оба они, как на качелях, раскачивались между прошлым и будущим. Однажды мне показалось, что наступает автоколебание, и я прервал процесс. Вы знаете, что происходит, когда наркомана насильно выводят из транса? Павел не постеснялся в выражениях. Мне пришлось напомнить, кто руководит лабораторией, а кто подчиняется. С той минуты, между нами пробежала черная кошка. Он вбил себе в голову, что я отвращаю их от возможности новых открытий. А я при каждом опыте думал, как обезопасить Павла и Жанну от неудачи. Под неудачей я понимал тяжелое нервное потрясение, мысль о физической катастрофе мне не являлась.
Катастрофа произошла, когда я отсутствовал в лаборатории. Мы с Чарли обсуждали доклад в Академию наук. Взрыв на энергоскладе разнесся по всей Урании.
Энергосклад превратился в бушующий вулкан пылающей дымной воды. Вода, ставшая огнем и дымом, — такой картины до нас еще не наблюдал никто. Я воскликнул в ужасе: «Чарли, это же невозможно, в мире не существует физических причин, вызывающих взрыв сгущенной воды!» Чарли иногда соображает с такой быстротой, что рождающиеся в нем идеи сверкают как озарения. Он мигом ответил на мое восклицание: «Эдик, а если атомное время сгущенной воды возвратилось к тому моменту, когда она была простой водой! Неужели твои стабилизаторы времени отказали?» — «Проверю, потом доложу тебе», — быстро сказал я и умчался.
Чарли остался у огненного водяного вулкана, а я бежал изо всей силы. Я уже понимал, что Павел воспользовался моим отсутствием и самостоятельно запустил хроноколебания. Вероятно, чтобы не терять времени, он даже не вызывал к себе Жанну, только позвонил, чтобы она уединилась в своей лаборатории: психодиполь их душ был так прочен, что на него почти не влияло небольшое отдаление.
Я ворвался в лабораторию, когда Павел, извиваясь, подползал к командному аппарату. Он из последних сил старался подняться, чтобы перекрыть процесс, но судороги бросали его на пол. Я кинулся его поднимать, он оттолкнул меня. Он шептал, выбрасывая из себя слова, как застрявшие в горле комья: «Жанна!.. Спасай!.. Автоколебание!.. Эдик!.. Я держу!..»
Он как бы выкрикивал из себя просьбы, а я лихорадочно пытался отрегулировать процесс. Автоколебание, ставшее неподконтрольным, нельзя просто отключить — это могло создать такой разрыв связи времен, что оба полюса диполя — Жанна с Павлом — неминуемо бы погибли. И еще тогда, пытаясь синхронизировать трансформатор времени с автоколебаниями психодиполя, я со всей остротой ощутил, как далеко пошел Павел в попытке спасти Жанну. Он не прерывал автоколебания, как мне показалось, а тормозил бешеную пляску времени, он сжигал себя, чтобы не дать разновременью истерзать Жанну. Он исступленно бросил свою жизнь на гибель, чтобы отвратить гибель от Жанны. Он продолжал извиваться на полу, но не дал себе и миллисекунды передышки, а мог бы. Он не только жертвовал собой, он и отчаянно боролся за то, чтобы дьяволы разновременья не отвергли его жертвы.
Синхронизация удалась, и я остановил процесс. Павел вытянулся и замер. Я вызвал врача и наклонился над Павлом. Он шептал: «Эдик… Прости… Хочу сказать…» — «Молчи! — приказал я. — Знаю все! Ты запустил хроноколебания на полную амплитуду. Процесс вырвался на автоколебательный режим. Ты пытался удержать собой пульсирующее время. Теперь успокойся. Жанне больше ничего не грозит. А тебе придется долго лечиться, очень долго, Павел». — «Спасибо… — шептал он, впадая в беспамятство. — Теперь… умереть…»
Он умер на моих руках. Явившемуся врачу оставалось лишь официально установить прекращение жизни.
Вы знаете медицинское заключение, Рой. Вскрытие показало ожог нервных клеток. Медики отнесли причины смерти к очередным загадкам жизни на Урании. Но могу вам сказать, что тот же Павел заранее очень точно рассчитал картину гибели организма, когда одни его клетки слишком прорываются в будущее, а другие отодвигаются в прошлое. Настоящее время — всегда время господствующее. При разновременье иерархическое взаимодействие клеток превращается в анархию. Клетки, живые в настоящем, пожирают клетки-рудименты, энергично противодействуют клеткам, материализующимся из будущего. «Будет впечатление, что организм сжигает себя! — посмеиваясь, говорил Павел и добавлял: — При очень большом разновременье, естественно. И достаточно долгом!» В своем наркотическом трансе он не понял, что создает в себе и едва не создал в Жанне именно такое гибельно большое и долгое разновременье.
— Вы ничего об этом не говорили следственной комиссии, Эдуард?
— Ни комиссии, ни Чарли. Даже Жанна не знает всей правды о гибели Павла.
— Такое ваше поведение имеет смысл только в одном случае: если вы и после гибели Павла Ковальского продолжаете тайно работы, вызвавшие его гибель.
— Совершенно верно. Я без Павла продолжаю исследования, вызвавшие его гибель.
— С возможностью столь же трагическою конца?
— С неизбежностью столь же трагического конца.
Рой долго глядел на меня. Мне показалось, он растерялся: как держаться? Высказать возмущение? Показать сочувствие? Он наконец сказал:
— Вы по-прежнему присваиваете себе индивидуальное право на опасный поиск? Вы считаете морально обоснованным продолжение неразрешенных исследований?
— Они прежде всего незавершенные, Рой.
— Они прежде всего неразрешенные, Эдуард.
— Выслушайте меня до конца, Рой.
— Именно этого и хочу, Эдуард.
— После гибели Павла, — говорил я Рою, — у меня была — одна мысль — немедленно прекратить биологические хроноэксперименты. И хоть я горевал о потере друга, но было и утешение: его гипнотическая власть надо мной кончилась, я мог поставить крест на его исследованиях. Но как отнесется к этому Жанна? Она не только любила мужа обычной женской любовью — с таким затруднением я бы не посчитался: мало ли женщин теряют своих мужей, не она первая, не она последняя! Но она боготворила Павла как хронофизика. Она могла счесть своим долгом завершить то, что он не успел. Я наметил, как держаться, если Жанна потребует продолжения исследований. Объявлю Чарли, чем мы втайне занимались, попрошу официального благословения на хроноизыскания, получу строжайший отказ и взыскание за научное самоуправство — и с претензиями Жанны будет покончено.
Так я намеревался действовать. Но вышло совсем по-другому.
Вы понимаете, Рой, первейшей задачей было установить, как подействовала на здоровье Жанны гибель мужа. Она объяснила, что во время опыта с ней ничего необычного не произошло, она просто вдруг ослабела и прилегла, потом потеряла сознание, пришла в себя лишь после взрыва на энергоскладе. Я сам отвел ее к врачам — в те первые дни после катастрофы она, измученная, лишенная воли, покорно выполняла все мои требования. Осмотр показал, что, кроме большого нервного, истощения, других недомоганий нет. Врачи уверили, что выздоровление гарантировано, но потребует времени.
Так я намеревался действовать. Но вышло совсем по-другому.
Вы понимаете, Рой, первейшей задачей было установить, как подействовала на здоровье Жанны гибель мужа. Она объяснила, что во время опыта с ней ничего необычного не произошло, она просто вдруг ослабела и прилегла, потом потеряла сознание, пришла в себя лишь после взрыва на энергоскладе. Я сам отвел ее к врачам — в те первые дни после катастрофы она, измученная, лишенная воли, покорно выполняла все мои требования. Осмотр показал, что, кроме большого нервного, истощения, других недомоганий нет. Врачи уверили, что выздоровление гарантировано, но потребует времени.
Времени у нас довольно — так я легкомысленно посчитал. И снова удивился гению Павла. Даже погибая, он ясно понимал, как спасти Жанну, — собственная гибель была лишь сознательным элементом расчета. Чтобы не дать хроноколебаниям разорвать жизненную синхронность в Жанне, он всей силой воли, всей мощью трансформатора времени фиксировал клетки своего мозга в том будущем, куда их выбросило автоколебанием. Возможно, он заранее предвидел и такой путь спасения Жанны при катастрофе — он был мастер на предвидения и расчеты. Чем глубже я вникал в трагедию, тем больше потрясала меня сила его любви к Жанне.
И вот, рассматривая кривые хроноэкспериментов, я вдруг обнаружил собственную ошибку. В дикой спешке я разорвал процесс не в точке равновесия, как мне показалось, а чуть в стороне от нее. Для Павла это не имело значения, — он уже и в тот момент был недоступен спасению. Но положение Жанны беспокоило. От автоколебаний внутреннего времени ее удалось предохранить, но восстановится ли его естественный ход? Я с тревогой смотрел на выданный компьютером анализ.
Наш автоматический мудрец предупреждал о возможностях новых несчастий.
Один вывод был очевиден. Жанну нельзя выпускать из психодиполя, она не должна уходить в самостоятельное духовное существование, пока не появится полная гарантия от непроизвольных автоколебаний времени.
Только я мог теперь составить второй полюс такой психологической связи. Но как убедить Жанну, что новый диполь необходим? Не подумает ли она, что я хочу воспользоваться смертью Павла, чтобы завладеть ею? Она ведь знает, что я люблю ее. Она могла принять мои старания оградить ее от опасности за хитрые домогания влюбленного! Самое естественное, конечно, — рассказать, как реально обстоит дело. Пойти на это я не мог.
Я скрыл, что Павел пожертвовал своей жизнью ради спасения ее жизни. Она не перенесла бы правды. Она сочла бы себя убийцей мужа. Она посчитала бы невозможным жить после того, как лишила жизни любимого.
Поэтому я решил воздействовать не на ее заботу о себе, а на ее любовь к мужу. То, против чего я собирался решительно возражать, стало теперь единственным шансом на удачу. Я сказал Жанне, что хочу закончить исследования Павла. Человечество должно узнать, каким научным исполином был ее муж. Пусть она докажет свою любовь к Павлу тем, что завершит погубившие его хроноэксперименты. И единственный путь к успеху — составить нам с ней новый психодиполь.
«Мы не будем уноситься с тобой на волнах видений, — говорил я, понимая, что ей отвратительно и думать, что она должна пережить со мной то, что сопереживала с Павлом. — Ни бреда, ни галлюцинаций — всё это было твоей с Павлом интимной радостью. Нас должна интересовать одна наука. Завершение хроноэкспериментов много времени не займет, за это ручаюсь».
Так я уговорил ее продолжить тайные исследования.
Нас связало единое психополе, оно было достаточно прочное, хотя один полюс — Жанна — показывал явное безучастие. Зато я мог ручаться за второй полюс — себя. Я готовился энергично нейтрализовать любое колебание времени. Я стал спокоен за Жанну, Не тревожился и за себя — для тревоги не было поводов.
Новые обстоятельства помешали и этому плану.
Первым обстоятельством стала сама Жана. В ней обнаружились совсем не те изменения, какие я ожидал.
Колебаний времени не произошло, время осталось целостным. Но течение времени изменилось. Павел, отчаянно выбрасывая себя в будущее, одновременно ввергал Жанну в ее прошлое. Очень близкое прошлое, вполне по теории нашего директора Чарлза Гриценко, доказавшего, что уход в дальнее прошлое не больше чем тема для фантастических романов. Хроноколебания психодиполя имеют свои проклятые закономерности! В самом горячечном бреду я не мог вообразить того, что случилось с Жанной, — в ней время полностью пошло в об ратную сторону. Жанна стала молодеть.
Рой, поймете ли вы мой ужас? Могу ли передать, какими глазами смотрел я на первые страшные данные компьютера: «Время нервных центров объекта идет в обратном направлении». Объектом была Жанка, обратный ход ее времени означал приговор.
Я был в отчаянии. Теория возвратного хода времени теперь предстала мне беспощадным физическим фактом.
Жанне выпала судьба пойти по дороге высчитанного ее мужем «омоложения до уничтожения». И, в полном согласии с теорией Павла, процесс ухода назад должен, постепенно убыстряясь, из искусственно возбужденного превратиться в автоматический — конец не заставит себя долго ждать!
А Чарли даже отдаленно не догадывался, что неподалеку от его кабинета, без его разрешения, без его ведома, осуществляется этот грозный процесс Я бы солгал вам. Рой, если бы сказал, что испытываю одно отчаяние. Главное для меня — можно ли предотвратить ужасный финал? Вы сказали, что было бы забавно поглядеть, как древний старец растет в юношу. Молодая, красивая женщина Жанна Зорина растет в девочку — но, уверен, вы, Рой, не найдете в том ничего забавного.
И тут я вспомнил о втором великом открытии Павла — что и этот обратный рост можно задержать и повернуть на нормальное развитие, используя психодиполь. Не все потеряно, твердил я себе, настраивая аппаратуру на противодействие, но при одном условии — если падение в прошлое будет медленным. Для нейтрализации стремительного ухода назад у нашей с Жанной слабой душевной связи не хватит прочности. Это я уже и тогда сознавал. Но как быстро идет обратное развитие? Где та роковая точка, в которой оно автоматически убыстрится?
Я не мог оторвать взгляда от Жанны, когда мы встречались. Это ее раздражало. Она вбила себе в голову, что я по-прежнему любуюсь ею, что во мне возникает желание завоевать ее, ставшую теперь свободной. И я не мог отвергнуть ее оскорбительного заблуждения, ибо не имел права оскорбляться. Любое опровержение могло стать разоблачением. Надо мной, как топор, нависал грозный вопрос: выдержит ли Жанна правду уже не одного, а двух несчастий — правду гибели Павла и правду грозящей собственной гибели? Я не смел позволить себе риска правды, что бы Жанна обо мне ни думала.
Первые недели после катастрофы надежда на удачу была. Жанна выглядела ужасно — похудела, постарела, ослабела. Это радовало. Радовало и ее психополе: в душе Жанны господствовало горе, все мысли приковывались к воспоминанию о Павле — она не выходила из подавленности. И хотя компьютер выдавал свое неизменное: «Атомное время объекта идет в обратном направлении», я с тихой радостью разглядывал записи психополя Жанны, с той же скрываемой ото всех радостью украдкой бросал взгляды на нее. Время еще есть, говорил я себе, убеждаясь, что Жанна по-прежнему плоха.
Психодиполь не давал Жанне рухнуть в прошлое, он методично поворачивал атомное время на прямой ход из обратного. Уже и в анализах компьютера мелькнули обнадеживающие нотки: «В объекте появилось разновременье, некоторые группы атомов приобретают прямое направление времени, хотя в целом время течет обратно». Разновременье само по себе опасно. От разнузданности разновременья Павел в последнюю минуту своей жизни пытался Жанну уберечь. Но только этот опасный путь мог сегодня обезопасить Жанну от гораздо худшего. Время еще есть, подбадривал я себя, регулируя созданное мной разновременье на плавный ход.
Главное — не допускать бури противоборствующих времен, предотвратить ураган разрыва времени, и я постепенно вытяну Жанну из болота небытия, куда ей уготовано рухнуть!
Энергетик Антон Чиршке первый подал сигнал, что времени осталось слишком мало. Этот человек, Повелитель Демонов Максвелла, наделен воистину демоническим ощущением необычайного. Жанна изготавливает для него сепарационные пластинки, Антон встречается с ней ежедневно. Частые встречи не способствуют остроте восприятия медленно накапливающихся изменений. А Повелитель Демонов обнаружил их раньше Чарли, даже раньше меня, с таким беспокойством ожидавшего их появления. Он с радостью сказал Чарли, а потом повторил и при мне: «Жанна оправляется от потрясения, выглядит уже сносно. За ее здоровье можно не опасаться».
Антон и не подозревал, какой зловещий смысл таится в его утешительном, как он думал, наблюдении. Вскоре уже и я сам увидел, что Жанна оправилась от физического недомогания. Душа ее еще скорбела, а тело возрождалось к жизни — к прошлой жизни, не к будущей!