В ее снах дочка бегала по дому в своем свитере «Fair Isle» и вельветовом комбинезоне, перешитом из старых штанов.
Сильвия никогда не станет взрослой, не выйдет замуж и не родит детей, не будет путешествовать и заниматься тем, что ей нравится, и все по их вине. Из-за двух идиотов, которым надо было осторожнее возиться с трактором, раз во дворе бегал резвый ребенок. Так сказал коронер и так думала она сама. Никогда она не простит ни Джеку, ни Бену смерть Сильвии.
Об этом говорили все, стыдили, обвиняли. Это был несчастный случай, трагедия, которая может случиться на любой ферме, если люди ведут себя беспечно. Фермы всегда были и будут опасным местом для детей. Сильвия погибла, потому что оказалась не в нужном месте и не в нужное время. Не утонула, не была сбита машиной на дороге, не сорвалась со скалы, не была похищена, а погибла на собственном хоздворе, где должна была бегать в абсолютной безопасности. В тот день вместе с дочкой что-то умерло и в самой Миррен.
Трактор всего лишь машина, его нельзя было оставлять вот так, с ключом в гнезде зажигания, под неудобным углом. Ведь во дворе всегда оживленно. Сильвия растерялась и не сумела отбежать. Винила их Миррен и за свой выкидыш.
Шок вызвал преждевременные схватки. Мальчуган был слишком мал, чтобы выжить; шансов не было никаких, объяснил ей доктор. Она ничего не чувствовала. Его унесли, прежде чем она его увидела, унесли словно хлам, даже не похоронили. Это жестоко, но так лучше, сказал доктор. Откуда он знает? Ее сердце кричало от горя. Но он доктор, ему виднее, разве нет?
Овцы, ягнята и коровы не знали, что случилось. Люди помогали ей, пока к ней возвращались силы. Но жители долины знали, что лучшее лекарство – это тяжелый труд и молчание. Все просто жили, как могли, в медленной чреде сезонных работ. В долине не принято показывать свое горе, во всяком случае, не было принято до той поры. Но никакая покраска ворот сарая не могла скрыть память о том проклятом дне. Ничто не могло вернуть Сильвию в Крэгсайд.
Каждое утро Миррен проходила мимо тех створок с ведром зерна для кур. Как она ненавидела тот трактор и хотела его уничтожить, но он был чужой. Однажды утром он исчез и больше не вернулся. Ненавидела она себя и Джека за то, что они живы, а их ребенок мертв.
В тот день что-то умерло и между ними.
Бен молча вез Флорри в лечебницу под Скарпертоном. Никто из них не спал уже много недель. Его сны были наполнены рокотом тракторного двигателя, ноги пытались бежать, но вязли в грязи, и он беспомощно наблюдал за ненужной и нелепой трагедией.
Он никогда еще не видел, чтобы молодой мужик так быстро сломался. Джек был в полном потрясении, после того как из-за его разгильдяйства погибла его маленькая дочка. Погибла на его глазах. С потухшим взором он сидел в палате, что-то бессвязно бормотал и не слышал обращенных к нему слов. Флорри пыталась вывести его из такого состояния, но он вел себя странно, и они даже опасались за его жизнь.
Известие о выкидыше у Миррен окончательно сломало его, и доктор Мюррей посоветовал удалить его с фермы. «После всего случившегося я не ручаюсь за его безопасность», – сказал он. Теперь Джек находился в двадцати милях от Крэгсайда, запертый в лечебницу, и бедная Флорри навещала его.
Бен оставался в машине; мать хотела встречаться с сыном одна, без посторонних, чтобы никто за пределами семьи не видел его слабость. А у Бена не было времени, чтобы навестить своих родителей.
Вернувшись в Крэгсайд, Бен наблюдал за нараставшей у Миррен злостью, но ничего не говорил.
– Джек больше близко не подойдет к ферме, когда его выпустят из дурки, – кричала она. – Он убил своего ребенка. Так и передай ему, чтобы он даже не думал сюда возвращаться.
– Но он ведь твой муж, – рыдала тетя Флорри. – Он пробыл в госпитале уже месяц. Он не в себе. Он понимает, что совершил, и это его раздавило. Тебе надо помириться с ним. Поверь мне, если бы он мог повернуть время вспять, он бы это сделал. Милая моя, не надо делать все еще хуже, и так всем тяжело.
Флорри и Том проигрывают битву с Миррен, подумал Бен. Она тонула в своем горе и своей вине. Теперь ей хотелось мстить им всем, а больше всего ему. С твердыми как сталь глазами она гавкала приказы Умберто. Это было неразумно. Такая патовая ситуация не могла продолжаться, от нее страдали все.
– Если тебе нужно кого-то обвинять и ругать, ругай меня, – заявил он. – Это я привез тогда Джека из деревни. Совершенно зря, но я думал… Ты должна повидаться с ним. Ему нужна твоя помощь.
– Я знаю, что ты думал: лучше привезу его домой, прежде чем он переберет. Мы все знаем, на что Джек похож, когда нажрется. Его невозможно увести от любого мотора.
– Миррен, но сейчас он болен и страдает. Пожалей его хоть немного. Не надо так его наказывать. Ругай меня, но поезжай к нему… Помиритесь.
– Да, я виню тебя. Я виню всех, но больше всего себя, – огрызнулась она в ответ. Ее глаза зло сверкнули. – Как мы можем тут жить после этого?
– Надо как-то найти выход, – ответил он, вспомнив о своем давнишнем обещании бабушке заботиться о Миррен. Как ему хотелось сейчас забрать свои пожитки и убраться в Лидс, подальше от всей горечи и страданий! Но это было бы трусостью.
Когда женщина в таком состоянии, к ней не подступиться. Они все страдали и делали свою каждодневную работу словно автоматы.
Лето было в разгаре, но солнце не могло развеять мрак, нависший над Крэгсайдом. Всем нужно было перевести дух и найти хоть какой-то покой подальше от любопытных взоров.
Миррен была нужна на ферме, но ее пребывание стало мучением для всех остальных. Дом в Уиндебанке был слишком на виду. Им с Джеком требовалось уединенное место, где они могли исчерпать свое горе, и он знал такое место.
Впервые за много недель Бен посмотрел на небо.
– Не беспокойся, бабушка, – прошептал он. – Я знаю место, где они снова вернутся к жизни…
Глава 13
Психиатрическая лечебница стояла словно крепость над широкой рекой Варф; замкнутый мир с высокими, неприступными воротами и зарешеченными высокими окнами дворца. Миррен добиралась туда с пересадкой, на двух поездах. Зачем? Зачем ей это было надо?
Она вздохнула. Чтобы увидеть страдания Джека? Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что это почти тюрьма. Ее муж сидел под замком, и она встретится с ним впервые после смерти Сильвии. Как могла она смотреть на его глаза и волосы и не видеть образ дочки? Как могла она оказаться лицом к лицу с убийцей ее нерожденного сына? Скоро она поймет, хватит ли у нее на это сил.
Таблетки, которые заставил ее принять доктор Мюррей, не помогали, не приглушали ее боль. От них пересыхало во рту и был дурман в голове, но она не решилась отправиться в эту поездку, не попытавшись хоть как-то укрепить свои силы.
В ее сумке лежали пирог от Флорри, местная «Газета» и небольшой сверток от Тома, похоже, бутылка виски, маленькое утешение. Нечего давать ему бутылку, усмехнулась она. И так много горя. Надо выбросить ее в первую же урну.
Гнев, словно желчь, подступил к ее горлу. Какой прок давать ему спиртное, чтобы он утопил в нем свои горести, когда она не могла утопить свои беды в чем-либо крепче чая?
В часы посещений у двери собралась небольшая толпа. Миррен пожалела, что не попросила Бена поехать с ней ради поддержки, но он был слишком занят, а Флорри и так ездила сюда, когда только могла. Посетители с обеспокоенными лицами выстроились в ряд, потом их вели в палаты по облицованным кафелем коридорам. Сердца их учащенно бились при мысли, что им сейчас предстояло увидеть, и от запаха мокрой тряпки, которой мыли полы, и больничных «уток».
Их свидание получилось странным и угрюмым. Джек сидел и глядел в окно; он не повернулся к ней, когда она вошла. Его вид поразил ее. Глаза были как у дохлой рыбы, холодные, стеклянные и безжизненные. На нем был великоватый ему больничный халат, щеки впали, и он походил на старика. Миррен не понимала, узнал ли он ее.
– Джек! Это я, пришла навестить тебя, – нерешительно сказала она.
Он повернулся, посмотрел на нее и кивнул. Она села. Он молчал, и она заполнила возникшую паузу и рассказала, что потеряла ребенка и после этого ей пришлось лечь на чистку, поэтому она не могла приехать к нему раньше. Как бы оправдывалась.
Он слушал, не глядя на нее, отчужденно и теребил пояс халата, его лицо ничего не выражало. Она удивилась.
– Я думала, ты будешь рад, что я приехала к тебе, – сказала она. Общаться с ним было нелегко, и это ее сердило. – Слушай, говоришь ты со мной или нет, но нам нужно объясниться, – быстро и сварливо проговорила она; откуда у нее взялся этот противный голос торговки рыбой? – Я виню тебя и Бена, виню себя. Ничего не случилось бы, если бы ты держался подальше от проклятого паба, но нет, ты не мог обойтись без своего зелья. Бену надо было оставить тебя там, чтобы ты нажрался, но он вмешался, как обычно. Сильвия была бы с нами, и ничего бы… – Она уже кричала на него и грозила пальцем.
Тогда Джек просто отвернулся к окну.
– Брось свои фокусы и не делай вид, что меня тут нет. Ты слышал, что я говорила. Нет смысла прятаться в дурке, чтобы тебя все жалели. Нечестно. Будь мужчиной и взгляни на то, что ты натворил, взгляни честно и прямо. Ты убил нашу малышку, нашу красавицу!
– Миссис Сойерби! На минуточку, пожалуйста, – сказал с иностранным акцентом мужчина в белом халате.
– Я еще не договорила, доктор. Мне нужно высказать ему все это, но он не желает слушать.
– Не здесь и не сейчас, миссис Сойерби. Наберитесь терпения. Джек нездоров, он не может вас слушать. Он не может связно думать, но он вернется в норму со временем, когда отдохнет. Я доктор Каплински. – Он протянул ей руку, но она этого не заметила.
– Но он убил нашего ребенка, – закричала она, и все вокруг замерли и прислушались.
– Это было ужасное несчастье. Ваш ребенок бежал и попал под трактор, – ласковым голосом сказал доктор.
– Откуда вы знаете? Вас там не было. А я была! Он это сделал! – Она дернула Джека за рукав, пытаясь разбудить его и вывести из ступора.
– Пойдемте, – настаивал доктор, – поговорим в другом месте. Джек не слушает. От войны у него осталось много проблем. Ему требуются время и лечение. Мир и покой излечат его душу.
– А как же я? Разве мне не требуется время? Тот кошмар никогда не прекратится, сколько бы мы ни жили. Вот я-то не свихнулась. Кто-то должен остаться на ногах и смотреть за коровами, как бы плохо ни было, – кричала она.
– Это самое лучшее лекарство, миссис Сойерби. Занимайтесь вашими делами день ото дня. Прогоняйте от себя боль. Это тяжело, но я вижу, что вы сильная. Джек не такой, – добавил он. Его черные глаза ласково смотрели на него. Но что он может знать о ее боли?
– Вам-то что? И откуда вы знаете? – усмехнулась она.
– Поверьте мне, я знаю, – сказал доктор. – Присядьте и успокойтесь. Немного подержите его за руку. Хорошо, что вы приехали.
– Нет, я не хочу. Он должен сам справиться с этим. Мне нужно успеть на автобус, потом на поезд. Я приехала посмотреть, как он тут, и теперь мне все ясно. Он может торчать тут сколько захочет, мне наплевать. – Миррен встала, надела пальто и пошла к двери.
– Постойте, постойте… Нужно отпереть… – Она вежливо ждала, когда ключ повернулся в замке, и вздрогнула при этом звуке.
– Джек, возьми себя в руки, иначе я больше не приеду, – проорала она напоследок и помчалась по коридору, вне себя от возмущения. Как все несправедливо! Как он смеет так распускаться! Тряпка! И она еще должна с этим мириться? Гнев кипел в ней. Она замерзла и хотела пить.
Пытаясь успокоиться, она присела на скамью в парке. Что ж… Он там. Рядом с ним доктор с ласковым голосом. Понимающий… А до нее никому нет дела. Она поискала в сумке носовой платок и наткнулась на бутылку виски. Какая трата денег и карточек, причина всех их бед! Вот она увидит дядю Тома и все ему выскажет!
Она подняла стеклянную бутылку. На солнце блеснула янтарная жидкость. Интересно, какая же она на вкус, эта «влага жизни»? Улыбнувшись, она из интереса отвинтила крышку, понюхала горлышко и увидела своего отца. Уже собралась вылить виски на землю, но остановилась и сделала маленький глоточек. Ей обожгло горло.
– Господи, и они еще платят за это деньги? – Она глотнула еще, чтобы согреться. Сунула бутылку в сумку, а потом пила по глоточку всю обратную дорогу.
К тому времени, когда поезд остановился на станции Уиндебанк, она чувствовала себя лучше, спокойнее и даже слегка порозовела. Ведь она побывала у Джека и помирилась с ним. Все будут довольны, а больше всех Бен. В последнее время он стал какой-то скрытный. Возможно, он завел себе подружку, только непонятно, зачем он таскает с собой рюкзак с инструментами. Впрочем, ее это не касается. Впервые за много недель ей было ни до чего, и она спала как убитая.
Может быть, день, потраченный на поездку к Джеку, оказался тем временем, которое ей требовалось, чтобы отрешиться от этой проклятой фермы.
Поездки к Джеку, кажется, шли Миррен на пользу, думал Бен, берясь за долгую работу – ремонт крыши в «Крае Света». Он снял сгнившую обрешетку и приволок с фермы старые, но крепкие доски от сарая. Разложил по порядку все блоки из песчаника, чтобы потом вернуть их на крышу. Ему помогал Том, и Бен просил его никому не рассказывать про то, что они ремонтируют старый дом. Пусть это будет сюрпризом для Джека и Миррен.
На ферме работал новый пленный, Дитер Клозе, сам из крестьян, поэтому все умел. Но скоро он должен был вернуться в Германию.
По словам Флорри, Джек все еще не разговаривал, но теперь узнавал жену и мать, когда они его навещали. Миррен возвращалась в хорошем настроении и с энергией бралась за работу. Трудно сказать, но что-то в ней изменилось; она была полна сил, однако потом снова делалась усталой и раздражительной – сказывалось напряжение последних месяцев.
Флорри как-то шепнула по секрету, что Джеку прописали электрошоковую терапию, новомодное средство, которое должно вывести его из летаргии. На его голову положат специальные подушечки и пропустят через них ток, который вызовет судорогу в его мозге. Доктор заверил их, что это безопасно и, возможно, поставит его на ноги. У Бена такое лечение вызывало ужас.
Миррен почти не рассказывала о своих поездках. Иногда она задерживалась и ходила в кино. Никто не упрекал ее, но она, казалось, утратила интерес к хозяйству. В последнее время она часто просыпала, поначалу ходила сонная и лишь после чая взбадривалась и была готова начать день.
Никто не видел, чтобы Миррен поднималась к «Краю Света», и она даже не подозревала о сюрпризе, который ей готовят. Дитеру было велено под любым предлогом помешать ей, если он увидит, что она направится в ту сторону.
Война закончилась, но инструкций для фермеров стало еще больше, не отменили и карточки, так как давала о себе знать нехватка продовольствия и людских ресурсов. Бен на время отложил свои планы – пока было не время уезжать из долины.
Он по-прежнему сотрудничал с «Молодыми фермерами» и вернулся под крылышко преданной Лорны, которая преподавала в деревенской школе. Они вместе ходили на прогулки и на танцы. Она помогала ему подготовить овец к конкурсу в Риблхеде, вычесывала их и приводила в порядок, когда Миррен забыла послать вовремя заявку. Она была хорошей компанией, и Бен забывал про свои тревоги, когда она была рядом и болтала о всякой чепухе.
Вся долина знала про их недавнюю трагедию и спрашивала про Джека. Что можно было сказать, разве что о медленном выздоровлении? Бен чувствовал, что обязан до своего отъезда улучшить настроение в семье, поэтому и торопился закончить свой секретный проект. Он не навещал Джека – знал, что не будет желанным посетителем.
За несколько недель «Край Света» преобразился; появились большая жилая комната с кладовой и кухней, лестница, ведущая в две спальни. Весь верхний этаж был облицован деревянными панелями неизвестного происхождения. Материалов не хватало, поэтому их где-то и каким-то образом добывали, и лишних вопросов лучше было не задавать.
Там была вода в колодце и маленький каменный туалет в стороне. Миррен быстро наведет в доме уют во всех смыслах. Бен как-то не был уверен, что Джека устроит такая жизнь, но лиха беда начало, да это и лучше, чем жить с его родителями.
Том и Флорри подумывали летом сдавать Крэгсайд горожанам. Для семьи он стал теперь слишком велик, его следовало бы продать, но кому нужен этот холодный сарай? Пускай лучше он зарабатывает на свое содержание.
Миррен догадывалась, что все будут жить на ферме Скар-Хед, но проявляла мало интереса к этим планам. Бен подумал, что это безразличие вошло у нее в привычку, от которой трудно избавиться. Иногда она бывала такой, как прежде, возилась на кухне и в саду, ходила на рынок. В другое время рыдала и не выходила из своей спальни. Все были довольны, что она навещает Джека, но ее отсутствие было непредсказуемым, она подолгу не возвращалась. Странно, ведь прежде она была такой пунктуальной.
Все это из-за потери Сильвии, вздохнул Бен. Крэгсайд никогда не станет прежним. Как хорошо, что дедушка с бабушкой не видели таких перемен. Он понадеялся, что его сюрприз вернет Миррен и Джека к жизни и даст им надежду на будущее. А уж остальное будет зависеть от них.
Миррен спрятала яйца в корзинку, завернув их в чистую пижаму Джека. В городе свежие яйца на вес золота, сливочное масло тоже; все строго ограничено и из-под прилавка. Так что ее продукты шли на ура, покупатели были готовы платить больше положенного за фермерскую продукцию. А в сезон никто на ферме не хватится нескольких яиц.
Она всегда захватывала немного сладостей и булочек для Джека, но у него не было аппетита. Ее визиты делались все короче и короче, а еще она старалась избегать того ужасного доктора. Но она хотя бы всегда заглядывала к мужу, а потом отправлялась гулять по городу.