Охваченная смятением и ностальгией, она отыскала дорогу к Выемке и вагончикам, в одном из которых был ее самый первый дом. «Кроличьи клетки» по-прежнему стояли там в ряд, но в номере пять не было никаких признаков жизни.
Бабушки Симмс наверняка давно нет в живых. Лица, глядевшие на нее сквозь сетчатые пологи, были незнакомые, чужие, не соседские. Теперь она, в своей легкой юбке, коротком жакете и сандалиях, была сельская леди, не горожанка.
Ребенок снова пришел домой, подумала она и улыбнулась. Она стояла возле железной дороги, пахло угольным дымом, а между шпал росла трава.
Вот здесь папа, когда было туго с деньгами, собирал щавель, отваривал его с крапивой и овсом, добавлял лук, и получался его «фирменный» щавелевый пудинг. Он был страшно невкусный, слизистый, но она проглатывала его, чтобы не обидеть папу. Почему она это вспомнила?
Миррен прошла мимо школы Св. Марии, где когда-то послушно сидела за партой и глядела на доску. Школа была на прежнем месте, только обветшала и показалась ей совсем маленькой.
Потом Миррен увидела длинную, низкую крышу «Зеленого человечка». На ее взрослый взгляд, этот паб походил на старый фермерский дом, переделанный в питейное заведение, а вокруг него прежде наверняка простирались поля. Сколько раз она ждала на той вон скамье, когда выйдет папа, ждала, боялась, ждала, ждала… У нее полились по щекам слезы. Она рыдала по той маленькой девочке, которая ждала отца, а он так и не пришел; она рыдала по той маленькой девочке, которую она больше никогда не увидит, которой никогда не будет ни восемь, ни двадцать лет, у которой никогда не будет своих детей.
В ее горле появилась та знакомая ей горечь по потерянным годам и по всем несбывшимся мечтам. Ну, Миррен Сойерби, решила она, теперь ты стала взрослая. Пора тебе посмотреть, как выглядит то место, где надолго исчезал папа. Что в нем такого особенного, раз папа предпочитал его мне?
Без малейших колебаний она вошла в паб и закрыла за собой дверь.
Глава 16
Бен с Флорри молча перекусили. Свинина была жесткой и застревала в глотке. Флорри устала и то и дело лила слезы. После бегства Миррен задерживаться в Саутпорте не было смысла. Во время ленча он пытался ее защитить, но Флорри не обманешь.
– Мы сделали ошибку, стронув ее с места. Она упрямая кобыла, это точно, но со временем она бы образумилась. Надеюсь, она не наделает глупостей. А тебе, парень, пора позаботиться о себе самом…
Бен улыбнулся, его позабавила такая забота.
– Вот и Миррен сказала мне то же самое. Значит, мне пора уезжать?
– Миррен иногда несет ерунду, но тут она права – перемена места пошла бы тебе на пользу. Не стоит цепляться за то, чего никогда не случится, парень!
Он видел, что она желает ему добра, но ему хотелось услышать другое.
– Что, это так заметно? – Бен покраснел и поперхнулся куском свинины.
– Я это вижу с того самого дня, когда ты приехал с Пам и Уэсли помогать нам во время затмения солнца. Она всегда была для тебя единственной, хоть вы и двоюродные брат и сестра. Вы, Йевеллы, все одинаковые, слава богу, все однолюбы, но ленитесь, когда надо сделать решительный шаг. Возьми Тома. Он несколько лет набирался храбрости, чтобы пригласить меня на прогулку. – Она засмеялась. – Знаешь, когда Уилф уехал на запад, я думала, что моя жизнь кончена, но тут объявился Том, и я оказалась дважды в выигрыше. Жалко, что Миррен и Джек так не подходили друг другу. Мы знали это с самого начала, но, как говорится, не надо лишать людей права на ошибки.
– Где-нибудь тебя ждет милая, юная девушка, так что не трать времени на то, что не для тебя. Душа у Миррен уже искорежена, доверять ей нельзя. Не думай, что мы ничего не знали и ничего не видели… Это в крови. Элли была дурой, раз пошла с Пэдди Гилкристом. Он всегда был дьяволом в смысле пьянства, Том так говорит. Миррен такая же, и ничего с этим не поделаешь… Это ее проблема, не твоя, так что оставь ее, Бен. Ты вкладываешь хорошие деньги в плохую игру.
– Но я пытался…
– Да, ты делал все, что мог, но этого недостаточно для таких людей. Джек выбрался из своих проблем с помощью врачей. Но вернулся к ней, и все слетело. Миррен будет делать то же самое. Я не пытаюсь чернить ее, но все тяжело. Они были два сапога пара, и это не шло никому из них на пользу… Да тут еще эта война… и Сильвия… Сейчас все в руках Господа, а не в твоих… В один из ближайших дней я помолюсь за нее, чтобы она излечилась. На мой взгляд, лучше бы вообще избавиться от нее, но она тоже из нашей семьи… Вот, свое слово я сказала.
Бен был ошеломлен таким всплеском эмоций.
В поезде они ехали молча. Потом, когда они приближались к Хеллифилду, Флорри прошептала:
– Да-да, Миррен сказала одну правильную вещь. Пора тебе искать новые пастбища. Таким образом она сняла тебя с крючка. Мы справимся. Ты был для нас как сын и помог нам пережить самые тяжелые времена. Нам будет жалко, что ты уедешь, но у тебя своя жизнь. Бен, погляди на себя, оглядись вокруг. Никто тебя не осудит за это.
Бен слушал ее с тяжелым сердцем. Вот и они гонят его. Пожалуй, действительно пора ему уезжать из Крэгсайда, покинуть все, что он тут любит, скот, холмы, узнать другую жизнь, поглядеть на мир, простирающийся за пределами этой долины. При мысли об отъезде ему стало тоскливо. Почему он казался ему сродни изгнанию?
Дымное помещение «Зеленого человечка» напоминало сарай с посыпанным опилками полом, с жалкой имитацией камина. Кругом сидели старики и глядели на нее, словно она, в легкой юбке и твидовом жакете, была существом с другой планеты. Местные фабричные женщины ходили в бигуди, прикрытых шарфиками, и в тяжелых башмаках.
Она не сразу привыкла к полумраку, к спертому воздуху и табачному дыму, к хриплому кашлю стариков, жмущихся к огню. Бармен, усатый, с лукавыми глазами, встал и уставился на нее.
– Ищете кого-то, да? – спросил он.
– Раз уж вы спросили, то да, я ищу отца. Просто захотелось посмотреть, почему его так тянуло сюда.
– Вы не местная? – поинтересовался один из стариков.
– Когда-то жила тут, на Выемках, в пятом вагончике… Гилкрист, я дочка Пэдди Гилкриста… ну, помните, его сбило поездом давным-давно.
Их лица переменились.
– Ого, Пэдди, ну, конечно, – воскликнул кто-то. – Шотландский землекоп с путей. Да, грустно было. – В глазах завсегдатаев «Зеленого человечка» зажегся интерес.
– Бедняга, оступился, говорят, – проговорил немолодой толстяк.
– Я слышал, что он лежал на шпалах…
– Заткнись, что ты… не при леди… Так где же вы теперь живете? – спросил бармен и жестом позвал ее к бару. – Вот. От заведения.
– Вверх по долине, на ферме, у маминой родни – сделайте двойной виски. Без воды, – добавила она.
– Так что же принесло вас сюда, в нашу дыру? – пошутил кто-то.
– Я проходила мимо. Попала сюда случайно.
– Случайно в этот паб попадают только ветер да, пардон, брызги мочи. А выходят отсюда на четвереньках, или я не знаю свой бизнес. Еще?
– Мне все известно об этом… Да, благодарю, – сказала она и быстро проглотила угощение.
За пинту все рассказывали ей о лихом Падди, шотландском солдате, который умел загнуть историю. Она не узнавала своего отца по их рассказам, но слушала, прихлебывая виски.
Кто-то забренчал по клавишам. Миррен забыла, что она леди, и, ко всеобщему восторгу, рассказала парочку грязных анекдотов, которые слышала в «Золотом льве».
Внезапно она увидела отца в клубах сигаретного дыма. Он смеялся и отпускал шуточки, вытряхивал из карманов остатки зарплаты, растягивая, допивал последние капли виски, забыв, что его ждет дочка. В ее душе вздыбилась ярость.
– Неужели вам некуда пойти и у вас нет семьи? Не надо укладывать детей спать, поговорить с женой? Вы тратите тут бабки, заработанные тяжелым трудом, забываете обо всем, лишь бы промочить глотку.
Почему он бросал ее одну? Чем была она нехороша, раз он предпочитал ей их компанию?
– А вот этого не надо, девушка. Ты сама хороша, и тебе нельзя пить наравне с нами. Терпеть не могу пьяных баб; из них такая дурь прет. Вот тебе дверь, ступай. Эта девчонка вся в Пэдди, такая же чумовая, – фыркнул бармен, и она была готова его ударить.
– Проваливай, старая дура! – брякнул кто-то.
– Нет, я не дура, – возразила она, стараясь держаться с достоинством.
– Вы только поглядите, как она нажралась. Еще немного, и она будет ссать и срать прямо в переулках. Не стыдно тебе? А еще заявилась сюда учить нас жить! – Все старики ополчились теперь против нее.
Миррен, пошатываясь, вышла на улицу, и ей в лицо ударил холодный ветер. Она дошла до ближайшего фонарного столба и ухватилась за него, чтобы не упасть. Собралась пойти дальше, но тут к ней подошел мужчина средних лет в сером плаще и фетровой шляпе.
– Сколько?
– Сколько за что? – не поняла она.
– Сколько за услугу? Прямо тут, у стены, ничего мудреного…
Она все еще не понимала. Потом до нее дошло, и она вспомнила Винни Вудбайн, как она прислонялась спиной к стене, ее трико болтались ниже колена, а какие-то дядьки прижимались к ней и странно дергались; неподалеку расхаживали другие девушки, а она, Миррен, сидела на скамейке и ждала папу.
– Сколько?
– Сколько за что? – не поняла она.
– Сколько за услугу? Прямо тут, у стены, ничего мудреного…
Она все еще не понимала. Потом до нее дошло, и она вспомнила Винни Вудбайн, как она прислонялась спиной к стене, ее трико болтались ниже колена, а какие-то дядьки прижимались к ней и странно дергались; неподалеку расхаживали другие девушки, а она, Миррен, сидела на скамейке и ждала папу.
– Я ничем не торгую, – огрызнулась она.
– Что? Такая красотка, вся расфуфыренная? Ты просто напрашиваешься, чтобы тебя трахнули. Сколько?
– Отвали, или я позову полицию. За кого ты меня принимаешь?
– За пьяную шлюху, которая пропилась до последнего пенни и ждет клиента. Или я нехорош для тебя? – заорал он.
– Оставь меня в покое, – крикнула она, стараясь не замечать чудовищности его слов. Неужели она докатилась до такого?
Время от времени спотыкаясь, она пошла по знакомым улицам. Ей было плохо, кружилась голова, ее стошнило на мостовую, и она пришла в ужас от ситуации, в которую попала.
Докатилась: опять она на помойке, где ей и место, без гроша, только и думает, как бы «добавить», замерзшая, потерявшая из-за виски разум… Чем она отличается от своего отца? Тоже неудачница, тоже безнадежная пьянчужка… В чем же дело?
Все эти напрасные обещания… Она разрушала все, к чему бы ни прикасалась. Все ее клятвы не пить оборачивались фарсом. Да и для чего ей быть трезвой? Для чего вообще жить дальше?
Джек попытался помочь ей – и погиб во время такой попытки. Бен пытался защитить ее от нее самой – а она нагрубила ему и оттолкнула. Она ничтожество, дрянь, кусок коровьего дерьма, без воли и гордости. Ведь ей и нужно-то было пережить один тяжелый день – и все, потом она вернулась бы к своей обычной жизни. Но какой ей смысл продолжать такую жизнь?
Но все-таки это было Восьмое мая, дата, навсегда впечатавшаяся в ее сознание. Победа в Европе. Но где же ее собственная победа?
Она брела к железнодорожной станции вдоль путей по знакомой с детства тропинке. Сколько раз она осторожно переводила через пути пьяного отца, срезая дорогу к их вагончику? Но однажды вечером не сделала этого, и он погиб. Вот еще одна жизнь, которую она разрушила. Нет, хватит, больше такого не случится.
Она вся в отца, и теперь последует его примеру и разом покончит и с пьянством, и с обманом. Ей захотелось уснуть и положить конец всем своим несчастьям. Зачем доставлять другим столько хлопот? Сейчас ей не для кого жить, и всем безразлично, живая она или нет. Лучше покончить с жизнью и освободить всех от своей персоны.
Миррен легла поперек путей – по крайней мере все случится быстро, – но стальные рельсы впились ей в спину, и она свернулась между ними калачиком и стала ждать. Ждала. Ждала. Никакого поезда.
Возможно, теперь это просто маневровый путь. Пожалуй, лучше она пойдет дальше, чтобы ее сбил один из огромных черных монстров, закутанных в клубы пара, которые так пугали ее в детстве. Машинист не заметит ее, а она услышит приближение паровоза еще издалека.
У нее по-прежнему кружилась голова; хмель быстро выветривался на холодном воздухе, а с ним и решимость.
– Ох, ради бога, скорее! – крикнула она в темноту. Теперь она вся дрожала и стремительно трезвела.
– Не будь дурочкой, Миррен. Ступай к своим коровам! – Давно забытый голос пронзил ее мозг. – Возвращайся домой, в постель, живо!
– Папа? – крикнула она и увидела, как он идет вдоль путей, размахивая фонарем.
– Ступай домой. Тут тебе не место, дочка!
– Папа? Я тут! – закричала она и бросилась к нему.
– Кто тут шастает на моем участке? Убирайся прочь, проклятая дура. Разве ты не знаешь, что сейчас пройдет состав?
Путевой обходчик посветил фонарем ей в лицо.
– Что вы тут делаете, мисс? Вы нарушаете правила. Убирайтесь немедленно!
– Я просто решила срезать дорогу, – услышала она свой голос.
– Ни хрена подобного… Я знаю, что ты задумала: срезать дорогу в ад, больше похоже на это. Ну-ка, немедленно убирайся с путей! Чтоб я больше тебя тут не видел! Потом мне приходится отскребать вас с рельсов. Хватит с меня! Я слишком часто занимаюсь этим в последнее время и больше не хочу. Тебе что, некуда пойти? Тут для тебя будет конец света, конец дороги. Ну-ка, марш отсюда!
Миррен послушно отошла к насыпи и, вся дрожа от ужаса перед тем, что едва не совершила, вскарабкалась наверх и села. Он прав. Для нее это был конец света. Так легко было сдаться судьбе. И больше никаких тревог. И как только она могла подумать об этом?
Нет, не сейчас, ведь она не сомневалась, что папа окликнул ее, как в ту ночь, когда она заблудилась в снежном буране и нашла свой «Край Света». Она увидела, как он сверкал среди снегов, ее убежище и утешение от многих горестей. В конце концов, ведь есть и другой край света, вспомнила она. Ее сердце громко стучало. В душе клубилась досада.
Как ей теперь возвращаться в «Край Света» с памятью о том, что она пыталась сделать? Чей голос она слышала? Неужели папа пришел к ней на помощь? Она отправилась искать его, и он нашел ее. Нашел и остановил. Зачем? Кто станет спасать такую мерзкую дрянь, как она? После всего, что она натворила? Почему он решил, что ее стоит спасти? Но он все-таки спас ее!
Она сидела на холодной траве и рыдала, рыдала. Плотину прорвало, и шлюзы открылись. Наконец-то. Она рыдала по Сильвии, завывала, вспоминая бессмысленную гибель Джека. Ведь она даже не попрощалась с ним! Он старался изо всех сил. Она рыдала, понимая, какой скверной женщиной она стала и сколько позора принесла своим близким. Ведь она все превращала в дерьмо, в постыдное дерьмо.
– Я слабая, у меня больше нет сил. – В каком-то озарении она поняла, что пала совсем низко и дошла до края, за которым – бездна. – Папа, – крикнула она в темноту. – Я не справлюсь своими силами! Как мне освободиться от тяги к спиртному? О господи, папа, пожалуйста, помоги мне. Я не могу вернуться в «Край Света» такой, какая я сейчас. Куда мне идти?
Наступила тишина, потом вдали послышался стук железных колес по рельсам. Мир вокруг жил своей жизнью. Какие бы трагедии ни сотрясали ее душу, земной шар крутился и крутился.
Она встала на ноги, окончательно протрезвев, и побрела в Скарпертон; ее сознание было дочиста промыто слезами. Светало. Город еще спал. Тут в ее памяти всплыло название некоего места, и оно было совсем недалеко отсюда. Стоило попробовать. На этот раз она надеялась, что двери лечебницы откроются и впустят ее.
Телеграмма от Миррен была короткой.
«МЕНЯ НЕ ИЩИТЕ. Я СКОРО ВСЕ ОБЪЯСНЮ. УДАЧИ ТЕБЕ, БЕН. МИРРЕН».
– Как же это понимать? Очередной ее фокус? – фыркнула Флорри.
– Она странная особа, но по крайней мере мы теперь знаем, что она цела и невредима. Ведь сейчас невесть что творится, чего только не наслушаешься. Ночью я не спал ни минуты, все думал и гадал, где она. Но теперь она хоть сообщит нам, что с ней, даже если новости будут не слишком хорошими.
Бен паковал свои пожитки и с облегчением думал, как хорошо, что Миррен жива. Вероятно, она напилась, а теперь немного протрезвела и дала о себе знать. Ей стыдно возвращаться домой, но вскоре она возьмет себя в руки и снова начнет их дурачить. Так может продолжаться годами, и он никогда не сможет ни доверять ей, ни разлюбить ее. Словом, все безнадежно и выше его сил. Уж лучше уехать прямо сейчас.
Он не мог и дальше нянчиться с ней, так что пора ему расстаться с мечтой. Флорри права: ее случай безнадежный. Пора ему сменить небо над головой.
Возле Йорка был сельскохозяйственный колледж. Бен прочел в газете, что там открылись курсы помощников преподавателей, по окончании которых выдается диплом. Ему не помешает познакомиться с другими аспектами фермерства – полеводством и племенным делом. Его родители – учителя, так что преподавание у него в крови. А еще он может устроиться там на какую-нибудь ферму или уехать за границу.
Ему хочется больше узнать о том, как выращивать зерновые культуры, – после тех мук, когда они пытались выращивать овес на такой высоте. Возможно, он станет управляющим в каком-нибудь поместье. Вариантов легион, но его сердце навсегда останется тут, в Долинах, на известняковых осыпях и вересковых пустошах.
Хотя оставаться тут дольше не было смысла. Том выдал ему премиальные и немного сверх того. Бен бросал их, своих родных, но скоро на поля вернутся демобилизованные. Он распрощался со всеми и зашагал к станции. Нет смысла цепляться за то, что не сбудется никогда. Пора идти дальше. Здесь он больше никому не был нужен.
Глава 17
Они сидели на траве в тени раскидистых кленов. Парк в лечебнице был ухоженный и красивый, июньский день солнечный и приятный, и группа собралась на свежем воздухе.
– Я Миррен, Миррен Сойерби; я алкоголичка. – Вот так, слова произнесены, с трудом, но произнесены. Это было так же тяжело, как родить ребенка, но она поднатужилась и произнесла эти слова для себя самой и кружка пациентов в том самом месте, где она не так давно навещала Джека.