– Бурные аплодисменты! – радостно закричала она, возвращаясь в дом. – ВВС собирается сбросить фермерам припасы. Там говорится, чтобы мы слушали радио – насчет инструкций. Все будет зависеть от погоды. Ты помнишь, как они делали раньше? Ах, нет, тебя тут не было. Только-только я подумала, что мы подошли к краю… ни сена, ничего, труха одна осталась…
Он читал и перечитывал листовку. Тюки сена и набор продуктов будут сброшены фермам в ближайшие дни. Инструкции огласят в программе «Фермер». В день поставки нужно будет как-то обозначить площадку, куда самолет сбросит груз. Что ж, теперь появилась хоть какая-то надежда…
– Где мы определим место? – воскликнула Миррен; ее щеки порозовели от холодного воздуха.
– Не слишком близко к дому, иначе тюки могут упасть на крышу и пробьют ее. Лучше где-нибудь у дальнего амбара, если только мы сумеем пробраться туда через сугробы. Ну, такое событие надо отпраздновать! – крикнул Бен. – Соленым беконом или соленым беконом.
Их припасы тоже были на исходе. Почти каждый вечер они ужинали овощами и беконом, а еще ели рисовый пудинг, подслащенный патокой.
Миррен прыгала от радости, как ребенок на Рождество, словно все беды были уже позади. Но ведь до этого надо еще прокормить остатки их отары да как-то помочь больным животным.
Бен больше всего любил, когда они сидели вместе у огня и пытались подбодрить друг друга. На прошлой неделе почтальон поднялся в гору, но к ферме подойти не сумел. Они стояли на каменной стенке и сигналили ему, что все в порядке и чтобы он передал остальным Йевеллам, что Миррен цела и невредима. Дороги уже вовсю расчищались, но дорога на Крэгсайд не числилась среди приоритетных.
Снега в эту ночь не было. Тучи выглядели все еще мрачно, но не нависали над землей, как раньше. Миррен не отходила от приемника и надеялась, что батарейки не сядут в самый неподходящий момент. Она ждала три утра, но никаких объявлений не прозвучало. Они с Беном стали подозревать, что очередь до них так никогда и не дойдет, но на четвертый день прозвучало название «долины Уэст-Райдинга», и они оба подскочили. Миррен хотела сразу бежать на поле и зажигать огонь, но Бен удержал ее.
– Не сходи с ума. Еще вон как темно. Поешь чего-нибудь и живи так, будто это самый обычный день, чтобы не слишком расстроиться, если до нас не дойдет очередь.
– Но они обязательно должны прилететь сегодня. Вдруг снова будет низкая облачность, тогда мы пропадем, – простонала она.
– Не бойся. Я зажгу для них костры. Мы так делали в самообороне, – сказал он, не уточнив, что их учили заманивать вражеский десант на скалы.
Он собрал в доме все сухие мешки и выложил их крестом на поле. Снег слежался настолько, что по нему можно было идти, не проваливаясь. Под ногами виднелись очертания утонувших в сугробах каменных стенок. Все утро Бен с Миррен глядели на восток, в сторону базы ВВС в Дишфорте, но на небе было пусто, даже птицы не летали.
В полдень послышался еле слышный гул. Бен смочил мешковину в отработанном машинном масле и чиркнул спичкой. Крест загорелся, сквозь черный дым взметнулись яркие языки пламени. Рокот моторов приближался. Возле Скар-Хеда тоже был виден дым – дядя Том не дремал.
К нему подбежала Миррен, размахивая руками.
– Немедленно убирайся отсюда! – закричал Бен, хватая ее за плечо. – Еще не хватало, чтобы на тебя свалились ящики и тюки! Раздавят, как муху!
Самолеты кружили под облаками словно коршуны, так низко, что было видно, как открылись дверцы на фюзеляже. Пилоты проверяли, та ли это ферма. Один пролетел прямо над полем, другой сбросил огромные ящики на снег, и они едва не угодили в огонь.
Миррен тут же бросилась к грузу и закричала в небо, грозя кулаком:
– Где сено?! Нам нужно сено, а не продукты! – Ее лицо исказилось от злости и разочарования.
Первый самолет полетел на запад, а Бен с Миррен взяли санки и отправились забирать манну небесную. Вдвоем они грузили тяжелые ящики.
– Гляди! – вдруг закричал Бен. К ним возвращался второй самолет.
На этот раз их бомбардировали тюками сена, некоторые падали далеко в поле, некоторые тюки лопались от удара, и сено рассыпалось в разные стороны. Работы будет много.
Они не присядут, пока не соберут все сено до последнего клочка. Все нужно будет укрыть под навесом до ночи, на случай, если снова подует ветер и принесет новую волну снегопада. Уцелевшие овцы набросились на корм, подбирая каждый сухой листик. Радостно было видеть, как замерзшие и слабые животные сгрудились и толкались возле тюков, словно старушки на дешевой распродаже, жадно поедая все до крошки.
В тот вечер Миррен и Бен с удивлением распаковали ящики с продовольствием. Нормирование не нормирование, но кто-то порадовал их таким разнообразием банок. Им прислали, кроме прочего, зубную пасту, мыло, какао, чай, яичный порошок, консервированную свинину, овсяные лепешки, карамель, дрожжи и муку, кекс «Данди» к чаю и даже немного денег. Казалось, будто эти припасы им собирали Йевеллы, живущие в Америке. Был даже мешок с мелким углем.
Миррен удалилась на кухню и, несмотря на усталость, испекла лепешек. Они сели у огня, полные благодарности к летчикам, доставившим эти припасы.
Бен прожил на ферме столько, что ему уже казалось, будто он никуда и не уезжал. Конечно, погода скоро наладится, и ему настанет время ехать дальше. Билет прожигал дыру в его кармане. Эти продукты помогут Миррен продержаться до лучших времен. Ему не хотелось думать о приближавшейся оттепели, но ночью уже шел дождь, так что весна не за горами.
Насвистывая, Бен спустился в подвал, чтобы сложить туда провизию. Там было сыро и затхло, но полки были крепкие. Он увидел аккуратный ряд толстостенных банок «килнер» с ровными этикетками. Кто-то не поленился. И тут он увидел за банками что-то такое, отчего у него резко испортилось настроение.
Там, за консервированной стручковой фасолью, стояла небольшая бутылка виски, дешевого сорта, и на ней не было пыли. Значит, ее поставили туда недавно.
Значит, вот ее мелкие хитрости? Она по-прежнему привязана к спиртному и всех обманывает. Неудивительно, что ей хочется жить одной. Обида и горькое разочарование камнем застряли в его глотке. Оказывается, ничего не изменилось.
Двор превратился в каток. Скользя по дорожке, Миррен прошла к коровьему хлеву. Мороз отступал, небо стало выше. Скоро дождь прольется на снег и размочит его, и тогда от Уиндебанка двинутся в гору снегоочистители.
Опустив голову, она доила бурую айрширку, ее щеки нагрелись от близости теплого коровьего бедра. Сено, сброшенное с неба, теперь спасет остатки ее стада, но выходить животным из хлева все еще опасно. Об участи пропавших овец ей не хотелось даже и думать… Она подняла голову и увидела Бена, стоявшего в дверях с кружкой чая.
– Поставь на порог… спасибо. – В глазах Бена она заметила что-то такое, что заставило ее прекратить дойку. – Что-то случилось?
– Думаю, мне пора двигаться дальше. Уже идет дождь, а там будет и оттепель. Поеду в порт. К Флорри и Тому заглядывать уже некогда, но ведь ты расскажешь им про все мои новости. Ты как, справишься до приезда парней?
– Делай, как считаешь правильным, – ответила она, внезапно похолодев. – Если ты сумеешь выбраться отсюда по сугробам, там уж как-нибудь доберешься до расчищенной дороги. Я и так тебя задержала.
– Дело не в этом… Срок действия билета скоро истекает, но я могу потом продлить его.
– Ступай, ступай. Я справлюсь, – сказала она, не глядя на него; удивленная и обиженная этим неожиданным заявлением. Но не хотела подавать вида.
– Точно? Я просто подумал, что, может…
– Все понятно, посмотреть на людей, на новые места. Не могу же я тебя удерживать.
– Но если ты не справишься… – Он не договорил.
– Я ведь справлялась до твоего прихода. Не гляди на меня с таким беспокойством. Я рада, что мы выяснили наши отношения. Ты заработал на свое прожитие. Так что поезжай.
Он помог ей вычистить навоз, оба работали молча. Смешно, конечно, но она не ожидала, что он так быстро ускачет на свой пароход. Вероятно, он засиделся тут с ней, ему хочется уехать. Она смирилась со своим одиночеством, но в последние недели присутствие Бена стало для нее Божьим даром и спасением. Она уже привыкла к его молчаливому присутствию.
Он знал, что надо делать, не спрашивая ее. Крэгсайд был в такой же степени и его фермой. Еще в детстве они приняли ее, или ферма приняла их. Мысль, что он уедет куда-нибудь, никогда не приходила ей в голову. Почему его отъезд кажется ей дезертирством?
Чуть позже она завернула ему в дорогу сыр, овсяные лепешки, сморщенное яблоко и кусочек сладкого кекса. Надо сказать, что она не знала, как собрать мужчину в дорогу.
– Держись каменной стенки и телеграфных столбов. Возьми красный носовой платок, и если увидишь на дороге машину, подними его на палке. Я буду смотреть из верхних окон.
Теперь, когда ему было пора уходить, она ощутила неловкость. Она дала Бену снимок Сильвии в старинной черепаховой рамке и несколько других фотографий – они в детстве на сенокосе, бабушка с дедушкой в день затмения. Бен стоял, высокий, какой-то отчужденный.
– Ну, я пошел… Пришлю тебе открытку. Надеюсь, ты понимаешь, почему я должен сейчас уехать, – пробормотал он и, пряча глаза, взялся за сумку.
Она зашила дыру в его старой шинели и велела обмотать ноги мешковиной, чтобы не промокли брюки; нашла еще один шарф, теплый, и дала в руки палку. – Возьми вот это, чтобы дойти до большой дороги. Там все это оставишь и наденешь свой хороший шарф. Я с собаками провожу тебя до первого амбара. – Она надела старую шинель, а на плечи накинула сложенный мешок, отчего стала похожа на монаха в капюшоне.
Идти было поначалу скользко. Даже у собак разъезжались лапы. Они карабкались по обледенелым наносам словно альпинисты. Небо было серое, с него сыпала ледяная морось, на высоких склонах висел сырой туман, вся панорама была одноцветная, серо-белая, камень и шифер; зелень травы спряталась под серебристым светом снега.
Вместе они подтащили санки с кормом к первому амбару, где мычали голодные коровы.
Почему же ей кажется, будто он дезертир, покинувший свой пост? Вдруг снегопад вернется, и она снова окажется отрезанной от мира? Справится ли она в одиночку, ведь она так зависит от его силы и знаний. Ей хотелось закричать «Пожалуйста, не уезжай! Останься!», но она молчала, не желая, чтобы он остался из чувства долга или благодарности.
Он, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, стоял в дверях, словно не хотел уходить.
– Давай ступай, я справлюсь… Сообщи о себе, как ты там… И больше не уходи от дороги; прямые линии всегда самые надежные. Я передам Тому, что ты выпил его виски, – сказала она, пытаясь шутить, но на сердце у нее была черная тоска.
– Ты уверена? – еще раз спросил он. – Ведь мы с тобой хорошая команда.
– Садись на свой корабль и напиши мне подробное письмо из Вагги-Вагги. Если я выиграю в тотализатор, тогда, может, выберусь и навещу тебя… Давай, парень, выметайся!
Ей хотелось подбежать к нему, обнять, упросить, чтобы он остался, но это только смутит его. Наставник ей не нужен. Ведь он видел, что она сама со всем справляется. Он хочет уехать, а она слишком гордая, чтобы умолять его. Теперь они снова друзья, и это главное: друзья, и ничего больше.
Ах, ладно, когда-нибудь она посмеется над тем, как он неудачно отправился в гости к Тому с Флорри.
– Это была я, Одинокая Джилл, в снежном буране. Кого же я выкопала из снега? Ба, да это мой потерянный кузен! Теперь он уходит, а я даже не нашла времени, чтобы постирать ему носки! Вот тебе и Йевеллы.
Она смотрела, как он шел через поле, проваливаясь по колено в снег. Иногда останавливался, оглядывался на их утонувший в снегах дом и махал рукой. У него был такой виноватый вид, когда он уходил, его глаза о чем-то молили ее. А на ее глаза набежали слезы, и не из-за поднявшегося резкого ветра.
Он наклонился вперед, борясь с ветром, полы шинели развевались и хлопали; скоро он уже был еле виден в белесой дымке. Ей захотелось крикнуть ему что было силы, чтобы он вернулся, но ее губы потрескались и болели, а из гортани не исторглось ни звука. Что ж теперь кричать? Поздно.
Когда он доберется до дороги, дальше будет удобней идти по верху каменной стенки, как это делает почтальон. Бен знает эти места. У него с собой припасы, а в кармане фляжка с горячим какао. Если захочет пить, можно сосать сосульки как леденцы. Но будет ли поезд – другой вопрос. Когда он доберется до деревни, там найдется много мест, куда он сможет попроситься на ночлег.
Она сделала свое дело и спасла его. Он в ответ помог ей по хозяйству, дал ей мужество взглянуть на лицо Сильвии. Этим семья и хороша. Но в его неожиданном возвращении было что-то удивившее ее. Его доброта расшевелила в ней забытые воспоминания о том, как хорошо быть молодой и поддаваться обаянию красивого лица. Тетя Флорри права, говоря: «Тебе надо чаще бывать на людях. Ты ведь была красоткой. Почему ты так себя запустила? Молодость дается один только раз».
Она делала свою работу, поглядывая на небо, меняется ли оно, есть ли там признаки оттепели. Подмораживало, а тучи напоминали куски свинца. Задует ветер, и все повторится снова. Хоть бы Бен поскорее спустился в долину.
В природе-то, может, и не настала сейчас оттепель, а вот в ее душе да, настала. Она уже не такая замороженная и бесчувственная. Бен вернул ей искорку надежды на будущее. Так она думала, идя в курятник с кормом. Если повезет, она найдет там замерзшие яйца.
Подойдя к сетке, она увидела, что случилась катастрофа: там была дыра, от которой тянулся кровавый след; вокруг валялись перья. Проклятая лиса… Не требовалось быть ясновидцем, чтобы угадать, что она найдет внутри. С упавшим сердцем она шагнула в клетку и собрала остатки от ее курочек. Лишь одна сидела, дрожа, на насесте.
Хуже всего стало то, что на кухне никого не было. Не с кем ей поделиться этой бедой. Впервые за много недель ей захотелось выпить.
На верхней полке в подвале стояла бутылка, которую она хранила как память о былом. Иногда она спускалась вниз, гладила ее рукой и разговаривала с ней. Ей было приятно знать, что она там. Она знала, что может сойти по ступенькам и налить себе в любое время, когда захочет. Считала правильным напоминать себе, что искушение кроется за каждой дверью. Но в этот день такие манипуляции показались ей чересчур самонадеянными. Она промерзла до костей, у нее горели мозоли на ногах, а в доме стало так пусто.
Миррен открыла дверь подвала, втянула ноздрями воздух. Нащупала бутылку и взяла ее с полки, прижала к груди. Ты утешала меня когда-то и будешь утешать. Твое время пришло…
Словно в былые времена на ночных тренировках, он шагал по глубокому снегу к дороге, но знакомые приметы были занесены снегом и угадывались с трудом. Один неправильный поворот, и Бен снова собьется с дороги. Его ноги, обмотанные мешковиной, казались свинцовыми; он, словно слепец, втыкал посох в снег, пробуя его глубину. Путь был медленный и утомительный, но день был еще в самом разгаре, времени полно… И все же каждый шаг уносил его прочь от Крэгсайда и женщины, которую он очень любил; теперь ей придется в одиночку бороться со стихией.
В душе он молил судьбу, чтобы возле дороги он нашел кучку писем и, может, каких-нибудь припасов, чтобы Миррен могла приехать на лошади и забрать все, а заодно узнать новости от своих работников. Он прислушивался, не едет ли какая-нибудь машина по глубокому туннелю, в который превратилась дорога, ведущая в долину, к цивилизации. Но вокруг была полная тишина.
Это будет знаком, что он поступает правильно. Кого ты дурачишь? – фыркнул он. Ему просто хотелось облегчить свою совесть, скрасить свое дезертирство, убрать смущение, но он чувствовал себя как уж на сковородке. Он сбежал из Крэгсайда по собственной трусости. Увидел улику и не смог снова оказаться перед ложью и обманом. Но все-таки она, кажется, была все время трезвая.
Сколько раз ему хотелось сказать ей о своих чувствах, но он не сомневался, что его слова вызовут лишь неловкость между ними. Конечно же, Миррен ответит отказом, кто бы сомневался… Лучше уж отвалить сейчас и не позориться. Вот если бы она дала ему хоть как-то понять, что между ними возможны не только дружеские и родственные отношения… Но может ли быть иначе? Они связаны между собой страданиями.
У Миррен страстное сердце, все еще замороженное, спящее; оно ждет, словно бедная овца, укрытия, даже под стенами и за сугробами, ждет, когда его спасут, дышит, царапается, ждет оттепели. Когда-нибудь кузина расцветет и снова полюбит, но не его.
Джек никогда не был для нее подходящим мужем, с самого начала. А он, Бен, держался в стороне и наблюдал за их романом, но всегда знал, что его сводный кузен слишком своенравен и необуздан, чтобы дать ей счастье. Сам же он ходил кругами вокруг нее, словно баран, и надеялся, что она его заметит. «Жизнь надо хватать за яйца», – любил повторять его начальник-сержант. А он как бесполезный баран на поле с овцами, только бегал да блеял, а дело не делал.
Они с Миррен корнями приросли к Крэгсайду, к этим склонам; тут жили и трудились поколения их предков. Фермерство у них в крови. Так почему же он сейчас дезертирует, отыскивает какие-то предлоги, оставляя ее в беде?
Испугался той бутылки в подвале? Что власть бутылки окажется сильнее, чем его? Он боялся, что не встретит со стороны Миррен ответной любви, что она откажет ему.
Солнце на несколько секунд пробилось сквозь тучи. Бен дошел до развилки и увидел, что там, где дорогу пересекали телеграфные столбы, снег мерцал как серебристое стекло. Вот тут он, должно быть, и сбился в тот раз с пути. Тишина стояла жуткая, ветер кусал его уши и нос. Что ж, пора стряхнуть с ног льдышки и достать из сумки еду.