У меня были свободные выходные — и вы уже должны догадаться, что произошло. Сама мысль о том, что по выходным всегда идет дождь, кажется глупой, но это не так: спросите любого работягу, который хоть раз в жизни планировал на выходных сгонять на рыбалку или выбраться с палаткой на природу.
Что ж, на такой случай под рукой всегда был Толкиен. Вот и в тот субботний день, когда миссис Шоплоу постучала в дверь и спросила, не желаю ли я спуститься в гостиную и составить им с Тиной Акерли компанию в «Скраббл», я сидел в кресле у окна и вместе с Фродо и Сэмом пробирался вглубь Мордора.
Я, будучи много раз бит в «Скраббл» своими тетушками Тэнси и Наоми, не слишком-то любил эту игру. У обеих был просто гигантский словарный запас — я называл его «скраблятиной»: он включал такие удивительные экземпляры, как бьеф, фря и бхут (индейский дух, представьте себе). Тем не менее, я согласился. Миссис Шоплоу, в конце концов, была моей хозяйкой, а у дипломатии много форм.
Когда мы спускались по лестнице, она доверительно сообщила мне:
— Помогаем Тине размяться. Она у нас акула «Скраббла». В следующие выходные участвует в каком-то турнире в Атлантик-сити. Даже вроде как с денежными призами.
Очень быстро — примерно за четыре хода — выяснилось, что в «Скраббле» наша соседка даст фору обеим моим тетушкам, причем огромную. К тому времени, как мисс Акерли сложила слово «венценосец» (с извиняющейся улыбкой, характерной, похоже, для всех мастеров «Скраббла» — они, наверное, тренируют ее перед зеркалом), Эммалина Шоплоу отставала от нее на восемьдесят очков. Что же касается меня… не будем о грустном.
— Вы, наверное, ничего не знаете об Энни и Майке Россах? — спросил я в ожидании своего хода (моим соперницам всякий раз требовалась доооолгая пауза на раздумья). — Они живут в большом зеленом особняке на Бич-роу.
Мисс Акерли замерла — с рукой, запущенной в маленький коричневый мешочек с буквами. Ее глаза и так были большими, а толстые линзы очков делали их и вовсе огромными.
— Ты встречался с ними?
— Угу. Они пытались запустить воздушного змея… в смысле, она пыталась… а я немного помог. Они очень милые. Мне просто стало интересно… Вдвоем, в таком гигантском доме, причем мальчик серьезно болен…
Они обменялись недоверчивыми взглядами, и я уже начал сожалеть, что вообще затронул эту тему.
— Она говорила с тобой? — спросила миссис Шоплоу. — Снежная королева и в самом деле говорила с тобой?
Не просто говорила — угощала меня смузи. Благодарила меня. Даже извинялась передо мной. Но ни о чем таком я рассказывать не стал: не только потому, что Энни вновь вся заледенела, когда я ляпнул лишнего, а потому, что это мне казалось чем-то вроде предательства.
— Немного. Я просто помог им со змеем, вот и все. — Я повернул доску. Она принадлежала Тине — профессиональная, со встроенным шпинделем. — Ну же, миссис Шоплоу. Ваш ход. Может, выберете что-нибудь из моего слабого словарного запаса?
— Если разместить буквы с умом, то слово «слабый» может принести семьдесят очков, — заметила Тина Акерли. — Даже больше, если потом добавить к нему что-нибудь с буквой «ы».
Миссис Шоплоу проигнорировала и совет, и расположение букв на доске.
— Ты, конечно же, знаешь, кто ее отец.
— Не уверен.
Хотя я уже знал, что у нее с ним натянутые отношения, причем давно.
— Бадди Росс? «Час силы с Бадди Россом». Неужели не знаешь?
Что-то такое я припоминал. Вроде бы в костюмерной я слышал выступавшего по радио священника с фамилией Росс. Как-то раз, когда я второпях переодевался в меха, Дотти Лассен спросила — ни с того ни с сего — нашел ли я Иисуса. Сначала я даже хотел ответить ей, что не знал о его пропаже, но сдержался.
— Какой-то проповедник, так?
— Что-то вроде Орала Робертса и Джимми Сваггерта, такой же известный, — сказала миссис Шоплоу. — Вещает из своей огромной церкви в Атланте. Он называет ее «Божий оплот». Его радиопередачи транслируются на всю страну, а сейчас он очень активно пытается прорваться на телевидение. Не знаю, дают ли ему эфир бесплатно или он его покупает. Уверена, что он может себе это позволить — особенно в ночные часы, когда боль и бессонница не дают старикам уснуть. Его шоу состоят наполовину из чудесных исцелений, наполовину — из сбора пожертвований.
— Внука ему почему-то исцелить не удается, — заметил я.
Тина вытащила руку из мешочка — пустую. На какое-то время она забыла об игре — к счастью для ее беспомощных соперников. Глаза ее сверкали.
— Ты не знаешь об этой истории? Обычно я не верю слухам, но… — она понизила голос и заговорила заговорщицким шепотом. — Но раз уж ты их встретил, могу рассказать.
— Да, пожалуйста.
Кажется, на один из вопросов — как Энни и Майк оказались вдвоем в большом доме на одном из самых роскошных пляжей Северной Каролины — я уже получил ответ.
Летний домик дедули Бадди, купленный и обслуживаемый за счет пожертвований.
— У него два сына, — сказала Тина. — Оба занимают высокие посты в его церкви — то ли дьяконы, то ли пасторы, не знаю. Я не слишком-то сильна в этой псевдо-религиозной лабуде. А вот дочь… дочь — она другая. Увлекалась спортом. Ездой верхом, теннисом, стрельбой из лука. Вместе с отцом охотилась на оленей. Участвовала в уйме соревнований по стрельбе. Все это оказалось в газетах, когда начались неприятности.
Теперь стало понятно, откуда взялась надпись на футболке.
— Когда ей исполнилось восемнадцать, она буквально пошла вразнос — так, по крайней мере, считал отец. Она поступила в светско-гуманитарный колледж, да и вообще, судя по всему, была не слишком покладистой дочерью. Сначала бросила спортивные соревнования, потом сменила церковные собрания на вечеринки, спиртное и парней. А еще… — Тина вновь понизила голос. — Она курила травку!
— Господи, — сказал я. — Только не это!
Миссис Шоплоу с укоризной посмотрела на меня, но Тина ничего не заметила.
— Да! Именно! О ней начали писать — таблоиды, потому что она была красивой и богатой, но в основном из-за того, что ее отец — знаменитость. Заблудшая, вот как они ее называли. Мини-юбки, хождение без лифчика — настоящий скандал для отцовской церкви. Ну, ты же знаешь этих фундаменталистов — их принципы берут свое начало в Ветхом завете: праведным спасение, а грешникам проклятье до седьмого колена. А ведь она не просто сходила на пару вечеринок, — глаза Тины теперь выглядели такими огромными, что, казалось, еще немного — и они выпадут из глазниц и скатятся по щекам. — Она вышла из Национальной стрелковой ассоциации и вступила в Американское общество атеистов!
— Ого. Об этом тоже написали газеты?
— Само собой! Никто не удивился, когда она забеременела, а когда ребенок родился, у него обнаружили болезнь… церебральный паралич, кажется…
— Мышечная дистрофия.
— Как бы там ни было, однажды ее отца спросили о внуке — и знаешь, что он ответил?
Я покачал головой, но подумал, что могу сделать предположение, недалекое от истины.
— Он сказал, что господь карает грешников и неверующих. Что его дочь не является исключением и что, может, болезнь сына вернет ее в лоно церкви.
— Думаю, этого не случилось до сих пор, — сказал я, вспомнив лицо Иисуса на змее.
— Не понимаю, почему люди используют религию для того, чтобы причинять друг другу боль — ее в нашем мире хватает и без того, — сказала миссис Шоплоу. — Религия должна успокаивать.
— Он просто старый резонер и самодур, — сказала Тина. — Неважно, сколько у нее было мужчин и сколько косяков она выкурила. От этого она не перестала быть его дочерью, а мальчик — его внуком. Я видела его пару раз в городе, в инвалидном кресле или в тех скобах, которые нужны ему для ходьбы. Очень милый мальчик, а она… она была трезвой. И в бюстгальтере.
Она сделала паузу, пытаясь вспомнить.
— Вроде бы.
— Ее отец может измениться, — сказала миссис Шоплоу, — но я в этом сомневаюсь. Юноши и девушки могут повзрослеть, а вот старики и старухи становится лишь старше, и с каждым годом все сильнее укрепляются во мнении, что правда на их стороне. Особенно если они чтят Писание.
Я вспомнил, что иногда говорила моя мать.
— Цитатами из Писания может изъясняться и дьявол.
— Причем самым приятным голосом, — мрачно согласилась миссис Шоплоу. Но тут ее лицо посветлело. — Тем не менее, преподобный Росс все еще позволяет им жить на Бич-роу. Должно быть, считает, что кто старое помянет — тому глаз вон. Может, до него дошло, что она тогда была всего лишь молоденькой девчушкой. Может, ей даже голосовать еще не разрешалось. Дев, твой ход.
Я составил слово «горе». Семь очков.
Трепку мне задали безжалостную, но — едва Тина Акерли разошлась на полную катушку — весьма недолгую. Я вернулся в комнату, сел на стул у окна и попробовал присоединиться к Фродо и Сэму на пути к Роковой Горе. Не получилось. Закрыв книгу, я уставился сквозь залитое дождем окно на пустынный пляж и серый океан. Зрелище довольно унылое, и обычно в такие минуты мои мысли возвращались к Венди. Где она сейчас, что делает и с кем? Я вспоминал ее улыбку, падающие на щеку волосы, мягкие полукружия грудей под одним из ее многочисленных шерстяных свитеров.
Я составил слово «горе». Семь очков.
Трепку мне задали безжалостную, но — едва Тина Акерли разошлась на полную катушку — весьма недолгую. Я вернулся в комнату, сел на стул у окна и попробовал присоединиться к Фродо и Сэму на пути к Роковой Горе. Не получилось. Закрыв книгу, я уставился сквозь залитое дождем окно на пустынный пляж и серый океан. Зрелище довольно унылое, и обычно в такие минуты мои мысли возвращались к Венди. Где она сейчас, что делает и с кем? Я вспоминал ее улыбку, падающие на щеку волосы, мягкие полукружия грудей под одним из ее многочисленных шерстяных свитеров.
Но не сегодня. Вместо Венди я думал об Энни Росс и внезапно понял, что, похоже, неслабо в нее втюрился. Ничего, конечно, у нас не выйдет — она ведь на десять лет меня старше, а то и на все двенадцать — и от этого становилось еще хуже. А может, и лучше — ведь безответная любовь имеет свои прелести в глазах молодых людей.
Миссис Шоплоу предположила, будто эннин святоша-отец решил оставить все неурядицы позади, и я подумал, что, может быть, она и права. Я слышал, что внуки смягчают упрямых стариков, и что он, возможно, захотел узнать мальчишку получше, пока не стало слишком поздно. Он мог узнать (от одного из своих людей), что Майк хоть и калека, но очень умный мальчик. А еще до него могли дойти слухи, что у Майка, по выражению мадам Фортуны, «дар видения». А может, мне просто пора избавиться от розовых очков. Вдруг мистер Огонь-и-Сера разрешил дочери воспользоваться домом за обещание держать язык за зубами, не щеголять больше в вызывающих миниюбках и не курить травку, пока он совершает такой важный переход от радио к телевидению?
О Бадди Россе я мог размышлять еще очень долго — пока закрытое тучами солнце не сядет за горизонт — и всё равно не сделать никаких выводов. А вот насчет Энни Росс я кое в чем был уверен: она старые неурядицы позади не оставила.
Поднявшись со стула, я спустился вниз в гостиную, по дороге выуживая из бумажника записку с номером телефона.
Я слышал, как на кухне щебечут миссис Шоплоу и Тина Акерли. Звонил я Эрин Кук, хотя и не особо надеялся застать ее в общежитии посреди субботы: скорее всего, она уехала к Тому в Нью-Джерси. Наверное, они сейчас скандируют на стадионе кричалку Алых Рыцарей.
Но дежурившая у телефона девушка сказала, что она сейчас ее позовет, и через три минуты в трубке послышался голос Эрин.
— Дев, я как раз собиралась тебе позвонить. Я бы даже хотела к тебе приехать, если смогу убедить Тома поехать со мной. Думаю, смогу, но будет это не на следующие выходные. Может, через две недели.
Настенный календарь мне подсказал, что через две недели наступит первый уикенд октября.
— Так ты все-таки что-то накопала?
— Не знаю. Может быть. Я вообще люблю исследования, а этим я по-настоящему загорелась. Нарыла кучу всякого-разного, но, наверное, сидя в библиотеке, к разгадке убийства Линды Грей мне не подобраться. И все же… мне надо кое-что тебе показать. Кое-что меня очень встревожило.
— Встревожило? В каком смысле?
— Не хочу объяснять по телефону. Если Тома я уломать не смогу, то просто отправлю тебе все материалы в одном большом конверте. Хотя, скорее всего, уломаю. Том тоже по тебе соскучился, но он не желает иметь ничего общего с моим маленьким расследованием. Даже на фотографии смотреть отказывается.
Я подумал, что ведет она себя на редкость таинственно, но промолчал.
— Слушай, а ты что-нибудь знаешь о евангелисте по имени Бадди Росс?
— Бадди… — она захихикала. — «Час силы с Бадди Россом»! Моя бабушка обожает старого шарлатана. Иногда он вроде как вытаскивает из человека козлиный желудок и выдает его за опухоль! Что бы на это сказал Папаша Аллен?
— Потомственный ярмарочник, — с улыбкой ответил я.
— Именно. А что ты хочешь о нем узнать? И почему сам не узнаешь? Твою маму что, во время беременности напугала картотека?
— Да нет, вряд ли, просто когда я заканчиваю работу, городская библиотека уже закрывается. И вряд ли у них есть раздел «кто есть кто»: там всей библиотеки — на одну комнату. В любом случае, дело не в нем, а в двух его сыновьях. Я хочу знать, есть ли у них дети.
— А зачем тебе?
— Видишь ли, у его дочери есть один ребенок. Классный мальчуган, но он умирает.
Молчание. А потом:
— Ты во что там впутался, Дев?
— Да так, завожу знакомства. В общем, вы приезжайте. Буду очень рад вас увидеть. Скажи Тому, что мы будем держаться подальше от «Дома страха».
Я подумал, что она рассмеется, но не тут-то было.
— Уж он-то точно будет. Том и на тридцать ярдов к нему не подойдет.
Мы попрощались, и я вписал время разговора в табличку честности. Потом вернулся к себе и уселся у окна.
Меня снова грызла зависть. Ну почему Линду Грей увидел именно Том Кеннеди? Почему он, а не я?
Еженедельник выходил в Хэвенс-Бэй по четвергам, и заголовок последнего октябрьского номера гласил: СОТРУДНИК ПАРКА ДЖОЙЛЕНД ВО ВТОРОЙ РАЗ СПАСАЕТ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ЖИЗНЬ. Я решил, что это уже преувеличение. В случае с Хэлли Стэнсфилд — да, целиком и полностью моя заслуга. Что касается мерзкого Эдди Паркса, то тут моя роль (даже если не принимать в расчет участие Лэйна Харди) была частичной: ведь если бы не Венди Кигэн, порвавшая со мной в июне, осенью я был бы уже в Дархеме, штат Нью-Гэмпшир — в семистах милях от Джойленда.
Я, само собой, и не предполагал, что придется спасать жизнь кому-то еще: предсказания — удел ребят вроде Роззи Голд или Майка Росса. Когда первого октября, после очередного дождливого уик-энда, я появился в парке, все мои мысли были сосредоточены на грядущем визите Эрин и Тома. Небо не прояснилось, хотя дождь и прекратился — видимо, в честь понедельника. Эдди сидел перед «Домом страха» на своем ящичном троне и выкуривал привычную утреннюю сигарету. Я протянул руку для рукопожатия, но он ее проигнорировал — лишь притушил сигарету ногой, привстал и наклонился, чтобы поднять ящик и запнуть под него окурок. Я видел эту картину раз пятьдесят (и порой спрашивал себя, сколько же окурков лежит под этим ящиком), но только в этот раз вместо того, чтобы поднять ящик, Эдди просто продолжил крениться вперед.
Не могу сказать, возникло ли на его лице выражение удивления. Когда я понял, что происходит что-то скверное, перед моими глазами была лишь выцветшая, грязная пёсболка (Эдди уронил голову на колени). Он наклонялся все сильнее, и, в конце концов, перекувырнулся через голову, распластав ноги и подставив лицо облачному небу. Лицо его перекосило от боли.
Я бросил свой тормозок, подбежал к нему и упал на колени.
— Эдди? Что такое?
— Как клещами, — прохрипел он.
На секунду я подумал, что он говорит о какой-то странной болезни, передающейся через укус клеща, но потом заметил, как своей рукой в перчатке он держится за грудь.
До-джойлендский Дев Джонс, наверное, просто принялся бы звать на помощь, но после четырех месяцев общения на Языке это слово даже не пришло мне в голову. Я набрал полную грудь воздуха, задрал голову и проорал во влажный утренний воздух так громко, как только мог: «ЭЙ, ЛОХ!» Единственным человеком, оказавшимся рядом и услышавшим мой крик, был Лэйн Харди, и он примчался очень быстро.
Те, кого Фред Дин летом нанимал на работу, не обязаны были знать сердечно-легочную реанимацию, но им приходилось учиться. Я, благодаря курсам первой помощи, с этой методикой был знаком. Примерно полдюжины слушателей этого курса, включая меня, отрабатывали ее на кукле по имени Эркимер Солтфиш (то еще имечко). Так что мне выпал шанс впервые применить теоретические знания на практике, и знаете что? Это не очень-то отличалось от того приема, с помощью которого я освободил горло маленькой Хэлли Стэнсфилд от кусочка хот-дога. На мне не было мехов, и обнимать никого не пришлось, но главный смысл был все в той же грубой силе. В результате четыре ребра старого ублюдка треснули, а одно я ему вообще сломал. Сожаления, впрочем, не испытываю.
Когда появился Лэйн, я стоял на коленях у тела Эдди: сначала переносил вес свой вес на ладони, делая непрямой массаж сердца, а потом слушал, не вернулось ли дыхание.
— Господи, — сказал Лэйн. — Сердечный приступ?
— Думаю, да. Вызовите скорую.
Ближайший телефон находился в маленькой лачуге рядом с тиром Папаши Аллена — в его будке, как гласил Язык. Она была закрыта, но у Лэйна были Ключи от Всех Дверей — три мастер-ключа, открывавшие все в парке. Он побежал. Я продолжал оказывать Эдди помощь, качаясь туда-сюда — бедра уже начинали ныть, а колени онемели от долгого контакта с грубой поверхностью паркового тротуара.
После каждых пяти нажатий я медленно считал до трех и прислушивался, но ничего не происходило. Никакой джойлендской радости — во всяком случае, не для Эдди. Ни после первых пяти нажатий, ни после вторых, ни после пятых. Он просто лежал, раскинув руки в перчатках и раззявив рот. Херов Эдди Паркс. Я просто стоял и смотрел на него, когда услышал бегущего назад Лэйна. Он кричал, что помощь уже в пути.