– Да, отче Никон, – кивнул Матвей и полез в рюкзак, из которого с большим почтением вытащил специально сделанную деревянную коробку, в которой хранилась теперь Икона Николая Чудотворца, положил ее на столик перед Старцем, распечатал замки, открыл крышку и отступил назад. – Вот.
Несколько минут Никон молча смотрел Икону, не дотрагивался и в руки не брал – смотрел, и понять по его лицу, что он думает или чувствует, было невозможно.
– Игнат, – позвал он негромко, и в беседку тут же вошел монах.
– Да, Старец, – поклонился он Никону.
– Приведи отца Иннокентия и отца Спиридона, – распорядился Старец.
Монах, поклонившись еще раз, быстро удалился, а Никон обратился к Матвею:
– Ведома ли тебе истинная ценность этой иконы? – спросил он.
– Специалисты говорят, что писана она в шестнадцатом веке, предположительно, известным мастером. Но главное, что считается икона Чудотворной, какой силы – не знаю, но последняя ее владелица припоминала, что исцеляла она их семейство, когда к ней обращались за помощью.
– Все верно, – кивнул Никон. – Да только это не все. Икона сия Николая Чудотворца спасала от злодейства и злого умысла монастыри и храмы, где находилась, и хозяев, у которых была, а еще молились ей за спасение и заступничество за Русь Матушку и перед великими битвами на молитву выносили. Вот такая это Икона. Великий тебе поклон за то, что возвращаешь ее в лоно храма православного, русского, – и он поклонился, не вставая со стула.
– Не мне, – поправил старца Матвей. – Глафире Андреевне Поликарповой, последней владелице Иконы, прапраправнучке того, кому в дар вручили эту Икону. Это она передала ее в дар вашему монастырю. Все документы в коробке: и дарственная старинная предку ее, и дарственная от нее, и все экспертизы научные, и даже история Иконы, которую смогли проследить.
– Глафире Андреевне особая благодарность и поклон наш, – поклонился еще раз Никон.
– Призывали, отец Никон? – раздался за спиной у Матвей голос отца Иннокентия.
Батардин шагнул в сторону, пропуская вперед его и настоятеля монастыря, идущего следом.
– Звал, – кивнул Никон и произнес торжественно: – Великий день сегодня у нас, братья мои, – и показал рукой на Икону. – Посмотрите, что вернулось в лоно семьи нашей.
Святые отцы подошли ближе, склонились над Доской, и выражение их лиц начало меняться по мере осмысления того, что они видят.
– Николай Чудотворец Беломорский? – потрясенным шепотом спросил отец Иннокентий.
– Да, – подтвердил Никон.
– Но как, откуда? – воскликнул настоятель. – Он же пропал после революции безвозвратно!
– Чудо Божье, – ровно пояснил Никон и обратился к Матвею: – Ты, Матвеюшка, иди, встречай жену свою, сейчас она на катере приедет. А мы пока с отцами святыми обсудим чудо случившееся. Встретишь, и приходите сюда. Ждать буду.
Матвей поклонился, прихватил рюкзак и вышел из беседки, следом за уже отошедшим в сторонку и ждавшим его Андреем.
– Откуда он знает, что она приедет? – шепнул Андрей.
– Ну, ты спросил, – хмыкнул Матвей и, закинув рюкзак на плечо, повеселевшим тоном поинтересовался: – Ну, что, пойдем жену мою встречать?
– Это я точно не пропущу, – хохотнул Кремнев. – Очень уж интересно посмотреть на девушку, умудрившуюся так по-настоящему тебя зацепить.
– Это что, так заметно? – спросил Батардин, переставший улыбаться.
– Заметно, – хмыкнул Андрей.
Матвей увидел ее, медленно двигающейся в очереди, скопившейся на выход с катера, и что-то екнуло у него в груди, и сердце заспешило стучать и жить. Батардин шел против потока спешивших людей, выходящих с катера, умудрившись даже как-то ускориться, оставив Андрея далеко позади, и не отрываясь смотрел на нее. Не изменилась и выглядела классно, еще лучше, чем он помнил. И снова в длинной юбке, усмехнулся про себя Матвей, – девушка Майя верна своим вкусам, а волосы убраны в пучок, и все это покрыто и замотано красивым платком в тон юбке.
Что это она такое тащит на себе? Перекинутый через шею на плечо, наискось, на ней был надет какой-то тряпичный тюк, который она поддерживала с особой осторожностью одной рукой, вторую в этот момент протянула матросу, помогающему ей сойти на берег.
«Чем она так нагрузилась, интересно? – пристально присматривался Батардин, подходя все ближе. – Подарки какие-то, что ли, Никону привезла? Какой-то странный тряпичный куль, а держит его, словно оберегает».
Он уже подошел совсем близко, еще несколько шагов, и Матвей окажется у трапа, а Майя его все еще не увидела, сосредоточенная на том, чтобы осторожно передвигаться по широкой доске трапа.
И в этот момент из того странного тюка, что висел на ней и который она так бережно прижимала к себе, высунулась маленькая детская ручка…
И Батардин замер, словно напоролся на невидимую преграду, получив удар в солнечное сплетение, – дышать он перестал, а сердце замерло, забыв стучать…
И все вокруг него перестало существовать, превратившись в размытую картинку, реальной оставалась только женщина, поддерживающая сверток впереди себя, и эта детская ручка с сжатыми в маленький кулачок пальчиками, выхваченная из кисельной, размытой массы окружающего мира ярким прожектором его ошпаренного сознания.
И внезапно, из глубины его остановившегося сердца, из просветленного недоступного пространства на Батардина вдруг снизошло яркое абсолютное знание и понимание, что это его ребенок… Его! Ребенок!
Его!!
И бухнуло, заводясь снова, сердце, и прилила кровь в голову, шипящей волной проливаясь по венам, и мощной струей ворвался в легкие воздух, и жизнь с такой силой стукнула, ухнула, заявив о себе, что его даже качнуло. И он сделал те три остававшихся шага до трапа и протянул руку, перехватывая ладонь Майи у матроса.
– Привет, – сказал он.
А она вскинула голову от неожиданности и посмотрела на него как-то растерянно и испуганно, и румянец прямо у него на глазах начал затапливать ее щеки и милые веснушки.
И, как во сне, не отрывая взгляда от его глаз, она сделала последний шаг, сойдя с трапа, и оказалась совсем рядом.
– Привет, – тихо прошелестел ее голос.
– Мой ребенок, – не спросил, а констатировал очевидное ему Батардин.
– Да, – кивнула она, и румянец испуганно отхлынул с ее лица.
– Кто? – спросил он.
– Сын. Иван, – ответила Майя.
– Сын, – повторил за ней Батардин и, склонившись, посмотрел на малыша.
Ребенок спал, слегка хмуря белесые бровки во сне, недовольный скорее тем, что мама нервничает. Матвей выпрямился и, легонько сжав ладошку Майи, которую так и не отпустил, спросил, вглядываясь в ее лицо:
– Почему ты не сказала мне о ребенке?
– Это долгая история, – заторопилась что-то объяснить она. – Я тебе потом расскажу.
– Вот поэтому и не сообщила! – сказала какая-то девушка, вставшая рядом с Майей, строгим назидательным тоном, недовольно посмотрев на Батардина. – Потому что вы ее пугаете! А ей нельзя волноваться, она кормящая мать.
– Это моя подруга и двоюродная сестра Лиза, – представила Майя девушку и улыбнулась: – Защитница моя.
– Я тебя пугаю? – удивленно спросил Матвей, посмотрев на Лизу и снова переведя взгляд на Майку.
– Не то чтобы именно ты, я просто не знала, как ты отреагируешь на такую новость, – пояснила она с нотками извинения.
– А какие варианты предполагались? – усмехнувшись, уточнил Батардин.
– Разные, – честно призналась Майя и тоже усмехнулась, неотрывно глядя на него. – Некоторые совсем неприятные.
– Я же говорю, вы ее пугаете! – вмешалась Лиза.
Но тут выступающую защитницей девушку осторожненько под локоток взял Андрей, который уже давно подошел к их компании и слышал весь разговор.
– По-моему, девушка, – мягко заговорил он с ней, – сейчас вы пугаете Матвея, а заодно заставляете нервничать и свою подругу.
И так же мягко, но настойчиво стал отводить Лизу в сторонку от этих двоих, так и продолжавших смотреть друг другу в лицо, не замечая происходящего вокруг.
– Но… – предприняла слабую попытку сопротивляться Лиза, глядя на Майку.
– Давайте не будем мешать им разговаривать, пусть сами со своими семейными делами разберутся, – мягко увещевал мужчина, все дальше отводя Лизу в сторону.
– А вы кто? – отвлеклась, наконец, от защиты сестры Елизавета и посмотрела на него.
– Я друг Матвея, Андрей Кремнев, – представился он и медленно отпустил ее локоток.
И они посмотрели друг на друга… и застыли, переплетаясь взглядами.
– Ну? – потребовала Майя нетерпеливо. – Давай уже скорей отреагируй хоть как-нибудь, и пойдем.
– Я пока не могу, – улыбался Батардин. – У меня шок. И, видимо, сильный. – Он протянул руки к ребенку и спросил: – Можно мне его взять?
– Конечно, – разрешила она, но уточнила: – Ты помнишь, как держать младенцев?
– Не очень, но думаю, руки вспомнят, – смутился отчего-то Матвей.
– Не очень, но думаю, руки вспомнят, – смутился отчего-то Матвей.
Он осторожно обеими руками, руководимый Майей, как и что правильно делать, взял ребенка вместе с тряпичной люлькой, в которой тот лежал.
– Давай на меня наденем, я его понесу, – предложил Матвей и пояснил: – По лестнице подниматься наверх. Кстати, нас Никон ждет.
Майя показала жестом, чтобы он наклонился, перекинула ему через шею и плечо постромок, поправила поудобней ребенка в его руках и отошла на шаг.
Матвей почувствовал тепло и вес детского тельца, смотрел на него не отрываясь, и вдруг малыш скорчил во сне рожицу и улыбнулся!
И именно в этот момент Батардина накрыло таким невероятным, переворачивающим все внутри чувством любви к своему ребенку – любви и чего-то гораздо большего – единения, отцовства, бесконечного счастья и страха за него, и какой-то беспомощности и растерянности перед этими мощнейшими ощущениями.
И как огнем ошпарило этими чувствами сердце, перехватило дыхание, запершило горло и навернулись на глазах слезы! Он смотрел на сына, которого первый раз держал в руках, и понимал, что сейчас заплачет, и было горячо в глазах от этих счастливых слез, а горло перехватило спазмом.
– Вот ты и отреагировал… – взяв его под локоть, шепотом сказала Майка, все это время неотрывно наблюдавшая за ним.
Матвей оторвался от созерцания личика сына, поднял голову и посмотрел в ее глаза, полные не пролитых слез счастья и переживания вместе с ним этого неповторимого, высокого момента. Переложив сына поудобней на одной руке, он притянул Майю к своему боку другой рукой и, поцеловав в макушку, прижал к себе.
Так они и застыли, проживая совместно этот неповторимый момент их жизни. Один на двоих.
– Ну, что, – чуть откинув голову, посмотрел на нее Батардин. – Идем? Там Никон нас заждался, наверное.
– Идем, – кивнула Майя, улыбнулась ему и тут же вспомнила: – А где Лиза?
– Ребята, вы тут разобрались? – спросил Андрей, подходя к ним, чуть придерживая за предплечье девушку Лизу.
– У меня сын, Андрюха! – поделился радостью счастливым голосом Матвей. – Иваном зовут!
– Поздравляю, – сердечно произнес Кремнев.
И мужчины обнялись осторожно, чтобы не потревожить ребенка.
– А это Майя, мама Ивана, – представил Матвей.
– Очень приятно познакомится, – протянул ей руку Андрей.
– Вы тот близкий друг, которого Матвей должен был привезти? – улыбнулась ему Майя.
– Нет, – усмехнулся Андрей. – Тот ногу сломал перед отъездом. Я другой. Но тоже близкий друг.
– Идемте, – напомнил всем Батардин, – нас ждет Никон.
Андрей забрал у него рюкзак и закинул его себе на второе свободное плечо, поправил, приноравливаясь к двум рюкзакам сразу, и предложил Лизе взять и ее сумку, но она отказалась.
Старец Никон так и сидел в беседке вместе с отцом Иннокентием, и они о чем-то тихо разговаривали, а настоятеля монастыря, как и коробки с Иконой Николая Чудотворца, уже не было.
– А вот и Майюшка, – улыбнулся отец Никон, вставая со стула и шагнув к ней. – Ну-ка, ну-ка, – взял он ее за обе руки и, быстрым взглядом посмотрев в глаза, спросил, все так же открыто улыбаясь: – А где же наша «нечаянная радость»?
– Здравствуйте, отче Никон, – поклонилась ему Майка и, отступив в сторону, пропустила вперед Батардина с ребенком на руках. – Я думаю, что вот она, – указала она на сына.
– Правильно думаешь, – похвалил Никон и посмотрел на ребенка. – Какой замечательный мальчик. Хороший мальчик.
Он наклонился, положил руку на лоб Ивану, а через несколько секунд отошел и спросил у Майи:
– Как назвала?
– Иваном, по святцам, – ответила та и пояснила: – Сегодня ровно три месяца, как он родился. Но не крестили еще, сюда специально везла.
– Правильно сделала. Молодец – кивнул Никон, положил свою ладонь ей на голову и посмотрел по-особому в глаза. – Здесь и крестим, и Богородице покажем. Представим. – Убрал руку, перекрестил Майку и повернулся к Батардину: – Не бойся больше, Матвеюшка, хорошая жизнь у сынка твоего, долгая, непростая, разумеется, но гордая и сильная.
Отошел, сел на свой стул, отпил напитка из неизменной кружки, поставил ее на стол и ошарашил следующим заявлением:
– Венчаться вам надо сейчас. Вот отец Иннокентий совершит обряд. А после пойдем к Богородице, в монастырскую церковь, там проведем крестины сынка вашего. Матушке Богородице его покажем.
– Но… – растерялась Майка.
«Как же так? – билась у нее судорожная мысль. – Это же все равно, что заставить!» Она ведь именно поэтому боялась Матвею о ребенке говорить, чтобы не вынуждать жить с ней из чувства долга. А им опять не дают выбора – надо и все, а если Батардин не хочет на ней жениться? А если…
– Так у него и спроси, – перебил ее сумбурные мысли Никон, улыбаясь все понимающей улыбкой и глядя на растерявшуюся окончательно Майку. – Через двадцать минут начнем обряд, как раз ваши друзья посаженными родителями будут. – Поднялся с места и распорядился: – Поговорите.
Он вышел из беседки и, сопровождаемый двумя неизменными братьями монахами и отцом Иннокентием, направился к церкви.
Матвей же присел на стул, предложил присесть Майе рядом и спросил, когда она плюхнулась вся в растрепанных чувствах на соседний стул:
– Ты не хочешь со мной венчаться?
– Но это же навсегда, – пыталась пояснить Майя свои сомнения. – Понимаешь? На всю жизнь. Нет такого понятия, как развенчание, никто не разведет и это грех считается, жить не с тем, с кем венчан! Я, конечно, не настолько религиозна, чтобы прямо следовать всем канонам и правилам, но мне всегда казалось, что венчание – это насовсем и очень серьезно.
– Мне тоже, – признался Батардин и немного напряженно спросил: – Ты по каким-то веским причинам не хочешь венчаться со мной? У тебя есть кто-то другой, или моя кандидатура тебя не устраивает?
– Нет, но… – не знала, как объяснить Майка и, вполне логично для женщины, ответила встречным вопросом: – А ты хочешь венчаться со мной?
– Хочу, – весомо произнес Матвей и смотрел на нее как-то очень серьезно и даже торжественно и тут вдруг позвал: – Андрей!
– Да? – сунул в беседку только голову Кремнев.
– Достань там, в боковом правом кармане в рюкзаке…
Андрей исчез и вернулся буквально через минуту, которую Майка напряженно всматривалась в лицо Батардину, пытаясь понять, что он задумал, сунул Матвею что-то в руку и снова исчез.
– Вот, – протянул ей небольшую ювелирную коробочку Матвей.
Майя осторожно открыла крышечку и увидела на бархатной подушечке два простых, не очень тонких обручальных кольца – мужское и женское и уставилась на них, растерявшись окончательно.
– Я не очень признаю эту новомодную традицию с преподнесением обручального кольца и прилюдным предложением в коленопреклоненной позе, – начал не самым уверенным тоном Батардин. – Я хотел предложить тебе стать моей настоящей женой и выйти за меня замуж по-настоящему.
– Ты знал, что Никон скажет про венчание? – подняла на него глаза Майя.
– Нет, – четко ответил Матвей.
– Тогда… – запнулась на вопросе она.
– Я думал об этом все последнее время и решил рискнуть сделать предложение.
– А если я не соглашусь? – отчего-то шепотом, выясняла Майя.
– Я же еще не знал про Ивана и решил, что в этом случае разведусь сразу, чтобы уже не тянуть с этим фарсом. Ну а сейчас… – он посмотрел на так и продолжавшего спать сынишку и перевел взгляд на застывшую Майю, – …тогда надо будет вдвоем обсудить и решить, как сделать лучше для него, чтобы он знал обоих родителей, и для нас, чтобы мы могли строить свои жизни, – пожал плечами Матвей.
Майка смотрела на него, и все внутри ее переворачивалось от того, что он такой человек и такой вот мужчина, от того, что мечтала увидеть его весь этот год, даже не понимая этого и от вот этого его предложения и… и вообще от всего! И как это…
– Ты думаешь, у нас все получится? – спросила она, и крупная слеза выкатилась из ее глаза.
– Я не знаю, – признался Матвей, протянул руку и снял пальцем эту горячую слезинку. – Но мы попробуем и будем стараться, – и улыбнулся ей немного печально. – У нас уже получилось самое важное, так, может, получится и все остальное. – И, прижав нежно ладонь к Майиной щеке, предложил: – Давай попробуем.
Майя потерлась щекой об эту надежную руку, и еще одна крупная слеза выкатилась из ее второго глаза, и Матвей стер ее большим пальцем лежавшей на ее щеке ладони.
– Матвей Батардин, – произнесла торжественно Майка, – я выйду за тебя замуж.
А он медленно наклонился к ней, переместив свою ладонь на шею под стянутый узлом пучок волос, притянул ее голову к себе и поцеловал.
Очень нежно, медленно, обещая многое и многое скрепляя этим поцелуем…
Сонного Ивана быстренько перепеленали тут же на столе, за которым Старец Никон принимал паломников, кормить его не требовалось, перед самым приездом Майя покормила ребенка на катере. И все вчетвером отправились в церковь.