— Ричард, пожалуйста, — повторила я.
— Вас не затруднит называть меня или милордом Вердом, или принцем Тигвердом — все-таки мы, как выяснилось, не знакомы.
— Что ты делаешь… Что ты делаешь со мной? Что ты делаешь с нами?
Но он, казалось, меня не слышал:
— Получается, что вы с юным герцогом, для того чтобы замести следы, убили ни в чем не повинную женщину. И покалечили ее ребенка.
Тут меня всколыхнуло от гнева. В глазах заплясали черные мушки, но я смогла взять себя в руки и подняться. Когда я заговорила, я больше не просила, я гневалась.
— Ты всерьез думаешь, что я настолько глупа, что сначала убила кого-то в другом мире, а потом попросила тебя проверить, как там жертвы моих преступлений? Видимо, специально для того, чтобы дать возможность себя разоблачить.
— Допустим. Ты не виновата в ее смерти. Но ты мне лгала.
— Я всего лишь полюбила тебя, — тихо и горько сказала я. — И так надеялась, что с острова приехали не только мы с тобой, что я привезла оттуда… кого-то еще.
Тут я натолкнулась на его взгляд. В нем была лишь горькая издевательская насмешка.
— Ну, уж нет… Я не мой отец, и у меня ублюдков не будет. — Слова из него изливались, как желчь. В глазах бесновалось пламя. — Одно дело попользоваться обманщицей, которая проникла в мой дом, в мою жизнь, в мою постель. Другое — дать ей возможность влиять на меня. Ребенок — это рычаг воздействия. Так вот — у вас его нет. И не будет.
Теперь настала моя очередь закрывать глаза в глупой попытке поверить в то, что это просто ночной кошмар. Я проснусь — и Ричард будет рядом. Нежный, любящий. Счастливый…
— Так что можете мне поверить, я против ублюдков, — расслышала я.
И это слово — такое мерзкое — тем более по отношению к существу, которое я хотела всем сердцем… Во мне что-то щелкнуло… Я распрямилась и посмотрела на мужчину, которого любила, с улыбкой. Должно быть, получилось злобно. И отчаянно. По крайней мере, он замолчал. И лицо его стало выражать крайнее удивление.
— Так, значит, это и есть та любовь, которую вы мне обещали, принц Тигверд? В которую просили меня поверить? Недоразумение — и вы готовы допустить все, что угодно? Любая ложь — и вы не сомневаетесь в том, что я виновна?
Я расхохоталась, вскочила с кресла и заметалась по гостиной.
— Вы сами знаете и много раз говорили, что я не лгу. Вы говорили, что чувствуете ложь. Что изменилось сегодня?
Я резко остановилась и замерла перед ним. Мужчина отвернулся и уставился в огонь.
— Говорите! Я имею право знать!
— После того как прибыла команда, отправленная мною на землю с… новостями, я отдал приказ на ваше исследование.
— Как это?
— В дом прибыли маги — они вас изучали.
— Вот почему у меня целый день голова так зверски болела… И каков вердикт?
— Магии в вас много, но она под какой-то очень сильной блокировкой. С таким потенциалом вы умеете скрывать все, что вам надо. И любая проверка на ложь — в том числе и моя — это не более чем фикция.
— Значит ли это, что все обстоятельства нашей встречи, чувства, желания, мои слова и поступки — это не больше, чем фикция?
— Я думал об этом целый день, — сказал он с мукой в голосе. — Вспоминал нашу встречу, наше общение — день за днем.
— И к какому выводу вы пришли?
— Если откинуть мою уверенность, что вы мне не лгали… То картина получается не очень радостная.
— Отчего же?
— Все слишком неправдоподобно.
— И видимо, в парке заговорила с вами я сама.
— Вы меня спровоцировали.
— Я же не в купальнике там сидела, — вспомнила я о его бурной реакции на такую привычную в нашем мире вещь.
— Нет, — все-таки улыбнулся и он. — Но вы спроецировали на меня неприкрытый и, как я на тот момент думал, искренний интерес. В сочетании с тем, что вы как бы не знали, кто я такой… Эффект нетрудно было просчитать.
— И змеей вползла в дом…
— Избавьте меня от ваших насмешек.
— Как скажете, милорд, — теперь в моем голосе звучал чистый, незамутненный гнев. — А могу я задать вопрос? Не думаю, что он что-то изменит, но попытаться, наверное, стоит…
— Попробуйте.
— А почему вы сами — в идеале со мной под руку — не отправились к моим родителям? Хотя бы для того, чтобы организовать очную ставку и посмотреть — лгу я или нет?
— Боюсь убить вас.
Вот тут я опешила.
— Получается, что и вы меня плохо знаете, иначе бы уже бежали и не провоцировали меня еще больше. Потому что все, все мое существо требует, чтобы я с вами не разговаривал, а сделал шаг вперед и сомкнул руки у вас на шее, пока не раздастся хруст. И я с великим трудом сдерживаюсь.
— Отчего же вы этого не сделаете? — подошла я практически вплотную к его креслу. Как ни странно, несмотря на его слова, я чувствовала себя в абсолютной безопасности.
— Странно, — он замер, прислушиваясь к чему-то, — в вас действительно нет страха. Нет паники… Только злость. С нотками горечи… Вам тоже жаль.
— Я в бешенстве, — улыбнулась я, — а еще мне больно… Вы же уничтожаете нас…
— А вы, по-моему, не до конца отдаете себе отчет в том, насколько я ненавижу ложь и насколько опасно меня злить. Я просто не хочу, окончательно удостоверившись в вашей лжи, уничтожить вас физически. Все-таки нас что-то связывало. Наша любовная связь была феерической.
— Может, я симулировала? — все равно не удержалась я. И к черту инстинкт самосохранения!
— Возможно. Но я-то — нет. И еще… Как бы то ни было, вы спасли мне жизнь.
— И это могло быть подстроено.
— Даже мне так не кажется.
— Спасибо и на этом… А вот скажите, почему бы нам не обратиться к Его Величеству Фредерику? Вы же сами говорили, что он — самый сильный маг, которого вы только знаете. Следовательно, он поможет нам разобраться в данной ситуации.
— Он ваш любовник. И я думаю, он вам подыграет, — был бесподобный ответ.
— Я даже боюсь предположить, с чего вы это взяли, — покачала я головой. — Вы сегодня настолько логичны в своих выводах… Наверное, после всего, что вы мне наговорили, этот вывод обоснован. Иначе зачем бы я его пирожками кормила…
— Прекратите. Сегодня я в этом удостоверился.
— Вы видели нас вдвоем? — рассмеялась я, глядя прямо в его глаза — они были уже не алые, а словно присыпанные пеплом. Словно огонь перегорел и не осталось ничего.
— Вы… — А во взгляде мелькнуло восхищение. Не отводя от меня взгляда, он разжал кулак — там был черный кристалл, который Ричард сжимал все это время. Он разжал пальцы и уронил его на ковер.
Картинка была четкая. И объемная. Куда там фильмам, которые мы показывали милорду Верду… Этот, который показывал он, был круче. В нем был император Фредерик в роли страстного любовника. И… я, кричавшая: «Любимый».
Я пошатнулась, зажмурилась. И прошептала:
— Прошу тебя, поверь — это не я…
Он горько рассмеялся.
— Не верь глазам своим…
— Но ведь можно как-то доказать, что это не я, — шептала я в растерянности.
— Прекрати. И убирайся.
— А знаете, получается, что вы меня не любили… — подняла я на него глаза.
— Да что вы! — выдохнул он. — Вы же еще живы.
— Когда человек любит — он верит. Вопреки всему.
— Это не любовь, это — глупость.
— То есть либо вы точно знаете, что вам не лгут, потому что чувствуете это. Либо все происходящее вокруг вас — ложь?
— А вы? Вы любите меня?
— Да, — ответила я решительно.
— Наконец-то.
Я обрадовалась, что Ричард пришел в себя, что весь этот абсурд закончился.
— Я поймал в ваших эмоциях точку отсчета для правды и лжи, — довольно сказал он.
— И?.. — Я ожидала извинений.
— Вы солгали.
— Безумец…
— Вы — любовница императора. Поэтому он мне и дал титул ненаследного принца. И принял в род. А вы за это с ним щедро расплатились.
— Нет! — Бешенство меня затопило.
— Опять ложь. Что и требовалось доказать…
Он поднялся, позвонил в колокольчик.
— Милорд, — обрадовалась заглянувшая в библиотеку Оливия. — Вы дома! Миледи! А что вы в темноте сидите? Ужин подавать?
— Принесите теплую одежду… — он посмотрел на меня, словно раздумывая, как меня называть, — этой женщине. Она уходит.
Служанка в замешательстве уставилась на меня, ожидая подтверждения приказа. Я только пожала плечами.
— Не понял, — поднял на служанку взгляд милорд.
Оливию затрясло от того, что она там разглядела.
— Да, милорд. Слушаюсь, милорд, — испуганно забормотала она.
— Не смею вас больше задерживать, — обратился принц Тигверд уже ко мне.
Что мне оставалось… Я покачала головой. И почти беззвучно сказала:
— Ричард. Я это переживу. Я не сломаюсь. Максимум, что со мной случится плохого, — это я снова курить начну. А вот что касается тебя… Когда-нибудь ты поймешь, что прогнал ту, что тебя любила…
— Не смею вас больше задерживать, — обратился принц Тигверд уже ко мне.
Что мне оставалось… Я покачала головой. И почти беззвучно сказала:
— Ричард. Я это переживу. Я не сломаюсь. Максимум, что со мной случится плохого, — это я снова курить начну. А вот что касается тебя… Когда-нибудь ты поймешь, что прогнал ту, что тебя любила…
— Уходи, — простонал он. — Просто уходи. Я не хочу… Я не могу… Я ведь убью.
— «Любили так, что плакали навзрыд, а любим так, что хочется ударить…»[4] — зачем-то процитировала я одно из своих любимых стихотворений. Как будто это что-то могло изменить…
Я вышла из библиотеки, тихонько притворив за собой дверь. Пересекла холл. Подождала, пока Оливия принесла одежду. Переоделась, переобулась, взяла в руки «тревожный» саквояж. Прошла под недоумевающими взглядами слуг к двери — спрашивать у меня о том, что случилось, никто не осмелился. Мне стало совсем тошно. Я рванула входную дверь на себя и шагнула в метель.
Эпилог
«Опять метель… И мается былое в темноте…»[5] Строчка из песни крутилась у меня в голове, словно подхваченная ветром снежинка, что никак не могла найти покоя.
Она все неслась и неслась куда-то. Сквозь отчаянные слезы, дикий холод, что достал до сердца. Сквозь бесприютность. Кто-то — вроде бы женщина — бродила и бродила вокруг какого-то дома. Странно, но она как будто потерялась в метели и не могла найти дороги… Она все шла и шла…
Глупая… Глупая маленькая Герда… Зачем ты целовала Кая? Зачем плакала? Ему же было хорошо… Холод снаружи — холод внутри. Минус на минус дает плюс. И все хорошо. Хорошо — потому что не болит. Анестезия. Только бы не на время. Только бы навсегда. И так красиво — хрустально, белоснежно… У меня станут ледяными глаза и будут сверкать. У меня станет ледяным сердце и не будет болеть. Никогда. Никогда-никогда. Глупая, глупенькая маленькая Герда. Зачем ты кричишь? Не кричи. Голос — это какие-то несовершенные звуки. Прислушайся — слышишь, воет метель? Вот это музыка… Ее хочется слушать вечно… Глупая, глупая девочка… Что ты кричишь?
— Миледи Вероника! — Кто-то кого-то звал. Где-то было тепло… А здесь… В этом то ли сне, то ли в бреду была только метель…
— Ника! — Кто-то настойчиво звал меня. — Ника… Не уходите. Не надо…
И сквозь метель до меня донесся родной голос.
— Мама! — кричал и плакал кто-то, перекрикивая завывания метели. — Мама!!!
— Паша? — прошептала я и очнулась.
Неяркий свет. Незнакомая, роскошно обставленная комната. Золото и лепнина — явно излишнее количество на квадратный метр. Надо мной склонился зареванный Паша.
— Что со мной? — Голос был какой-то сиплый, будто и не мой.
— Мама… Ты пришла в себя. — Паша меня обнял. — Я так испугался…
— Где я?
— У меня во дворце, миледи Вероника, — отозвался знакомый голос.
— Ричард, уходи. — Боли не было. Была лишь захватывающая дух звенящая пустота…
— Извините, миледи Вероника, здесь нет моего старшего сына. — И император Фредерик вышел на свет. Выглядел он как-то не очень. Словно не спал и не ел несколько суток.
— Простите, Ваше Величество, я обозналась.
— Ничего. Вам надо поправляться. А нам всем надо поспать. Павел, вам приготовят постель в смежной комнате. А вас, миледи, сейчас осмотрит Ирвин. И не пугайте нас так больше…
— Слушайте, — вдруг испугалась я.
— Что случилось? Вам плохо? — подскочил к моей постели император и как-то привычно схватил за руку.
— Нет… Просто слабость. Надо же что-то делать с моими родителями. Они почему-то уверены в том, что я погибла двенадцать лет назад.
— Я думаю, когда вы поправитесь, мы решим этот вопрос.
Император быстро вышел из комнаты.
— Мама-мама, — протянул Паша.
— А что со мной было?
— Не знаю, но император тебя трое суток вытаскивал. Целители ничего сделать не могли — ты уходила. — Пашу передернуло, и на глазах появились слезы. — Он вытаскивал, а мне приказал звать тебя… Я и звал…
— Прости, милый. — Я вытерла слезы.
— Я его убью!
— Кого?
— Милорда Верда, — отрезал сын. — Что он с тобой сделал?
— Ничего, — честно сказала я. — Только из дома выставил.
— За каким?.. — с трудом проглотил ругательство сын.
— Меня оболгали. Он впал в бешенство и потребовал, чтобы я ушла.
— А что за фигня с бабушкой и дедушкой?
— Не знаю, — расплакалась я.
Зашел уже знакомый целитель. Порадовался, что я вернулась. Посетовал, что мы встречаемся все время при таких печальных обстоятельствах. И выгнал Пашу. Отдыхать.
Разговор с императором Фредериком состоялся через несколько дней. Я уже не только лежала пластом в кровати. Я вставала, читала — мне, кстати, доставили стопку детективов. Немного ходила по отведенным мне покоям, состоящим из нескольких комнат.
— Вы уделите мне время, миледи Вероника?
— Да, Ваше Величество. — Я отложила книгу и стала подниматься с диванчика, на котором сидела.
— Оставьте это, — поморщился император.
— Хорошо. — Я снова уселась и вопросительно поглядела на него.
— Вы можете ответить мне на несколько вопросов, или вам тяжело говорить?
— Я постараюсь ответить.
— Интерес мой не праздный и спрашиваю я не из пустого любопытства, — почему-то раздраженно проговорил повелитель.
— Я понимаю.
— А вот я ничего не понимаю. Что произошло за три дня до вашей с Ричардом свадьбы? Почему вы оказались на улице? Кто наслал на вас магическую метель? Почему Ричард не пришел вам на помощь? Где он вообще? И почему родовое кольцо валялось на ковре возле камина?
И император показал мне знакомое кольцо. С распластавшим крылья грифоном, перечеркнутым алой полосой.
— Ваш сын обвинил меня во лжи. В том, что я не Вероника из другого мира, что все было подстроено и я, скорее всего, придворная дама герцогини Рэймской. А в довершение нашей беседы он сообщил мне, что я — ваша любовница. И показал мне некий кристалл. С весьма впечатляющей записью.
— Какого рода записью? — не понял император Тигверд.
— Мы в вашем кабинете занимались любовью.
Император дернулся, как будто его ударили.
— Что? — проскрипел он. — Как это?! Кто занимался?
— Вы и я. По крайней мере, изображение показывало именно это.
Я говорила — а сама ужасалась тому, насколько у меня безучастный голос. Ни боли. Ни слез. НИЧЕГО. Словно все, что было живое во мне, так и осталось в той самой магической метели…
— Сын действительно вас самозабвенно любит, — прошептал император.
И я поразилась его непонятной реакции.
— Странное у вас представление о проявлениях любви, — съязвила я.
— Вы не понимаете… Измена для такого, как он… Это не просто повод для убийства. Это право на него. Это потребность всей его сущности…
— Как занятно, — разозлилась я. — Значит ли это, что принц Тигверд напустил на меня эту самую метель, от которой я чуть не погибла?
— Нет. Это была не его магия. Он как раз дал вам уйти. К счастью, тот или та, кто придумали этот план, не учли глубину его чувств к вам. Метель — это запасной план, когда наш противник осознал, что задуманное не удалось.
— Что вам известно? — посмотрела я в черные, такие знакомые глаза и вздрогнула. И отвела взор.
— Я внезапно почувствовал, что Ричард на грани срыва. Я так его ощущал, когда его мать погибла, — прошептал император. — Столько боли, столько горечи… Безумие. Я подумал, что с вами что-то случилось. Что-то непоправимое. Перенесся в поместье. Ричард ушел. Ушел так, чтобы невозможно было отследить. Куда-то очень далеко. Слуги перепуганы. Вы… Я чувствовал, что вы где-то совсем рядом, замерзаете, а пробиться к вам не мог. Потом сообразил и настроился на перстень. Какое счастье, что вы его не сняли! Кто-то угрохал чудовищное количество энергии. Метель лучше всего действует на кого-то в состоянии крайнего отчаяния. Все было рассчитано очень точно… Я нашел и перенес вас во дворец. Трое суток целители делали все возможное. К счастью, обошлось.
— Паша рассказал, что вы не дали мне уйти. Спасибо.
— Вероника… Я могу вас попросить?
— Вы — и просить?
— Об этом я могу только просить…
— О чем же?
— Проявите снисхождение к Ричарду.
— Откуда вообще взялась запись на кристалле? — решила сменить тему я.
— Это моя вина, — склонил голову император.
— В каком смысле? — похолодела я.
— Кто-то решил порезвиться за ваш счет. И за счет Ричарда. А принимать личины в нашем мире умеют только очень сильные маги. Я не уследил. И… Мне надо увидеть то, что на этом кристалле.
— Зачем?
— Надо понять, где это все действо происходит. И найти тех, кто подготовил этот исключительный розыгрыш…
Я смотрела на него. Не отрываясь. Не говоря ни слова.