Отчаявшись, она решила устроиться официанткой в какой-нибудь ресторан. Раз обязательно надо взять в руки метлу, она это сделает. Но даже эту метлу получить оказалось не так-то просто. Только в четвертом ресторане владелец посмотрел на нее благосклонно. И предложил… место посудомойки.
– Двести баксов в месяц. Сутки через двое.
– Мыть посуду?! Мне?!
– А кто ты такая?
– Я – женщина, – гордо ответила бывшая Людочка. Прелестная девочка с каштановыми кудряшками.
– Да ну? Впрочем, похожа. Все вроде на месте. М-да… Руки-ноги задирать умеешь?
– Что?!
– Моему приятелю девочка нужна в кордебалет. Громко сказано, а на деле простое виляние задницей. И голые сиськи показывать. Чтоб публика мужского пола как следует завелась. Здесь без этого обходятся, а у дружка заведение покруче будет. У меня перед ним должок. Пошлю ему телку – обрадуется. Главное, чтоб на все была готова. Ну, ты меня понимаешь, – он оглядел ее маслеными глазками и подмигнул: – Так что?
– Нет, не умею, – с сожалением сказала Люся. – Я танцами никогда не занималась. И насчет остального… Нет, я не готова. На все, – тихо добавила она.
– Тогда забудь о том, что ты женщина.
– Может, официанткой?
– Официанткой? Тебя? – хозяин ресторанчика с сомнением оглядел ее лицо и фигуру. – Да у меня такие девочки работают! Закачаешься! А твое место на кухне. И то скажи спасибо, что я не обращаю внимания на твою прописку.
– А при чем здесь прописка, когда я только посуду буду мыть?
– Милая, ты где живешь? Кого проверяющие за задницу схватят, тебя или меня? Милиция на порог – ты за порог. Поняла?
– Нет.
– Думаешь, я не разбираюсь, какая ксива настоящая, а какая поддельная? В оранжерее тебя выращивали, что ли? И учти: не вздумай что-нибудь украсть. Я таких, как ты, знаю. И посуду бы мыть не доверил, только мне сегодня другую искать некогда. Эта сучка сбежала, хотя мне ее сюда приятель прислал. По знакомству. Верь после этого людям! Так что считай, что тебе повезло. Двести баксов в месяц и харчи. Но не увлекайся. А то буду вычитать из зарплаты.
У него и в мыслях не было, что тетка не согласится. Она же поняла, что деваться некуда. Решила, что все это временно. Вот узнают, какая она, Люся, замечательная, талантливая, предприимчивая, и предложат что-нибудь другое. Не может быть, чтобы ее не оценили.
Но, увы, ценить ее, собственно, было некому. Особенно в таком виде, с жидкими сожженными перекисью волосами, в растянутом свитере, поверх которого повязан грязный фартук, за горой сальной посуды. Эти тарелки снились ей во сне. Каторжная работа. Легко сказать: сутки через двое. А как их выдержать, эти сутки? Сколько же в них часов! После смены все были не просто усталые, а убитые. И пили водку, чтобы забыться. Харчи, обещанные хозяином в качестве бонуса, оказались закусками, невостребованными клиентами. Задеревеневшая колбаса, такой же сыр, сморщенная, посиневшая картошка в пластмассовой коробочке и горка салата, заправленного жидким майонезом. Ресторанчик был дешевый, и публика в нем подозрительная. Забегали, чтобы наспех перекусить, выпить кружку-другую разбавленного пива. Может, барменам и официанткам и перепадало что-то посытнее и повкуснее, типа мяса, но Люся довольствовалась тем, что ей оставляли. Безвкусной, потерявшей всякую ценность даже для таких клиентов едой. И она поняла главное: каждый сам за себя. А за сытный кусок надо бороться. Должно быть, папа Сальников так и делал, а его семья принимала это как должное.
Почему же он дочку не научил так манипулировать людьми, чтобы не мыть самой грязные тарелки, а руководить теми, кто моет? Как взобраться на вершину социальной лестницы, не по трупам же, в самом деле?
Как она теперь понимала и отца, и синеглазую акулу! Да покусись кто-нибудь на часть заработанных ею баксов, Люся бы его просто разорвала! А месяц меж тем подходил к концу. И все яснее она понимала, что это не выход. Что лучшего здесь ей не светит, а жить где-то надо. Она все больше превращалась в убитую жизнью клячу и не видела никакой возможности скинуть с себя лягушачью кожу. Пусть под ней пряталась даже сама Василиса Премудрая, но кто об этом знал? Ей не давали ни малейшего шанса, да что там! Просто не замечали!
– Эй, Люська! Чего ты там копаешься? Шевелись, корова!
«Будь ты проклят, Тимка!» – думала она, обдавая кипятком ненавистные тарелки. Как же ей хотелось вернуться в тот день, когда сошла лавина, на дорогу, по которой она столь опрометчиво отправилась в город, а не к мужу! Она могла бы измениться, сделать так, чтобы Тимка ее полюбил, и вернуть назад и свою квартиру, и машину, и деньги папы Сальникова. Ведь это же все ее, черт возьми!
Дошло до того, что она начала понимать Тимку.
«Если он все это пережил, если приехал в Москву таким же, как я сейчас, нищим, всеми презираемым, о, как я его понимаю! Это был его шанс, жениться на богатой дурочке, и он его не упустил! Молодец! Но он красавец, к тому же мужчина. Мужчинам проще. А мне… Мне даже некому себя предложить!»
Силы кончились, и она пошла к дому, где еще пару месяцев назад жила вместе с мужем. Как же хотелось воскреснуть! Черт с ней, с гордостью.
…Конечно, он подъехал на машине. На ее машине. Вышел элегантный, стройный, до умопомрачения красивый, весь наполненный звенящей силой, словно кувшин ледяной ключевой водой. Сделав из него один лишь глоток, женщины словно обжигались, ударяло в голову крепче, чем вино. Она стояла как зачарованная. И это ее муж?! Все еще ее, потому что официально они не в разводе. Он ведь считается вдовцом. Но на деле по-прежнему ее собственность.
«Я понимаю, почему в него влюбилась. Он какой-то… особенный. И по-прежнему очень красивый. Даже еще лучше стал!»
Она наблюдала, как муж подошел к правой передней дверце, открыл ее и подал руку сидевшей там девушке, помогая ей выйти из машины. Опять эта Марина! Улыбается, и какая же счастливая! Еще бы! Тимка от нее просто глаз не отрывает!
Люся была ошеломлена: да он же ее любит! Марину! Причем безумно! Никогда Тимур не смотрел на жену такими глазами! Да как можно было этого не замечать?!
С ней он был удивительно спокоен! Это спокойствие может означать что угодно: терпение, смирение со своей участью, ожидание, но никак не любовь. Любовь – это мука, страдание, потому что всегда есть боязнь потерять любимого человека, что означает конец. Неминуемую смерть. Он боялся оставить Марину одну хотя бы на секунду, все время пытался до нее дотронуться, словно проверял: существует ли она, не исчезла ли, не покинула ли его? А как он на нее смотрел! Теперь его глаза были теплыми, в них горел огонь, но лишь для того, чтобы ее согреть.
А как он смотрел на нее, Любочку? Как на добычу, участь которой была решена. Он ее заранее приговорил, вот что это был за взгляд!
Почему же она раньше этого не замечала?! Да потому что была увлечена лишь одним человеком: собой. А ведь Тимур пытался ей это объяснить.
Ее взгляд упал на витрину соседнего киоска, и там отразилось то, чем она сейчас стала: тетка с распухшими от тяжелой работы руками, в грязных туфлях, ужасной одежде, с неопрятными сальными волосами. Ей даже некогда было помыть голову! Падала, как убитая, приходя с работы, а потом сутки отсыпалась! А они такие молодые и красивые, Тимур и Марина! Отличная пара!
Она вовсе не восхищалась ими и не собиралась подарить им счастье. Тем более отдать все то, что принадлежит ей. Каждый сам за себя. А это ее квартира и ее машина. Ее муж, в конце концов. Она просто сравнивала эту Марину и женщину, отразившуюся в витрине, и поняла, что не хочет, чтобы Тимка увидел их рядом. Ведь он может подумать: я был прав в своем выборе. Мало того, что моя жена – избалованная эгоистка, она еще и неряха. Осталась без денег отца и опустилась вконец.
А ей так не хотелось, чтобы он оказался прав! Не стоило все это затевать, чтобы явиться перед ним грязной посудомойкой!
Ну, уж нет! Не дождетесь! Она машинально сделала шаг назад. А потом поняла, что не стоит прятаться. Они ее не узнали. Да и немыслимо было узнать в этой избитой жизнью тетке очаровательную Людочку Сальникову, порхающую по жизни бабочку.
Они прошли мимо, причем оба на нее посмотрели. И даже, кажется, застеснялись своего счастья. Красивые, занятые только собой. И тут она поняла, в чем ее сила. Теперь они никого и ничего вокруг не видят. Они уязвимы. Счастье всегда уязвимо, почему о нем и молчат. Оно без кулаков, и его легко побить. Она чуть не рассмеялась. Получишь ты у меня свое, Тимка!
Хлопнула тяжелая подъездная дверь. Она расхотела воскресать. В другой раз и при других обстоятельствах. Еще будет повод испортить им праздник. К черту правила! Честным путем в этой жизни ничего не добьешься. Кто верит в сказки, тот живет и умирает в нищете. А она этого не хочет. Ни за что. Надо просто как следует подумать. И решение найдется.
И как привычный припев ко всем ее несчастьям, вертелось в голове: «А у кого-то на даче павлина съели…»
И как привычный припев ко всем ее несчастьям, вертелось в голове: «А у кого-то на даче павлина съели…»
Глава 3 Мика
1
Последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, стал магазин, куда она заскочила купить чего-нибудь сладенького. С десертами в забегаловке, где она работала, оказалась напряженка, короче, их просто не было. А от салатов с майонезом и синюшной картошки уже тошнило. Эти покойники на рынке общественного питания ее не могли воскресить, добавить ей сил, чтобы с энтузиазмом мыть отвратительную, испачканную кетчупом посуду.
Она стояла у витрины со сладкими соблазнами, истекая слюной, и прикидывала насчет пастилы в шоколаде, четыре штуки взять или пять, а стоящий перед ней пузатый мужик в модном плаще покупал шоколадные конфеты:
– Это у вас что? «Белочка»? Такая же, как раньше? Двести граммов. Чего там сто, – это уже стоящей рядом девице в мини, – не распробуешь. А это «Трюфели»? Двести граммов. «Стратосфера»? Двести. Рядом что? С орехами? Двести. «Ассорти»? Двести…
Люся уже изнывала от нетерпения. Мало того, что слюнки текли, мужик все никак не унимался, а продавщица с энтузиазмом наваливала конфеты в пакет, словно не замечая других покупателей. Услышав сумму, которую она назвала, Люся мысленно взвыла. Треть ее зарплаты! Да чтоб у него и его девки задницы слиплись от этих конфет! Буржуи чертовы!
Когда мужик наконец отошел, она тихо сказала:
– А мне пастилы в шоколаде четыре штуки. Нет, пять. Гулять, так гулять.
И женщина за прилавком понимающе улыбнулась, кивнув вслед мужику:
– Сама таких не люблю, хоть они мне и выручку делают. Господа. Наверняка на ворованные шикуют. В соседнем отделе он икру покупал, я видела. Вот, возьмите. Бонус, – и на прилавок легла маленькая шоколадка.
Эта женщина была первой, кто обошелся с ней как с человеком, после того как она перестала быть Людочкой Сальниковой. И она чуть не заплакала. Но, пока шла по улице с пакетом в руке, держалась.
А оказавшись дома, не выдержала и разревелась. Успокоившись, она выпила чайку, первым делом съев дареную шоколадку. Это прибавило ей сил. Не все вокруг сволочи!
Но тут она опять вспомнила мужика, которому наваливали в пакет самые дорогие конфеты. Вот откуда у людей деньги? Продавщица ясно сказала: на ворованные шикует. Было бы что украсть! Не тарелки же! Да и выручка в ресторане такая, что не разживешься.
Чтобы отвлечься и хоть как-то успокоить нервы, она машинально взяла с книжной полки первое, что подвернулось под руку.
Это был глупый календарь, перечень всех возможных имен, которыми можно назвать новорожденных и различные варианты их сокращений. Видимо, подружка собиралась замуж или просто решила родить без мужа, для себя. А может, уже была беременна. Итак, что у нас означает имя Людмила? Ох ты, сколько они всего напридумавали! Люся, Люда, Мила, Мика… Что за чушь? То ли кошачья кличка, то ли собачья.
Мика…
Она огляделась по сторонам. Хорошая квартирка у подруги, и сколько же в ней красивых вещей! Это вам не ресторан с его жалкой выручкой! Здесь точно есть чем поживиться! Надо же, не замужем, родители – голодранцы, а устроилась в Москве подружка совсем неплохо. О Тимке что сказала? Плебей. А сама-то! Недалеко ушла. Но теперь как же, москвичка! Вся такая элитная. Интересно, как ей это удалось? Переспала, что ли, с кем? Теперь вот в Европу уехала, в командировку. Глядишь, и найдет себе там какого-нибудь богатенького! И все сама! А ведь они с ней – ровесницы! Только одна в двадцать восемь всего добилась, а другая все потеряла. Ну почему же ей, Мике, так не повезло?
Мике? А ведь забавно! Отныне она – Мика! Долой рабство и горы грязных тарелок! Это все равно не деньги. На такой работе не разбогатеешь, а вот ноги протянуть можно запросто. И никто о ней не заплачет, даже на венок не скинутся. Найдут другую, это же конвейер! Каждый день в столицу приезжают толпы провинциалов, готовых на любую работу.
Ни-ще-та.
Она вспомнила, что никогда раньше не думала о деньгах. Если заканчивались «свои», всегда был в резерве отец, его бездонный кошелек. А теперь пришлось просто-напросто забыть, что на свете есть магазины. Туда не с чем было идти. Первое время она тратила слишком много, и только когда деньги закончились, спохватилась, что бездонного папиного кошелька больше нет. Есть лишь свои собственные руки, едва справляющиеся с горой грязной посуды, и обещанные хозяином двести долларов, сто в аванс, сто в получку, которые все равно не решат главной проблемы. Ей надо где-то жить. А зарплаты даже на комнату в коммуналке не хватит, а если хватит, то на еду ничего не останется.
Ее признание подружка не оценит, вытурит «квартирантку», ей ведь надо устраивать личную жизнь. Что же делать?
«Завтра зарплата», – думала она, глядя, как по телевизору крутят очередной блок рекламы. Фильма – с гулькин нос, зато всего остального – валом. Тампонов, подгузников, зубных паст, стиральных порошков… Раньше ее это не раздражало, но сейчас… На свою зарплату она могла только освежить дыхание после того, как заплатит за комнату, которую собирается снять. Потом это дыхание надолго еще останется свежим, жрать-то все равно будет нечего. А на что покупать стиральный порошок хотя бы? Да те же прокладки! Бинты, что ли, грязные стирать? Докатилась! Через неделю приезжает подруга. И надо еще навести здесь порядок, ликвидировать следы почти двухмесячного пребывания, вымыть плиту и пол.
Она в отчаянии оглядывала квартиру. Ну и засрала, прости, господи. Все из-за каторжной работы. Не привыкла. Как же неохота наводить порядок! Бедная Мика! Мика? У кого бывают клички? У кошек, у собак, у гламурных девиц, к коим она не относится. А еще у воров. У преступников, за которыми охотится милиция. Но она охотится за живыми преступниками. А если…
Кто заподозрит в краже труп?
Решение проблемы нашлось неожиданно. С подачи продавщицы в кондитерской: «Шикуют на ворованные». На ворованные… Не надо наводить порядок в квартире. Наоборот, надо создать как можно больше беспорядка. Как будто здесь что-то искали. Допустим, это были воры. А что они могли искать? Например, деньги. Кстати, могут у подруги быть деньги? А как же! У каждой женщины есть заначка. Уж несколько сотен долларов она наверняка припрятала на черный день. Только где? Разумеется, в шкафу, в белье. На то она и женщина.
Мика вовсе не была уверена в том, что все без исключения женщины прячут деньги в бельевом шкафу, но она неплохо знала свою приятельницу. Если та и ценила что-то в жизни, так это дорогое красивое белье. С каким восторгом она рассказывала о купленных ею атласных лифчиках и кружевных трусиках!
– Самое ценное, что у меня есть: моя коллекция белья! – и многозначительный взгляд.
Теперь Мика поняла этот взгляд. Все-таки женщины болтушки. Под стопкой трусиков, переложенных ландышевым саше, оказался небольшой, но плотный сверток. Она невольно улыбнулась. Приятно получать такие сюрпризы от бывших друзей! Будем надеяться, что это у подружки не последние деньги. Ничего, в Европе еще заработает. Стерва!
Не сотен, а штук. Вот удача! И ценные вещички надо бы прихватить. Лишний стимул для подружки найти богатого жениха.
На следующий день Мика задумала и успешно реализовала сразу несколько важных дел: нашла недорогую однокомнатную квартирку в новом районе столицы, перевезла туда наиболее ценные вещи подруги, получила зарплату за месяц и уволилась с работы.
Потом навела «воровской» бардак во временном своем убежище. Надела резиновые перчатки, вооружилась тряпкой, чтобы отпечатки ее пальцев в квартире были, но в не слишком большом количестве. Она же здесь бывала «при жизни», и какое-то время до отъезда с Тимкой в горы заходила, чтобы полить цветы. Вернее, из-за собственной лени чаще посылала его. Тимур, как всегда, не спорил, он вообще с ней не спорил. А может, он тут с Мариной встречался?! Вот гад! Как ей это раньше в голову не приходило!
Все должно быть естественно. Воры были в перчатках. Или вор, это уж как кому угодно. Соседей она не боялась: люди давно уже перестали жить большой и дружной семьей. Одни сдавали квартиры, другие снимали, третьи меняли, и в итоге получалось так, что соседи по лестничной клетке друг друга в лицо практически не знают. Если бы Мика пожила здесь подольше, то могла бы и примелькаться. А так вряд ли. Уходила рано, приходила поздно, гостей не приводила.
У нее даже появился кураж. Вот было бы здорово оставить их всех с носом! Не они ее пожалеют, а она их! Она им всем отомстит! При чем здесь несчастная подруга, лишающаяся наиболее ценного своего имущества, и как именно она виновата в ее бедах, Мика не стала разбираться. На всякий случай она возненавидела и эту счастливицу. Ишь! Карьеру сделала с нуля! Все сволочи, кто пачкает едой чистые тарелки!
Она выносила вещи из квартиры ночью, в два захода и очень осторожно, стараясь не шуметь. Тяжелые сумки тащила на себе целый квартал короткими перебежками, прежде чем поймать такси. Да сказал бы кто-нибудь Людочке Сальниковой каких-нибудь пару месяцев назад, что она способна таскать такие тяжести – подняла бы его на смех! Но теперь она с жадностью думала, что не смогла взять все, что хотела.