— Хорошо хоть, что сегодня этих истинных патриотов помянули добрым словом, завтра о них уже и не вспомнят, наверно. Завтра и газеты, и радио будут прославлять иных героев. Не астронома Джона Мунна, первым обнаружившего опасность, нависшую над Грэнд-Сити, а редактора «Сирены», добившегося небывалых тиражей на раздувании этой опасности. И не тех, кто самоотверженно осуществляли оборону города от космического пришельца, а генерала Хазарда, заработавшего огромные деньги на тайных соглашениях с предпринимателями, выполнявшими срочные заказы военного министерства.
Майор Райт, к которому были обращены эти слова, мог бы добавить, что и генерала Рэншэла ждут вскоре неприятности из-за его слишком уж прогрессивного образа мыслей. Предполагалось даже, что заменит его не кто иной, как генерал Хазард. Но разве сообщишь такие неприятные вещи человеку, которого не только уважаешь, но и считаешь подлинным героем?
— Да, вы, конечно, правы, сэр, — с чувством горечи согласился с Рэншэлом майор Райт.
Он закурил сигарету, прошелся по мостику линкора и проговорил задумчиво:
— А русские, значит, оказались верными слову, несмотря ни на что…
— Что именно имеете вы в виду? — не понял генерал Рэншэл.
— Взрыв, который произошел у них в Сибири.
— А, это! — усмехнулся генерал и пояснил: — Ничего особенного там, оказывается, не произошло. Один из их военных инженеров объяснил мне, что они сами взорвали заряд длиною в семь километров и весом до тридцати тысяч тонн. Им нужно было изменить течение одной из их сибирских рек, и они с успехом сделали это.
— Но, позвольте, а где же тогда злополучный Дэвис? — недоуменно проговорил Райт. — Не провалился же он сквозь землю?..
— Девиса русские, конечно, поймали, в этом у меня нет ни малейшего сомнения. А шуму из-за этого ке подняли по той причине, что, помогая нам, одержали такую политическую победу, в сравнении с которой даже самый грандиозный международный скандал — ничто. Они ведь живым конкретным примером доказали нашему народу и всему миру не только возможность, но и неизбежность мирного сосуществования.
— Вы считаете, значит, что теперь наша песенка спета? — упавшим голосом спросил майор Райт.
— Почему же спета? — удивился Рэншэл. — Просто нужно искать каких-то новых, более реальных путей успешного соревнования с коммунистической системой.
…А в это время Чарльз Каннинг произносил очередной свой тост за свадебным столом в ресторане «Космос»:
— Мы уже достаточно выпили за здоровье молодых, и можно считать, что оно им обеспечено. Нужно позаботиться теперь и о их счастье, которое, к сожалению, зависит не только от того, как сложится их личная жизнь. Предлагаю поэтому выпить за торжество того самого здравого смысла в отношениях между народами, который так блистательно восторжествовал над безумием в эти исторические дни.
— А так как восторжествовал он не без нашего участия, — в тон своему редактору весело добавила Керри, — то выпьем и за тех, кто помогает торжеству этого здравого смысла!
ПЛЕННИКИ «БОЛЬШОГО ДЖО» 1. Непредвиденное…
Может быть, это было бы и не так страшно, если бы не погас свет. А он погас почти тотчас же, как только дрогнул под ногами бетонированный пол. Изображение на телевизорах исчезло раньше, но экраны их все еще мерцали зеленоватым призрачным светом.
Все это было так неожиданно, что генерал Хазард, кажется, впервые в жизни растерялся. Ему показалось даже, что в подземном убежище никого больше не осталось в живых. Сам он по-прежнему сидел в кресле перед столом, на котором стояли телевизоры, но все его большое, грузное тело казалось ему парализованным. Пронизали ли его стремительные потоки нейтронов и гамма-лучей невидимой проникающей радиации, или это от страха только онемели так его конечности, он не знал… но все еще не решался шевельнуть ни рукой, ни ногой…
А ведь каким безопасным представлялся ему этот взрыв еще совсем недавно! Хазард лично осмотрел мощные бетонированные стены подземного убежища и стальные щиты, перекрывающие два его отсека. Все отличалось необычайной прочностью и добротностью отделки. Самый строгий инспектор безусловно не смог бы тут ни к чему придраться. Да и глубина была такая, что казалось не страшным очутиться даже под эпицентром взрыва «Большого Джо».
Самым же удивительным было не то, что дрогнула так эта подземная крепость, — вызывал недоумение сам факт ее сотрясения. Сила взрыва оказалась, значит, куда более значительной, чем предполагалось…
Генерал Хазард не был, конечно, таким храбрым, каким он старался казаться, но его нельзя было назвать и трусом. Однако в первое мгновение душа его если и не взвилась к небесам, то уж, вне всяких сомнений, ушла в пятки. Даже сознание, что он все еще жив, не очень обрадовало его: генерал почти не сомневался, что он безнадежно поражен лучевой болезнью.
«А что же с другими?..» — мелькнула на мгновение не очень тревожная мысль (теперь, когда он сам обречен, другие мало его интересовали). Но так как одиночество не могло. не пугать Хазарда, генерал решил все же удостовериться, действительно ли он один заживо погребен здесь или есть и еще кто-нибудь уцелевший.
— Эдди! — слабым голосом позвал он своего адъютанта.
— Да, сэр, — чуть слышно отозвался лейтенант Эдди Олд.
— Вы живы, Эдди?
— Кажется, сэр…
Хазард попробовал шевельнуть рукой. Это удалось ему без особого труда. Но зато он почувствовал вдруг, что его стало слегка поташнивать, а это, как он знал, являлось вернейшим признаком лучевой болезни. Ему, правда, было известно, что болезнь эта не могла сказаться столь скоро, что существуют какие-то стадии развития ее, но сейчас все это вылетело из головы и ощущение обреченности всецело владело его чувствами.
Генералу снова все стало безразличным. Он ни о чем больше не спрашивал адъютанта, продолжая по-прежнему неподвижно сидеть, откинувшись на спинку кресла. До слуха его, однако, стали вскоре доноситься из противоположного конца подземелья чьи-то негромкие проклятия. Было несомненно, что тут находился и еще кто-то, кроме Эдди Олда.
— Зажгите же хоть что-нибудь, Сэм, — услышал он вскоре глуховатый голос Медоуза.
Значит, старик профессор тоже жив? А проклятия, доносящиеся из дальнего конца подземелья, принадлежат, конечно, радиотехнику Сэму Квелчу. Это он громыхает там какимито ящиками, отыскивая, видимо, аккумуляторы.
Вспыхнувший свет показался Хазарду таким ослепительно ярким, что он вздрогнул и зажмурился.
— Электростанция наша вышла из строя, — щелкая рубильником, проговорил Квелч таким будничным тоном, будто ничего особенного и не произошло.
— Ну, а телевизоры?.. Разве они выключились только из-за отсутствия питания? — снова раздался голос профессора Медоуза.
— Наверно, пострадал и передатчик, — не очень уверенно ответил Квелч.
«Как могут они болтать о таких пустяках?..» — с досадой подумал генерал Хазард.
— Вы бы поинтересовались лучше, как там в соседнем отсеке, — проговорил он устало. — Живы ли?
Эдди Олд, молодой щеголеватый лейтенант, уже возившийся некоторое время возле стального щита, перекрывавшего вход во второй отсек подземного убежища, ответил генералу:
— Похоже, что их защелкнуло там, как в мышеловке. Щит второго отсека, видимо, заклинился от сотрясения. Подъемный механизм его не работает.
— Ну так постучите им чем-нибудь! — начиная злиться, приказал Хазард. — Неужели сами не можете этого сообразить?
Злился же он не столько на своего адъютанта, сколько на профессора Медоуза, который должен же был сказать наконец, подверглись они облучению проникающей радиации или нет?
Лейтенант Олд чем-то металлическим стал бить в стальной щит. Подземелье наполнилось глухим, унылым гулом. А когда умолкли звуки, похожие на похоронный звон, все настороженно прислушались. Эдди Олд даже приложил ухо к стальной плите.
— Тишина, — проговорил наконец радиотехник.
— Да, — подтвердил лейтенант, — за щитом никаких признаков жизни.
— А не могла поразить их проникающая радиация или ударная волна? — с тревогой спросил Kвелч.
— Не думаю, — ответил профессор. Генералу показалось, что Медоуз произнес это не очень уверенно, и он спросил его:
— Ну, а нас?
— У нас пока все благополучно, — ответил профессор. — Мы ведь не слышим щелчков счетчика зараженных частиц.
— А он не испортился?
— Другие дозиметрические приборы тоже не дают пока никаких показаний.
Профессор постучал ногтем по застекленной шкале одного из рентгенометров и предложил Хазарду лично взглянуть на нега, но генерал сделал вид, что его это мало интересует. Апатии его теперь как не бывало. Он довольно проворно поднялся со своего кресла и несколько раз прошелся по просторному помещению, разминая мышцы ног с таким усердием, будто просидел тут неподвижно не менее суток.
2. Хазарда снова начинает тошнить
— Ну-с, нужно что-то предпринимать, — проговорил генерал Хазард своим прежним начальническим тоном. — Лейтенант Олд, проверьте, как обстоит дело с выходом из этой гробницы.
— Слушаюсь, сэр, — отозвался Эдди Олд, — только ведь это, наверно, рискованно…
— В каком смысле? — не понял Хазард.
— В смысле радиоактивности там, наверху.
— А как вы считаете, профессор?
— Пусть лейтенант подождет, — ответил Медоуз. — На всякий случай я проверю показания дозиметрической аппаратуры на поверхности скалы, под которой находится наше убежище. Дайте-ка мне ваш фонарик, — повернулся профессор к радиотехнику, возившемуся с телевизором.
Пока Медоуз регулировал свои приборы, связанные с установленными на поверхностискалы счетчиками радиоактивных частиц, Хазард подошел поближе к Квелчу.
— Ну, что тут у вас? Можете вы принять хоть что-нибудь?
— Телевизоры вроде в порядке, — отозвался радиотехник, поворачивая в разные стороны ручки настройки. — Я подключил их к аккумуляторам, питание они теперь имеют. Может быть, случилось что-то с антенной?.. Скорее всего, однако, вышла из строя передающая камера. Взрыв ведь был необычный. Наверно, и не рассчитывали на такой…
— Ну ладно, Квелч! — грубо оборвал егогенерал Хазард. — Не вашего ума это дело.
Квелч был младшим офицером технических войск, для него окрик генерала был приказом.
— Слушаюсь, сэр, — покорно проговорил он, вытягивая руки по швам.
Хазард недовольно отвернулся от него и посмотрел в сторону профессора Медоуза. Тот все еще возился со своими приборами. Что-то смущало его в их показаниях. Это встревожило Хазарда.
— Ну-с, долго вы еще будете колдовать там, профессор? — стараясь шутливым тоном скрыть свою тревогу, спросил Хазард.
— Удивительная вещь, генерал, — пожимая плечами, отозвался Медоуз. — Счетчики показывают такую радиоактивность, какой не должно быть возле нашей скалы… Более тысячи рентгенов!
— А, может быть, счетчики ваши… — начал было Хазард, но Медоуз торопливо перебил его:
— Нет, нет, со счетчиками все в порядке. Вышли из строя только те, которые были ближе к эпицентру.
— Но ведь это же чертовски много — тысяча рентгенов! — испуганно воскликнул адъютант Хазарда.
— Порядочно, — не без прении ответил ему Медоуз, — если иметь в виду, что доза в шестьсот рентгенов считается почти смертельной.
Лейтенант Эдди Олд побледнел еще больше и не мог уже выговорить ни слова.
— Но ведь это значит… — начал было Квелч, выключивший телевизоры и тоже подошедший к Медоузу, но профессор опередил его:
— Это значит, что мы в плену у «Большого Джо».
Бледное горбоносое лицо профессора, седая старомодная эспаньолка, высокая тощая фигура, длинные руки с костлявыми пальцами удивительно живо напомнили сейчас генералу Хазарду зловещий облик гетевского Мефистофеля.
— То есть как это в плену?! — удивленно воскликнул Хазард, снова почувствовав тошноту.
— А очень просто, — мрачно усмехнулся профессор, поглаживая свою бородку, — пока доза гамма-излучений не уменьшится хотя бы до ста рентгенов, выйти невредимыми отсюда немыслимо.
— И сколько может продлиться это?
— На наш с вами век хватит, — безнадежно махнул рукой Медоуз. — Все зависит от того, какими радиоактивными продуктами покрыта поверхность нашей скалы. Полураспад стронция-90, например, составляет около тридцати лет, цезия-137 — тридцать три года, а технеция-99 — миллион лет.
— Со столь долгими периодами полураспада тут, наверно, не так уж много продуктов деления? — заметил Хазард.
— Но и не так уж мало, — возразил Медоуз. — Около двадцати процентов, а это — пятая часть.
— Зато радиоактивность остальных, насколько мне известно, должна уменьшиться в десять раз через семь часов после взрыва, — все еще бодрился генерал. — А через сорок девять часов — в сто раз.
— Ну что ж, посмотрим, — неопределенно проговорил профессор, не желая раньше времени разочаровывать с надеждой смотревших на него пленников «Большого Джо».
— А наведенная радиоактивность? — спросил Квелч. — Ее вы не принимаете разве в расчет?
Генерал не без удивления посмотрел на радиотехника. Откуда ему известны такие тонкости? Сам он чуть было не забыл о том, что под воздействием потока нейтронов находящиеся в почве химические элементы становятся радиоактивными…
— Не думаю, чтобы на поверхности нашей скалы могли оказаться цинк, кобальт, натрий и марганец, но кремний и кальций имеются вне всяких сомнений, — ответил на замечание Квелча профессор Медоуз. — Они действительно могут стать радиоактивными и испускать гамма- и бета-излучения.
Хазард хорошо знал, что альфа- и бета-лучи имели небольшой радиус действия и легко поглощались различными веществами, в том числе и воздухом. Их внешнее воздействие на организм было сравнительно невелико. Зато гамма-лучи обладали большой проникаемостью и могли поразить любой орган человеческого тела.
При одной только мысли об этом по телу генерала Хазарда пробегала нервная дрожь. Одно дело — знать о том, что гамма-лучи, проникая в организм, начинают взаимодействовать там с его атомами, вызывая их распад на ионы и электроны, и совсем другое — самому быть подопытным кроликом в эксперименте подобного рода…
Может быть, однако, профессор Медоуз преувеличивает опасность? Он крупный специалист по вопросам ядерной физики (его поэтому и взяли в экспериментальную группу), но ведь он понятия не имеет о том, какую бомбу взорвали только что. Это вообще секрет для большей части участников ее испытания. А может быть, даже и для инициаторов ее… Вон ведь какую шутку она с ними сыграла! Вряд ли однако, радиоактивность зараженной ею местности может оказаться столь стойкой, как полагает Медоуз.
— Что же все-таки за бомбу взорвали сегодня? — дрожащим голосом спросил Эдди Олд, со страхом прислушивавшийся к разговору профессора с генералом Хазардом.
— В военном министерстве все так засекречено, дорогой Олд, — вздохнул Медоуз, — что даже я ничего толком не знаю об этом. Известно только, что это совершенно новая супербомба с шифрованным названием «Большой Джо».
— А разве это не «чистая» бомба? — спросил Квелч.
— Что значит «чистая»? — удивленно обернулся к нему Эдди Олд.
Медоузу, однако, удивление Олда показалось напускным, хотя он и не понимал, зачем было ему притворяться таким наивным. Всем ведь было известно, что такое «чистая» бомба. Об этом достаточно трубили последнее время все газеты.
— Что вы спрашиваете меня, Эдди? — пожал плечами Квелч. — Профессор с генералом лучше знают, что это такое.
— А вы разве не знаете этого, мистер Олд? — испытующе посмотрел профессор в глаза молодому лейтенанту, но они показались ему бесхитростными. — Под «чистой» принято у нас понимать водородную бомбу, поскольку взрывная сила ее определяется в основном термоядерными процессами, а не делением, как у атомной. Количество радиоактивных продуктов при взрыве такой бомбы обычно бывает невелико.
— Но позвольте, — сделал удивленные глаза радиотехник, — а чем же вызывается этот термоядерный процесс? Для него необходима ведь температура в несколько миллионов градусов, и она, насколько мне известно, достигается взрывом атомной бомбы, находящейся внутри водородной. О какой же «чистоте» может в таком случае идти речь?
— Пока «запалом» служит атомная бомба, какото-то количества продуктов деления, конечно, не избежать, — согласился Медоуз. — Однако их значительно меньше, чем при взрыве больших трехслойных водородных бомб.
Следовало бы, пожалуй, прервать эту дискуссию, но генерал Хазард решил, что пусть уж лучше они разговаривают, чем предаются мрачным размышлениям.
— А совершенно «чистую» пока, значит, создать не удается? — спросил Эдди Олд.
— В этой области ведутся работы, — ответил ему Медоуз. — Некоторые наши научные советники уверяют правительство, что уже сейчас можно сделать бомбу девяностопятипроцентной «чистоты». А в дальнейшем, заменяя в водородных бомбах атомные детонаторы кумулятивными зарядами обычного взрывчатого вещества, может быть, удастся добиться и полной «чистоты».
Профессор, впрочем, очень сомневался в этом, ибо он лично всякую водородную бомбу считал достаточно «грязной». Он вообще не верил в возможность создания термоядерной бомбы, взрыв которой не сопровождался бы образованием радиоактивных изотопов.
— Вы говорите, «то для создания «чистой» бомбы потребуется еще несколько лет? — подсев поближе к профессору, спросил Квелч. — А все это время в поисках такой бомбы мы, значит, будем экспериментировать? И это будет, конечно, всякий раз связано с какими-нибудь неожиданностями, как, например, при испытании первой нашей трехфазной водородной бомбы?