– А где еще мне, по-вашему, быть? Я здесь живу.
– Конечно, живете, Хью.
– Как вы вошли?
– Через входную дверь, Хью. Вы же не возражаете, что я вошел, правда, Хью?
– Я ее запер.
Шериф приподнял бровь, развернулся и двинулся вниз по лестнице.
– Вы ошибаетесь, Хью, – бросил он через плечо, – ведь я здесь.
– Я запер ее, – повторил Хью. – Я вам звонил, но вы не ответили.
Они в полном молчании спустились на первый этаж.
XКак только они вошли в холл, раздался телефонный звонок.
– Телефон, – сказал шериф.
Хью едва сдержался от саркастического «Да? А я не слышал». Он поднял трубку.
– Алло?
– Привет, Хью.
– Нэн? Все в порядке?
– Да, все отлично, Хью. А у вас?
– Нэн, уже очень поздно, – Хью посмотрел на часы. – Боже, не просто поздно… сейчас почти два часа ночи. Ты давно должна быть в постели.
– О, в кровать, в кровать, хочет Соня спать, а ты не погоняй, сказал Лентяй.
– Нэн?
– Жадюге Нэн не спится, пора бы подкрепиться.
Хью стоял в тишине, вглядываясь в гостиную и пытаясь понять, куда подевался шериф.
– Она всегда меня так обзывала. Жадюгой Нэн.
– Нэн, она у тебя? Ты поэтому звонишь мне? Энджи у тебя?
Ну как она могла там оказаться, ведь Нэн живет в Бостоне.
После небольшой паузы Нэн ответила:
– Она должна быть с тобой, Хью.
– Дело в том, что… – Она с тобой, Хью.
С кухни донесся какой-то звук, он нагнулся, чтобы посмотреть, в чем дело, но ничего не увидел.
Потом шериф закричал:
– Где вы держите ножи, Хью? А, вот же они.
– Нэн, Энджи…
– А ты не хочешь подкрепиться, Хью? – спросила Нэн. Ее голос вдруг стал грубым и угрожающим.
Угрожающим? Ведь он говорит с младшей сестрой Энджи. Какого черта она звонит ему в два часа ночи?
– Ну, так хочешь или нет, Хью? – крикнул из кухни шериф.
Очень медленно Хью спросил:
– Нэн, ты все еще здесь?
В трубке стояла тишина…
Он снова набрал «*69». Как и ожидалось, входящий звонок сделан с его собственного телефона. И, разумеется, это было невозможно.
Он набрал номер Нэн Бранниган и, слушая гудки в трубке, вышел из гостиной.
– Не поздновато ли? – сказал шериф неожиданно громко.
Хью сделал шаг назад и упал на ступеньки, увидев, как Фрэнк выходит из комнаты с чашкой чая в одной руке, другой рукой прижимая сотовый телефон к уху.
– Я, наверное, сплю, – пробормотал он в трубку и поставил чашку на ступеньку рядом с Хью. Потом Фрэнк развернулся и снова вошел в гостиную. – Ну и как там?
Сонный голос в телефоне произнес:
– Алло? Кто это?
– Нэн? Это я.
– Хью? Что случилось? У вас все в порядке? Что-то с Энджи? Сейчас уже очень поздно.
– Я знаю, прости, – он присел на ступеньку, держа трубку на некотором расстоянии от уха, и услышал, как шериф в гостиной что-то бормочет. – Нэн, Энджи пропала.
– Пропала? Куда пропала?
– Не знаю. Наверное, мне нужно было тебе раньше позвонить.
– Вы поссорились?
– Нет. – Он ждал, пока Нэн что-то ответит, но та молчала. – Ты же знаешь, мы никогда не ссоримся.
– Так не бывает, Хью.
– Ты понимаешь, что я имею в виду.
Наверху раздался какой-то стук.
– Что это было?
Хью посмотрел на входную дверь. Кто-то пересек дорожку и исчез в кустах.
– Ты о чем, Нэн?
– Стук. Как будто что-то упало, – прошептала Нэн.
Хью услышал в трубке звонок. Кто-то звонил в дверь сестры Энджи в два часа ночи.
– О господи, – сказала Нэн, – кто-то пришел.
Я сейчас…
– Нэн, – закричал Хью, – не открывай! – Пойду открою. Ты что-то сказал, Хью?
– Нэн, не подходи к двери.
– Не подходить? Почему?
– Это…
Что? Как это правильно назвать? Хэллоуин? Бугимен? Чудище из мира без света и улыбок, где есть только боль, страдания, печаль, потери и сожаления… нечто, способное в мгновение ока перенестись из дождливого Тюбуаза к дверям дома на окраине Бостона?
А может, всё перечисленное.
Хью услышал, как Нэн положила трубку на маленький столик из красного дерева в коридоре.
– Подожди минутку! – закричал он.
Бин-бон, снова зазвонил звонок.
– Нэн! – снова закричал Хью.
Ветер просвистел в проводах, и Хью услышал, как Нэн сказала: «Да?»
Потом далекий голос шерифа произнес:
– Сласти или напасти, мэм?
«В кровать, в кровать, Соня хочет спать, а ты не погоняй…»
Хью повесил трубку и встал, в саду заскрипели ворота. Окутанная туманом фигура прошла по дорожке, подняла руку и нажала на звонок.
– Кто-то пришел, – крикнул шериф.
Хью спустился со ступеней, прошел через холл и открыл дверь.
– Привет, – сказал шериф Гозински с крыльца. – Бу! Вы небось решили, что я пришел требовать сласти?
– Что происходит, шериф? Как вы оказались…? Каким образом вы можете находиться и там, и тут? – Хью повернулся и показал рукой на кухню, гостиную и крыльцо.
– Вы имеете в виду, везде одновременно?
Хью кивнул.
– Потому, что я шериф. Служитель закона, – он широко ухмыльнулся, но сразу же нахмурился и стал исследовать языком потемневшие передние зубы. Пару раз качнув один из них, он поднял руку и просто вытащил зуб из десны, повернулся и швырнул во двор.
– Я не понимаю, что…
– Происходит? – Гозински театрально закатил глаза и изменил голос: – Эй, паря, шо происходит, а?
– Фармер?
– Точно. Местный чудик. Смотри.
Шериф прошел вперед, хлопнув дверью, и провел правой ладонью сверху вниз по лицу. Когда ладонь оказалась у подбородка, он больше не был шерифом. Это был Мосс Фармер, живший в хижине у Ангельских скал.
– Да упокоится с миром его бренное тело, – сказал Гозински, снимая шляпу и изображая скорбь, – или бренные кусочки тела, – прибавил он с хохотком.
– А теперь смотри, – он снова провел рукой по лицу, и оно вдруг стало женским. – Если вы сюда проедете, то вам уже никуда не уехать, – проговорила Мод Ангстрем своим неподражаемым писклявым голоском.
– Мод? – спросил Хью.
– Пра-иль-но, – сказало то, что было очень похоже на Мод. – Вот задачка, да? – она провела своей маленькой костлявой ручкой по лицу. Снова появился шериф.
Хью посмотрел на закрытую дверь.
– Забудь об этом, – Фрэнк взмахнул ножом с зазубринами и покачал головой. – Я достану тебя прежде, чем ты успеешь сделать второй шаг.
Шериф сделал глубокий вздох и улыбнулся. Он выглядел уставшим.
– Мы с друзьями занимались обучением, – сказал он наконец. – Мне кажется, наши ученики были в восторге от того, что мы им показали, – он кивнул, – правда-правда. Конечно, иногда они удивлялись… и часто им было не слишком приятно. Но знаете, они говорили «Знания – сила и могущество», – на этих словах он вскинул голову. – Вот так они и говорили, правда, Хью?
– Понятия не имею, о чем вы, – ответил Хью, – и у меня нет ни малейшего…
– Знаете ли вы, Хью, что длина тонкой кишки – шесть метров?
– Что?
– Тонкий кишечник. Шесть метров. А я и не знал. И сестра вашей жены тоже не знала, уж поверьте мне. А знаете ли вы, – добавил он, театрально складывая руки, – как шикарно он будет смотреться в качестве гирлянды на стене? – шериф прислонился к стене и посмотрел вдаль. – Шикарно… прекрасное слово, правда? Жаль, что сейчас его почти не используют.
Досадно, что оно вышло из моды.
Хью огляделся в поисках чего-то, что можно использовать в качестве оружия:
– Кто вы?
– По-моему, для всех нас безопасней считать, что я не шериф, – он насквозь проколол ножом ладонь левой руки, посмотрел на нее и вытащил лезвие.
Крови не было.
– Вы псих, сумасшедший, – сказал Хью и покачал головой. – Нет, скорее, это я не в своем уме, поэтому и…
– Вы, дорогой Хью? С вами-то как раз все в порядке, – шериф-не-шериф хихикнул, взглянув на нож в своей руке. – Во всяком случае, пока, – затем пожал плечами и трижды моргнул. – Я с готовностью могу подтвердить, что некоторый дисбаланс образовался именно здесь, – он постучал костяшками пальцев по своей голове, – но в данных обстоятельствах это простительно.
– Почему здесь? И почему именно мы? – спросил Хью почти шепотом.
Шериф сел на стул у кухонного стола и уронил на него руки.
– Зачем все об этом спрашивают? «Почему я?» – заверещал он пронзительным голосом. – «Что я сделал?» – и, показав на стул, сказал: – Сядьте, или мне следует сказать: «не надо погонять»?
Хью сел и вдруг осознал, что не может пошевелить ни руками, ни ногами. Сейчас он был способен делать только то, что разрешал шериф.
Фрэнк, или тот, кто скрывался под его личиной – Хью теперь был на сто процентов уверен, что существо, сидящее напротив, не Фрэнк Гозински, – встал и начал разгуливать по кухне, открывая и закрывая шкафы и ящики.
– Ошибка, которую вы все допускаете, состоит в том, что вы считаете «Я» и «здесь» своего рода эмоциональной валютой… будто это что-то особенное. Вынужден вас огорчить, но нет. Вы не особенный, дорогой Хью. Точно так же не является или не являлась особенной Мод Ангстрем. Или ваш дорогой друг Гарри. Или его жена Сара. Или миссис Слейтер, или Элеонора, или Поуп Максвелл, или Джо МакХендрик, или Арчи Гудлоу, или Джерри Фетингер, или Нэн, или, – Фрэнк щелкнул поочередно всеми пальцами руки, открыл большой выдвижной ящик рядом с духовкой и громко хлопнул в ладоши, – или ваша собственная прекрасная жена.
Он повернулся, улыбнулся Хью и достал из ящика целую охапку ножей.
– Вот мои рабочие инструменты, – сказал он и аккуратно разложил ножи в ряд на столе.
Хью почувствовал, как заколотилось его сердце. Он попытался сглотнуть, но в горло будто кто-то насыпал песка.
– Боишься, Хью?
Хью кивнул:
– Что вы собираетесь делать?
– Пока не решил, – подобие Фрэнка подумало, потом сказало: – А ваша жена умела ценить время, Хью?
– Что?
– Она опоздала, – он засмеялся. – Поняли?
Опоздала.
– Что вы…?
– Я убил ее, Хью. В этом вестерне нет всадников, никаких вспышек за окном и жирдяев с мегафоном, которые будут уговаривать меня, – он надул щеки и приложил сложенную трубкой ладонь ко рту. – Выходите, шериф, вы окружены! – теперь он поднес палец ко рту и изобразил удивление. – Только вот те раз! Я не шериф.
Хью смотрел на свои руки и пытался заставить их двигаться. Ничего не получалось.
– И меня не проймешь тем, что чувствуют мыслящие, неравнодушные личности. Как они это называют? Социопатическими наклонностями? Что-то вроде этого, по-моему. То, что я делаю, я делаю не потому, что мне это нравится, хотя, по правде говоря, и это тоже. Я занимаюсь этим, потому что должен. Есть в этом какой-то смысл?
Указательный палец левой руки Хью сам по себе медленно оторвался от колена, на котором лежала рука. Он кивнул, а потом покачал головой, и палец снова расслабился.
– Нет… нет, это не имеет никакого смысла.
– Да ладно тебе, Хьюги, какой-то смысл наверняка есть, – существо в облике Гозински подняло хлебный нож с зазубринами, подошло к Хью и село рядом на корточки. – Я смотрю, ты тут пытаешься решить несколько проблем зараз?
Хью нахмурился:
– Что?
Шериф кивнул на его руки.
– Отвлекаешь меня разговорами – ведь я грешным делом люблю поболтать, – а сам пытаешься освободиться от моего контроля, – последние два слова он произнес глубоким дрожащим баритоном.
Шериф опустил хлебный нож на колени Хью рядом с левой рукой.
– Я вот тут думаю, может, нам стоит, – он слегка стукнул по пальцу ножом, – отрезать его, чтобы он не отвлекал нас от беседы? Как считаешь, Хьюги?
Хорошая идея?
– Нет.
– Что? Я тебя не расслышал. Может, ты сказал: «Да, конечно, давайте, шериф, отрежьте мне этот старый противный палец!» Сказал ведь?
Хью потряс головой из стороны в сторону.
– Хью, давай притворимся, что я тебя не вижу и не могу сказать, качаешь ты головой или нет. Притворимся, что я могу только слышать твой голос… и если я не услышу правильный ответ, я просто возьму и отрежу этот палец, – он прищелкнул языком, – и единственное, что тебя будет волновать – это как скоро я закончу. Понимаешь?
– Да. Да, понимаю.
– Потому что я один из тех, кто причиняет боль. На самом деле я и есть Человек Боль, – Фрэнк захлопал в ладоши: – Па-пам!! Доставка прямо к дверям! Невиданные страдания! Мучения, превосходящие все ваши ожидания! – Он наклонился еще ниже, его нос и похожие на бусинки свиные глазки оказались совсем рядом с лицом Хью. – Вот чем я занимаюсь. Понимаешь? Это моя работа. Как там говорили по радио? Привидения с зубами? Мне это нравится, – он хихикнул и покачал головой. – Очень нравится.
– Причинять боль, – сказал Хью.
Шериф кивнул, и в ту же секунду он уже не был Фрэнком. Моди Ангстрем взяла Хью за руку и потянула, приказывая идти за ней.
– Погоди-ка, – она забрала со стола все ножи, – главное – не забыть инструменты. Если я их не возьму, как же я буду выполнять свою работу? Без них я никуда.
– Я не хочу идти вниз, – проговорил Хью.
Моди превратилась в Поупа Максвелла.
– Как я тя понимаю, паря. Но тада мы же не сделаем, шо хочем…
– Я не хочу идти…
– Ш-ш-ш! Заткнись, – мягко проговорил Поуп. – Ты меня уже так достал, что я сбиваюсь с мысли. А то сейчас кого-то тут порежу или поломаю. И еще чуточку попилю и кого-нибудь за что-нибудь подвешу. Но это, по-моему, уже лишнее. Как думаешь?
Поуп превратился в сестру Энджи, Нэн, и прихватил с собой беспроводной телефон.
– Мне это понадобится.
– Нэн?
– О, дорогой… Нет, это не я, Хью.
– Ты собираешься… собираешься меня убить?
– Вот мы и дошли. Осторожно, здесь ступенька, – Нэн щелкнула выключателем.
– О нет, – сказал Хью.
– Зажми нос, – сказало существо, в котором теперь странным образом совместились черты Мод Ангстрем и Поупа Максвелла; кожа покрылась оспинами, волосы местами закурчавились.
– О господи, нет!
– Здесь не его юрисдикция, парень, – сказала Мод баритоном Поупа, – здесь я главный.
Хью закрыл свободной рукой лицо; другую продолжал держать Поуп.
– Что ты сделал?
– Я так старался, парень, – с гордостью заявил Поуп, когда они наконец преодолели последние ступеньки и взгляду открылся подвал во всей своей красе.
Для каждого из «гостей» было предназначено свое особое место. Некоторые сидели на стульях, некоторые были подвешены к потолку – кто вниз, кто вверх головой, – несколько тел лежали на полу. Хью разглядел двоих; один из них почти наверняка был Джо МакХендриком – из его тела, собранного в кучу, словно вынули все кости. Запах стоял отвратительный – пахло смесью испражнений, рвоты и протухшей еды, долгое время пролежавшей на солнце.
Мод-Поуп, снова превратившись в шерифа Фрэнка, смотрели на Хью с широкой улыбкой на лице:
– Добро пожаловать, мой друг, на шоу, которому нет конца. Я как-то видел такое в кино.
Потянувшись вверх, шериф качнул колпак подвесной лампы. Из-за движений света и теней стало казаться, что несчастные мертвецы до сих пор живы и шевелятся. Но это было не так.
– Вот к этому моменту хорошо бы подошли звуки скрипки.
– Энджи, – произнес Хью.
Энджела Риттер, с пластырем на веках, который мешал глазам закрыться, висела на цепи, перекинутой через потолочную балку. Ее руки и ноги были сломаны в нескольких местах, голову на уровне рта перетягивал толстый коричневый скотч, он же удерживал ноги подтянутыми к самым ушам. На ней не было никакой одежды.
Шериф Фрэнк, настоящий шериф, лежал на полу бесформенной кучей с отрезанными ногами и вытаращенными глазами.
Хью посмотрел на остальных, узнал еще пару человек и отвел глаза.
Он чувствовал странное спокойствие, как будто стоял на пляже в Оганквите или Уэллсе и его ноги омывали ласковые волны. Он поднял руки и посмотрел на них. Каждая частица его существа, каждая клеточка мозга страстно желала мести за убийства этих людей… но двигаться он не мог, как будто его разбил паралич.
Существо в облике Фрэнка нагнулось, схватило настоящего Фрэнка за воротник и поволокло по полу:
– Пора приступать к выполнению служебных обязанностей, шериф. Сделать телефонный звонок или взять, например, отпечатки пальцев. Но сначала давай-ка промахнемся.
– Повернись, – приказало существо Хью, достав револьвер.
– Ты сумасшедший ублю… – Просто повернись.
Хью сделал так, как ему приказали.
Существо-Фрэнк приставило дуло ко лбу Хью и выстрелило.
Бааам!
XIХью очнулся от воя сирен. Страшная боль в висках по сравнению с обычными приступами головной боли была как хиросимский «Малыш» по сравнению с салютом в честь Дня независимости. Первая мысль, которая пришла ему в голову, – ничем не шевелить: ни головой, ни руками, ни ногами, ни задницей, ни пальцем…
…и почему, как только он подумал о движении пальцем, у него внезапно возник приступ паники?
…вообще ничем. Даже дышать было больно, поэтому каждый вдох он делал настолько редко, насколько мог выдержать. Он закрыл глаза. Это тоже было больно.
Сирены смолкли совсем близко. Они что, остановились рядом? Тогда, вполне вероятно, что он лежит на улице. Он снова открыл глаза и медленно повернул голову. Нет. Это была комната. В ней горел свет.
Он лежал на ковре. Это одна из комнат в его доме.
Его дом?
Их с Энджи дом.
Итак, он лежал лицом вниз в гостиной своего собственного дома. Он слегка приподнял голову и увидел, что диван и кресло перевернуты на бок… а по полу растеклась кровь. Наверное, его. Если уж испытываешь такую невыносимую боль, значит, точно должна быть кровь. Он простонал имя жены. Ответа не было. Господи, что же случилось?