- Это что такое значит? Откуда вы изволили пожаловать?.. Боже мой! Что это у вас за лицо? Посмотрите, пожалуйста, в зеркало, какова ваша физиономия.
- Что физиономия?.. - спросил Ступицын.
- Да то физиономия; совершенно, как у мужика после праздника. Пили, что ли, вы всю ночь?
- Ничего физиономия.
- Вот прекрасно - ничего... весь опух... и ничего!
- Я угорел, - отвечал невпопад Ступицын.
- Он угорел; скажите, ради бога, он угорел!.. Где же это вы изволили угореть? Где вы ночевали-то? Отчего вы домой не пришли?
- Угорел...
- Да что вы такое говорите! Мне кажется, вы ничего не понимаете; я вас спрашиваю, где вы ночевали?
- У Хозарова.
- Да разве я вас ночевать туда посылала?.. Что я вам говорила? Что поручила? Помните ли вы это?.. Отдали ли по крайней мере письмо, которое я с вами посылала?
- Письмо?.. Письмо отдал.
- А узнали ли, что я вам говорила?
- Известно, что узнал.
- Ну, рассказывайте!
Как ни ломал Антон Федотыч свою странную голову для того, чтобы изобресть какой-нибудь приличный ответ, но ничего не мог придумать.
- Что рассказывать-то?.. - произнес он.
- Господи боже мой! - воскликнула, всплеснув руками, Катерина Архиповна. - Это превосходит всякое терпение: человек вы или нет, милостивый государь? Похожи ли вы хоть на животное-то? И те о щенках своих попечение имеют, а в вас и этих-то чувств нет... Подите вы от меня куда-нибудь; не терзайте по крайней мере вашей физиономией. Великое дело поручила отцу семейства: подробнее рассмотреть, как живет, где, и что, и как? Так и этого-то не сумел и не хотел сделать.
- Я вам говорю, что я рассмотрел... - возразил Антон Федотыч.
- Что же вы рассмотрели?
- Все рассмотрел, все отлично.
- Велика квартира?
- Велика.
- Сколько комнат?
- Одна.
- Как? Велика - и одна? Да что вы такое говорите? С ума, что ли, вы сошли? Или еще не проспались?
- Ну, ладно-с! - возразил Антон Федотыч, встал и пошел.
- Постойте!.. Куда же вы идете?.. Скажите по крайней мере, будет ли Сергей Петрович сегодня?
- Будет, непременно приедет, - отвечал Антон Федотыч и вышел.
Странная голова его мало того, что ничего не понимала, но начала еще кружиться, так что Ступицын почувствовал необходимую потребность выйти на свежий воздух.
- Этакой отвратительный человек, - говорила Катерина Архиповна, вероятно, тот обрадовался и послал за шампанским, а этот безобразный урод и напился.
Часов в десять Мари проснулась, и первый ее вопрос, который она сделала матери, был: возвратился ли папенька, и приедет ли сегодня Сергей Петрович?
- Приедет, друг мой, непременно приедет, - отвечала старуха.
Мари тотчас встала, спросила себе чаю с белым хлебом и потом начала одеваться. Она потребовала себе свое любимое шелковое платье и вообще туалетом своим очень много занималась; Пашет и Анет, интересовавшиеся знать, что такое происходит между папенькой, маменькой и Мари, подслушивали то у тех, то у других дверей и, наконец, начали догадываться, что вряд ли дело идет не о сватовстве Хозарова к Мари, и обе почувствовали страшную зависть, особенно Анет, которая все время оставалась в приятном заблуждении, что Хозаров интересуется собственно ею. Катерина Архиповна ушла к себе в комнату, затворилась и начала молиться. Антон Федотыч, чем более странная голова его приходила в нормальное состояние, тем яснее начал сознавать, в какой мере он дурно исполнил возложенное на него поручение, и что ему непременно последует от супруги брань, и брань такого сорта, какой он никогда еще не получал, потому что дело шло об идоле, а в этом случае Катерина Архиповна не любила шутить.
Пораздумавшись, он решился на целый день дать куда-нибудь тягу и явиться домой в то время, как у Катерины Архиповны поуходится сердце.
В одиннадцать часов все дамы, в ожидании торжественного представления жениха, были одеты наряднее обыкновенного и сидели по своим обычным местам. Все они, конечно, испытывали весьма различные ощущения. Старуха в своей комнате была грустна, Мари сидела с нею; она была весела, но взволнованна; в сердцах Пашет и Анет, сидевших в зале, бушевали зависть и досада.
Жених подъехал в щегольской парной карете, из которой проворно выскочил и, взбежав на крыльцо, сбросил свою шубу сопровождавшему его лакею и вошел. Пашет и Анет сухо ему поклонились; он прошел к Катерине Архиповне. При появлении его Мари вся вспыхнула; старуха силилась улыбнуться. Герой мой был тоже несколько взволнован и даже сел на предлагаемый ему стул не с обычною ему ловкостью и свободою. Катерина Архиповна посмотрела на дочь; та поняла и вышла. Несколько минут мать и жених сидели молча. Хозаров, очень хорошо уже поняв, что в семействе решено дать ему слово, решился не начинать первый; а старухе, кажется, было тяжело начать говорить о том, чего она не желала бы даже и во сне видеть.
- Вы сердитесь на меня, Сергей Петрович? - проговорила она.
- Напротив, я считаю за счастье, - отвечал Хозаров.
- Вы так меня тогда удивили, что я даже вдруг хорошенько сообразиться не могла и, как мать, даже испугалась.
- Я очень понимаю, Катерина Архиповна, ваши чувства - и даже сам бы на вашем месте поступил точно таким же образом. В настоящем случае позвольте мне, Катерина Архиповна, попросить у вас извинения в моей дерзости. Что делать. Любовь заставляет нас иногда забывать общественные условия.
- Скажите мне одно, Сергей Петрович, вы любите Мари? - спросила Ступицына.
- Катерина Архиповна! - отвечал Хозаров, прижав руку к сердцу. - Есть чувства, которых человек не в состоянии выразить словами. Мне не выразить моих чувств словами, я могу только сознавать их в сердце.
- Да постоянно ли вы будете любить ее, не переменитесь ли?
- Перемена во мне может произойти тогда только, когда из этой груди вынут мое сердце и вместо него поставят чье-нибудь другое.
- Это все женихи, Сергей Петрович, говорят так, а как женятся, так и выходит другое.
- Зачем же смешивать себя с толпою? Почему же не быть исключением? Я, Катерина Архиповна, не мальчик; я много жил и много размышлял. Я видел уже свет и людей и убедился, что человек может быть счастлив только в семейной жизни... Да и неужели же вы думаете, что кто бы это ни был, женясь на Марье Антоновне, может разлюбить это дивное существо: для этого надо быть не человеком, а каким-то зверем бесчувственным.
- Нет, Сергей Петрович, это и не звери, а люди делают; мало ли мы видим примеров: мужья разлюбляют прекрасных жен и меняют их бог знает на кого.
- Клянусь моей любовью к Марье Антоновне, которая, конечно, для меня дороже всего, клянусь этою любовью, что я всю жизнь буду любить их! произнес Хозаров.
Разговор на несколько времени прекратился.
- Вот еще что я хотела сказать, Сергей Петрович, - начала старуха, - мы небогаты: у Мари всего бабушкина усадьба с какими-нибудь...
- Бога ради, Катерина Архиповна, не говорите мне об этих вещах, которых я и знать не хочу, - перебил Хозаров, очень, впрочем, довольный, что услыхал о бабушкином состоянии, - я женюсь только на вашей дочери и желаю только владеть ими, а больше мне ничего не надобно.
- Очень верю, Сергей Петрович, вашему благородству, и поверьте, что я награжу Машеньку и награжу больше, чем даже следует по нашему состоянию, но достаточно ли это будет для семейной жизни?.. Имеете ли вы сами состояние?
- Я имею и свое состояние... вы видите, я живу - и живу в столице, отвечал Хозаров, - но этого мало: имею же я некоторые способности, которые могу употребить на службу?.. И, наконец, у меня, Катерина Архиповна, две здоровые руки, которые готовы носить каменья для того только, чтобы сделать Марью Антоновну счастливою.
- Не обманывайте меня, Сергей Петрович, вся моя жизнь, все мое счастье только в ней. Я не знаю, что со мною будет, если увижу, что я ошиблась; она еще молода, она сама не понимает, какой делает теперь важный шаг, но я мать; я должна ее руководить.
В продолжение этой речи у старухи навернулись на глазах слезы. Хозаров тоже был, кажется, растроган и прижал к глазам платок.
- Я ничего не могу говорить и только благоговею перед вашими материнскими чувствами, - отвечал он.
- Поклянитесь мне еще, что вы сделаете ее счастливою, - сказала Катерина Архиповна, взяв героя моего за руку.
- Еще раз клянусь моею любовью сделать вашу дочь счастливою! - произнес Хозаров.
- Берите ее - она ваша, - сказала старуха и, зарыдав, упала на диван.
Хозаров между тем взял руку будущей маменьки и несколько раз поцеловал ее с чувством. Далее затем призвана была Мари. Катерина Архиповна, не переставая плакать, объявила дочери о предложении Хозарова. Мари сконфузилась и бросилась обнимать мать, а потом подала жениху руку, которую тот, как водится, страстно поцеловал. В следующей затем беседе Сергей Петрович был нежен с невестою, в то же время старался как можно более изъявлять почтения и глубокого уважения к Катерине Архиповне и начал ее уже именовать belle-mere*. Он не позабыл также и своих будущих belles-soeurs** и с ними, по-родственному, очень мило шутил, обещаясь на будущее время подмечать, кто им нравится, и нынешнею же зимою выдать их замуж. На это обе девицы объявили, что они еще не хотят замуж; но Хозаров, по правам близкого родственника, обещал, как делалось это в старину, выдать их насильно и уморительно описал эту сцену, как повезет он их с связанными руками в церковь венчать. Обе девицы, несмотря на чувствуемую зависть, расхохотались и утвердительно сказали, что не дадут себя связывать; одним словом, в это утро герой мой успел до невероятности всем понравиться. Невеста, как мы и прежде еще знали, его обожала; Пашет и Анет остались весьма довольными его любезностью и вниманием; даже сама Катерина Архиповна начала его понимать в другом смысле; из предыдущей сцены она убедилась, что будущий зять очень любит Мари, потому что он не только сам не спросил о приданом, но и ей не дал договорить об этом предмете. Заискав таким образом во всех членах семейства, Сергей Петрович начал просить позволения - съездить на несколько времени домой и распорядиться по некоторым экстренным домашним делам, обещаясь в шесть часов вечера явиться на приятнейшее для него дежурство у ног невесты.
______________
* теща (франц.). Здесь - мамаша.
** своячениц (франц.).
Откровенно говоря, Хозаров не имел никаких экстренных дел; но ему хотелось побывать у Варвары Александровны, рассказать ей, что с ним случилось, и порисоваться перед нею своими пылкими чувствами.
Мамилова очень обрадовалась приезду друга.
- Где вы и что с вами? - спросила она гостя, подавая ему руку.
- Судьба моя решена - я женюсь, - отвечал тот.
- Право? Каким же образом это случилось?
- И сам не знаю; вчера получил пригласительную записку, а сегодня дано и слово.
- Слава богу, опомнились; это было бы с их стороны просто сумасшествие - отказать вам. Ну, что же вы, счастливы теперь?
- Я не понимаю еще хорошенько, что со мною; у меня как-то замерло сердце, и я ничего ясно не могу ни чувствовать, ни понимать.
- Вот вы мужчина, а говорите, что у вас замерло сердце; что же должна чувствовать женщина в эти страшные для нее минуты! Что ваша невеста весела?
- Да, она очень весела: она еще очень молода и потому беспечна.
- Нет, это не потому что молода, но она любит вас... Ах, как это первое время тяжело для тех женщин, которые идут не по любви! После как-то свыкнешься с этою мыслью, но вначале - это ужасно.
- Что вы, Варвара Александровна, чувствовали в это время?
- Что я чувствовала?.. - отвечала со вздохом и несколько смутившись хозяйка. - Я ничего не чувствовала; я была тогда глупа, слепа, нема; я выходила, или, лучше сказать, это выходила замуж не я, а кто-то другая; я не понимала, что я для жениха моего так, игрушка, временная забава, и уже после, гораздо позже, когда воротить было невозможно, я поняла, что такое мужчина, и особенно мужчина в сорок лет. Но, впрочем, не спрашивайте меня: зачем вам знать историю моего сердца, она скучна и неинтересна; я могу только сказать, что я не живу, а прозябаю.
- Знаете ли, что я думаю? Вам, с вашей поэтической душой, не следовало бы выходить замуж.
- Это почему вы так думаете?
- Потому, что вы так умны; ваше сердце столько возвышенно, что вам из мужчин нет равного: они все ниже вас.
- Ах, как вы ошибаетесь, Сергей Петрович! Как мало нужно для моего великого ума и для моего возвышенного сердца - одна любовь и больше ничего... Любовь, если хотите, среди бедности, но живая, страстная любовь; чтобы человек понимал меня, чувствовал каждое биение моего сердца, чтобы он, из симпатии, скучал, когда мне скучно, чтобы он был весел моим весельем. Вот что бы надобно было, и я сочла бы себя счастливейшей в мире женщиной.
- Неужели же Лев Павлович не отвечает на ваши прекрасные требования? Неужели он вашим благородным стремлениям не сочувствовал?
- Лев Павлович?.. Лев Павлович, как и все мужчины: он с самых первых пор или скучал, или даже смеялся над моими стремлениями. Он окружал меня богатством, удовлетворял мои прихоти, впрочем, всегда с оговорками, и потому полагал, что уже все сделал, что я даже не должна сметь ничего желать более. Но, бога ради, не спрашивайте меня: видьте во мне вашего друга... старуху, которая вам желает счастья... и больше ничего! Расскажите мне лучше что-нибудь про себя: когда вы думаете назначить свадьбу?
- Я, с своей стороны, буду настаивать как можно скорее: знаете, любовь нетерпелива...
- Да, кончайте эту скучную процедуру скорее, будут толки, сплетни, и зачем вам допускать подобные пошлости в вашем браке, который не должен походить на другие свадьбы? Где вы думаете после жить?
- Без сомнения, в Москве, - отвечал Хозаров. - Неужели же ехать в эту ужасную провинцию?
- Не забывайте ваших старых друзей, а в том числе и меня, - сказала Мамилова.
Хозаров встал и поцеловал у ней руку.
- То, что вы сделали для меня, - сказал он с чувством, - так заключено глубоко в моем сердце, так срослось с этим сердцем, что одна только смерть может уничтожить чувство благодарности... одно это одолжение деньгами...
- Не говорите, пожалуйста, об этих пустяках, - перебила хозяйка. Знаете ли что? Я не люблю денег и считаю их решительно за какие-то пустяки: по-моему, кажется, отдать кому деньги или самому у кого-нибудь взять - это такая обыкновенная вещь, о которой не стоит и думать.
- Я в этом не согласен с вами. Деньги - рычаг всего. При деньгах можно все сделать.
Мамилова сомнительно покачала головой.
- Не спорьте, Варвара Александровна, в этом, а лучше скажите мне: чего нельзя сделать для своего удовольствия на деньги?
- А например, найти, милостивый государь, друга, - перебила резко хозяйка. - Найдите с вашими всемогущими деньгами друга!
- Да, это другое дело; но, впрочем, есть пословица, что с деньгами и друзей много.
- Не друзей, Сергей Петрович, а льстецов, вы хотите, верно, сказать. Но друга, истинного друга не купите вы на деньги.
- Зачем же так углубляться в жизнь. Мы можем и льстецов считать за друзей; есть прекрасные на этот предмет стихи: "У дружбы есть двойчатка лесть: они с лица отчасти схожи".
- Ну, бог с ними - и с деньгами и с лестью, - все это не моего романа. Скажите лучше мне, как вы думаете вести себя с вашей будущей женой?
- То есть как? - спросил Хозаров. - Как обыкновенно, я полагаю, обращаются люди образованные, когда они любят.
- Бога ради, не обращайтесь так, как обращаются образованные и умные мужья. Это значит, с первого же раза, начать переделывать молоденькое и покорное существо на свой лад. Оно, конечно, будет повиноваться и подделываться под ваши понятия; но в то же время оно будет убивать самое себя. Ведите себя просто, как бог вас создал, занимайтесь с этим молоденьким созданием пустяками, которые ее занимают, болтайте с ней, играйте. Что вы смотрите на меня с удивлением? Если вы любите ее, то вам самим будет весело; а если нет, то и говорить нечего. Поверьте мне, что если вы хотите быть счастливым в вашем браке, то и не должны себя вести иначе.
- Я люблю мою невесту, - и из этого слова можете ясно заключить, как я буду вести себя.
Долго еще продолжалась беседа между женихом и Варварой Александровной. Брачные отношения были разобраны ими в самых мельчайших подробностях: много, конечно, Варвара Александровна, обладающая таким умом, высказала глубоких и серьезных истин; много в герой мой, тоже обладавший даром слова, сделал прекрасных замечаний; но я не решаюсь передать во всей подробности разговор их, потому что боюсь утомить читателя, и скажу только, что Хозаров отобедал у Мамиловой и уехал от нее часу в шестом. Домой заехал он на минуту для того только, чтобы, пользуясь свободою жениха, переменить свой фрак на, сюртук. Здесь, конечно, явилась к нему другой его друг - Татьяна Ивановна, и, конечно, Сергей Петрович поставил себе в обязанность и ей объявить весьма подробно о всем том, что касалось до женитьбы.
- Вот ваше дело обделалось, слава богу, хорошо, - сказала Татьяна Ивановна грустным голосом, - а я все-таки осталась обижена; меня, может быть, не будут и в дом к себе пускать.
- Вот пустяки, - кто из них смеет это подумать, я всех их заставлю вас уважать!
- Нет, Сергей Петрович, это невозможно, - возразила Татьяна Ивановна.
- А вот посмотрите, - отвечал Хозаров.
В шесть часов он отправился на приятнейшее для него дежурство, где невеста и Катерина Архиповна ожидали его с величайшим нетерпением. Впрочем, герой мой, как следует влюбленному жениху, заехал первоначально к Люке и взял там фунтов десять различных сортов конфет. Приехав, он был непомерно мил; зная из прежних разговоров, что Катерина Архиповна очень любит грецкие орехи в сахаре, будущий зять не преминул в кондитерской отобрать для тещи штук тридцать конфет именно этого сорта; невесте были привезены целые пять фунтов и сверх того в прекрасном картоне; для Пашет и Анет у Хозарова тоже были приготовлены конфеты, но он им их не показал, а объявил, что привез им женихов, которых и держит покуда в кармане. Пашет и Анет сначала помирали со смеху, а потом приступили к нему, чтобы он показал и не держал бы несчастных женихов в кармане.
Хозаров долго мучил любопытных двух девиц и, наконец, вынул и представил им женихов. Оказалось, что они были из красного леденца. Один из них, для Пашет, был, кажется, французский кирасир в шишаке и с руками, сложенными на груди крестообразно; для Анет же - в круглой шляпе и державший руки наподобие ферта. Кроме сего, к обоим женихам было приложено по целому фунту конфет.
Посмеявшись и пошутив таким образом с своими belles-soeurs, Хозаров начал заниматься с невестою и вступил во все права жениха. Первоначально он увел ее в залу и, взяв за талию, начал с нею ходить взад и вперед по комнате. Разговор между ними был следующий:
- Итак, Мари, наши желания увенчиваются успехом, - сказал Сергей Петрович, - теперь я могу вас спросить, давно ли вы меня любите?
- Давно... постойте... это именно с того вечера, как, помните, в Ко... на вечере я танцевала с вами польку.
- Вообразите, Мари, что значит симпатия! В этот же вечер решилась и моя участь: увидя вас, я как будто переродился; во мне вдруг явилось желание жениться, чего мне прежде и не снилось... Вся моя прошлая жизнь показалась мне так пошла, так глупа, что я возненавидел самого себя.